Читать книгу Сказы о Путнине. Чекист пушистым не бывает - Александр Гущин - Страница 2

Балтийское морское пароходство Путнин уничтожил. Доверили сухопутному КГБешнику морскую компанию. Расскажу, как чекисты Путнина хозяйствуют. Смерть нам дышит в спину. Семь тысяч четыреста сорок дней прошло, как умер друг мой, Юрка Уткинов. Лет двадцать тому событию. Нам, высоким, красивым морякам Балтийского торгового флота по сорок лет было, когда привезли мы вонючее гуано в порт Констанца. Не морщитесь, подождите, я всё по порядку расскажу. Капитан дальнего плавания Юрий Уткинов подружился со мной, потому что не разбирался в людях. Прежние чекисты-капитаны читали моё секретное досье. И разговаривали со мной соответственно. Брезгливо. Я считался в досье КГБ плохим человеком. Чекисты в людях разбираются. Уткинов досье моё не читал и ценил лишь за знания науки штурмана дальнего плавания. Всё у меня, у грузового помощника капитана, получалось. И пожаров не было, и грузы не подмачивались, и без аварийности я работал. И некрасивая жена моя, мне, моряку, не изменяла. Капитан дальнего плавания Уткинов, очень меня ценил. Разговаривал со мной Уткинов уважительно. Подружились мы с капитаном. Обозлились конкретные сотрудники спецслужб России. Хорошей работы и дружбы быть не должно. Плохой человек должен работать плохо. Десятки тысяч тонн грузов, без проблем, я перевозил. Везунчик.

Чекисты порешили подлянку мне сделать. Разрешили современные чекисты, некрасивую жену мою, в алюминиевый рейс взять, чтобы капитан Уткинов в море мне рога наставил. Выбить решили путнинцы меня из колеи, отпугнуть от плохого человека удачу. Чтобы я, согласно статусу, начал работать плохо. Российские представители спецслужб поднагадить ближнему – золотые руки. Ничего не подозревающий красивый капитан дальнего плавания, должен был соблазнить некрасивую жену грузового помощника капитана. Такие проблемы решают современные путнинские чекисты. Поэтому гибнут дети в России, тонут подводные лодки, и сирийцы сбивают наши самолёты. Отвлекаются российские вояки на дешёвые внутренние разборки. Я-то не буду отвлекаться. Продолжу.

Торговое судно не военное. И не гражданское. Ни рыба, ни мясо. Торговое судно – полигон для КГБ. Матросы и мотористы это рядовые моряки. Механики и штурманы, помощники капитана, это офицеры. И среди рядовых и среди офицеров есть секретные сотрудники спецслужб, сексоты. У сексотов такая работа, что они разбивают семьи и губят государства.

На нашем океанском торговом теплоходе в столовой пищу подавала рядовым морякам дневальная. Офицерам, в кают компании, еду приносила буфетчица. Чтобы советский компот не отравили враги народа, дневальная в морском экипаже, сорокалетняя Надя – конкретная сотрудница ГРУ. Или сорокалетняя буфетчица Нина, секретная сотрудница КГБ-ФСБ, следила за чистотой питания моряков? Спросите у Президента Путнина. Он знает.

Дневальной и буфетчице поручили важное государственное задание. Чтобы в алюминиевом рейсе, когда я на мостике, на ходовой вахте, моя жена сексуально переспала с капитаном. В то время Путнин всем командовал. Лицемер. Говорит о Единой России, а сам семьи разрушал. Подлянки некрасивые изготавливал. Недаром от невзрачного Путнина, очаровательная его жена, ушла. Бросила красивая жена страшного Президента. Потому что обманул Президент любящую женщину. Путнину верить нельзя. Но россияне Путнину верят. Сталину тоже верили. Пусть Путнину верят все. Только не я.

Совместные с Уткиновым рейс, или алюминиевые рейсы, должны были длиться месяц. Десять тысяч тонн алюминия привезли мы из Петербурга в Гамбург, потому что причалы нидерландского Роттердама российскими алюминевыми болванками мы завалили так, что выгружать стало некуда. Месяц на исходе. По гамбургскому счёту за месяц алюминиевых европейских походов, ничего не подозревающий Уткинов, жену мою не обработал. Не соблазнил. Что делать? Российские чекисты организовали пеньковый рейс.

Чтобы наставить мне рога, отправили чекисты наш теплоход из неметчины дальше, в Соединённые Штаты Америки. Здесь же, в Гамбурге, загрузили нас российской пенькой. Умные немцы пеньку российскую перепродают глупым американцам. Дневальная, эта чекистская сухопутная крыса, сказала, что поплыли мы из Гамбурга на запад. Моряк скажет, что переход до Нью-Йорка занимает восемь суток. Переход, не плавание, потому что торговые суда не плавают, а ходят. В бурном Атлантическом океане этой дневальной Наде телеграммы приходили. Поздравительные. Сорокалетней женщине двадцать семь лет исполнилось. Прошли Азорские острова. Азоры были не тихими. Штормило. Капитана Уткинова сухопутная морячка, сороколетняя Надя на свой двадцать седьмой день рождения зовёт. И буфетчица Нина просит придти. Просят женщины. И меня и мою жену, и капитана, кухонные морячки приглашают к праздничному столу.

Режем ножом торт, рассекаем штевнем мусор, раздвигаем форштевнем красные водоросли. Дневальная Надя в море Саргассовом потчевала мою жену красным вином. Буфетчица угощала крепким коричневым коньяком. Атлантический океан угощал нас шампанским и серыми, пенными штормами. Все ходили как пьяные. В море и трезвых, качает.

Всякий знает, баба пьяная – вся чужая. Я за свою жену, если она выпивши, не ручаюсь. Все женщины одинаковы. На передок все бабы слабы. Коварны на задок подруги. Якобы не видит женщина, что сзади к ней кто-то пристроился. Слежу я за супругой, вижу, не потребляет алкоголь жена. Значить, будет мне предана. Застолья длились до восьми склянок. До двенадцати часов ночи. Мне на ходовую вахту пора. Било две склянки, в час ночи, с мостика, слышал я продолжающееся внизу морское веселье. Капитана Уткинова дневальная с буфетчицей водкой потчевали. Несколько невзрачных моряков мужского пола помогали буфетчице с дневальной спарить капитана с женой штурмана. При таких усилиях путнинских чекистов капитан дальнего плавания Уткинов в хмельном виде мог соблазнить мою жену. Мог, а не смог. Не в его вкусе сорокалетние бабы. Бабий век – сорок лет! Уткинов был женат, у него молодая двадцатипятилетняя жена и двое ребятишек. Капитанова жена-красавица, в театре работала.

И дневальная Надя, и буфетчица Нина, и, ни о чём не подозревающая моя жена за восемь дней и семь ночей не обольстили лоха-капитана. Пришли мы в Нью-Йорк. Ошвартовались в реке Гудзон. Обосновались у стенки сорокового причала. К дневальной подруга пришла, секретутка из АПН. Доложила дневальная, а значить сообщила шифровкой в ФСБ, что не спарился капитан с женой штурмана. Не рогат я, штурман дальнего плавания. Такого быть не может. Из Российского посольства США в Вашингтоне, российский дипломат к нам, на американском автомобиле прибыл.

Дипломат это сексот государства. На борт нашего теплохода поднялось это важное официальное посольское лицо. Зашёл дипломатичный сексот, на минуту, в каюту капитана. Потом, посольская морда, три часа сидела в каюте дневальной. С буфетчицей, рыло в рыло, тет-а-тет, посольская харя, лицо в лицо, долго беседовала. А теплоход наш даже и не разгружали. Глупые американцы перепродали пеньку дороже, разумным японцам. Отправили чекисты Путнина, случать российского капитана со штурманской женой, в Японию.

До Японии из Нью-Йорка топать надо три недели. Японо-мама. Заметь, читатель, весь этот сыр-бор директор ФСБ Путнин затеял, чтобы наставить мне рога. Отчего я такой великий? От моря. От великого океана. Путнин считает, что все моряки должны быть рогаты. Для чекистов это такая же аксиома, как вор должен сидеть в тюрьме.

Единство с ним, с разведёным Путниным. Путнин за единую Россию борется. Разведёную жену Путнина сейчас любой может соблазнить. Я, едино твою мать, не Президент. Я не Путнин, моя жена от меня не бежит. Я – моряк. Панамский канал, Тихий океан. Природа.

Тихий океан встретил нас тихой погодой. Нефтяные разводы, лодки, яхты, мусор и наш движущийся теплоход покачивала сонная океанская зыбь. Тихий океан отличается цветом воды, от Атлантического океана. Лишь мусор похожий.

Прошло три дня, как прошли Панамский канал. Потом ещё три. Лодки, яхты исчезли. Мусора вокруг меньше. Крутится винт российского теплохода! Дымит труба. Моряки без баб воют, а я ничего, не страдаю. Занимаюсь с женой любовью на широтах Гавайских островов. В ритме мёртвой зыби мы любили друг друга в объятиях Тихого океана. Великий и Тихий океан.

Тихо на просторах океанов. На борту нашего теплохода только буфетчица с дневальной шумят. Я на мостик, на ходовую штурманскую вахту, а дневальная с буфетчицей, мою разгрячённую сексом жену, под капитана подкладывают. Такая у современных чекисток работа. При условиях морской чекистской деятельности, Уткинов соблазнил бы мою некрасивую жену. Некрасивых баб не бывает. Бывает мало водки. Но Юрка водку не пил, учил японский язык. Ото всех отгородился. В два часа ночи на мостик прибывает мой вахтенный матрос. Морячок-бодрячок, по моему приказу, вахту нёс не на мостике. Морячок-стукачок мне докладывает, что хмельные буфетчица с дневальной привели мою жену к Уткинову, но капитан заперся в каюте. Никого не пускает. С утра японский язык учит. По корейской методике. И выучил. Талантлив был. Когда впервые мою жену увидел, Уткинов по-китайски заговорил. Глядя на мою жену, на Ху-Яньском диалекте воскликнул капитан дальнего плавания,

– Фуб Ля-нах!

Международный морской язык не китайский, а английский. Я китайские диалекты не различаю. Не понимаю я, язык китайцев. На английском слабовато разговариваю. Но понимаю, что говорят англичане. Через Манчестер на Ливерпуль укажу дорогу к храму. К мечети. Через Казань на Пышму я гутарю. Отлично знаю я английские фразы штурманского уровня.

Уткинов свободно пасаранил на испанском. Дездемонил шекспировские трагедии на английском языке, Уткинов, наизусть, в оригинале. Пришли мы в Иокогаму. Низких, узкоглазых японцев высокий, русский капитан, на японском языке приветствует. Я не русский, я российский татарин, но тоже не отстаю. Спрашиваю я японцев,

– Сикоко разгрузка недель? Сикоко, сикоко?

Японцы все мелкие, но за трое суток управились. Когда выгрузили светло-коричневую пеньку, тогда капитану Уткинову, эти жёлтые японцы белую гейшу предложили. Для реального, для самурайского, для философского секса. Нет. Самурайский секс не для россиян. Когда россиянин в жарком сексе, он не философствует.

Самураи жёлтых женщин почему-то перекрашивают в белый цвет. Японцы белых женщин любят. У женатых на жёлтых японках японцах, светлые любовницы. Белые европейские любовницы у всех жителей острова Хонсю.

Ушёл капитан от гейши, в лимонный Сингапур. Затем поплыли, пошли мы на родину азиатских слонов, в Индию. Оттуда на лямурный Мадагаскар. И на Маврикий. На Маврикии Юрке Уткинову российский консул по имени Степан, по фамилии Ветров предлагал малолетних маврикийских проституток. По версии Ветрова, Маскаренские острова заселены малолетними ветренницами.

Отказался наш капитан от малолеток, повёл теплоход в Средиземное море. Прошли мы Суэцкий канал, пересекли очередное море, и очутились в Неаполе.

Какие грузы мы только не возили. И коричневую пеньку, и зелёные удобрения, и чёрный африканский лес. Путь наш лежал из Средиземного моря, из Турции, в море Чёрное. Из Азии в Европу повезли мы, россияне, вонючее гуано. В Чёрном море, в румынском порту Констанца, разгружая воняющее дерьмо, я догадался, что не меня хотят скомпрометировать. И не мою жену. Мои рога никого в Правительстве Петербурга не интересовали. Я и так был по уши в КГБешной грязи. На моём ГБешном досье и пробы ставить негде. Как личность я никому не интересен, так как не рвусь руководить страной. Даже капитаном дальнего плавания быть не желаю. Умом я не вышел. Для высшего руководителя, я разумом не дотягиваю. Я – грязная урна для умных провокаций спецслужб Путнина. Мне бы только гуано разгружать.

Молодого капитана дальнего плавания Уткинова простые моряки успешно выдвигали в руководство петербургской пароходной компанией. Уткинов власть обретал. Путнину это не понравилось. Уткинова надо было скомпрометировать моральным разложением. Старая чекисткая мафия не любит талантливых капитанов. Вспоминаю я тот рейс. Из Неаполя мы метнулись во Францию. Пришли в Марсель. В Марселе Уткинова компрометировали без моей стеснительной, некрасивой жены. Чекисты Путнина и сейчас подкладывают морякам очаровательных французских педерастов. Не всем мореходам гибкие педерасты по вкусу. Не скомпрометировали французы русского. Не удалось пришить французским педерастам, русскому капитану, аморалку. Послали нас в Турцию. Загрузили турки нас воняющим птичьим навозом. Навоз или гуано я раньше из Канады в Сирию возил. В Канаде гуано без запаха, сухое, в Турции влажное и воняющее. Закидали мусульмане россиянский теплоход гуаном за неделю. В Турции Юрку Уткинова армянка на побережье Мраморного моря молочной грудью компрометировала. Безрезультатно.

Так как Уткинов морально не разлагался, из Турции его теплоход повёз в Европу разлагающийся зловонный помёт, весом семь тысяч тонн. Привезли мы в Румынию забродившее турецкое гуано в целости и сохранности. Даже больше дерьма, чем было нужно, привезли. В завонявшем порту Констанца, дневальная с буфетчицей заварили отвар из трав. Подлили Уткинову отравы. Остановилось сердце капитана. Российский молодой капитан дальнего плавания Уткинов, умер от недостаточной сердечности. Или от сердечной недостаточности. Я в медицинских терминах не разбираюсь.

Мне бы не вякать, выгружая дерьмо. А я шум поднял. Завоняло от меня, круче, чем от турецкого навоза. С турецким помётом я ещё не разобрался, а заорал,

– Отравили злодеи, российского капитана!

Румынская экспертиза яд не выявила. За то, что я мешался под ногами чекистов, Путнин мне отставку сделал. Уволил моряка, выписал волчий билет. Уничтожил Балтийское морское пароходство. Ни в одну пароходную компанию меня не брали. Хорошо, что Президент меня не убил. Маялся я на берегу, без средств существования, до старости. И жена Уткинова, одна, с двумя малолетними детьми, зело бедствовала. Когда я состарился, Путнин пенсию, эквивалентную двумстам долларам США мне назначил. Нищенствую я в Петербурге. А страшная моя жена, даже в нищете мне не изменяет.

8 сентября 2018 года.