Читать книгу Храм в душе. Исторический роман - Александр Гусаров - Страница 4

Тяжело восстанавливалась разорённая междоусобной войной рязанская земля. Её можно было обозначить средним течением Оки вместе с притоками. Владения княжества простирались по большей части на бывших землях вятичей, несколько потеснивших с этих мест мордву, муромов, черемисов и племя мерей. Но обилие свободных земель позволило сделать это совершенно безболезненно. Вятечская земля была когда-то куда более просторная с множеством городов. В период княжения наследников Рюрика она разделилась на многочисленные уделы. Славянские народы не придавали особого значения начавшей устанавливаться государственности. Ведь это снимало с них большую часть обязанностей по защите отечества. Уходила в прошлое высокая общественная мораль, а ей на смену приходила христианская нравственность, медленно насаждалось чиновничество по типу византийского. Получалось, что присущие славянскому типу принципы и правила управления страной, всё более отдалялись, но и Право приближалось медленно. Ещё долгое время большую роль играло Вече, двоеверие. Народ сохранял право голоса и менял неугодных ему князей и священников, а князья постоянно вступали в бесконечные раздоры в борьбе за право наследования и расширение границ своих земель.

Города, как водится испокон веку на Руси, срубались по берегам рек. Ну а реки – это величайший дар природы человеку. Они помогали при передвижении, давали и дают пищу и питье, и даже материал для строительства. Для купцов водные пути – незаменимые помощники, для врагов – серьёзные препятствия. И если менялись русла рек, то часто менялись и судьбы людей. Множество городов в этих землях стояло по берегам рек и речушек: Ольгов, Переяславль-Рязанский, Борисов-Глебов, Коломна, Белгород, Пронск, Шилов, Зареческ, Михайлов, Перевитеск, Ростиславль, Дубок, Ожск, Кадом, Ижеславль, Неринск, Тула, Венев и многие и многие другие.

Сама столица Рязанского княжества – город-сказка вырос на крутом берегу Оки. Он получил своё имя либо от пограничного края, будто отрезанного (резанка, резань) от большей части русской земли, в том числе и рекою, либо от множества топких мест (ряса) в этой заболоченной стороне, переродившись впоследствии в название Рязань.

Рязанское и муромское княжества – крайний оплот русской земли в виде подковы облегали земли мордвы и половцев. В самом Рязанском княжестве было ещё и княжество Пронское. С севера примыкало Владимирское, Юрьевское, Переяславское, Ростовское, Ярославское, Углицкое. Далее на север и запад начинались земли Новгородского княжества. К западу от Переяславского лежало княжество Смоленское, ещё дальше на запад и северо-запад – Пинское, Витебское, Полоцкое. К югу от Смоленского было Черниговское княжество, в которое входили – Козельское, Курское, Рыльское, Новгород-Северское и Путивильское. Киевское княжество, бывшее столицей Древней Руси в IX – XI веке, делилось ещё и на Вышгородское, Каневское, Торческое…. К западу от Киевского занимали место земли Владимиро-Волынского и Галицкого княжеств. Это не считая ещё множества мелких небольших удельных образований.

Рязанское княжество более других подвергалось набегам диких орд. Это отразилось и на характере самих рязанцев – суровых и порою неприветливых, но до глубины души влюблённых в свою родину. Множество болот и лесов, заливных лугов и пригорков, изрезанных голубыми лентами рек, представали перед взорами местных жителей. Почва под ногами была то глинистая, то песчаная. К югу начинался чернозём. Занимались в этих местах в основном рыболовством, охотой, пчеловодством и земледелием.

Князь Изяслав Владимирович решил погостить в Пронске у Кир Михаила, встретившего его с распростёртыми объятиями. После обильного застолья они отдыхали в прохладной тени княжеского терема.

К ним заскочил подъездной9 Кир Михаила – молодой паренёк Аполоница.

– Гонец пожаловал от Глеба и Константина Владимировичей из Рязани. Скликают на ряд10 в Исады! – громко известил он князей и протянул Кир Михаилу берестяную грамоту.

Князь пробежал взглядом по написанному и передал Изяславу – круглолицему крепышу. Тот в раздумье, как бы для себя, проговорил:

– Зовут за чаркой мёда обсудить усе неурядицы, да замириться навеки.

Они какое-то время посидели молча.

– Ты, брат, как хошь, а я пожалуй поеду, – сказал Изяслав. – Оно, конечно, Глеб с Олегом в прошлы годы клевету сотворили велику. А усё таки Глеб и Константин мне родны братья. Може, и прозрели оне.

– Тебя одного не пущу, – усмехнулся Кир Михаил. – Вместе отправимси.

Ранним летним утром тысяцкий Гаврила Романыч, Аполоница и вся княжеская челядь грузили в небольшую ладью съестные припасы и подарки Глебу и Константину. Скоро судно отчалило к Исадам – местечку на Оке с широкой песчаной отмелью, где часто отдыхали рязанские князья.

По пути любовались берегами Прони, обряженными в зелёные одежды, белеющими рощами, низко склонившимися плакучими ивами. Гаврила Романыч поинтересовался у Аполоницы:

– Жениться-то не собираешься?

– Да не, дело ишо молодое, – усмехнулся в ответ паренёк. – Так-то есть на примете Радмила – дщерь гончара Дудки Евсея. Изба евойная прям у реки стоит.

– Добрая девица, – поддержал выбор Аполоницы тысяцкий. – Ты выбирай жену попокладистей. Жена она – венец мужу свому. Дури ей своей не кажи, но и воли много не давай. «Не тот счастлив – у кого сума полна, а тот – у кого жена верна», – наставлял он Аполоницу. Гаврила Романыч перекрестился на церквушку с шатровой колокольней, возвышавшейся на крутом берегу, и добавил: – Муж приходит в мир, штобы созидать, а жонка штобы украсить. Ну, а коли потребуить она много больно расходов, то тады дому погибель.

– Щедрый ты на словеса, боярин, – раздался голос Кир Михаила. – Подсказал бы лучше, как князей на Руси помирить.

– Демон усё вас с толку сбиваить, – поморщился тысяцкий. – Жаждуть многия власти, завидують друг дружке, ангелов добра от души тем и прогоняют. Радость в других не терпят. Вот и идёть вражда не на жисть, а на смерть.

– Енто мы и без тебя ведаем, – усмехнулся Изяслав. – То може в самой природе человечей заложено?

– Молись, княже, Бог и подскажить, – проговорил Гаврила Романыч.

Они долго плыли в тишине, слышалось только лёгкое поскрипывание вёсел, да похлопывание ветрила.

С кормы раздался голос Изяслава:

– Ты, Гаврила Романыч, расскажи, как в том году в Рязани усех иноземцев за бороды на землю побросал.

– Да то уж кады было, – смущённо и чуть самодовольно проговорил тысяцкий. – Я тада в Рязань скору11 привозил на продажу. А тама на пристани, – начал он пояснять Аполонице, – среди заморских купцов борьба завязалась, кто кого оземь хряпнет.

– И ты усех свалил?! – воскликнул Аполоница.

– Свалил, чево жа. Чай невелика наука, – повёл широкими плечами тысяцкий. – Ох, чевой-то на душе у мене нынче кручина, – вздохнул он. – Ты, Аполоница, ишо молодой усё тебе нипочём. А я ужо о многом по-другому разумею.

– Што жа ты разумеешь, Гаврила Романыч? – насмешливо спросил Кир Михаил.

– Да вот хотя бы над тем, как зело ловко птицы гнёзда на деревах устраивают. Навалють гору сучьев на ветку, а та и не шелохнётси. А человек вона какой по виду мудрый, а таку малость не можить осилить. Или, к примеру, чево бы не полететь как оне.

– Али над тем, как один стары князь усё хотел сына оженить, вроде как ты Аполоницу, да и сам невзначай оженился и двенадцать детей посля заимел от молодой жены, – со смехом сказал Изяслав.

Гаврила Романыч обиженно засопел и тихо промолвил:

– Вам бы усё охальничать.

После одного большого привала с ночёвкой вошли в Оку. Миновали Рязань и скоро причалили к желтому мысу. Поодаль уже стояли ладьи приглашённых князей. На призыв Глеба и Константина откликнулись все старшие князья за исключением Ингваря Игоревича. Да и тот по чистой случайности отказался от поездки. За воротами Переяславль-Рязанского его конь неожиданно споткнулся и поранил ногу. Князь посчитал это плохой приметой.

На берегу каждого с радостным видом встречали Глеб и Константин.

– Здрав будь, Изяслав, – Глеб крепко обнял брата и Кир Михаила. – Путь неблизкий, проходите в шатёр, отдохнёте с дороги, – указал он в сторону, где в тени высоких вязов стояло несколько шатров для гостей.

Гаврила Романович, недолюбливавший Глеба и Константина, прошептал на ухо Аполонице:

– Щас накапают в сердечный сосуд словеса слаще мёда, а у самих небося камень за пазухой.

Изяслав, Кир Михаил, Аполоница и Гаврила Романович зашли в небольшой круглый шатер. Посредине высился столик, заставленный снедью. Кир Михаил прилёг на один из топчанов, стоявших по сторонам, и с наслаждением вытянул ноги.

– В таком шатре и остановиться не зазорно.

Полог шатра откинулся и появился половец с наполненной водой меданицей в виде широкого сосуда с горлышком. Гаврила Романович тут же опустил правую руку на саблю, висевшую у него на боку.

Половец с выбритой передней частью головы и косой на затылке с длинными отвислыми усами испуганно замер. К поясу у него крепился гребень и кошелёк, оружия не было. Гаврила Романыч снял руку с сабли.

– Чево надобно?!

– Князья приказали, умыться дати, – половец обернулся и кивнул на вход, обнажив ряд почерневших зубов.

– Поставь на стол, – поморщился Кир Михаил. – Сами умоемся.

Половец поставил посудину и, пятясь, отвешивая поклоны, вышел.

– Што жа у Глеба из прислужников окромя поганых боле некого прислать? – проронил Изяслав.

– Ишшо нассуть в лохань, – принюхался к воде Гаврила Романыч. – Но вроде вони нету. От этих поганых на Руси одна беда. У них коли твово отца грабють, в сторонке не стой – грабь уместе. – Он оглянулся на Аполоницу. – Полей князьям Аполоша.

Князья по очереди умылись. Аполоница ещё раз сбегал за водой к реке, чтобы умыться им с Гаврилой Романовичем. Ночь прошла спокойно. Поутру человек Глеба и Константина пробежал по шатрам, выкрикивая:

– Пожалуйте к столу, усё готово!

Собравшиеся князья со своими боярами дружной ватагой направились к большому шатру из светлой плотной ткани, где были установлены столы с обильной снедью. У входа каждого встречали и обнимали Глеб и Константин.

Гаврила Романович задержался, вглядываясь в неторопливо бегущие перед ним воды реки, окинул взглядом противоположный берег, поросший высоким кустарником. Посмотрел на синее безоблачное небо. Раскинув крылья, в вышине парил большой коршун.

– Падаль видать иде-то чует, – вздохнул он и перекрестился. – Господи, утверди в разумении моё сердце.

Справа и слева от входа стояли два статных гридня. Они беспрепятственно пропустили Кир Михаила и Изяслава, но задержали Гаврилу Романовича и Аполоницу. Один из них потянулся к сабле пожилого воеводы.

– Сабельку-то оставь. Апосля заберёшь.

– Енто ишо на кой?! – попытался возмутиться Гаврила Романович.

– Князья повелели! – коротко бросил гридень.

Аполоница за спиной воеводы снял с пояса кинжал и правой рукой незаметно глубже засунул нож-засапожник за голенище.

Приехавшие гости, возбуждённо переговариваясь между собой, рассаживались за длинным столом. Аполоница покосился на корчаги с пивом и пузатые амфоры с греческим вином, стоявшие рядком возле входа. Ноздри щекотал запах хорошо прожаренного мяса. Блюда с утками, гусями, кабанятиной, лосятиной ещё испускали горячий пар. На подносах блестела обильно политая маслом озёрная и речная рыба. В вазах радовали взгляд коврижки и калачи. Византийская посуда пестрела оттенками синего, фиолетового и пурпурного цветов. Деревянная посуда, отделанная серебром и золотом местных умельцев, была наполнена: яблоками, грушами и вишнями. Возвышались глиняные кувшины с квасом, в стеклянных графинах искрилась медовуха.

Аполоница переглянулся с Гаврилой Романовичем и тот с довольным видом бросил:

– Есть чево отведати.

Братья Глеб и Константин Владимировичи сидели во главе стола. По правую и левую руку от них уселись князья Изяслав, Кир Михаил, Ростислав, Мстислав, Роман и Глеб Игоревичи и уже за ними рассаживались особо приближённые бояре, купцы, воеводы, тысяцкие.

Аполоница тихо прошептал:

– Мне простому подъездному не срамно ли здеся быти?

Гаврила Романович подтолкнул его к столу.

– Щас наклюкаются и будут равными друг дружке. А ты самый близкий Михаилу человек. Посля меня воеводой будешь. Так што сиди да помалкивай, да на снедь боле поглядывай.

Глеб с чаркой в руке поднялся над столом:

– Братья, друже. Много вины у мене перед вами. Хотяше мы с братом, – он посмотрел на Константина, – навсегда замириться. Чтобы сплотиться на земле русской. Поднимем же чарки за союз наш!

С наполненной до краёв чаркой он подошёл к каждому из родственников, начиная с родного брата Изяслава и чокнулся. Гости опрокинули чарки и принялись закусывать.

Глеб сделал знак двум гуслярам, сидевшим у него спиной. Один из них более молодой в вышитой рубахе, колпаке и жёлтых сапожках провёл рукой по струнам. Второй был постарше с тусклым незрячим взором. В два голоса они дружно запели:

Почнемъ же, братiе, повѣсть сiю отъ стараго Владимера

до нынѣшняго Игоря;

иже истягну умь крѣпостiю своею,

и поостри сердца своего мужествомъ,

наплънився ратнаго духа,

наведе своя храбрыя плъкы

на землю Половѣцькую

за землю Рускую12…

Аполоница к спиртному не притронулся. Он надломил хлеба и подхватил кусок жареной стерляди. Гости неторопливо прожевывали пищу и вслушивались в слова былины.

А мои ти Куряни свѣдоми къ мети,

подъ трубами повити,

подъ шеломы възлелѣяны,

конець копiя въскръмлени,

пути имь вѣдоми, яругы имъ знаеми,

луци у нихъ напряжени, тули отворени,

сабли изъострени, сами скачють

акы сѣрыи влъци въ полѣ, ищучи себе чти,

а Князю славѣ13.

– Пошто оне енту старину-то поють? – шепнул на ухо Глебу Константин. – Половцы, што в кустах упрятаны, заслышат ишшо браниться будуть.

– Вот и добре, – усмехнулся в бородку Глеб. – Злее будуть.

Он снова наполнил чарку и поднялся.

– За славных предков наших! Шобы теперя вечно жить в ладу промеж собою!

Гости дружно опрокидывали чарки. За столом воцарился оживлённый гомон.

– Пошто Константин чарка твоя недопитая, – раздался голос Гаврилы Романовича, умудрившегося со своего места заглянуть в кружку Константина. Гости на мгновение притихли.

Константин тут же поднёс к губам чарку и залпом выпил. Все одобрительно зашумели.

– Добре! Добре! – раздался голос Изяслава. Он поднялся с наполненным до краёв медовухой серебряным кубком. – И я хочу осушить свою чашу. За братьев моих, за сродников усех! – Он обвёл взглядом вокруг. – За соратников наших! Да поможет нам Господь!

Тонко пропела стрела, выпущенная из тёмного угла просторного шатра и, вонзилась в его неприкрытую кольчугой грудь. На светлой рубашке тут же проступило кровавое пятно. Он рухнул грудью на стол.

Глеб и Константин одновременно выхватили мечи и опустили на головы своих соседей: Кир Михаила и Ростислава. В шатёр с двух сторон ворвались половцы и слуги Глеба и Константина. Засверкали в воздухе клинки. Вот покатилась голова Мстислава, упал, не успев обнажить свою саблю, пронзённый копьём Роман. Стрела пронзила сердце Глеба Игоревича.