Читать книгу Лето шестидесятое - Александр Горностаев - Страница 7
ИЗ ЦИКЛА: любовная лирика
ОглавлениеПРАЗДНИЧНОЕ
А.
Я принесу ей праздничных цветов…
Нет времени словами заниматься,
чтоб сотворить восторженных стихов
прекрасной даме на восьмое марта.
Однажды с искренностью милой,
в которой тайный смысл не уловим,
она со мною долго говорила
о творчестве, а мне казалось – о любви.
Вот потому, усаживая на свои колени
лишь мысленно, в порыве чувств,
мечтал читать её я, как стихотворенье,
и знать желаний нежность наизусть…
ГРУСТЬ НЕБЕС ХРАНИТ ЕСЕНИНСКОЕ ЭТО…
…Как смешного глупого поэта
Привела ты к чувственным стихам.
С. Есенин
Грусть небес хранит есенинское это…
Знаю я не по наслышке – сам,
как приводит глупого поэта
женщина к чувствительным стихам.
О взаимности богиню молят.
просят нежности её, как благодать…
будь ты сед, как старец, или молод, —
хочется стихами перед ней блистать.
Вывожу я на орбиту мыслей взрослость,
только в глупостях уподобляясь малышу,
вновь в любви – открытый чувству – космос
без любой защиты сердца выхожу.
И разреженный глотаю воздух,
словно вакуум вокруг – минусовой.
Потому и гибну в этой дали звездной,
мудростью покинутый земной…
*
Ты не хочешь встречаться со мной…
Ты не хочешь встречаться со мной…
Смысл неназванной главной причины
ясен точно тебе лишь самой:
не такой тебе нужен мужчина.
Я – не стану… не буду… уйду, —
по делам скорой срочности свиду.
и тяжелую сердца беду,
я надеюсь, что встречным не выдам.
Надо жить – все равно продолжать…
заглянув даже в адские жерла.
Не причем ты… когда здесь душа
испытаниям новым подверглась…
Не ради безудержных оргий
Не ради безудержных оргий,
когда предаются грехам, —
с мистическим чувством восторга
входить в лоно милой, как в храм.
Им благо такое даётся,
пришедшим в любви монастырь,
как жителям севера – солнце,
как влага, растеньям пустынь.
Я чту их – боготворящих
любимых… Их образ – красив…
И в жизни милее, и слаще
чем дадено им – не вкусить…
«Ну, что ж, скоро душу отпустит…»
Ну, что ж, скоро душу отпустит,
как голубя, милой рука.
Но сколько несбыточной грусти
в мелодии тихой звонка!
Откроешь. И полы халата
грудь стянут – два нежных соска:
как просто им было поладить
с моими губами, пока
любила ты лунный год тигра,
мою принимая судьбу…
С глазами, как мокрые гидры,
я тихий и грустный войду…
В ЭЛЕКТРИЧКЕ
Внешне можно подражать китайцам
и не выдавать накал страстей
девушкам красивым и скитальцам
по садово-дачной области моей.
Как знакома эта станция и место!
Здесь не выходил давным-давно,
потому что перестала ждать невеста…
Опоздал. Хоть вылезай в окно.
Я бы помянуть свои надежды вышел…
Расступитесь девки, мужики!
Я же подавлю чужие вишни,
я тут ноги поломаю о мешки!
Граждане, а если же я брошусь,
потому что мне – не удалось,
да совпало с настоящим прошлое,
перестуки сердца с ритмами колёс.
И души моей не крик, а грохот
полетит над станцией, над… Ней,
что уже ни хорошо, ни плохо
вспоминать не хочет обо мне.
чайки, чайки, реющие чайки
О.М.
Чайки, чайки, реющие чайки,
Над холмами пенящихся вод.
Разрезает реку на две части
увлеченный далью теплоход.
Осень, осень, реющая в выси,
в птичьей форме жёлтого листка:
через край расплёскивает мысли
моих дум осенняя река.
Время жизни уплывает быстро.
Мне пора решиться и решить.
где-то есть моей любимой пристань.
Может, теплоход туда спешит?
Только там не обещали счастья.
Я подумал про свою судьбу:
теплоходы могут возвращаться —
жизнь уйдёт, уйдёт… Оставь мольбу.
С грустным чувством я воспринимаю
взлёт последний жёлтого листка.
Для чего же на воспоминанья
время быстрой жизни обрекать?
Если в жизни не случится счастья,
значит, ты пришёл ни для чего…
Чайки, чайки, реющие чайки
над холмами пенящихся вод…
не смог золотые печали
О.М.
Не смог золотые печали
в притихшей душе утаить:
я дождиком нынче стучался
в закрытые окна твои.
И дождик, к окошку приникший,
несмело в жилище глазел:
учебники, стопки давнишних
знакомых тетрадей, газет…
Характер – осенний, унылый.
Деревья и люди тихи…
Ты в доме своём находила
тетрадь и читала стихи.
Я помню, как дождиком вешним
пропитаны были дворы.
Однажды влюблённым и нежным
тебе я стихи подарил.
Дождинки по стёклам бежали
на землю, я землю поил,
и осень листвою шершавой
ласкала потоки мои.
Сквозь стёкла я видел: ты тоже
в улыбке хранила печаль,
не ведая, что там за дождик
в закрытые окна стучал.
Прокуренный костром
Прокуренный костром,
терзался вечер в баре.
Я был в таком ударе
немыслимых острот.
Я, как актёр, искусно,
смешно читал про жизнь,
и брал, как мусор, чувства,
и сыпал из души.
В какой-то злой измене
за ворот память тряс,
и сыпались в колени
снега открытых фраз.
Ты исходила смехом
над тем, как я любил…
Как погибал… уехал…
и как несчастен был.
Я сам не знал, что делал,
впадающий в экстаз.
Ты просто захотела
смеяться в этот раз.
И выплеснув наружу
всё, что не трогал сам,
я напоследок душу
швырнул к твоим ногам.
И над последней шуткой
я сам смеялся всласть.
Как цепь, спадала будто
утрат былая власть.
И ты не знала жалость…
Качалась в танце тень…
И платье поднималось
с красивейших колен.
На высоте. доступной крыльям птичьим
На высоте. доступной крыльям птичьим,
я строил людям замок голубой.
А людям, в общем. свойственна практичность,
им нужно то, что трогают рукой.
Другие жили с целью объяснимой,
в устройстве жизни проводили дни.
А я искал для девушки любимой
в душе своей искрящийся родник.
Да разве это действенно и нужно
любимым?.. Жизнь вся кувырком,
когда она единственную душу
нашла в обычном пареньке другом…
Теперь уже спокойно сердце бьётся,
когда настигнет прежняя мечта.
Я перестал искать в душе колодцы
и строить в небе замки перестал.
Реальность жизни зримей, ощутимей…
Всё глуше чувства раненого крик…
в таких словах, в таких мольбах к любимой
расплескан тот искрящийся родник!
1987 г.
ПОГОНЯ НОЧИ
О.М.
Дома застыли в снежных отворотах,
затихли улиц беглые шумы.
Голодным зверем, начавшим охоту,
крадётся ночь по лежбищу зимы.
Я вновь в пути, я вновь застигнут мраком,
спешащий, будто нужно где помочь,
и не мешаю уличным собакам
до хрипоты и визга лаять в ночь.
Встречает тишь меня за переулком.
На тишину, бегущую у ног,
метнулась память трепетно и гулко
приливом крови в вымученный мозг.
У памяти болезненная тема…
Но через всех воспоминаний жуть
переступая, отметая немочь,
по скрипу снега тенью ухожу.
Задворками ненужных и забытых,
окраиной отвергнутой любви
я ухожу от мучащей обиды,
я ухожу от гибельной судьбы.
А, шаг за шагом прибавляя ходу,
бросаясь вскачь со всех бесплотных ног,
голодным зверем, начавшим охоту,
за мной в погоне сумрачная ночь…
1987, 2002 гг.
Я утром просыпаюсь от дождя
Т.Д.
Я утром просыпаюсь от дождя,
от мерного встревоженного звука,
когда ещё желанье – подождать —
от дивных снов не отрывает руку.
Что ты уже не входишь больше в явь
моих полулесных, житейских дебрей,
осознавать вдруг начинаю я,
на стук дождя приоткрываю двери.
С утра и в дождь судьбину лишних
я постигаю глубже – только и всего.
Но в воздухе продрогшего жилища
всегда твоё присутствие живёт.
И оттого, что утра хрупкий мир
наполнен чувством трепета и дрожи,
твоих привычек каждый жест и миг
вновь в ранний час мной пережит и прожит…
ОДИНОКОСТЬ
В парке мне не знаком никто.
Я брожу под седой листвой…
К даме я обращусь:
– Не хотите ли
Вы пройти до моей обители,
до пустыниой ночной избы,
где могли б мы одни побыть
и отметить жизнь, как событие?
На щеках ее девичий стыд.
(От нелепой игры не остыть)…
– Бросьте ж тела с душой полемику.
Нынче, видно, из рук у времени
вырван спешки погонный кнут —
мне хотелось бы отдохнуть,
положив душу на колени Вам.
Вот погладить ее бы Вам,
как поглаживают по волосам,
как ласкает нас воздух ветреный…
А она поднимает медленно
взгляд, познавший любовь свою,
взгляд, как боль небес, как затмение,
как последний глоток используют…
Я бедою чужой не пользуюсь…
