Читать книгу Творец бессмертия, или Исповедь гения - Александр Иванович Вовк - Страница 14

Вспоминая теперь, как всё происходило, я не стану лукавить, будто оказался таким уж непреклонным патриотом. Не стану никого убеждать, будто упирался изо всех сил, прощая даже самые ужасные нестыковки своей жизни на родине, те надоевшие лотки с хлебом, нехватку денег даже на приличные ботинки, лишь бы не оказаться во вражеском стане.

Нет! Я не стану лукавить! Я вовсе не упирался и спустя три недели оказался в Сан-Франциско. Если бы я уже тогда был американцем, то непременно бы добавил, что это находится в штате Калифорния, то есть, в США. Это у них принято сообщать потому, что американцы географию своей страны знают очень плохо. Им подсказки требуются, чтобы отыскать на карте даже такой большой американский же город как Сан-Франциско.

Смешно говорить, но американцы в своём незнании пали столь низко, что упоминая столицу США город Вашингтон, непременно добавят, что это в округе Колумбия (так было до 26 июня 2020-го года). Даже про известный всему миру город Нью-Йорк американцы скажут, что его следует искать не где-то в Японии, а в штате Нью-Йорк. В общем, молодцы, всем на удивление! Понятно объясняют, рассчитывая, видимо, только на таких же дебилов, как сами!

Теперь-то, спустя многие годы, проведённые в Америке, я лучше представляю себе жизнь местного населения в США. Ведь в Советском Союзе наши люди американскую жизнь прямо-таки сказочно идеализировали. Идеализировал ее тогда и я, считая, как и многие советские люди, что на Западе всё прекрасно, нас же в СССР просто дурят, будто у них всюду нищета и обман.

А в реальности тамошняя жизнь, как было и у нас, оказалась весьма различной для разных людей. Она мало напоминала рай, даже в тени знаменитых небоскрёбов, которые знакомы почти каждому жителю планеты по фильмам или фотографиям. Но одно дело, если смотришь на небоскрёбы издалека, когда они красиво торчат над городом, и совсем другое, когда находишься рядом под их давлением на психику, ощущая, свою муравьиную никчемность.

Кому-то, конечно, американская жизнь, как советским людям всегда и казалось, действительно стала раем на Земле, но таких людей в США всегда было мало. И их белозубые улыбки большинству американцев и, тем более, полунищих эмигрантов, виделись только на теле- или киноэкранах! Сами же они жили иной жизнью, хотя и не роптали, поскольку в «свободной стране» надеялись на лучшее, ведь и им основательно промыли мозги огромными американскими возможностями стать каждому миллионером.

Потому-то остальные жители страны, производившей треть мировой продукции, будь то коренные жители США или вновь испеченные граждане, просто жили. И чем труднее им это давалось, тем чаще они попадались мне на глаза. Потому что таких людей в Штатах было всегда не просто очень много – только они везде и попадались!

Даже по официальным американским данным более десяти процентов населения США в то время получали пособия на продовольствие, без которых они очень скоро загнулись бы от голода. Теперь зависимых от такого пособия стало еще больше.

Тем не менее, поначалу меня ставили в тупик американские улыбки на каждом лице. Казалось, будто все встречные только что узнали о своём крупном выигрыше в лотерею, в лото или в очередной рекламной акции – в США это практикуется везде и всюду. Правда, везунчиков, выигравших по-крупному, я ни разу не встречал, если не считать напористой рекламы, в которой всё становится возможным, стоит вам лишь захотеть и отдать свои деньги мошенникам!

Улыбки, улыбки, улыбки! Это и есть Америка!

Редкий русский поймёт, как можно жить в дерьме и давиться им от счастья, улыбаясь во весь рот! Но американцы-то с детства знают свой звериный мир – слабых здесь сжирают в первую очередь! А отсутствие улыбки – это верный признак слабости или паталогического безразличия к жизни, которое всегда возникает под напором беды!

Наши люди, советские, тоже ведь улыбались. Пусть реже, зато их улыбки ценились выше. Они были исключительно искренними, а потому заразительными, как зевота. Я только в Америке стал вспоминать самые простые бытовые ситуации, в которых вдруг как яркий взрыв на моих глазах раскрывалось искреннее человеческое счастье. И утаить его было никак невозможно, раз уж глаза светились внутренним светом счастья!

Боже мой! Сколько в СССР я встречал счастливых людей, особенно, девчонок-хохотушек, заботливых парней, даже озабоченных молодых мамаш, тоже счастливых со всей очевидностью – всех не счесть!

А молодежные свадьбы! А стройотряды! Или дальние походы! Да стоило хотя бы взглянуть на проходную всякого солидного предприятия в конце предвыходного дня. Какая экспрессия, какие планы написаны на одухотворённых лицах, какое оживление, какой выразительный гомон!

Попадались, конечно, и несчастные лица, были даже трагические, вот только в США даже самая прекрасная улыбка вовсе не означала счастья. Она была лишь необходимой маской.

Мне с детства, едва я стал что-то в жизни понимать, казалось странным стремление некоторых людей устроиться как можно лучше, но обязательно за чужой счёт. Видимо, по той же причине огромные человеческие массы, опьяненные голливудской пропагандой и собственными заблуждениями, рвутся в США на ловлю счастья и чинов.

Они приплывали сюда через Тихий или Атлантический океан! Они со всех сторон стремились сюда огромными самолётами! Они приползали на карачках через мексиканскую границу или под нею. И все лелеяли мечту о бесплатном и беспроигрышном счастье.

Но стоило лишь оглядеться по сторонам, находясь в США, чтобы увидеть – всюду эмигранты, переселенцы, студенты, приезжающие на учебу, изменники, государственные преступники, ловцы удачи – все они рвались в США как мотыльки на свет горячей лампы.

И очень скоро почти все они обжигались и исчезали в небытии, так и не уяснив для себя, что стали жертвой изощрённой американской программы. Так и не поняв, что американский образ жизни почти для каждого из них – это искусственно созданный привлекательный миф. Такой же привлекательный, как свет горячей лампы, обжигающий мотыльков!

Мало кто из эмигрантов, обосновавшихся в Штатах, когда-то добивался своего. Остальные незаметно и навсегда исчезали из поля зрения вместе с тайной своей несчастной жизни. И, самое главное, именно эта тайна никогда не становилась известна тем, кто стоял в очереди за своим правом прикоснуться к горячей лампе.

В США всюду одни мифы, куда ни глянь! Вся история этой страны – сплошные мифы и мистификации!

Демократия – миф! Свобода личности – миф! Свобода мысли и слова – миф! Богатства, чтобы каждому и без усилий – миф! Перл-Харбор – самый большой спроектированный заранее миф, нужный всего-то для одобрения американскими гражданами вступления во Вторую мировую войну!

Прославленные американские братья Райт – якобы впервые полетевшие на аппарате тяжелее воздуха, тоже бессовестный миф! Ведь ещё за год до них и действительно первым прямо в городе у всех на виду взлетел и неуклюже задел здание немец Густав Вайскопф, не так давно осевший в США и сменивший позже свою фамилию на Уайтхед. А ушлые братья Райт, хотя обманом и украли его техническую идею, но так и не взлетели по-настоящему! Во время своего полета на расстояние всего около двухсот метров они находились на столь смешной высоте, что могли бы отталкиваться от нее ногами! Ничего иного у них так и не вышло!

Американцы на Луне – тоже превосходный миф! Даже не миф, а обман планетарного масштаба!

Атака на башни-близнецы – тоже миф, созданный для развязывания войны с весьма странным терроризмом, но, главное, в нарушение всех законов и прав личности самих же американцев!

Тщательное расследование убийства президента Кеннеди – тоже своеобразный миф, рожденный на глазах десятков тысяч техасцев в Далласе, ибо никто и не собирался ничего расследовать. Задача была лишь всех запутать, а заказчиков и осведомлённых свидетелей убрать раз и навсегда!

И смерть их четырежды прославленного президента Рузвельта, не дожившего менее месяца до великой победы над фашизмом, – тоже безусловный миф, которого запрещено касаться сто лет! Очень уж Рузвельт благоволил к СССР, с которым мировое правительство как раз собиралось разделаться! Разумеется, как мне кажется, Рузвельта просто убили, чтобы не мешался под ногами!

Государственная самостоятельность США! А разве она не есть самый большой миф?!

В общем, с какой стороны ни глянь на Штаты – всюду ложь! Если говорить об этом щадяще, то не ложь, а исторические мифы!

Но надо отдать должное американцам хоть в этом! Они – непревзойдённые мастера сочинять и распространять о себе восхищающие всех мифы на любой вкус! Тем самым стягивают к себе со всего мира мозги и крутят ими, как хотят, зато собственный народ держат в первобытном невежестве.

Но у меня по прилёту в США всё получилось иначе. Получилось вполне благополучно.

Намереваясь выжать мои мозги, меня уже ждали очень богатые люди, которые для реализации своих потребностей не скупились! Потому со мной носились как цыган с торбой! И я мог легко не замечать оборотной стороны американской жизни. Я катался как сыр в масле, не имея в кармане поначалу ни цента! Любое моё желание и без денег исполнялось неукоснительно и без промедления!

И как мне, подумайте сами, было не воспевать американский образ жизни? Я же в полной мере испытывал на себе его лучшую сторону, не обращая внимания на иное! И мне поначалу тоже казалось, но по ошибке, будто так живут все! И если бы пришлось кого-то агитировать в пользу американского образа жизни, то я делал бы это совершенно искренне. Хотя, конечно, заблуждался я искренне.

У нас ведь правильно говорят, будто каждый судит по себе! Ну, по крайней мере, тот, кто дальше своего носа ничего не видит!

Но появились у меня и проблемы. Например, я ни бельмеса не понимал по-английски, и если кто-то стал бы мне в лицо высказывать самые отвратительные гадости, то я всё равно ему в ответ улыбался бы по-американски широко. Эту тупо счастливую улыбку я принялся осваивать в первую очередь. Ее отсутствие у собеседника американцев напрягает, будто это проявление агрессивности.

И вообще, в глазах тех людей, которым меня уважительно представляли, я как бессловесное чучело, не способное ни понять ничего, ни ответить, прочитывалось не столько уважение ко мне, сколько острое любопытство: «Это что же за гусь такой? Совсем мальчишка, а почести ему отдают будто президенту! Что же он представляет собой на самом деле? Стоит ли он того, что в него вкладывают, или он очередной американский миф о заезжем гении?»

Но, слегка нарушив хронологию рассказа, вернусь-ка я обратно – к подготовке переезда в США, к моим поспешным усилиям, направленным на то, чтобы не оплошать там с самого начала.

Я и не оплошал, если судить по большому счёту, если судить уже теперь, когда много времени истекло. И всё потому, что за две недели до последнего гудка я предпринял титанические усилия, чтобы не вляпаться в новую жизнь как кур во щи.

Для начала мне пришлось элементарно вникнуть в тамошнюю обстановку и спрогнозировать, каким меня воспримут туземцы. Мне стало ясно, что все, с кем придётся встречаться в США, будут легко распознавать во мне иностранца, уже потому моё незнание языка им не покажется странным, но если я проколюсь в их географии, в их инфраструктуре, нарушу привычные для американцев правила поведения, местные обычаи, вот тогда меня точно сделают посмешищем. Этого мне и следует избежать.

И сразу стало понятно, с чего начинать подготовку моего десанта в Америку при условии, что она должна осуществляться в пожарном порядке.

Прежде всего, я съездил на могилку родителей, рассчитывая перед ними покаяться. Ведь покидаю и их, и родину, которой, правда, я совсем не нужен. Покидаю, возможно, навсегда, поскольку не понять мне здесь, как жизнь сложится дальше.

И от понимания столь простых фактов меня накрыла тоска зелёная, чуть не до разрыва сердца. Могилку-то я убрал напоследок, листья всякие залётные, которые вроде меня самого здесь лишние, землю причесал, как смог, и так вдруг расчувствовался, что горло сдавило. Это ещё ничего – никто бы и не заметил, да следом я разрыдался. Ох и тошно расставаться с тем, что к душе приросло!

Помню, разнюнился, будто и не мужик совсем! И даже когда успокоился, душа болеть не перестала. Раньше будто и нервы мои были крепче, и даже в кровавых драках сопли не распускал.

Но ведь не глупость меня в плен взяла – всё-таки родину оставлял. А ей лучшие годы своей жизни оставлял. И ведь обида душила еще сильнее, оттого что не гнал-то меня никто отсюда. И сам я за бугор не стремился, не мечтал и не собирался, как некоторые, кого и сам вчера презирал. А вот ведь как судьба учудила! Так крутанула, что до слёз прочувствовал, насколько больно вырывать из души то, что всем своим существом в родную землю вросло.

С географией Штатов я разобрался сравнительно быстро, обложившись спешно собранными справочниками и картами. Правда, поначалу лишь по верхам, но скоро уже более-менее ориентировался. Потом за историю взялся, за промышленность, за экономические показатели, за демографию. Всюду следы корпораций, дискриминация, фальсификация, инфляция, милитаризация…

Но я много нового узнал, поскольку копался не как раньше, а вникал заинтересованно, как будущий житель США. С политической системой тоже ознакомился, но без особого интереса. Оставил подробности на потом; на месте всё окажется виднее и понятнее.

Наконец, нырнул в подробности тех заокеанских мест, в которых мне предстояло поселиться. Начал с города, который считался столицей Кремниевой Долины. Итак, Сан-Франциско.

«Ничего городишко, как будто, – подумалось мне. – Но по размерам до моего Саратова не дотягивает. Всего-то, шестьсот пятьдесят тысяч жителей. Впрочем, бог с ним – мне будет не до экскурсий.

Главное теперь – в непонятную работу вжиться! Какой из меня научный руководитель придуманного мною то ли проекта, то ли прожекта? Придётся сутки напролёт землю носом рыть, чтобы подняться на уровень их требований. Но при сложности моих обстоятельств никакого носа не хватит! Я же не Буратино! Но если уж согласился на перелёт, придётся им стать!»

И что же, на поверку, представляет собой прославленная Кремниевая Долина? Это та, которая у всего мира много лет на слуху, как нечто фантастическое, да еще и производящее почти всю современную электронную фантастику?

Пошарил я всюду, где только смог. Собрал самую поверхностную рекламную информацию, мало говорящую специалисту о том, чем в той Долине занимаются? Что же ее столь прославило? Всюду только общие слова! Декларации! Хвастовство! Реклама и опять реклама!

Но если отбросить очевидную туфту, что же останется? Та же туфта – это зона высоких технологий! Революционные достижения!

Так или иначе, но стремительное расползание компьютеризации по миру обеспечило многим лидерам Долины совершенно немыслимые доходы. Сегодня в Долине наибольшая для США концентрация миллионеров! Причем всё её значимое существо поместилось на крохотной территории в Северной Калифорнии, примыкающей к южному берегу залива с уже известным мне названием – Сан-Франциско. Это западное побережье США, побережье Тихого океана.

«Однако воображения у них не хватает, что ли? – удивлялся я. – Всё одинаково называется! И всё, куда ни глянь, сан, да сан!»

Пишут в статьях о Долине, будто поначалу только по причинам экономической выгоды на крохотной территории сосредоточились заводы нескольких корпораций. Они и основали полупроводниковую индустрию, выпуская, считай, для всего мира дорогущие с начала транзисторы и прочее. Все полупроводники тогда базировались на кремнии, он и дал название местности.

Но в 90-е в Кремниевой Долине случился истинный научно-технический бум. Туда будто вся американская наука разом стянулась. Особенно та, которая связана с разработкой компьютерных технологий, программного обеспечения, научных исследований в области перспективной вычислительной техники. И стали в Долину стремиться учёные всего мира, чтобы проявить себя, чтобы прославиться, чтобы заработать шальные деньги, которых там оказалось навалом!

Видимо, весьма густо в той Долине всё мёдом намазали, поскольку численность населения едва ли не с нуля взлетела до двух с половиной миллионов жителей, и каждый четвёртый занимался новейшими технологиями, которых в мире еще не было!

По соседству в Долине росли как на дрожжах три десятка небольших городов.

Я к тому времени своими глазами их не видел, но все названия выписал. Вот только никак не запоминались они мне на слух. Очень уж всё непривычно звучало. Потому положил я в карман шпаргалку и периодически в нее подглядывал, вживался в американскую действительность. Зрительная память мне не изменяла, но китайскую грамоту в таком количестве никакая память не удержит. Да и то, что я мог записать по памяти, по буквам, прочитывал тоже по буквам, не зная законов английского произношения. Знаний языка мне явно не хватало, а в школе и в университете мне достался немецкий. Может, не повезло мне с этим, а, может, как раз наоборот! Только дальнейшая жизнь рассудить и могла!

Но всё же смешные у них названия! Как их выговаривать?! Саннивейл! Санта-Клара! Санта-Круз! Сан-Хосе! Фостер-Сити.

Только Саратога мне сразу и понравилась! Звучала, почти как мой Саратов! Но какой-то Ист-Пало-Альто никак в мозгу не оседал, хотя зрительно я его сфотографировал, но знать бы перевод этих слов! Знать бы произношение. Эти американские туземцы каждую буковку выворачивают наизнанку. Пишется она так, звучит иначе, а в слове ее совсем не разобрать! Зачем? Хорошо еще, что не французский – у битых французов полно всяких Ватерлоо! Всё у них читается не так, как пишется! Словно устный и письменный – это разные языки!

А чего стоит американский город Маунтин-Вью!? Или Лос-Алтос. Об Кэмпбелл вообще язык можно сломать! Или Плезантон – этот ещё хуже! Не родной ли брат доисторического плезиозавра?

Потом я добрался до скудной информации о современной науке Долины. Только и нашёл, будто тамошние университеты – это и есть главные научные центры Кремниевой Долины. Их я тоже выписал на отдельный листок. И думал, что никогда не запомню! Ведь и прочитать-то не мог, как следует. Но всё по буквам записал без изменения, не по-русски!

Northwestern Polytechnic University (Fremont). Carnegie Mellon University. San Jose State University. Santa Clara University. Stanford University.

Может, в каком-то из них я начну работать над своим проектом! Или прожектом! В общем, кошмар на мою бедную голову! Но учить-то придётся! Причём, срочно учить и срочно разбираться с произношением!

Точно таким же образом я выписал всемирно известные компании, уже тогда работавшие в Долине. Их названия повергли меня в уныние. Наверняка, ими придётся свободно оперировать, чтобы меня не посчитали несведущим, и не только в их исследованиях или в выпускаемой продукции, но даже в названиях.

Боже мой: Adobe Systems; Advanced Micro Devices (AMD); Apple Inc.; Cisco Systems; Dolby Laboratories Inc.; Google; Hewlett-Packard; Intel; Intuit; Juniper Networks; Maxtor; National Semiconductor; Nintendo; NVIDIA Corporation; Oracle Corporation; SanDisk; Sun Microsystems; Symantec; Yahoo!

И всё это на мою бедную голову!? – ужасался я. – Я это даже прочитать не умею, хотя уже зазубрил! Так куда же я собрался лететь? Что дальше со мной станет?

Боже! Помоги мне руководить тем, что я сам не понимаю! Ведь опозорюсь! Вышвырнут они меня однажды на ближайшую свалку, и конец настанет мой без музыки!

Кстати, что это такое – софтверные и хардварные компании?

Впрочем, кажется, сам разобрался! Первые занимаются только математическим, то есть, программным обеспечением, а вторые – только аппаратной частью компьютеров. У нас ее называют «железом».

Продукция компаний обоих типов и работа в них персонала отличается как небо от Земли. Одни спецы только программы на алгоритмических языках пишут, сидя за офисными столами, а другие создают элементную базу компьютеров, разрабатывают всякие устройства, объединяют их в единое целое, способное «переварить» те самые алгоритмические языки и что-то «сообразить».

Поменять этих специалистов местами невозможно – они только в своём деле разбираются! Вот и враждуют все между собой, выясняя, что важнее и что сложнее! И кого правильнее считать настоящими создателями компьютеров. В общем, старый спор, с какого конца следует вареное яйцо чистить.

Более всего меня угнетало отсутствие даже минимального опыта руководства научными коллективами. Без него я не мог включиться в работу сам и, тем более, подключить к ней приданные мне силы и средства. Мне предстояло разузнать и усвоить основные принципы руководства.

Понимая это, я через Пашку вышел на его отца. И после предварительного согласования места и времени встречи, с надеждой явился к нему в кабинет.

Геннадий Петрович специально меня, конечно же, не дожидался, занимаясь своими делами, но решительно отложил деловые бумаги в сторону, едва я вошёл.

Он протянул мне руку и приступил без раскачки:

– Александр Николаевич, дорогой ты наш! Скажи мне, пожалуйста, можно ли мне сегодня, учитывая нашу разницу в возрасте, звать тебя просто Сашей?

Я согласился:

– Хоть горшком зовите, только помогите, Геннадий Петрович!

– Помогу-помогу! Конечно, помогу! Ведь я тебе очень благодарен, Саша! Особенно, за Светлану. Мы с женой очень рады за вас обоих и теперь спокойны за судьбу нашей девочки, вот только не заходите вы давно почему-то… Всё некогда?

– Так и вы не заходите, Геннадий Петрович! Светланка очень беспокоится, не обиделись ли на что?

– Да ведь не на что нам, старикам, обижаться, слава богу! Это раньше я опекал маленькую Светланку, а теперь у нее появился законный муж. Теперь мне в чужую семейную жизнь вторгаться противопоказано! А ты береги ее, Саша, в тех далёких Америках. Светлана ведь – чистое золото! А до золота всегда охотников хватает…

– Да что вы, Геннадий Петрович! Светка любого отошьёт, да еще так, что он по швам рассыплется! Ваша школа!

– Ну, это дело прошлое. Я же тебе так скажу, что давно замечаю твоё положительное влияние на моего оболтуса. Сам-то я Пашку проморгал! Каюсь, но теперь ничего поделать не могу. Потому мне вдвойне жаль, Саша, что ты уезжаешь. И Светланка наша будет от нас далеко, и последнее оздоровляющее влияние на Пашку пропадёт! Жаль нам, но ничего нам не поделать! Такая уж странная теперь жизнь, что даже самые толковые люди родине не нужны. А что касается твоей темы, так я ж тебе не университетская кафедра управления, чтобы всё по полочкам раскладывать! Как уж умею!

– Зато у вас опыт какой!

– Это есть! Потому кое-что в тёмном деле управления я постиг. И ничего от тебя, Саша, не скрою! Прежде всего, крепко усвой одну великую аксиому. Суть ее в том, что любому руководителю люди подчиняются только тогда, когда они сами этого хотят! Хотят, чтобы он ими командовал!

– Как так?! – не удержался я от недоверия, выраженного в форме удивления. – А дисциплина? А ответственность? А страх быть уволенным? А прочие неприятности от начальства?

– Ты не кипятись, Саша! Не кипятись! Не запутывай себя напрасно, а наматывай на ус! Вопросы потом задашь! Договорились?

Я сделал вид, будто согласен.

– Так вот! Если твои подчиненные не захотят тебе подчиняться добровольно, то ты их никак не принудишь. Они упрутся! Они забастуют! Или станут дружно саботировать твои распоряжения! В общем, порученное тебе дело забуксует! Помнишь крейсер «Очаков» и бунт на нём матросов? Не захотели матросы подчиняться офицерам – и всё! Российский крейсер оказался в Турции. Так и на любом предприятии. Возможно, кто-то и уступит тебе под сильным нажимом, но уж не все. Это точно! И руководителю в таком случае останется только уйти! Ничего иного, если он не хочет спровоцировать открытый бунт! И если не хочет своему начальству показать полное бессилие. А если уйдёт, то ещё сможет что-нибудь в своё оправдание придумать! – Геннадий Петрович усмехнулся. – Это и есть первый принцип управления коллективом. Прочувствуй его, Саша, и впитай на всю жизнь! Пока всё ясно?

– Неожиданно, но, в сущности, ясно! – ответил я. – Хотя удивлён и… Надо покумекать дополнительно…

– Кумекай! Кумекай! – усмехнулся директор. – Но ты должен твёрдо знать рычаги, которые обеспечат подчинение тебе уже формально подчинённых тебе людей. Вот какая у меня белиберда на язык накрутилась! – он засмеялся. – Ты-то мою мысль понял?

Я ему подыграл, продолжая усиленно соображать: «Уж, случаем, не собирается ли он меня совсем запутать и тем самым разоружить?»

А директор продолжил:

– Рычагов воздействия на людей у любого руководителя мало. Первый и самый важный рычаг – это уважение к нему подчиненных. Уважение достигается не криком, и не приказом вышестоящего начальника, а только общим признанием превосходства руководителя в производственных вопросах.

– Ну, это, конечно! – вставил я.

– Не торопи меня, Саша! – помахал раскрытой ладонью перед моим носом Геннадий Петрович. – Уважение будет, если директор за любого своего подчиненного сможет сработать, если вдруг придётся, да еще лучше его самого. Но этого мало, ибо директор должен и знать, и понимать больше любого своего подчиненного! И видеть все проблемы дальше любого! И знать, хотя бы предварительно, как те проблемы придётся разрешать! Отсюда у людей и возникает уважение к руководителю!

Геннадий Петрович помолчал, подумал. Я молча ждал.

– Теперь второе! Это кнут, если выражаться образно. В общем, всякие наказания. Лишение премии, перенос очереди на жильё, денежные взыскания, лишение грамоты, прогрессивки, снятие фотографии с доски почёта и так далее, не говоря уже об элементарных предупреждениях и всяких выговорах! Понятно? А третье, вижу, ты уже сам догадался, – это сладкий пряник! Можно сказать, то же самое, что и предыдущее, но не со знаком минус, а со знаком плюс.

– Понятно! – подтвердил я, засмеявшись от удовольствия, что всё так просто и логично.

– Вот и хорошо! Если у руководителя есть авторитет, то его будут слушаться. Это точно! Тогда он ленивых и нерадивых будет стимулировать кнутом, а хороших работников – пряником. Тогда нерадивые тоже захотят получить свой пряник и начнут работать лучше. Дела на предприятии пойдут в гору! Но это мы говорим лишь про работу, которая называется «не шатко, не валко!» Это когда вроде все работают, и даже на выходе что-то получается, но без особого энтузиазма, без пламенного горения! Ясно?

– Значит, как везде и всюду! – подвёл я итог. – Ведь так?

– Именно так! – утвердительно взмахнул рукой перед моим носом директор. – Но как же от подчиненных добиться энтузиазма? Отвечаю! Только заинтересованностью в конечном результате общего труда! А как это сделать? Вот это, как раз, и есть продукт таланта, творчества, умения и личности самого руководителя. Энтузиазм может возникнуть и под действием внешних обстоятельств, которые всех могут сплотить! Как в войну было! Потому и сплотились, что все были кровно заинтересованы в победе и работали на нее, не щадя живота! Но и в мирное время ключик к людям можно подобрать! Есть, например, социалистическое соревнование! Только завести людей на подлинное соревнование бывает трудно. Но есть и всякие материальные и моральные стимулы, даже ордена! Правда, сам директор их нашлёпать и раздать права не имеет, но представление на награждение передовиков отослать по команде вполне может. А это – мощный рычаг! За медаль, орден и, тем более, Звезду Героя люди землю зубами рыть станут, если почувствуют, что это им реально светит!

– Это в США-то? – ухмыльнулся я.

– Совсем я забыл! – засмеялся директор. – Забыл, куда ты едешь! Но и там обязательно должно быть что-то подобное! Люди везде остаются всего лишь людьми! Им везде хочется выгоды для себя и уважения от окружающих!

– Ясно!

– И заруби себе на носу, Саша, ещё один важнейший принцип управления. Ты должен о подчиненных знать как можно больше, а они о тебе – как можно меньше. Руководитель для всех, даже для своих заместителей, должен оставаться загадкой. Должен быть непонятным, пока не скажет своего последнего слова, и решительным! Но только не взбалмошным и не истеричным психопатом. Это вообще недопустимо! Никакого крика! Никаких разносов! Но каждое решение руководителя должно внушать всем, что он поступил очень мудро! Поступил в интересах всего коллектива и всего предприятия! Поступил настолько мудро, как не смог бы поступить на его месте никто! Никто, а лишь он! Потому он и директор!

– Здорово! – восхитился я. – Дело осталось за малым, как это освоить на практике?

– Но и это далеко не всё! Запомни ещё некоторые правила. Например, руководитель не должен никому и ничего обещать! Это строго! Но и без обещаний должен много делать для своих подчиненных! Должен заботиться о людях, как отец родной! Или другое. Хороший руководитель своих подчиненных ни начальству своему, ни чужим никогда не сдаст. Иначе это станет признаком его собственной слабости! Даже если свои оказались однозначно не правы, сдавать их нельзя! В таком случае хороший руководитель сам со всеми разберется. Возможно, очень строго накажет! Но только сам, и только позже! И всегда, Саша, выручай своих подчиненных, чтобы тебе это ни стоило, если они окажутся в тяжелых личных обстоятельствах, даже не по работе, а в семейных делах. За это они будут тебе преданы до гроба! Никогда не вымещай на подчиненных свои неудачи и неприятности! Никогда не давай никому повода считать, будто твоя строгость – это последствия разноса, устроенного тебе твоим начальством. Будь для своих надёжным буфером! Всё принимай на себя, сам корчись от боли и унижения, но дальше себя неприятности и лихорадку не пускай. На то ты и начальник, чтобы вертеть обстоятельствами, а не поддаваться им!

– Переварить мне бы всё это! – засомневался я в своих способностях. – Трудная наука, оказывается!

– Переваривай! Ты, Александр, парнишка упорный и талантливый! Переваривай! Настойчивость в себе вырабатывай! Не посрами там наших, русских людей, и не забывай своих корней! Делай вид, будто на них, гадов, работаешь, а свою дулю в кармане всё равно держи!

Я согласно мотнул головой.

– И ещё важнейший тебе совет. Ты, вижу, сейчас в себе засомневался! Есть, конечно, от чего за голову схватиться! Но в жизни всякое случается, и даже куда страшнее, чем теперь. Иногда будет очевидно, что ничего уже не исправить, не успеть, не выполнить. И понимание тобой такой истины будет разрушать лишь твоё сознание, но только до тех пор, пока оно не овладеет и твоими подчиненными. Вот этого допускать никак нельзя! Ведь это они, твои подчинённые, всё на предприятии создают, а не ты, сколько бы ты не пыжился, считая себя самым главным. Потому, запомни твёрдо – чтобы в твоей душе не творилось, показать свою растерянность подчиненным, вызвать неверие в победе, ты не имеешь права! Иначе руки опустятся у них! Вот тогда конец всему и наступит! Отсюда и вывод. Ты должен всегда излучать такую уверенность, будто знаешь самую главную тайну на свете, с которой твой коллектив обязательно победит! Если будешь так держаться, то это и тебе новых сил придаст, и всем их придаст. Вот так-то! Доволен? Может, на этом и закончим? Я же, Саша, не кладезь мудрости, чтобы выдавать ее бесконечно!

– Спасибо вам, Геннадий Петрович, за науку! А Пашке, я думаю, надо просто работу по душе подыскать. Парень-то он хороший, но деньгами и безответственностью испорчен.

– Согласен! Тяжёлый камешек в мой огород! Что уж мне ответить? Будем работать! А тебе, Александр Николаевич, и жене твоей, нашей любимой Светланочке, желаю большой удачи! Вы уж зайдите к нам перед отъездом, найдите времечко! Боимся мы этой Америки чёртовой, честно говоря! Не за нее боимся – за вас со Светланкой! Всё ведь в США совсем не так, как мы это с недобросовестной здешней подачи усвоили… Всё не так! Лживая она и лицемерная насквозь, эта Америка, понял я это только к концу своей жизни. Паутина! Капкан это… Из него, если беду вовремя не заметил, уже не вырваться! Разберись, Сашка, на месте, а как прилетите обратно, так и поговорим подробнее! И мне тебя послушать будет интересно!

– Неужели всё так страшно? – не поверил я, хотя и ощутил холодную озабоченность Геннадия Петровича. – Почему же все туда рвутся?

– Во-первых, далеко не все. А во-вторых… Знаешь сам, уж Советский Союз насколько сильным был, как нам казалось, а ведь тоже находился под внешним управлением через всяких брежневых и андроповых! Есть над всеми какие-то надгосударственные силы, которым и у нас безропотно подчиняются! Есть! Вроде бы революции всякие были, противостояния, неприятие, антагонизмы, борьба, а на деле… На деле подчинялись все, кроме Сталина. Хотя нам это и в голову раньше не приходило. Эти наши «великие» ерзают согласно движениям магнита под картонкой. Водят магнит туда-сюда, и все великие гвоздики на картонке, тоже туда-сюда! Абсолютное послушание!

– Ужасы какие-то, Геннадий Петрович?! Неужели так?!

– Так и есть! Даже Сталин ощутил это в ходе войны и потом стал учитывать. Он же договаривался с равными, с Рузвельтом и с Черчиллем… С кем же ещё? Самые влиятельные верхи, как будто! Вот Сталин их и воспринимал как людей, которым подчиняется весь Запад. Сталину от них был нужен, прежде всего, второй фронт, а они лишь обещали и всякий раз оттягивали окончательное решение. А наши люди, между тем, гибли и гибли! Но лишь только Сталин согласился, имея дело с невидимыми сионистами, в руках которых и был магнит под картонкой, создать в Палестине еврейское государство Израиль после войны, как вопрос о втором фронте был сразу решён. И Сталин крепко тогда задумался. Он понял, что не с теми людьми он вопросы решает. И Рузвельт, и Черчилль – это лишь видимость высшей власти, ее видимые всем представители, а сама власть – это нечто иное, непонятное даже Сталину той поры, что-то невидимое, но почти всесильное.

– Даже так? – удивился я. – Так что же, сионисты правят миром?

– Всё же нет! – поправил Геннадий Петрович. – Может, все они и есть сионисты, но не по этому признаку они устроились управлять планетой! А сами Штаты, они лишь инструмент в их руках! Да! Военная сила, мощное промышленное производство и сельское хозяйство, и финансы, которые Штаты выкачивают из всего мира, как со своих колоний. Потому и богатые! Но трудно догадаться, что те всевышние легко пожертвуют Штатами, если это покажется им выгодным в их чёртовых планах! Ты на месте постарайся в этом разобраться, Александр Николаевич! Изнутри! Очень меня эти вопросы тревожат. Ведь нет у нас полного понимания, нет верного понимания, что такое США и чего от них ждать. Враги-то они – враги! Но ведь и враги бывают разные! Своих дорогих врагов надо с упреждением изучать!

– Обещаю, как минимум, попробовать, попробовать разобраться, Геннадий Петрович! Только кто же мне об этом в их логове расскажет? Не верю, чтобы они писали об этом в своих газетах или на каждом заборе! А там, где расписано от и до, мне точно прочитать не дадут! Кто я для них – наёмный работник, раб, слуга, временщик, которого потом шлёпнут за ненадобностью – и все дела!

– Ну-ну! Будет тебе, Саша, паниковать! С такими настроениями лучше вообще никуда не ехать!

– Надоело мне хлебовозить, если честно! Да только любые перемены, как мой печальный опыт показывает, бывают только в худшую сторону!

– В этом ты перегнул! На всякий случай, больше взвешивай, меньше рискуй и не хнычь. В общем, удачи тебе по самое это самое! Вам обоим – удачи, Саша! Большой удачи! И о нас, о стариках, не забывайте там!

Геннадий Петрович расчувствовался, обнял меня, и я ответил ему тем же.

Потом из нашей беседы я многое по памяти восстановил и перенёс в свой главный блокнот, который всегда под рукой, чтобы уж ничего не забыть. И часто перелистывал его. Ведь всё со временем выветривалось!

Разговор с Геннадием Петровичем у меня вышел толково! И всё же в США я намеревался руководить не просто работниками, но полноценным научным коллективом, а как это делать, как планировать научную работу, как за нее отчитываться, как она финансируется и кем, что можно менять по ходу, что в моих правах, на что покушаться опасно или нельзя?

Много осталось вопросов. Но я понимал, что не проник в свои дела и на одну десятую. Деятельность научных коллективов оставалась для меня туманной. И как же я стану ее налаживать, если сам ничего не представляю?

Кто поможет? Да и кто эту работу знает, чтобы помочь? Разумеется, только те, кто этим занимается в рабочем порядке. Может, мне потереться в родном университете на профильной кафедре? Только вряд ли мне станут уделять там внимание! Я для них мальчишка! А уж если какая-то зависть добавится…

И кто-то непременно объявит меня изменником, я заранее уверен, ведь действительно на врагов еду работать! Кто-то из профессиональной подлючести мне ничего не выдаст, а кто-то и сам в своем деле ни черта не смыслит… Мало ли у нас было бестолковых преподавателей?!

Кратчайший путь к цели редко проходит по прямой. Зная это, я не пошёл в университет, а направился к губернатору. Без предупреждения и звонка. Хорошо, еще до отлёта доктора Кеннеди в Москву, я попросил отдать мне визитную карточку нашего губернатора, чувствуя, что скоро она мне пригодится. Как в воду глядел! А Кеннеди отдал без сожаления.

Но мой звонок по указанному номеру всякий раз сбрасывали. «Очень мило раздавать визитки, по которым невозможно дозвониться!» Зато я с визиткой как с пропуском преодолел все заслоны вплоть до секретаря губернатора.

Секретарь оказался женщиной, которая против меня встала насмерть: «Нельзя! Губернатор сегодня занят, как никогда! И завтра тоже! Он же работает, как вы не понимаете?! И мешать ему нельзя!»

Что мне оставалось делать? Я нарисовал на лице уныние и покорность и, улучшив мгновение, ринулся к двойной двери:

– Петр Степанович! – упреждая вопли оправдания со стороны секретарши, воскликнул я, видя как под моим напором двери одна за другой поддались.

– А! – воскликнул губернатор, завидев меня. Остальные смотрели на него и меня с удивлением и только. – Наш местный американец! И чем могу служить?

– Петр Степанович! Надо, чтобы ректор университета поскорее принял меня как родного. И чтобы свёл меня со своими профессорами. Иначе они меня проигнорируют! Только один ваш звонок! – торопливо выпалил я.

– Только и всего? – весело переспросил губернатор и через секунду связался с ректором. – Тимофей Владимирович! Сейчас к тебе подойдет твой бывший выпускник по фамилии Гвоздёв, так ты организуй ему всё в лучшем виде! Договорились? Ах, вон ты как! … Ладно! Это тебе будет! … Пусть так! Вот и хорошо! … Ну, уж нет, дорогой Тимофей Владимирович! … Это уж ты как-нибудь сам! И это ты сам! … Хорошо, хорошо! Я всё помню! Жди моего человека с распростертыми… Ну, бывай!

– Благодарю вас! – я не хотел более мешать, но губернатор меня придержал и отвёл в сторонку, положив руку на моё плечо:

– Ты, Александр Николаевич, зарезервируй там у себя, где сможешь, одно тёпленькое местечко. Для моей внученьки. Она в следующем году из университета выпускается. Биология. Имей в виду! Хорошо?

– Понял! – улыбнулся я ему. – Будто я там уже большой начальник!

– Вот и становись им поскорее! Звони мне, если что…

Через полчаса ректор действительно встречал меня с распростертыми объятиями:

– Что-то забыл ты нас, дорогой наш мистер Гвоздёв! Не заходишь почему-то, Александр Николаевич! Не наведываешься!

– Да вот, надумал, как раз! Мне бы про организацию научной работы в вузе узнать. Само ее существо!

– Так это тебе к проректору надо, дорогой! К проректору. Это же он у нас всю научную работу куда-то завёл! Он как раз на месте. Кабинет напротив, сразу и пойдём, провожу тебя. Как говорится, быка за рога, а вилы в бок! Но ты, дорогой, свою альма-матер тосковать не заставляй! Не забывай нас, Александр Николаевич! Может, какой-либо обмен специалистами наладишь? Или гранты какие-нибудь…

– У меня пока ни штатного расписания, ни… Я ведь и сам в подвешенном состоянии…

– Так это временно, дорогой! – уговаривал меня ректор, положив руку на моё плечо и провожая в кабинет проректора мимо улыбающейся нам секретарши.

С проректором мы часа три проговорили ни о чём, пока оба не одурели. Правда, я-то лишь слушал, изредка перебивая его вопросами, и всё равно предельно устал, впитывая информацию. Но узнал очень мало.

По большому счёту, ничего нового для своего дела. Слова, слова и никакой системы!

Проректор со студенческой горячностью рассказывал не о том, чего я ждал. Мне была нужна организация научной деятельности. То есть, практические советы, как мне самому начинать с нуля на новом месте, а он навязал рассказ о том, какие научные работы ведёт университет и по чьему заказу он их выполняет. Хвалился результатами, достижениями, выставками, патентами и защищенными диссертациями, никому не нужными, как я всегда считал.

В общем, он не понял задачу или увильнул от неё. Его монолог скорее пригодился бы в качестве отчёта перед начальником, проверяющим его работу. Пригодился бы в качестве самооправдания, будто он не зря получает немалые деньги. Впрочем, я сомневался, что он их отрабатывал хотя бы наполовину.

Когда мы прощались, он ностальгической тоской выразил своё сожаление:

– Знаешь, я ведь пару лет назад неделю провёл с делегаций в штате Висконсин. В одном из тамошних университетов. По их приглашению, разумеется! Знаешь, суета, встречи, экскурсии, уикенды – разве в тех условиях настоящей наукой займёшься?! Вот если бы снова… Если бы нам дали интересные темы, да под хорошие гранты… У нас ведь, сам знаешь, большой научный потенциал!

– Учту! – пообещал я, нарушив первое правило руководителя – никому ничего не обещать.

Вот уж действительно, трудно удержаться! Знать какое-то правило, совсем не означает, что сможешь его применить, когда понадобится! Знать мало, нужно уметь! Тренировки мне нужны, нужен практический опыт руководства людьми. Этот опыт чужими рекомендациями, советами и наставлениями, как ни хитри, не приобретешь!

И как мне быть в оставшееся-то время?