Читать книгу Накануне. Роман-событие - Александр Геннадьевич Балыбердин - Страница 10

– Эй, на колокольне! Как там? Бога не видать?

Никита перегнулся через перила звонарской площадки, чтобы посмотреть кому, на этот раз, церковь не дает покоя, но никого не увидел. «Должно быть, опять студенты балуются?» – подумал он и бросил взгляд через улицу, на распахнутые окна музыкального колледжа, заметив, как в одном из них дернулась штора. Никита для острастки погрозил кулаком. Штора снова дернулась, и послышался девичий смех.

С тех пор, как несколько лет назад Спасский собор стал Кафедральным, попасть на его колокольню мечтали многие. Такого набора колоколов, как здесь, не было во всей епархии, а самый большой из них – благовестник пел так протяжно и густо, что в соседних домах дрожали стекла. Что, по понятным причинам, нравилось не всем жильцам. Вот они и старались, при случае, подколоть звонаря.

Однако к их шуткам Никита уже давно привык и не обижался. Здесь, на колокольне ему нравилось, буквально, все. Сияющие на солнце колокола, до блеска натертые умелой рукой, с литыми иконами и надписями, набранными причудливой вязью, разбирать которые было так интересно. Крыши старого города. Вечно спешащие по делам прохожие, которые, заслышав колокольный звон, нет-нет, да поднимут голову к небу и перекрестятся. И даже голуби, любившие задать звонарю дополнительной работы, его ничуть не раздражали и казались маленькими ангелами, присевшими отдохнуть на пути в Царство Небесное в тени и прохладе огромной колокольни.

Учебный год закончился, экзамены были позади, диплом в кармане. Выпускники семинарии разлетелись по приходам, ожидая от правящего архиерея новых послушаний и рукоположений. Самые толковые и амбициозные уже сгоняли в столицу, забросили документы в Академию и теперь ждали вестей от приемной комиссии. На время отпуска старшего иподиакона Юрка был назначен на его место и теперь, буквально, лез из кожи, чтобы оправдать возложенные на него надежды.

Никите же досталась колокольня Кафедрального собора. Самое звонкое послушание. Ну, что же! Тоже неплохо. Только жаль, что так и не удалось узнать, куда ведет подземный ход, который они с Юркой нашли почти месяц назад, в Иванов день, и с той поры смогли пройти по нему всего с десяток метров, пока дорогу не преградил завал. На большее не хватило времени. К тому же завал испугал не на шутку. Увидев его, Юрка, кажется, даже перестал дышать. Затем, сглотнул застрявший в горле ком, включил задний ход, вылез наружу и больше не возвращался.

Это случилось три дня назад, в Ильин день, а сегодня, в понедельник, в шесть часов утра пришла смс-ка: «Мы в Санаксарах. Вернусь завтра. Если владыка еще чего не надумает. Не теряй!». Что поделаешь? Такова доля старшего иподиакона, который, как нитка за иголкой, всегда следует за своим архиереем. На этот раз в Санаксары, где ныне празднуют память святого воина Федора Ушакова. Не близко, но зато как интересно!

Никита отложил метелку и обвел взглядом старую торговую площадь, которая с колокольни Кафедрального собора вся была как на ладони. Трудно поверить, что еще тридцать лет назад, Кафедральный собор стоял заброшенным и обезглавленным, без купола и колокольни, с осыпавшейся штукатуркой и высунувшимися из-под кровли кирпичами, грозящими свалиться на голову случайным прохожим.

Сам Никита этого не застал – он родился позже. Но родители застали. Более того, они в нем жили! Когда в обезглавленном храме располагалось общежитие пединститута. Можно представить, какое тут, порой, случалось веселье! Обо всем не расскажешь. Да и не надо. Достаточно сказать, что, когда в начале восстановительных работ в храме случился пожар, отец не удивился и сказал, что, видимо, иначе и быть не могло. Чтобы все, чему суждено сгореть синим пламенем, сгорело, и храм очистился.

Кто бы мог тогда подумать, что Никита будет стоять на колокольне возрожденного Спасского собора и, щурясь от солнца, вглядываться вдаль, задерживаясь взглядом на куполах таких же воскресших церквей – Успенской, Никольской, Серафимовский, Предтеченской, Знаменской, Екатерининской, Преображенской, Федоровской, Макарьевской. А ведь еще могли бы быть Троицкая, Богоявленская, Покровская, Всесвятская, Владимирская и красавец Александро-Невский собор. Но не сохранили, не сберегли.

Никите нравилось листать фотографии старого города и угадывать, откуда был сделан тот или иной снимок. Вот, например, за оврагом когда-то находилась Донская церковь – большая, двухэтажная, вместительная. А самый известный ее снимок был сделан с колокольни Спасского собора. Примерно с того места, где сейчас стоял Никита и, прикрыв ладонью лицо, чтобы солнце не слепило глаза, вглядывался вдаль.

«Однако кто это там, в начале квартала? – Никита пригляделся. – Не может быть! А, впрочем, почему не может?»

По улице Казанской, в гору, к собору поднималась девушка, как две капли воды похожая на Аню. Да, это и была Аня! В белоснежной и легкой, почти невесомой футболке и юбке цвета самой сочной в это время года травы. Стремительная и воздушная, необычайно летняя. Возможно, в это мгновение нужно было, просто, броситься вниз по лестнице. Однако Никита поступил иначе – он перегнулся через перила и окликнул девушку по имени. Аня посмотрела по сторонам, но никого не заметила.

Вот она поравнялась с собором и, наклонившись к сидевшей на паперти женщине, положила в пластиковый стакан пару монет. Ах, если бы она не опустила глаза, а, наоборот, посмотрела наверх! Никита снова окликнул девушку, но проехавший мимо грузовик заглушил его крик. А вот в колледже, напротив, его услышали. Судя по тому, что в распахнутом окне выстроились сразу несколько девушек, наблюдавших за тем, что случится дальше.

Аня прошла мимо собора и, заметив на другой стороне улицы знакомую, приветливо помахала рукой. Затем остановилась, достала из сумочки телефон, задумалась, сбросила чей-то звонок и снова пошла, с каждым шагом все дальше удаляясь вглубь квартала. Еще несколько шагов, и до нее было уже не докричаться.

Солнце играло на кровлях домов. Мамы тянули за руку в горку разомлевших малышей. Бабушки на скамейках в тени соборной колокольни вели свои бесконечные разговоры. Студентки замерли в окне. И даже голуби, казалось, приутихли, с интересом косясь на растерявшегося звонаря.

Позже Никита не раз удивлялся тому, как такое могло прийти ему в голову. В другой ситуации он никогда бы так не поступил, но Аня уходила и, возможно, навсегда. И тогда он решил действовать. Никита встал под колоколами, перекрестился, сказал: «Прости, Господи!», взял в руки веревки, зажмурился и, стараясь не взять ни одной фальшивой ноты, сыграл то, чего Кафедральный собор за всю свою историю никогда не слышал. Но зато горожане знали все, от мала до велика, и Аня, конечно, тоже это знала.

Пусть бегут неуклюже

Когда последний удар колокола растаял в полуденном небе, Никита разжал пальцы и посмотрел по сторонам, приготовившись увидеть, если не конец света, то что-то вроде этого. Однако ничего не произошло. Город продолжал жить своей жизнью. Большинство прохожих не обратили на шалость звонаря никакого внимания, и, как спешили куда-то по своим делам, так и продолжали спешить. И только бабушки, забыв о внуках и раскрыв рты, удивленно смотрели на звонаря, который, по их мнению, сошел с ума.

Маленькая девочка, которую мама – по такой-то жаре! – затащила-таки на главный городской холм, запрокинула голову и ткнула в Никиту маленьким, игрушечным пальчиком:

– Мама! Смотли! Чебуласка!

Раздались аплодисменты, и за ними дружный девичий смех – это студентки музыкального колледжа оценили экспромт находчивого звонаря.

Но Никите было не до них – он, не отрываясь, вглядывался в другой конец квартала, где, немного не дойдя до перекрестка с улицей Московской, остановилась девушка в белой футболке и, прикрыв ладонью глаза, смотрела в сторону колокольни, пытаясь понять, что там происходит. Это была Аня.

Узнает или не узнает? Никите так хотелось поскорее получить ответ на этот вопрос, что он даже привстал на цыпочки и помахал девушке рукой. Аня помахала в ответ и быстрым шагом направилась к собору.

Никита бросился к лестнице, пулей слетел на три пролета, пробежал по притвору и уже был готов потянуть на себя ручку входной двери, как неожиданно за спиной услышал:

– Ну, здравствуй… Чебурашка!

Это был отец ключарь. Убеленный сединами митрофорный протоиерей, положивший половину жизни на восстановление Кафедрального собора, профессор богословия и председатель экзаменационной комиссии, от решения которой еще месяц назад в жизни выпускников семинарии так много зависело.

«Это конец!» – подумал Никита и, подняв глаза, удивился тому, что ключарь с трудом сдерживает улыбку.

– Куда это ты собрался? Или решил показать пешеходам пример?

– Каким пешеходам?

– Тем самым! – священник попытался добавить в голос металла, но это у него не особенно получилось. – Что бегут неуклюже! А ты – вон, какой орел! – мчишься через ступеньки. Так куда спешим, молодой человек?

Никита собрался с духом и уже решил рассказать все, как есть. Как вдруг входная дверь распахнулась и из нее, как птица из клетки, выпорхнула Аня и тут же замерла, не зная, что в такой ситуации можно и чего нельзя. Молодые люди обменялись взглядами.

– Так это ты, получается, ей звонил? – по-прежнему пытаясь быть серьезным, спросил ключарь.

Никита кивнул.

– А что по телефону нельзя было?

– У него нет номера моего телефона, – заступилась за друга Аня.

– Так дай ему свой номер! – ключарь снова добавил в голос металла. – Потому что, если такое повториться, я включу такой роуминг, что этот звонок станет последним. Надеюсь, это понятно?

Хотя вопрос был адресован Никите, но молодые люди, не сговариваясь, синхронно кивнули в ответ.

Ключарь разгладил седую бороду.

– Ну, вот и славно! А теперь – бегите по своим делам, пока еще чего-нибудь не случилось.

Священник открыл дверь и слегка подтолкнул молодых к порогу. Остаток дня день они провели вместе, в бесконечных разговорах. Так много нужно было рассказать обо всем, что им пришлось пережить и чем теперь хотелось поделиться. Конечно, Никита рассказал Ане и про подземный ход, и она не только согласилась его посмотреть, но и проверить надежность всей конструкции.

– Не забывай, что я дипломированный архитектор!

Аня на прощание улыбнулась, и ее улыбка еще долго стояла перед глазами Никиты, когда он возвращался домой северной ночью, больше похожей на короткий зимний день.

Набережная была пустынной. Близился рассвет. Протянувшаяся вдоль горизонта светлая полоска с каждой минутой становилась все ярче и шире, обещая погожий день, полный света и радости. И на душе было также радостно и спокойно. Настолько, что Никите захотелось обнять весь этот мир и начинающийся день, который, при своем рождении, был настолько прекрасен, что фонари казались гвардейцами, застывшими в почетном карауле у его колыбели.