Читать книгу Лето шестидесятое - Александр Горностаев - Страница 9

Связь времен

Тогда была у нас эпоха из эпох…

В космическую высь вовсю вели полёты…

Но кто в поэзии был ярок и не плох?

Не эти же – официоза рифмоплёты.

И тот, кто заслонял желанный неба свод

творцам, мыслителям, стихам Высоцкого,

теперь до самой смерти славно доживет,

на Соловки позорных дел не сосланным…

И мне иного зла эпоха не благоволит,

выпрашивает мзду за слог мой в публикациях.

Хоть предъяви им славы будущей гранит…

дельцы моих времен не станут каяться…

Они и в будущем сподобятся кивать, —

любых эпох успешные любимцы,

произнося про сгинувший талант слова

красивые, как блеск медалей проходимцев.

А я кричу везде, что буду знаменит,

что мне пора за Фауста, за смыслы мира взяться.

Но неподъемного молчанья монолит

на сердце мне поставлен… В небо не подняться…

******

Прошла привычка говорить и слушать,

Не выдавая мыслей компромат,

и всякий раз болеющую душу,

как малыша – игрушкой, занимать.

Читают новое… Но мниться: старый нумер!

Не знаю уж в какой из дней сурка

исчез в речах моих приличный юмор

и перешла ирония в сарказм.

Так опретили сердцу рифмоплеты,

не понимающие вещий этот труд.

Со всех сторон гудят, как самолеты,

и лицезреть полёты певчих не дают.

Почудилось плохих поэтов клонам,

впадая в мыслей радужный уют,

что овладевшим поэтичным словом

в благополучье славы визы выдают.

Не от того ль, что в голове моей виденья

и на душе тяжелых дум фигня,

я не могу с привычным снисхожденьем

на одиночество общенья муку поменять.

Не надо много потрясений личных,

житейских дрязг, иль неудач в любви,

чтоб ощутил судьбы своей трагичность

в душевный кризис впавший индивид.

Да можно жить так, словно стены комнат,

пространства улиц, ёмкий мир минут

поток твоих тирад легко запомнят

и вдаль веков с нарочными передадут.

Нет смысла в даре, как в словах пророчеств…

Но можно излечив тоску и боль,

к далеким, к близким относиться проще,

играя жизнь талантливо, как роль.

смогли однако лет на десять опоздать

Смогли, однако, лет на десять опоздать,

на первый приз имевшие претензии,

моих талантов скоростные поезда,

отправленные к звёздам через тернии.

Не видя звезд манящих – в телескоп,

я нынче в творчества особенную Индию

иду дорогой древнею – пешком,

как до меня ходили – по наитию.

Конечно, в жизнь и в славу стартануть

хотелось мне со скоростью ракеты,

и по-гагарински, чтобы на всю страну

гремело имя звёздное поэта.

Но было плохо всё в родной стране…

И сердце перед зла звериным ликом

окаменело… показалось мне,

мерцало символом невыживших религий.

Теперь… как будто постучали в дверь.

Послали знак мне ангелы иль бесы,

чтобы на сломе жизни, пред кончиной вер

сказал слова я – из молчанья-бездны…

Иду я в жизнь, как будто в даль веков.

Лишь тень за мной от образа величия…

И думаю, что смысл написанных стихов

уже не только дело моё личное…

2018

ЗЕМЛЯ САНИНА

Моя земля – цветущий в море остров.

Но редко в порт заходят корабли.

И ощущают это временами остро

мои стихи – как ждущие посланцев в гости,

аборигены тутошней земли.

Приветливый народ мой многоликий

трудов не чужд и весел в дни забав.

Но как в преддверье катастроф великих,

меня тревожит, словно участь близких,

народа этого неясная судьба.

Ухожены сады, цветов сиянье в клумбах,

щедра и живописна добрая земля…

Так привезите в душах вы своих, как в трюмах,

всё, что стихи, как люди, чтут и любят:

признанья радость, отклик сердца, доброты тепла.

Средь бурных вод я создал почву, как японцы

искусственные в море возводили острова…

Ведь не было с моим народом места мне под солнцем

там на большой Земле, где словно инородцы

непризнанные граждане мои слова…

ПУШКИН

На сердце взвесь невыносимых истин…

в глазах поэта вспыхивают искры…

Сказал поступком он своим последним,

что был не слеп поэт… хоть был не метким…

Он в Болдине писал об осени:

«Прощальная краса», – да бросьте Вы…

Жена осенних суток переменчивей, —

«покой и воля», – разве с этой женщиной?

Не дай мне Бог – всем нам – сойти с ума,

Когда закружит жизни кутерьма,

когда предательство больней пронзает душу,

чем января простреленная стужа…

Он шёл по лесу, листьями шурша,

и рифмы шли, шуршали в каждый шаг,

и солнца луч играл в вершинах редких…

Да, был не слеп поэт, но был не метким.

Он сам себе бывал невыносим:

«Ах, Пушкин, Пушкин, ты не сукин сын».

А у его жены, блиставшей в свете,

вполне могли родиться сучьи дети.

Ей за мазуркой, по одной из версий,

Не слышен был стук пушкинского сердца.

Она – дитя-кокетка, жертва сплетен.

Но был не слеп поэт. Он был не метким

и не тогда, когда стрелял в Дантеса,

на торжество возмездья не надеясь.

Его судьбу к беде, к дуэльным спорам

вела любовь – души поэта промах…

*****

Молчанье – сфинкс… Предощущенье действа…

Входя в одну из языковых рек,

Как зов глубин, как дальний отзвук детства,

выслушиваю внутреннюю речь.

Но мыслями дано соприкасаться

умам, лишь задрожит в устах —

на уровне вершин-коммуникаций, —

как бабочка порхающая, знак.

Однако чаше дремлет радость-кроха,

и плавится руда больших обид,

что разумом, равнявшемуся с Богом,

не так порой случалось говорить…

Неся ионы знанья и сомненья

сквозь толщу дум, к пространству и векам,

горячие источники мышленья

впадают плавно в русло языка.

Под руку ее тетрадь легла

Под руку ее тетрадь легла:

аспирантка конспектирует много.

Я со второго стола до её ноготка

дотянуться, пожалуй, мог бы.

Пока отделяем от корня суффикс

и подгоняем основу обратно,

успеет метнуться желанья искус

по тонкой кожице под легким платьем.

Выпадет близко-близко

на уроках свиданий общаться с ней, —

На каком-нибудь там английском

русскую душу не высказать мне.

Ни о чём бы уже не спорить,

словно знаток со знатоком, —

древние звуки и корни

глубью глаз напоить, как молоком.

Станет играться ребёнок-слово

на зацелованных губах родителей,

потому что Языка основа

женщин красота, мужчин развитие…

1994

Ну, кто из лучших находил ответ

Ну, кто из лучших находил ответ,

равняя всех на свой манер и почерк,

в одном объёмном имени Поэт

пытаясь дар творца сосредоточить?

Считая Смыслом творчества момент,

поэт кичится, что он есть Поэт!

Но может ли он просто быть поэтом?

Он – века «неопознанный объект»,

он – человека над собой эксперимент,

он – гражданин времен, он – брат планет.

И невозможно не считаться с этим!..

В ЛАБИРИНТЕ ПОЭТИЧЕСКИХ
ВОЗМОЖНОСТЕЙ

Итак, вперёд. Как бы начну от центра

познанья мяч в пространстве слов водить,

чтобы поэзию вернейшим из рецептов,

как острым пасом форварда, снабдить.

Лишь для того эпитетов обводка,

метафоры за логику заброс,

чтоб озаренье, словно мяч в воротах,

в сердечной сетке нервов затряслось.

………………………………………………..

Настроиться на связь с небесной высью,

на разговор с травой, с пчелою на цветке…

И от поэта, собственно, зависит

лишь пересказ на свойском языке.

Но в утвержденье кроется неточность,

не сознающая сперва свой ложный штрих.

Рассудок ищет истину дотошно,

рука вслед мысли ставит точки три…

Тут в правилах важнее исключенья,

тут беззаконье – тоже не закон,

тут главную конструкцию значений

несет порою многоточий звон…

…………………………………………………

По правилам умело строить строчки?

Но кажется, что можно не уметь,

когда прозрений истинных источник

фонтаном бьет в настойчивом уме!

УХОДЯТ ПОЭТЫ

Сверяя шаги, как по солнцу,

по банковским курсам валют,

уходят поэты в торговцы.

И я их совсем не виню.

Они голодали и дохли,

чудили, сидели в тюрьме.

И вот разрушаются догмы,

но, в общем, не весело мне.

Иные от денег балдеют,

трепещут в восторге немом.

А те же, кто словом владеет,

меняют алмаз на дерьмо.

Торгующим вечность – обуза,

сердечность – безумью сродни.

Поэтому чуткие музы

уходят к Парнасу без них.

Быстрее, чем портится «сникерс»

на затхлых витринах «комков»,

без действа затихнет и скиснет

поэтов бурливая кровь.

А внешне не видно в природе

худых изменений следа,

пока они с сумками ходят,

в торгующих точках сидят.

Поэты уходят неслышно

из сердца, из мыслей, из книг.

Прости их за это, Всевышний,

больнее, чем есть, не казни…

1992

*****

Поглупели поэты земли!

Стали умными критики сразу.

И знаток Сальвадора Дали

Учит живописи богомазов.

*****

Бесцеремонно унижает и стихи, и судьбы

Всех ваших правок рэкетский наезд.

Я выражаю вам, высоколобым судьям,

Пред вечностью свой личностный протест!

Вы правил убивающих апологеты,

Найдёте тьму погрешностей легко

В неисправимом творчестве поэта,

В плетеньях вязи истинных стихов.

Одно я тоже знаю правило – такое,

Которое от вас, как от чумы, уберегло

Высокое косноязычие Толстого

И Маяковского тяжелое стило!

******

Такая гложет искренняя жаль меня,

Что многие поэты канули в безвестность.

Как будто Пушкин не прочёл Державина,

И Ломоносовской той звёздной бездны

*****

Интернета визжащая псарня,

Выводящая нас из себя,

Жаждет с тщетным упорством бездарных

Всё талантливое истреблять.

Маяковский не знал интернета.