Читать книгу Русский Ришелье - Александр Гурин - Страница 6

Герцог вопросительно взглянул на посла. Канцлер Фалькерзам, незаметно для Ордина-Нащокина вошедший в библиотеку, также выжидающе смотрел на Афанасия Лаврентьевича.

«Ох, старею, – подумал про себя воевода, – как же шагов Фалькерзама-то не расслышал?!»

– Итак? – требовательно спросил герцог.

Посол понял: намеченный им план разговора рушится. Он ведь готовился к велеречивой беседе, хотел исподволь, по реакции собеседников, определить, как далеко он может зайти.

– Давайте обойдемся без предисловий, – предложил Якоб.

Прямота его светлости заставила Ордина-Нащокина перестроиться. Но будучи человеком умным и волевым, воевода не растерялся, а стал четко и ясно формулировать собеседникам суть ситуации:

– Войска его величества, государя, царя и великого князя всея Руси движутся к Риге. Я сам разведал наиболее удобный путь к крупнейшему городу Лифляндии.

– Отчего же вы не с войском?

– Его величество, государь, царь и великий князь всея Руси желает сообщить вашей светлости, что русская армия не перейдет границу герцогства Курляндского даже для того, чтобы запастись провиантом и фуражом. Но его величество надеется, что ваша светлость не станет чинить препятствий митавским купцам, коли они пожелают поставлять его армии припасы.

– Когда же я мешал коммерции? – удивился герцог.

– Ваша светлость! Мой царь может избавить вас от опасного соседства со шведами. Разве они не угрожают безопасности герцогства?

– Я желаю успеха его величеству царю в его предприятии.

Ордин-Нащокин решился:

– А почему бы вашей светлости не помочь царю?

– Вряд ли двести моих мушкетеров способны штурмовать Ригу.

– Но у вашей светлости имеется влияние на рижских бюргеров. Если бы ваша светлость подписали манифест к рижанам с призывом перейти в русское подданство и обещанием, что царь сохранит все вольности Риги, вашей светлости бы поверили. Бюргеры не стали бы защищать город. Король же шведский увяз в Польше, гарнизон рижской крепости невелик…

Кстати, мне известно доподлинно: свыше полувека назад рижские ратманы уже вели переговоры с нашим царем. Они просили тогда сохранить вольности Риги и разрешить рижским купцам беспошлинно торговать в России, обещая принять российское подданство. Это случилось вскоре после окончания Ливонской войны. Рига тогда принадлежала еще Польше, а не Швеции, и у рижан-лютеран возник конфликт с польским королем-католиком. Но царь не стал тогда из-за Риги начинать новую войну с польским королем.

Герцог переглянулся с канцлером и произнес:

– Я думаю, лучше будет сделать так. Когда русская армия окажется недалеко от Риги, рижанам тайно доставят грамоту от моего канцлера. Можете не сомневаться, господин посол, барон Фалькерзам знает, кому ее передать.

Ордин-Нащокин был весьма удивлен: он с поразительной легкостью, без усилий, достиг того, чего хотел. Но где гарантии, что герцог сдержит свое ничем не подкрепленное обещание?

– Господин канцлер, я могу быть уверен, что никакие случайности не помешают манифесту попасть в Ригу?

– Я не привык, чтобы мои слова ставили под сомнение, – несколько надменно ответил немецкий барон.

Видя недовольство своего канцлера, курляндский герцог Якоб примиряюще улыбнулся:

– Я понимаю ваши сомнения, господин посол. Но они напрасны. Если его величество пообещает не менять местных порядков и обеспечить беспошлинную торговлю, то не только в Риге найдутся желающие перейти под власть вашего царя. Я сам соглашусь стать его вассалом.

Хоть и был Ордин-Нащокин готов к неожиданному повороту событий, но слова герцога ошеломили уроженца Псковского воеводства. Он молчал, не зная что и сказать. Ведь речь шла о перекройке карты Европы!

Герцог понял настроение дипломата и решил: надо объясниться, чтобы потом не появилось недоверия:

– Я не забыл, как король Польши Владислав, сюзерен герцогства Курляндского, пятнадцать лет назад, после смерти моего дяди, добивался, чтобы герцогом стал его брат, кардинал Ян Казимир – нынешний король Польши. Это надо же додуматься, выдвигать иезуита на роль монарха в лютеранской стране! Мне стоило тогда огромных усилий оградить лютеранскую Курляндию от этого католического святоши, а престол сохранить для династии Кеттлеров, которую я представляю.

Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин понимающе кивнул: да, непросто наследнику престола небольшого герцогства сломать планы короля одной из крупнейших стран Европы. А герцог Якоб вновь удивил его:

– Вы знаете, что я вырос без отца?

– Не знал, ваша светлость.

Ордин-Нащокин не мог взять в толк, какое отношение имеют детские годы Якоба Кеттлера к наступлению русской армии на Ригу.

– Поначалу герцогом курляндским был мой отец Вильгельм. Король Владислав вмешался во внутренние дела герцогства и согнал моего отца с престола, изгнал его из Курляндии. Папа пропал без вести, я даже не знаю, где его могила. И существует ли она. Я стал герцогом лишь потому, что мой дядя умер бездетным. Да, король Владислав и нынешний король, его братец Ян Казимир, нарушали свои обязательства перед Кеттлерами, и я вправе не считать Речь Посполитую своим сюзереном.

Ордин-Нащокин подумал про себя: «Поляков ты не любишь, но почему готов выбрать Россию?» Между тем его светлость продолжил:

– К тому же нынешний польский король Ян Казимир не может защитить даже самого себя, не то что своего вассала. Если Курляндия останется частью Речи Посполитой, я всегда буду жить под угрозой шведского вторжения. А власть шведов не сулит моей родине ничего хорошего: они будут стремиться превратить Курляндию из вассала в свою провинцию, добьются того, что вся торговля станет идти через Ригу, где пошлину собирают для шведской казны. Я не для того построил в Виндаве[8] порт и судоверфь, завел колонии в Африке и Америке, чтобы Курляндия стала задворками Швеции. Я согласен переменить сюзерена. Но, разумеется, порядки в Курляндии останутся прежними. И я не должен буду платить царю никаких налогов, как не плачу их сейчас польскому королю.

– О сем лучше говорить с государем всея Руси, мне он сие обсуждать не поручал. Могу лишь передать все, что слышал, дьяку Посольского приказа, – ответил герцогу Ордин-Нащокин.

Казалось, что посол и герцог были предельно искренними. На самом деле ни тот ни другой не говорили всей правды, не обсуждали очень важных вещей… Дорого, ох дорого, заплатит вскоре герцог Курляндии и Семигалии за то, что не стал обсуждать сложнейшие проблемы отношений с Россией! Хотел быть хитрее всех, а перехитрил сам себя. Пока же он размышлял: «Кажется, мне удалось убедить посла в своей честности, не сказав ему всего». Курляндский герцог утаил главное из того, что побуждало его стать вассалом русского царя. Все давние планы герцога сделать Курляндию сначала богатой, а затем и могущественной, сейчас рушились. Он много лет строил пороховые мельницы, готов был продавать в Европу виндавские океанские корабли, вывозил из Курляндии рожь, но хорошие времена кончились… В Европе завершилась Тридцатилетняя война, в которой участвовало большинство стран Запада. Спрос на оружие и продовольствие резко упал, курляндский герцог Якоб не знал, куда пристроить свой порох. А продажей металлических котлов в Польшу и ловлей в садки лососей можно было заработать разве что на содержание двухсот его мушкетеров. Планы создания великой Курляндии приходилось откладывать. О, если бы через Виндаву шел транзит товаров с Руси! Герцог готов был молиться на персидский шелк, сибирские меха, русский лен, пеньку – ценнейшее сырье для производства корабельных канатов. Десятки его кораблей везли бы эти товары в Европу из незамерзающего Виндавского порта, его прибыли увеличились бы настолько, что реальностью стали бы большие города, своя армия. И глядишь, с богатым вассалом русского царя стали бы почти на равных говорить немецкие курфюрсты, датский король…

Друйский воевода Ордин-Нащокин уже пришел в себя после неожиданного признания курляндского герцога и хладнокровно рассуждал про себя: «А нужен ли нашему царству такой подданный, что не платит никаких податей? Впрочем, то пусть решает государь Алексей Михайлович. Ясно, хочет герцог, чтобы наши товары через его порт шли, ему прибыль приносили. Выгодно ли, чтобы лен и пенька отправлялись в Европу не через Архангельск, а через Виндаву, о том пусть Боярская дума думает. Пока же курляндцы пусть пошлют в Ригу манифест и тем сослужат службу царю».

Практичный канцлер Курляндии барон Фалькерзам сел в стоявшее у стола кресло, взял в руку гусиное перо. Пояснил:

– Надо написать манифест к рижанам. Для этого я должен знать, что именно готов обещать им русский царь.

Тут пришел черед Ордина-Нащокина удивить курляндцев. Посол вытащил руку из кармана камзола и протянул канцлеру лист с написанным заранее на немецком языке текстом:

– Вот! Я не смел бы утруждать вас написанием манифеста, достаточно лишь подписать его.

Герцог Якоб повернулся к своему канцлеру и высказал тому любезность в адрес посла:

– Вот как нужно вести переговоры!

Курляндский герцог взял лист, прочел манифест и передал бумагу барону Фалькерзаму. Тот обмакнул перо в чернильницу и разборчиво подписался, после чего поставил под текстом печать. Тем временем герцог Якоб соизволил лично подойти к двери, открыть ее, взмахом руки подозвать слугу и дать тому команду, что делать. Слуга ушел и буквально через минуту вернулся, неся на подносе три рюмки.

– Сейчас вы убедитесь, господин посол, что в Курляндии есть не только собственное вино, но и отменный шнапс, – заметил курляндский монарх.

«А все-таки немчура и есть немчура, – подумал про себя Ордин-Нащокин. – Воистину верно: наше платье – не по ним, а ихнее – не по нам. Рюмочки-то махонькие, едва распробуешь».

Выпив рюмку, счел нужным сказать:

– Давно не пил столь отменного шнапса.

Герцог уже собирался покинуть библиотеку, но последовавший за сим вопрос Ордина-Нащокина показал, что еще не все важные темы обсуждены:

– Ваша светлость! А не призвать ли к переходу на сторону Москвы и лифляндских дворян?

На лице герцога появилась ироническая улыбка:

– Крупнейшие помещики Лифляндии уже… шведы. Старый канцлер Оксеншерна завладел городами Венденом и Вольмаром[9], заполучил несколько замков и все ему мало – стал скупать имения. Бывшему лифляндскому губернатору Густаву Горну достались Мариенбург и Шваненбург[10]. Есть свой город и у рода первого генерал-губернатора Лифляндии – семьи Крусов. Шведским дворянам уже принадлежат две трети лифляндских земель. Именно поэтому шведы станут бороться за них так, как боролись бы за кусочек земли самой Швеции.

– Позвольте спросить у вашей светлости: вы женаты на сестре курфюрста Бранденбурга, верного союзника польского короля…

– Я уже понял суть вашего вопроса, – прервал посла герцог. – Во-первых, я женат на Луизе-Шарлотте, но не на ее брате, и обязан думать о процветании Курляндии и рода Кеттлеров, а не о благе Берлина. Во-вторых, мой шурин – вовсе не друг шведам. Знаете что? Об этом вам лучше всех расскажет посол Бранденбурга Эйленбург – завтра я предоставлю вам возможность обстоятельно побеседовать с ним. И можете не сомневаться, шведы не узнают ни о вашем с ним разговоре, ни о вашем приезде в Митаву.

– Неужели столь верный союзник шведов – не друг им? – удивился воевода.

– Скорее я посоветовал бы вам опасаться трансильванского князя Ракоци, – ответил дальновидный политик Якоб. – Этот влиятельный повелитель Семиградья сможет оказаться последней козырной картой шведского короля.

– Но ведь еще два года назад трансильванский князь Дьердь Ракоци наряду с господарями Молдавии и Валахии готов был стать вассалом нашего царя!

На сей раз Ордин-Нащокин на самом деле не мог понять логику герцога. Якоб объяснил:

– Тогда Дьердь Ракоци надеялся, что вслед за Хмельницким царь возьмет под свою высокую руку и его, защитит от турецкой угрозы. Но ваш монарх оказался занят другими делами. А спасение от турецкой угрозы – главная мечта Семиградья. Раз не защитил русский царь, то, по мнению Ракоци, надо пользоваться моментом и усиливать свое государство. А если шведский король и отдаст Ракоци, к примеру, Краков, так ведь не свое подарит.

Когда казалось, что с разговорами о политике было уже покончено, герцог Якоб вдруг попросил:

– Войска русского царя сейчас занимают часть владений покойного литовского гетмана Януша Радзивилла. Не мог бы царь уважить мою просьбу и передать эти земли законной наследнице – княжне Радзивилл?

– Да зачем это вам? – попытался понять смысл неожиданной просьбы посол.

– Князь Радзивилл – родственник курфюрста Бранденбурга, а значит, и мой дальний родственник. Кроме того, эта княжна, внучка покойного молдавского господаря Василия Лупу, очень мила, – произнес курляндский герцог, так и не объяснив, что же в первую очередь заставляет его хлопотать.

Быть может, Якоб и не очень надеялся на вмешательство русского посла. Но случайно он задел чувствительную струнку в душе друйского воеводы. Афанасий Лаврентьевич вспомнил свою молодость, поездку в Молдову, деда княжны Радзивилл – молдавского господаря Василия Лупу, что так активно помогал России и лично ему…

– Я передам эту просьбу, ваша светлость, и сам буду просить царя за внучку молдавского господаря, – искренне и твердо пообещал он…

На следующее утро Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин в парке-зверинце поговорил с послом Бранденбурга в Митаве Эйленбургом. Встретились они как бы случайно, но на самом деле свидание было тщательно подготовлено герцогом Якобом. Говорили два посла недолго, но по-существу. Немецкий дипломат намеренно информировал Ордина-Нащокина об истинной позиции своего курфюрста. Он хотел, чтобы русский дипломат понял: курфюрст Фридрих-Вильгельм – не враг русскому царю.

– Когда польский король Ян Казимир в страхе перед шведами бежал из своей страны во владения австрийского императора, наш курфюрст решил забрать себе несколько городов в польской части Пруссии. Что в этом плохого, ведь Бранденбург такой маленький, да и города были немецкими?! Но шведский король тут же двинул войска к нашей части Пруссии, осадил Кенигсберг и тем заставил курфюрста стать его союзником и вассалом. Если только положение шведов ухудшится, мы немедленно перестанем их поддерживать. А если еще Ян Казимир согласится с тем, что немецкая Пруссия не должна быть вассалом Польши, так мы встанем на сторону поляков…[11]

– Но пока армия курфюрста соединилась с войсками шведского короля, чтобы сразиться с восставшими поляками под Варшавой, – ледяным тоном констатировал Ордин-Нащокин.

Его собеседник не стал спорить:

– Думаю, это сражение уже состоялось. Хотел бы я знать, чем оно закончилось…

Да, и судьба Пруссии, и судьба герцогства Курляндского, и судьба похода царя Алексея Михайловича на Ригу, и личная судьба отважного Друйского воеводы Ордина-Нащокина решались в Польше. Посмотрим, как именно…