Читать книгу Собачий лес - Александр Гоноровский - Страница 6

856

Оглавление

Куклу нашли в июле тысяча девятьсот сорок пятого года, когда проверяли подвалы дворца Цецилиенхоф. В нем должна была пройти послевоенная конференция союзников. Кукла лежала в намертво забитом ящике из темных от влаги досок. Генерал Воскобойников распорядился просушить ее, очистить от плесени и доставить к себе. Через неделю Воскобойников должен был лететь в Москву. Куклу он решил подарить дочери.

Из дворца ее, завернутую в ковер, везли на полуторке. Кукла была велика и ковра не хватило, чтобы укрыть ноги и глаза. Дразнили пыльной зеленью, приступившие к дороге, деревья. На ухабах прыгали облака.

Потсдам еще нес в себе едкий химический запах взрывчатки и трупной гнили. Горожане разбирали рухнувшие после ковровой апрельской бомбардировки дома. Извлекали из-под завалов бывших людей, собак и кошек. Целые кирпичи отделяли от битых, аккуратно складывали на уже выметенный от щебня тротуар.

Война отпускала. На разрушенные улицы уже можно было смотреть как на ландшафт.

– Ну и наворотили мы, – сказал маленький солдат, сидевший у ног куклы. – Весь город в кашу.

На самом деле он думал о гречневой каше и молоке. Как оно течет из глиняной крынки где-то в деревне под Могилевым.

– Не мы. – Седой солдат положил свои ноги туда, где под ковром тянулся кукольный рот. – Англичане бомбили – союзники.

У седого болели колени, распухшие от сырости дворцового подвала. Но он думал о странном свойстве человека, который, уничтожая все на своем пути, вдруг легко мог ужаснуться разрушению, происшедшему без его участия. О том, что человек совсем не умеет обращаться с собственной памятью и не хочет жить тем, что натворил.

– Надо помнить хорошее, – ответила ему Адини. – Мы то хорошее, что мы помним. Мне так папа сказал.

Но седой солдат конечно же ее не услышал. Взрослые не слышали ее голос.

С тех пор как Адини уехала, даже Гретель слышала ее еле-еле.

Адини не умела менять память куклы на расстоянии. Гретель давно была наполнена до краев чужим горем, разрушением и смертью. Но слова Адини, движение, пронизанный солнцем воздух вызвали улыбку на вязаном лице. Под ковром и тяжелыми сапогами седого солдата, ее никто не заметил.

Потом была темнота упаковки. Полет. Гул двигателей Ли-2. Влажный после дождя московский воздух и полные ожидания волны памяти. Здесь жили, будто на днях наступит всеобщее и равное счастье. Прошлое здесь пугало, а представление о завтрашнем дне не имело четких очертаний.

Девочку звали Лара, и ей было восемь лет. Она стояла посреди пронизанной лучами комнаты и была рада подпиравшему потолок подарку.

– Это Гретель, – сказала Лара.

– Как же ты узнала ее имя? – спросил Воскобойников. Ему надо было что-то спросить.

– Папа, я же вижу.

Лара видела, что больше всего на свете Воскобойников жалеет о том времени, когда не мог быть с рядом с ней. Скоро Лара знала про отца все – и самое хорошее, и самое стыдное, которого было намного больше. И ей хотелось его утешить.

Гретель не понимала, что делиться с обыкновенным ребенком чужими воспоминаниями очень опасно, что от них он неправильно взрослеет, теряет желание жить и видит такое, что обычный человек даже представить себе не может. Но Гретель была всего лишь куклой – отражением чужой памяти. Через полгода Лара неожиданно умерла. Надо было быть особенной как Адини, чтобы выдержать большую память Гретель.

Жена Воскобойникова хотела сохранить комнату дочери. Но он вынес из детской все, распорядился побелить потолок, отциклевать паркет и поклеить новые обои.

Собачий лес

Подняться наверх