Читать книгу Все дороги ведут в Реймс - Александр Харников - Страница 4

11 февраля 1756 года. Франция. Версаль. Король Франции Людовик XV Возлюбленный

«L’État, c’est moi»[1] любил говорить мой великий прадедушка, король Людовик XIV. Конечно, мне далеко до его государственных талантов, но, как и в годы правления короля-солнца, решать, как поступать в том или ином случае, приходится только мне, французскому монарху, поставленному самим Господом во главе страны.

Но вот как принять это единственно правильное решение, если мои министры об одном и том же говорят диаметрально противоположное? Самое же опасное заключается в том, что основываются их убеждения не на истине, а на личных предпочтениях и заблуждениях. Да и «что есть истина?», как вопрошал Понтий Пилат Спасителя. Мне, царю земному, сие трудно решить.

Я вздохнул и положил на полированную крышку «Королевского бюро» два донесения, полученные мною накануне из Нового Света. Одно из них было написано Пьером де Риго, маркизом де Водрёй-Каваньиаль, новым губернатором Новой Франции, недавно отправленным мною в Америку. Если верить его донесению, то наши дела там идут просто блестяще. Британцы потерпели несколько серьезных поражений, и мои подданные потихоньку начали освобождать захваченные у нас ранее земли.

Второе донесение я получил от своего кузена, принца де Конти, который заправлял «Secret du roi» – «Секретом короля»[2]. Шпионам, работающим на де Конти, порой удавалось добывать сведения, которые я не мог бы получить обычным путем. Но, к большому моему сожалению, выводы, которые делал принц де Конти, часто не совпадали с выводами, сделанными нашими дипломатами.

Вот и сейчас, читая два почти одновременно полученных мною донесения, я никак не мог избавиться от ощущения, что написаны они о совершенно разных вещах. Хотя авторы обоих находились в Новой Франции примерно в одно и то же время.

Если верить человеку принца де Конти, маркиз де Водрёй-Каваньиаль совершил ужасную ошибку, отдав несколько отвоеванных у британцев островов неким русским, которые ничего особенного-то и не сделали – всего лишь оказались в правильном месте в правильное время и задурили голову сначала одному губернатору, потом другому.

А сам маркиз пишет, что именно русским мы обязаны как победой на Мононгахеле и территориальными приобретениями в тех местах, так и спасением предыдущего губернатора, маркиза Дюкеня, и его свиты у некой реки под названием Ниагара.

И, более того, именно они смогли каким-то чудесным образом отвоевать форты Босежур и Гаспаро, так бездарно потерянные прошлым летом де Вергором. За все ими сделанное маркиз Дюкень пообещал отдать этим русским остров святого Иоанна и Королевский остров. Но на этом победители при Мононгахеле не остановились – они смогли освободить всю восточную Акадию, а заодно и создали для нас армию нового образца, вооружив ее оружием своего производства, которая в ближайшем будущем займется освобождением юго-запада Акадии. И, самое удивительное, они больше ничего не потребовали сверх того, о чем договорились с самого начала.

И кому из них мне верить? Конечно, неплохо было бы дождаться прибытия губернатора Дюкеня, который по завершении его срока правления вот-вот вернется во Францию, чтобы не спеша расспросить его обо всем подробно. Но времени для этого у меня не было – решение необходимо принимать как можно скорее.

Я вздохнул, еще раз перечитал оба донесения, после чего крепко задумался. Ситуация, на мой взгляд, создалась запутанная и сложная. И ошибаться в принятии решения было нельзя.

С одной стороны, маркиз де Водрёй-Каваньиал был прав, и действовал он строго в пределах своей компетенции. В конце концов, что такое два небольших острова по сравнению с огромной Новой Францией? Ведь если дела у нас там и далее пойдут так же успешно, то мы сможем отвоевать все, что нами было потеряно. А тамошние русские… Если они не станут вести себя враждебно и не будут покушаться на наши колониальные владения, то пусть спокойно себе живут на подаренных им островах. Если же они проявят строптивость и попытаются вести самостоятельную политику, то их всегда можно будет попросить удалиться. В конце концов, как пишет маркиз де Водрёй-Каваньиаль, их в Новой Франции – точнее, на островах, отданных им новым губернатором – очень мало.

Я подчеркнул несколько строк в послании губернатора и отложил его в сторону.

Что же касается донесения человека де Конти, то следовало не забывать о том, что принц люто ненавидел русских. Его доверенное лицо, граф де Брольи, писал мне: «Что до России, то мы причислили ее к рангу европейских держав только затем, чтобы исключить потом из этого ранга и отказать ей даже в праве помышлять об европейских делах… Пусть она впадет в летаргический сон, из которого ее будут пробуждать только внутренние смуты, задолго и тщательно подготовленные нами. Постоянно возбуждая эти смуты, мы помешаем правительству московитов помышлять о внешней политике».

Да, я и сам недолюбливал эту огромную варварскую страну, которая по какому-то недоразумению сумела затесаться в семью европейских народов. Поэтому ее при первой же возможности следовало изгнать из Европы. Пусть она, если ей так уж хочется повоевать, сражается с такими же дикими, как и она, странами Востока.

Только вот… Я чувствовал, что мне вскоре придется скрестить шпагу с Австрией и Англией. И, вполне возможно, с Пруссией, которой мы в свое время сделали столько добра. Но неблагодарность – вредная привычка, так часто распространенная среди европейских монархов. И, как бы то ни было, желательно иметь Россию на нашей стороне, или хотя бы сделать так, чтобы она находилась в нейтральном по отношению к нам статусе.

Нет, я пока еще не готов принять окончательное решение. Может быть, есть смысл посетить отель д‘Эврё? И хотя я уже давно не поддерживаю плотскую связь с маркизой – пардон, теперь уже герцогиней – де Помпадур, но мне приходится часто с нею советоваться по важным государственным делам. Эта женщина обладает мужским умом, она неплохо разбирается в государственных делах, в том числе в политике и дипломатии. Ее советы часто помогали мне принимать единственно правильные решения, и очень редко случалось так, чтобы она оказывалась неправа.

Я позвонил в колокольчик. Явившемуся на мой зов слуге я велел отправиться с запиской в отель д‘Эврё с просьбой к маркизе пообедать со мной. События в Новой Франции развивались стремительно, и стоило поспешить воспользоваться столь благоприятным для нас стечением обстоятельств.

15 февраля 1756 года. Франция. Версаль. Король Франции Людовик XV Возлюбленный

Вернувшись в Париж, я тщательно проштудировал документы, которые передала мне мадам Помпадур. Эх, как жаль, что я не могу поставить эту удивительную женщину во главе Франции! Как она умеет схватывать самое важное из того, что происходит в мире! Это просто Ришелье в юбке! Ведь большинство моих министров больше заботятся о своем кармане, забывая при этом об интересах нашего государства.

Из разговора с ней я понял, что ни в коем случае нельзя отдавать без боя наши заморские владения в Новом Свете! И если оттуда пока не хлынул поток золота, то это совсем не значит, что земли те бесполезны и бесплодны и приносят одни лишь убытки казне. Ведь не зря же министр моего прадеда Людовика XIV Жан-Батист Кольбер сумел основать столько колоний по всему миру. Мадагаскар, Луизиана, острова в Вест-Индии, обширные районы в Индии, Канада – все это сделало Францию самой большой колониальной державой в Европе. Процветала и морская торговля – Франция имела третий по численности флот в Старом Свете после Англии и Голландии.

Бедняга Кольбер, он совсем не щадил себя на службе короля и умер, можно сказать, за рабочим столом. Как жаль, что у меня нет второго такого же верного слуги, каким был он. Боюсь, что после моей смерти все плоды его трудов пойдут прахом, и королевство вынуждено будет расстаться с большей частью своих колониальных владений.

Мадам де Помпадур в переданных мне документах прямо предупреждала меня о той опасности, которая грозила территориям, все еще принадлежавшим нам в Новой Франции. Мы вынуждены были уйти в глухую оборону, с горечью наблюдая за тем, как уменьшаются наши владения в Северной Америке.

Но, с другой стороны, в документах были весьма толковые предложения о необходимости воспользоваться появлением в Акадии некой новой силы – русских войск, которые, если верить донесениям бывшего губернатора Новой Франции маркиза Дюкеня, сыграли главную роль в разгроме экспедиции британского генерала Брэддока и освобождении наших фортов, ранее захваченных неприятелем. Правда, за оказанную помощь эти русские потребовали от нас некоторые территориальные вознаграждения. И было бы глупо их за это упрекать. Но ведь они ни в какое сравнение не шли с теми потерями, которые мы уже понесли, да и могли бы еще понести, если бы моим войскам не удалось сдержать натиск проклятых англичан. Более того, те земли, которые получили русские в качестве вознаграждения за их помощь, все равно стали бы английскими – нам вряд ли бы удалось их отвоевать.

В том же, что французам придется воевать с нашими беспокойными соседями, я ничуть не сомневался. В преддверии большой европейской войны Франция искала союзников, среди которых, как ни странно, могла оказаться и Россия. И хотя многие дипломаты королевства были явными противниками этой огромной азиатской страны, их антипатии к ней имели какое-то иррациональное свойство. Я еще мог бы понять нелюбовь к русским со стороны соотечественников моей супруги Марии Лещинской, отца которой, короля Польши Станислава, русская императрица Анна силой принудила оставить трон в Варшаве. Но ведь это было так давно!

Да, мы, французы, попытались вмешаться в распри моего тестя с его соперником. В осажденный Данциг мы отправили две с половиной тысячи французских солдат. Они были разбиты войсками генерала Миниха, и остатки их попали в плен к русским. Правда, тогда я еще во всем доверял своему наставнику, кардиналу Флери. Да и экспедиция та, как мне кажется, была с самого начала обречена на поражение. Мой тесть ухитрялся выкручиваться из самых опасных ситуаций, но по жизни он явно был неудачником.

Поэтому все те, кто поддерживал его авантюры, вызывали у меня настороженность. Это касалось и моего кузена, принца Конти. Ведь именно он и посол Франции в Польше Шарль-Франсуа де Брольи, маркиз де Рюффек, ненавидят русских. Это, конечно, их право, но накануне грядущей европейской войны следует думать не о чувствах, которые тебя обуревают, а о возможных союзниках в этой войне. А что будет, если я откажу тем русским, которые в Новой Франции вместе с нашими войсками сражаются с британцами, в их требованиях? Ведь маркиз Дюкень уже дал согласие от моего имени. Получив отказ, они могут махнуть на все рукой и отправиться на свою родину, а я потеряю земли французской короны, на которых столько лет жили мои подданные.

В Европе русские, оскорбленные моим поступком, наверняка не пожелают быть нашими союзниками. Более того, они могут заключить военный союз с королем Пруссии и даже с Британией! А это будет очень опасно для Франции.

И все из-за того, что принц Конти и граф де Брольи испытывают личную вражду к императрице Елисавете. Нет, такого нельзя позволить! Это опасно и глупо! Я немедленно приму маркиза Дюкеня и русских, которые должны в самое ближайшее время прибыть во Францию. Я хочу лично познакомиться с этими людьми. Возможно, они станут тем самым мостиком, который свяжет Французское королевство и Российскую империю.

Аккуратно сложив документы, переданные мне мадам де Помпадур, в конверт, я убрал их в свой секретер. Да, надо будет серьезно поговорить с принцем Конти. Я, конечно, уважаю его опыт и ум, но король во Франции должен всегда быть тем единственным человеком, который принимает важнейшие для государства решения. И мой кузен обязан их исполнять, нравится ему это или нет.

Историческая справка

Французская Луизиана

9 апреля 1682 года Рене-Роберт Кавелье, сьёр де Ла Салль, торжественно водрузил крест на одном из островов в дельте Миссисипи и объявил о том, что весь бассейн этой великой реки принадлежит Франции. Гигантскую территорию, от Скалистых гор на западе до Аппалач на востоке, он назвал Луизианой, в честь святого Людовика и короля Людовика XIV[3].

Южной границей новоприобретенной территории был Мексиканский залив. Северной же границей являлись Великие озера, хотя они технически не считались частью бассейна Миссисипи; к северу от них находилась другая провинция Новой Франции – Канада. А на запад от Великих озер граница Луизианы включала в себя и часть территорий, с конца XIX века принадлежащих Канаде.

Луизиана состояла из двух административных единиц – Верхней Луизианы, или Страны Иллинойс, названной так в честь индейского племени иллинвек, известного на французском как illinois («иллинуа»), и Нижней Луизианы. Границей между ними была река Огайо на востоке и река Миссури на западе. Обе части королевских владений Франции заметно отличались друг от друга климатом, рельефом местности, населением, культурой и экономикой. Их связывали между собой река Миссисипи и бассейн Великих озер. Именно Миссисипи, а также ее крупные притоки, стали важнейшими артериями Французской Луизианы.

Французы весьма неохотно колонизировали доставшиеся им огромные территории в Северной Америке. Причин для этого было немало: тут и удаленность, и труднодоступность ее основных территорий, тут и южные субтропические болота, ставшие источником желтой лихорадки, а также климат, жаркий на юге и холодный на севере.

Небольшие группы французских колонистов закрепились лишь на крайнем юге страны, в окрестностях города Нового Орлеана (его население в 1803 году составило 10 тысяч человек, из них две трети – негры-рабы). В верховьях Миссисипи французы построили несколько военных фортов. Великие же равнины были заселены индейцами, с которыми колонисты попеременно то торговали, то сражались.

В 1763 году французы потерпели поражение в Семилетней войне, после чего был заключен Парижский мирный договор, согласно которому земли Луизианы к востоку от реки Миссисипи, а также Канада, перешли к Англии, за исключением Нового Орлеана. Испании же достались территории Луизианы к западу от Миссисипи.

В 1800 году Франция и Испания подписали тайный Третий Ильдефонсский договор, согласно которому Франция получила Луизиану обратно – и в 1803 году продала ее Соединенным Штатам за восемьдесят миллионов франков, или пятнадцать миллионов долларов. Если учесть, что территория Луизианы на тот момент составляла примерно два миллиона сто сорок тысяч квадратных километров, то американцы заплатили около семи долларов за квадратный километр, или около семи центов за гектар.

Из этих территорий возникли штаты Луизиана, Миссури, Арканзас, Айова, Северная и Южная Дакоты, Небраска и Оклахома, а также большая часть территории штатов Колорадо, Вайоминг, Монтана и Миннесота. Кроме того, в 1846 году территории к северу от сорок девятой параллели были признаны английскими и ныне составляют часть канадских провинций Альберта и Саскачеван.

А от Франции остались лишь французские географические наименования (от Детройта и Чикаго до Сент-Луиса, Батон-Ружа и Нового Орлеана), а также часть населения на юге Луизианы (а до недавнего времени и в Алабаме, в Мобиле и окрестностях), так называемые креолы (жители Нового Орлеана французского происхождения) и каджуны – потомки переселенцев из Французской Акадии, изгнанных англичанами после завоевания этой территории. Французский до сих пор является вторым официальным языком Луизианы, и некоторые каджуны все еще говорят между собой на каджунском диалекте французского, хотя этот язык постепенно вытесняется английским.

28 февраля 1756 года. Королевство Пруссия. Сан-Суси. Граф Карл Вильгельм Финк фон Финкенштейн, кабинет-министр королевства

Для меня не стало неожиданным приглашение моего друга детства Фридриха, короля Пруссии, срочно посетить его во дворце Сан-Суси. По должности моей мне приходилось часто вести приватные беседы с Фрицем – так по старой памяти я называл короля, коего весьма уважал и любил. Он же, в свою очередь, редко принимал важные решения, касаемые государства, без моего совета[4].

Я знал, что король сейчас напряженно размышлял, готовясь к новой войне с Австрией. То, что она была неизбежной, стало ясно после того, как Фриц победил императрицу Марию-Терезию и лишил ее Силезии. Рассказывали, что та рыдала, как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку, подписывая мирный договор в Дрездене, окончательно закрепивший Силезию за Пруссией. Но обиженные дети часто бывают злопамятными. Мария-Терезия поклялась примерно наказать Пруссию и вернуть утерянные земли. Для этого она стала сколачивать коалицию, направленную против нашего королевства.

Именно поэтому Фриц и стал готовиться к войне, ища союзников, которые могли бы помочь ему окончательно разгромить Австрию. Одним из самых влиятельных государств в Европе была Россия, которая еще не приняла окончательного решения, оставаться ли ей в будущей общеевропейской войне нейтральной или примкнуть к одной из противоборствующих сторон.

Хотя Россия и не граничила с Пруссией, да и явных противоречий между нашим королевством и этой огромной варварской империей вроде бы не было, стоило, однако, просчитать все возможные варианты развития событий, не исключающие возможность нападения на нас России. Мы с Фрицем обсудили в свое время вроде бы все, решив, что пока ленивая и нерешительная императрица Елизавета будет, подобно буриданову ослу, раздумывать, как ей поступить, отлично обученная и снаряженная армия Прусского королевства успеет разгромить Австрию и примкнувших к ней сателлитов, заставив Марию-Терезию признать свое очередное поражение. Но тут в Новом Свете произошло нечто, что заставило нас еще раз тщательно обдумать планы будущей военной кампании.

То, что англичане и французы постоянно сражаются друг с другом на американском континенте, ни для кого не было секретом. По всем нашим расчетам, французы в этой колониальной войне должны были потерпеть поражение и уйти из своих заморских владений. Но неожиданно в противоборство старых соперников вмешалась некая третья сила. Это были русские, которые, взявшись неизвестно откуда, наголову разбили армию генерала Брэддока на какой-то реке под труднопроизносимым на немецком языке названием Мононгахела. Практически одновременно англичане сумели захватить французскую часть местности под названием Акадия – это где-то на востоке Нового Света. И, судя по информации, полученной от коммерсантов, торговавших в тех краях, русские согласились помочь французам отвоевать эти земли – по слухам, в обмен на некие острова, на которых они намеревались создать свою колонию.

Именно поэтому, после того как мы узнали о случившемся, в Новую Францию отправился наш агент по имени Генрих Краузе. От него мы еще пока не получили никаких известий, что немудрено – моря в это время года очень бурные, а залив Святого Лаврентия, находящийся по пути к столице Новой Франции, городу Квебеку, к тому же замерзает. И тогда не только замирает торговля с этими землями, но и становится практически невозможна передача любой информации.

И вот недавно пришла новость от нашего агента в Париже – французы сумели-таки послать корабль из незамерзающего порта под названием Луисбург на самом востоке Акадии, и это судно благополучно добралось до берегов Франции. Оно привезло радостную весть о грандиозной победе новосозданной Акадской армии под командованием русских в этой самой Акадии.

По слухам, русские создали эту армию из французов, обучили ее доселе невиданным способам ведения войны и вооружили ее, помимо всего прочего, более дальнобойным и точным оружием. Мне неизвестны какие-либо революционные разработки русских в этой области, так что к этой информации я отнесся несколько скептически, но кто знает… Ведь факт победы, судя по всему, налицо – и это после позорного июньского разгрома находившихся в Акадии регулярных французских войск.

Еще было известно, что привезен текст договора, подписанный только что назначенным губернатором Новой Франции, Пьером де Риго, маркизом де Водрёй де Каваньияль, и русскими, а также документ о капитуляции англичан на всей территории Акадского полуострова. Далее – но это уже было на уровне слухов – рассказывали, что, согласно этому документу, русские отдали французам всю материковую Акадию в обмен на два острова, на которых они и устроили свою новую колонию. Так ли это, мне достоверно неизвестно, но я полагаю, что дыма без огня не бывает.

Фриц, обеспокоенный всем происходящим, велел генералу Кристофу Манштейну, родившемуся и выросшему в России, разузнать все, что можно, об этих «русских американцах». Меня же, имевшего счастье пробыть несколько лет послом Пруссии в Санкт-Петербурге, он пригласил для того, чтобы задать несколько вопросов.

– Карл, – сказал мне король, – из того, что мне стало известно, я сделал вывод о том, что за горсточкой русских, неожиданно объявившихся в Америке, стоит одна из влиятельных в России партий. Ну не верю я в то, что все, произошедшее в тех краях, случайно. По описанию очевидцев те русские – отменные вояки, имеющие немалый боевой опыт. И вооружены они весьма сложным и качественным оружием, которого нет ни у французов, ни у англичан.

Скажи мне, кто при дворе императрицы Елизаветы мог снарядить и вооружить этих бойцов, наводящих сейчас страх и ужас на британские колониальные войска?

Да, вопрос, который задал мне мой друг детства, был для меня непростым. Чуть подумав, я попытался объяснить королю положение дел в русских партиях, боровшихся за влияние на императрицу Елизавету.

– В России всех политиков можно разделить условно на две партии. Первую возглавляет канцлер Бестужев, которого я считаю одной из сильнейшей фигур, стоящих у императорского трона. Но канцлер – англофил, поэтому маловероятно, что он станет действовать против своих покровителей.

– Да, но я слышал, что Бестужев алчен до безобразия и за золото может предать кого угодно, – заметил Фриц.

– Не спорю, что канцлер продажен, – согласился я. – Но мои агенты при русском дворе ничего не сообщали мне о том, что французы попытались его перекупить. Бестужев к тому же много пьет и потому не умеет держать язык за зубами. Думаю, что он давно бы уже разболтал всем о пансионе[5], который пообещали бы ему агенты французского короля.

– А кто возглавляет вторую партию? – с любопытством спросил король.

– Вторая партия – это партия вице-канцлера Воронцова. Вот он-то вполне мог бы собрать небольшую армию, которая, подобно Кортесу, отправилась на завоевание Америки. Только вот…

– Говори, говори, Карл! – нетерпеливо воскликнул король.

– Воронцов – приятный в общении человек, который, правда, довольно скверно говорит по-французски и по-немецки. К тому же он ненавидит Бестужева и будет весьма рад, если тот свернет себе шею в придворных баталиях. Воронцов, состоявший при дворе тогда еще великой княжны Елизаветы Петровны, стал одним из руководителей дворцового переворота, который и возвел дочь Петра Великого на российский престол. За что он был ею обласкан и стал графом. Не назову его гением, однако отмечу, что он полон здравомыслия, а ум его если и не блестящий, то справедливый и основательный. Он честолюбив, вот только есть у него один недостаток – Воронцов робок и боязлив. Поэтому я считаю, что он вряд ли самостоятельно решился бы на столь рискованный поступок.

– Гм, Карл, – покачал головой король, – а может быть, среди русских военных нашелся некто, кто мог бы организовать и профинансировать такую экспедицию?

– Пожалуй, я знаю в России лишь одного такого человека, который мог решиться на подобную авантюру. Только он сейчас не у дел.

– Ты имеешь в виду бывшего шефа генерала Манштейна, фельдмаршала Бурхарда Миниха? – спросил Фриц. – Знаешь, я бы совсем не удивился, узнав, что за русской экспедицией в Америку стоит именно этот человек. Только ведь он был приговорен императрицей Елизаветой к смертной казни, которую в последний момент заменили ссылкой в Сибирь.

– Да, – согласился я. – Как мне стало известно, Миних живет сейчас в местах, где дикие кочевники пасут стада своих оленей. Но он здоров и бодр. Только возможности как-либо влиять на российскую политику у него нет. Других же русских военачальников, кто по собственной инициативе решился бы помочь французам изгнать британцев из захваченных ими владений короля Людовика, я не знаю.

– Ну что ж, Карл, – вздохнул король. – Будем вместе с тобой ожидать новых известий из этой Акадии. Как мне кажется, они еще немало нас удивят. Надо отдать должное русским – они умеют совершать дерзкие поступки, на которые не решились бы многие из европейцев. Если ты получишь новые известия о «русских американцах», то немедленно сообщи их мне. Я готов выслушать тебя в любое время дня и ночи.

1 марта 1756 года. Атлантический океан. Борт французского военного корабля «Жанина». Кузьма Новиков, глава посольства Русской Америки

Вот и сподобил меня Господь снова выйти в открытое море. Много лет назад я, совсем тогда еще несмышленыш, отправился в Новый Свет, сбежав из французского плена. А теперь вот возвращаюсь снова во Францию, но уже не как беглец, а как человек уважаемый, с кем вежливо раскланивается при встрече маркиз Дюкень, бывший губернатор Новой Франции.

И возвращаюсь я домой не один-одинешенек, а с Кристиной, красавицей-женой. Правда, и годочков мне за сорок, седой уже, но духом пока силен, и, даст Бог, послужу еще России-матушке. Вот только не знаю, как у меня все это получится. Времена у нас дома совсем другие, многих моих сверстников уже, пожалуй, и в живых-то нет. Ну ничего, с Божьей помощью разберемся как-нибудь.

Маркиз Дюкень меня успокаивает, дескать, встретить нас во Франции должны хорошо. Все же мы побили в землях заморских британское войско, отвоевали захваченные англичанами города и селения. Уж сам-то маркиз в этом знает толк. Он смолоду служил на флоте, как его отец и дядя. У него есть чин флотского капитана, так что в случае чего он может командовать кораблем. Во Франции, куда его отозвали с поста губернатора, маркизу обещали дать под начало Тулонскую эскадру.

Он был чуть старше меня, но внешне выглядел даже помоложе. Да и ростом его Господь не обидел. Сложения он был крепкого, осанку имел гордую, и держал себя скорее несколько высокомерно. Но мы с ним быстро нашли общий язык. К тому же он хорошо помнил, чем он был нам обязан.

В разговорах со мной маркиз Дюкень честно признался, что не все во Франции готовы сражаться, себя не жалеючи, с англичанами, которые, словно бульдоги, вцепились в заморские земли, принадлежащие королю Людовику. Многие из дворян и вельмож считали, что ни к чему королевству тратить большие деньги на содержание этих территорий. Кому они нужны, если там нет ни золота, ни драгоценных камней? То ли дело Мартиника, откуда плантаторы ввозили во Францию сахар и кофе, или Гваделупа, которую власти предержащие в Париже готовы были обменять с британцами на Новую Францию[6].

Маркиз Дюкень рассказал мне, что в Париже он будет решительно отстаивать интересы Новой Франции.

– Мой друг! – восклицал он. – Разве можно отдавать практически без боя такие огромные территории? Ведь даже если они сейчас не приносят большую прибыль, то это совсем не значит, что в ближайшем будущем эта земля станет кормилицей и родным домом для десятков тысяч наших бедняков. Пашни в старой доброй Франции истощаются, а население быстро растет. Я уже не говорю о несметных рыбных стаях, которые водятся в море у побережья Акадии! Нет, было бы просто преступлением добровольно отдать все это британцам…

– Да, но мы тоже хотим получить из рук короля Франции кое-какие земли, – деликатно заметил я. – Впрочем, права и интересы подданных его величества Людовика XV будут нами учитываться. К тому же новосозданная армия Русской Америки станет вместе с французскими войсками сражаться против нашего общего врага.

Маркиз соглашался со мной, но, как мне казалось, его все же терзали некоторые сомнения. Он пару раз намекнул мне, что в Париже среди вельмож, стоящих у трона французского монарха, нет полного согласия. Несколько партий пытаются уговорить короля принять решения, которые были бы выгодны только их сторонникам. А насколько они будут выгодны Франции – это интересовало приближенных короля в последнюю очередь.

– Мой друг, – говорил мне маркиз Дюкень, – вас надо непременно познакомить с герцогиней де Помпадур. Мнение этой женщины и сейчас очень важно для короля. Она умна, приятна в обхождении и будет рада вас выслушать. Если же вы при этом сможете убедить ее в пользе нахождения русских в Новой Франции, то считайте, что половина дела сделана. Хотя…

Я заметил тревогу, мелькнувшую на лице маркиза, и осторожно поинтересовался, не грозит ли нам неприятностями недовольство противников мадам де Помпадур.

Моему собеседнику, как я понял, не очень хотелось рассказывать мне о несогласии, царившем среди французских вельмож. Он обещал мне более подробно поведать обо всем, когда наш корабль достигнет берегов Франции. Видимо, у него на родине не все было так просто. Как сообщил мне маркиз Дюкень, в Европе в самое ближайшее время должна была начаться большая война.

Из рассказов Хаса я знал про эту войну, получившую название Семилетней. К сожалению, русские войска оказались втянутыми в нее, и хотя в сражениях они и проявили немалую доблесть, победив своих врагов, война сия оказалась абсолютно бесполезной для России. Чтобы ее предотвратить, мы и отправились в долгое и опасное путешествие. Вот только чем оно закончится?..