Читать книгу Горе от ума (сборник) - Александр Грибоедов - Страница 8

Чуть свет – уж на ногах! и я у ваших ног.

Ну поцелуйте же, не ждали? говорите!

Что ж, ради? Нет? В лицо мне посмотрите.

Удивлены? и только? вот прием!

Как будто не прошло недели;

Как будто бы вчера вдвоем

Мы мочи нет друг другу надоели;

Ни на́волос любви! куда как хороши!

И между тем, не вспомнюсь, без души,

Я сорок пять часов, глаз мигом не прищуря,

Верст больше седьмисот пронесся, – ветер, буря;

И растерялся весь, и падал сколько раз —

И вот за подвиги награда!

Ах! Чацкий, я вам очень рада.

Вы ради? в добрый час.

Однако искренно кто ж радуется эдак?

Мне кажется, так напоследок,

Людей и лошадей знобя,

Я только тешил сам себя.

Вот, сударь, если бы вы были за дверями,

Ей-богу, нет пяти минут,

Как поминали вас мы тут.

Сударыня, скажите сами.

Всегда, не только что теперь. —

Не можете мне сделать вы упрека.

Кто промелькнет, отворит дверь,

Проездом, случаем, из чужа, из далёка —

С вопросом я, хоть будь моряк:

Не повстречал ли где в почтовой вас карете?

Положимте, что так.

Блажен, кто верует, тепло ему на свете! —

Ах! боже мой! ужли я здесь опять,

В Москве! у вас! да как же вас узнать!

Где время то? где возраст тот невинный,

Когда, бывало, в вечер длинный

Мы с вами явимся, исчезнем тут и там,

Играем и шумим по стульям и столам.

А тут ваш батюшка с мадамой, за пикетом;

Мы в темном уголке, и кажется, что в этом!

Вы помните? вздрогнём, что скрипнет столик,

дверь…

Ребячество!

Да-с, а теперь,

В седьмнадцать лет вы расцвели прелестно,

Неподражаемо, и это вам известно,

И потому скромны, не смотрите на свет.

Не влюблены ли вы? прошу мне дать ответ,

Без думы, полноте смущаться.

Да хоть кого смутят

Вопросы быстрые и любопытный взгляд…

Помилуйте, не вам, чему же удивляться?

Что нового покажет мне Москва?

Вчера был бал, а завтра будет два.

Тот сватался – успел, а тот дал промах.

Всё тот же толк, и те ж стихи в альбомах.

Гоненье на Москву. Что значит видеть свет!

Где ж лучше?

Где нас нет.

Ну что ваш батюшка? всё А́нглийского клоба

Старинный, верный член до гроба?

Ваш дядюшка отпрыгал ли свой век?

А этот, как его, он турок или грек?

Тот черномазенький, на ножках журавлиных,

Не знаю, как его зовут,

Куда ни сунься: тут, как тут,

В столовых и в гостиных.

А трое из бульварных лиц,

Которые с полвека молодятся?

Родных мильон у них, и с помощью сестриц

Со всей Европой породнятся.

А наше солнышко? наш клад?

На лбу написано: Театр и Маскерад;

Дом зеленью раскрашен в виде рощи,

Сам толст, его артисты тощи.

На бале, помните, открыли мы вдвоем

За ширмами, в одной из комнат посекретней,

Был спрятан человек и щелкал соловьем,

Певец зимой погоды летней.

А тот чахоточный, родня вам, книгам враг,

В ученый комитет который поселился

И с криком требовал присяг,

Чтоб грамоте никто не знал и не учился?

Опять увидеть их мне суждено судьбой!

Жить с ними надоест, и в ком не сыщешь пятен?

Когда ж постранствуешь, воротишься домой,

И дым Отечества нам сладок и приятен!

Вот вас бы с тетушкою свесть,

Чтоб всех знакомых перечесть.

А тетушка? всё девушкой, Минервой?

Всё фрейлиной Екатерины Первой?

Воспитанниц и мосек полон дом?

Ах! к воспитанью перейдем.

Что нынче, так же, как издревле,

Хлопочут набирать учителей полки,

Числом поболее, ценою подешевле?

Не то чтобы в науке далеки;

В России, под великим штрафом,

Нам каждого признать велят

Историком и геогра́фом!

Наш ментор, помните колпак его, халат,

Перст указательный, все признаки ученья

Как наши робкие тревожили умы,

Как с ранних пор привыкли верить мы,

Что нам без немцев нет спасенья! —

А Гильоме, француз, подбитый ветерком?

Он не женат еще?

На ком?

Хоть на какой-нибудь княгине

Пульхерии Андревне, например?

Танцмейстер! можно ли!

Что ж, он и кавалер.

От нас потребуют с именьем быть и в чине,

А Гильоме!.. – Здесь нынче тон каков

На съездах, на больших, по праздникам приходским?

Господствует еще смешенье языков:

Французского с нижегородским?

Смесь языков?

Да, двух, без этого нельзя ж.

Но мудрено из них один скроить, как ваш.

По крайней мере не надутый.

Вот новости! – я пользуюсь минутой,

Свиданьем с вами оживлен,

И говорлив; а разве нет времен,

Что я Молчалина глупее? Где он, кстати?

Еще ли не сломил безмолвия печати?

Бывало, песенок где новеньких тетрадь

Увидит, пристает: пожалуйте списать.

А впрочем, он дойдет до степеней известных,

Ведь нынче любят бессловесных.

Не человек, змея!

Хочу у вас спросить:

Случалось ли, чтоб вы, смеясь? или в печали?

Ошибкою? добро о ком-нибудь сказали?

Хоть не теперь, а в детстве, может быть.

Когда всё мягко так? и нежно, и незрело?

На что же так давно? вот доброе вам дело:

Звонками только что гремя

И день и ночь по снеговой пустыне,

Спешу к вам, голову сломя.

И как вас нахожу? в каком-то строгом чине!

Вот полчаса холодности терплю!

Лицо святейшей богомолки!.. —

И всё-таки я вас без памяти люблю. —

Послушайте, ужли слова мои все колки?

И клонятся к чьему-нибудь вреду?

Но если так: ум с сердцем не в ладу.

Я в чудаках иному чуду

Раз посмеюсь, потом забуду.

Велите ж мне в огонь: пойду как на обед.

Да, хорошо – сгорите, если ж нет?