Читать книгу Виктор Цой - Александр Житинский - Страница 10

Максим Пашков был в те годы прямой противоположностью Цою. Если продолжить ту же психологическую классификацию, то Макс был и лидером, и «звездой». Он учился в английской спецшколе, его отец тоже был инженером, а мать переводчицей. Важно, что отец Максима был меломаном, любил джаз и сам играл на гитаре.

С его помощью Максим освоил семиструнную гитару, потом пробовал играть на фортепьяно. Но главное – он слушал записи музыки в большом количестве, всю джазовую классику. Эллингтон, Армстронг, Элла Фицджеральд, Майлс Дэвис… Слава Богу, гениев джаза в Америке хватало.

А на дворе уже была середина семидесятых. Во все окна и двери стучалась рок-музыка. Взорвалась, блеснув ослепительной вспышкой, будто ядерная бомба, группа Beatles, оставив после себя не только фейерверк прекрасных песен, но и миллионы юных сердец и умов, навсегда зараженных или заряженных идеей рок-н-ролла. Уже в СССР появились первые рок-группы, поющие на русском языке. На танцевальных вечерах играла группа «Санкт-Петербург» во главе с Владимиром Рекшаном, первые бобины записывали «Машина времени» в Москве и «Аквариум» в Ленинграде.

Мальчишки, вступающие в «переломный» возраст, грезили рок-н-ролльным будущим. Их число измерялось сотнями тысяч. Из них лишь сотни стали музыкантами, десятки – известными, единицы – «звездами».

Лишь один стал Цоем.

И до этого времени было совсем не так много, всего каких-то двенадцать-тринадцать лет, но невообразимо далеко, если вспомнить, на какой начальной позиции находился Витя Цой в середине своей короткой жизни, то есть в четырнадцать лет.

Он практически не умел играть на гитаре, не говоря о каком-либо музыкальном образовании, до этого не имел никакого музыкального или просто художественного окружения, жил в семье очень среднего достатка, – родители не могли обеспечить ему ни учебу, ни инструменты. И он был полукровкой, то есть немного «не своим».

Можно, конечно, говорить о таланте и удаче. Но я хотел бы подчеркнуть, что сам Цой не в меньшей мере способствовал своему взлету. И прежде всего тем, что умел выбирать друзей, умел взять от каждого самое ценное, что друг мог ему дать.

И платил другу тем же.

Максим Пашков (из интервью автору, 1991):

«Первое время мы с Витькой совсем не дружили. Вся группа быстро разделилась на компании, которые либо исподтишка издевались друг над другом, либо просто дрались – обычные мальчишеские дела. И Витя сначала был в другой группировке. Потом мы стали чуть постарше, драться уже стало не так интересно, и у нас возникло новое увлечение. Стало очень модным носить значки с фотографиями рок-звезд. Таких значков тогда было практически не достать, поэтому вся группа носила их по очереди. Последнее время я часто об этом вспоминаю, когда вижу в метро каких-нибудь тинейджеров с Витькиными фотографиями на значках. Как странно все вышло…

Сам я лет с семи на гитаре играю. Так получилось, что все знакомые мальчишки что-то лабали на гитарах, и отец у меня немножко умел. Так что я с первого класса начал осваивать инструмент. А лет в двенадцать у меня просто бзик появился. Мне тогда отец давал слушать Элвиса Пресли, Beatles, Джонни Холлидея. И настолько это меня зацепило, что я даже начал какие-то песни на английском языке писать, благо я в английской школе учился. На этом мы с Витькой и сошлись.

Я не помню сейчас, как это все произошло, но потихонечку мы начали играть вместе. Лет в тринадцать. Вернее, играть-то сначала не получалось, потому что он совсем еще не умел, и мне приходилось все показывать. У меня тогда было несколько гитар, но все какие-то разбитые, старые. У Витьки тоже, по-моему, была гитара. И это занятие нам нравилось куда больше, чем наше рисование, так что в конце концов мы погрузились только в музыку. Нашелся еще человек, который стал с нами играть, и у нас образовалась целая группа – с ударником, который бил в пионерский барабан. Потом с большим трудом мы купили в комиссионном магазине бас-гитару за сорок рублей. Ее мы вручили Вите, поскольку учиться играть на ней легче – всего четыре струны.

Так и распределились роли в группе: я играл на шестиструнке, Витя – на басу и барабанщик с пионерским барабаном. Тогда группа еще никак не называлась. Название „Палата № 6“ возникло позже, когда мы стали постарше и как-то определили свой стиль. К тому времени мы уже хорошо знали хард-рок, и кумиром нашим была группа Black Sabbath. Мы пытались работать под них, точнее, у них учиться. Проводили массу времени, снимая с магнитофона все возможные гитарные пассажи.

Барабанщики у нас все время менялись, тем не менее, играли мы всегда втроем».

В те времена, впрочем, как и сейчас, каждый второй подросток мечтал создать свою группу. Умение играть на каком-нибудь инструменте, петь или даже обладать музыкальным слухом были совершенно не важны. Важно было иметь желание и клевое название для группы.

На поиски названия уходила уйма времени. Больше, чем на репетиции. Недаром Макаревич пел: «Как вы лодку назовете, так она и поплывет». Если бы Цою тогда сказали, что группа, в которой он прославится, будет называться «Кино», он бы не поверил. Это было слишком просто.

Поэтому первая группа, в которой играл Цой, называлась «Палата № 6».

Те, кто читал этот чеховский рассказ, знают, что речь там идет о палате в сумасшедшем доме, где обитают несколько психически ненормальных людей. История одного из них, Ивана Громова, рассказана Чеховым подробно.

Рассказ производит тяжелое впечатление, настолько безысходной там показана жизнь. Меня интересует, чем же поразил подростков этот рассказ? Почему они решили, что группа должна называться именно так?

Если они его читали, конечно.

Будем предполагать, что это так. Тем более что Чехова тогда изучали в школе чуть ли не в шестом классе, то есть именно в ту пору, когда Витя и Максим повстречались и подружились. Неизвестно, кто предложил это название, но можно предположить, почему оно возникло.

Возраст тринадцать-пятнадцать лет у мальчишек принято называть «переломным». Ломаются представления о мире и о собственном месте в нем. Человеку кажется, что он уже взрослый, но его «никто не любит, никто не понимает», как поется теперь в песне группы «Тайм-аут».

А ему уже есть, что сказать о мире, но его не слушают.

«Речь его беспорядочна, лихорадочна, как бред, порывиста и не всегда понятна, но зато в ней слышится, и в словах и в голосе, что-то чрезвычайно хорошее. Когда он говорит, вы узнаете в нем сумасшедшего человека. Трудно передать на бумаге его безумную речь. Говорит он о человеческой подлости, о насилии, попирающем правду, о прекрасной жизни, какая со временем будет на земле, об оконных решетках, напоминающих ему каждую минуту о тупости и жестокости насильников.

Получается беспорядочное, нескладное попурри из старых, но еще не допетых песен…» (А. П. Чехов, «Палата № 6»).

Песни только брезжили в их сознании, но подростки уже ощущали, что живут в палате для душевнобольных, что к ним относятся как к психически ненормальным.

И самыми лучшими минутами были минуты одиночества, когда учителя, родители, взрослые оставляли их в покое или от них удавалось улизнуть, и тогда перед ними открывался правильный мир, где они были свободными людьми, в руках у них были гитары, и весь этот мир слушал их песни.

Принято считать, что группа «Палата № 6» была создана в 1977 году, когда Максиму и Вите было по пятнадцать лет. Но подготовка к ее созданию, несомненно, началась раньше, когда мальчики находили общие интересы, когда Макс как более «продвинутый» в музыке знакомил юного Цоя с тем богатством, которым располагал.

Иногда они прогуливали школу и собирались у Пашкова, когда дома не было родителей, редко у Цоя, где условия были похуже. В трехкомнатной квартире у парка Победы Витя жил в проходной комнате, и его тетка с бабушкой непрерывно маячили туда-сюда. Обе любили выпить, в доме появлялись какие-то собутыльники, звенели бутылки и стаканы, слышались пьяные разговоры, родители работали до позднего вечера, так что Витя не любил бывать дома.

Вот что рассказывает о Пашкове и группе «Палата № 6» известный историограф русского рока.

Андрей Бурлака (из рок-энциклопедии, т. II):

«Максим родился 8 августа 1962 года в Питере. Его родители, военный инженер и переводчица, не имели прямого отношения к миру искусства, но увлекались современной музыкой и собирали ее записи. По воспоминаниям Пашкова, его первым увлечением стал джаз – он с удовольствием слушал Дюка Эллингтона и других звезд мейнстрима – и только подростком переключился на Элвиса, Джонни Холлидея и, конечно, The Beatles, музыка которых повлияла на него сильнее, чем что-либо другое. В 1969-м Максим поступил в 232-ю английскую спецшколу, а в пятом классе родители определили его еще и в детскую художественную школу на канале Грибоедова. К тому времени он – с помощью отца, который неплохо играл на семиструнке – освоил гитару, а потом фортепиано и другие инструменты.

Чуть ли не все ученики художественной школы бредили рок-музыкой, однако Пашков оказался единственным из них, кто умел играть ее. В первый же год обучения он познакомился с Цоем, который владел старенькой гитарой и знал пару простых аккордов. Некоторое время они вдвоем бесцельно бренчали на гитарах – благо, у Пашкова-старшего их было несколько, – после чего Максим решил сколотить из одногруппников трио, которое ему пришлось учить играть на своих инструментах: так Виктор Цой стал бас-гитаристом („у нее всего четыре струны, да и партии попроще“), а Виталий Соколов – барабанщиком. Экипировка группы потребовала больших финансовых вливаний: Цою, в конце концов, в складчину купили в комиссионке бас-гитару, а Виталику пришлось довольствоваться пионерским барабаном и какими-то железяками.

Еще никак не называвшаяся группа проводила много времени у магнитофона, на слух снимая партии инструментов, играла все подряд, правда, отдавая предпочтение Black Sabbath („у них был тот же набор инструментов, ясные мелодии и, что нам импонировало, мрачные тексты“), и изредка выступала на школьных вечерах. Так прошло четыре года. К концу этого времени Пашков окончательно потерял интерес к рисованию, решив посвятить себя музыке, а Цой еще надеялся стать художником, поэтому после восьмого класса ушел из общеобразовательной школы и поступил в училище им. Серова.

Тем не менее группа, которая к этому времени получила многозначительное имя „Палата № 6“ (мол, понимаем, в какой стране живем), не развалилась, а переехала в Серовку, где был кое-какой аппарат и уже существовала группа „Голубые монстры“. Виталий Соколов пропал из виду, но в училище отыскался новый барабанщик, Анатолий Смирнов – разносторонне одаренный художник и музыкант, который уже тогда поглядывал в сторону профессиональной сцены.

„Палата № 6“ исполняла материал Black Sabbath, Deep Purple (с непременной „Smoke On The Water“) и песни самого Макса, которые можно было определить как мелодичный хард с нарочито чернушными текстами. Группа регулярно и с успехом выступала у себя в Серовке, а также гастролировала по соседним школам. Цой, который все первые годы посвятил борьбе с бас-гитарой, мало-помалу освоился на сцене, а также начал проявлять себя как интересный аранжировщик. Помимо того, он славился умением точно снимать партии любых инструментов, а на записях играл отдельные гитарные партии и пел вторым голосом (делать это на сцене он покуда не решался)».

Но вернемся в художественную школу.

Надо помнить, что школа «Казанский собор» не была общеобразовательной. Цой ездил туда три раза в неделю, продолжая учиться в обычной школе, точнее, в обычных школах, которые часто менялись.

И везде при первой возможности он рисовал на уроках, об этом многие вспоминают.

Дмитрий Белов, одноклассник

(из архива В. Митина):

«В начале седьмого класса, это был 1976 год, наша классная руководительница, она же завуч школы и учитель географии, привела на какое-то занятие трех новеньких и сказала, что теперь эти мальчики будут учиться с нами. Там было два офицерских сына и длинненький такой – Витя Цой.

Из нашего класса все с ним дружили и общались, каждый знал его очень хорошо, но так получилось, что именно я на многих занятиях сидел с ним за одной партой. И воспоминания мои о нем, конечно, не как о музыканте, тем более великом музыканте впоследствии, а о художнике.

Я видел, что новичок что-то рисует постоянно в тетрадке и у него хорошо получается. Я стал спрашивать: „А почему? А как?“ И выяснилось, что он учится в художественной школе. Поэтому он был и, наверное, остался для меня скорее как художник.

Помню такой момент. Он что-то рисует на уроке, а наша учитель географии, Мария Антоновна, сзади подходит, видит это дело и начинает молотить указкой по парте, каждый свой удар по ней сопровождая фразой:

„Цой! Если бы ты был (удар) Репиным (удар), то тогда (удар) может быть (удар) я разрешила бы тебе (удар) заниматься на уроке (удар), чем хочешь. Но поскольку ты не Репин (удар) и останешься никем (удар), ты должен сидеть и слушать на моем уроке“».

Как приятно сознавать, что вот эта учительская уверенность – «останешься никем!» – блестяще опровергнута всей жизнью Цоя и многими годами после его смерти. Он стал не просто «кем-то», а человеком, любимым миллионами, и мы испытываем за него гордость.

Он смог. Он доказал, что это возможно.

Кстати, такие уроки неверия в твои силы некоторых людей обезоруживают, а других мобилизуют. Ах, вы не верите, что из меня что-то получится? Ну, я вам докажу, погодите!

Художник Алексей Пугачев (из архива В. Митина):

«С Витей мы были знакомы с девятого класса. Я жил тогда на Петроградской, а учился рядом с Сенной площадью в бывшей 2-й Петербургской гимназии вместе с его друзьями.

Была такая группа „Палата № 6“. Мой друг и одноклассник Максим Пашков сочинял для нее музыку и тексты.

Тогда еще Витя не писал ни музыки, ни текстов. Но много рисовал. Специально ничего не показывал, но когда я приходил к нему домой, он тогда жил у парка Победы на Московском проспекте, то всюду – на стенах, на мольберте, даже на полу – лежали его рисунки. Не заметить их было просто невозможно.

Кстати, с тех времен у меня сохранилась одна тетрадка, в которой сочинена и нарисована история вымышленного государства. Где все персонажи наши общие знакомые. Рисовал ее Максим Пашков по большей части. Возможно, есть в ней и рисунки Цоя. Но какие именно, теперь уже не разобрать. Но вот совершенно точно, что там нарисован Виктор в надетом на голову двурогом шлеме. Другую картину мне Витя просто подарил, нравилась она мне очень. А еще одну, на которой изображены дома и улицы, я у него выменял.

Витя сам себе шил рубашки и джинсы. А я вот, например, шить не умел. Максим тоже. Мы что-то кроили из чего-то. У меня были две перчатки. Одна красная, другая черная. Тонкие такие, лайковые. Они женские были, но их растянули в мокром виде и обрезали кончики пальцев. Вите они жутко нравились, и он все их цыганил у меня».

Тогда действительно мало кто верил, что из Вити Цоя получится выдающийся человек. Да никто об этом и не думал. Сравнить себя с Элвисом Пресли или даже с Муслимом Магомаевым никому не приходило в голову. И далеко не у всех Цой вызывал положительные добрые чувства.

Вот свидетельство одноклассника из другой компании, с которой компания Цоя враждовала и дралась, опубликованное журналом «Fuzz».

Никита Блинов (Кушаков) (с форума yаhhа. com):

«…С Цоем мы один год (кажется, с осени 1974-го по весну 1975-го) учились в одном классе ленинградской художественной школы, что располагалась тогда на канале Грибоедова, возле Львиного мостика. Я отучился год и перешел в СХШ (Средняя художественная школа имени Иогансона при Академии художеств), а Цой вроде бы остался учиться дальше.

…В художественной школе мы не дружили. Мы с С. Потапенко лидерствовали в изобразительных искусствах. Цой был двоечником, недохулиганом – „пэтэушником“ на нашем тогдашнем сленге. Насмешничали, издевались, гонялись друг за другом по этажам, но до серьезных драк не доходило.

В ту пору в Китае генсерил Мао Цзэдун, и на эту тему ходили анекдоты и всякие там „ужастики“. Мы Цоя, конечно же, с ходу записали в китайцы и, как что-то случалось по телевизору либо просто вспоминалось – сразу же призывали к ответу. Не всерьез, конечно. Полудрались-полусмеялись.

Учился с нами и Максим Пашков. Стильный юноша. По манерам – сынок советских дипломатов. Джинсы, вельветовая жилеточка, модная «битловская» прическа. Вкрадчивый такой, обстоятельный полубогемный душка. Играл на гитаре. Он, как мне рассказывали потом, и преподал первые уроки аккомпанемента Цою.

Честно говоря, несмотря на то, что все-таки год мы с Цоем виделись по несколько раз в неделю, я почти ничего о нем вспомнить не могу. Ни одного яркого мнения или поступка. Разве что: как-то он взял у меня почитать книжку „Харка – сын вождя“ (забыл, как звали писательницу) – книжка ему очень понравилась, и он настойчиво уговаривал меня обменяться. Он мне дал „Спартака“ Джованьоли со своими нацарапанными авторучкой с синими чернилами виньетками; я ему – „Харку…“. „Спартак“ у меня и так имелся, он был мне неинтересен и не нужен, и по сию пору мной не прочитан (кстати, надо бы прочитать: Цой так от него тащился, что, может быть, удастся что-нибудь расплести в его характере и манере держаться по этой книжке), но ему настолько приспичило, а мне было настолько безразлично, что я уступил. Вот и всё…»

Эти воспоминания вызвали бурю негодования среди поклонников Цоя на форуме yаhhа. com. (Главным образом из-за упоминания о встречах с Цоем уже гораздо позже; цитировать это я не хочу, кто хочет – найдет.) Но факт остается фактом: Витя был незаметен, он ничем не выделялся в толпе своих сверстников, в отличие от того же Пашкова. И это обстоятельство впоследствии стало камнем преткновения для всех, знавших Цоя в детстве и ранней молодости: «Как же так?! Он же был зауряден – обычный пэтэушник… С какой стати из него сделали кумира? Да это же просто психоз!»

Как к этому относиться?

Конечно, близкие друзья знаменитости, тем более те, кто хорошо знал его в детстве, юности, молодости, с трудом воспринимают его взлет. Кто-то испытывает зависть, кто-то радуется, но не очень может понять – почему же это случилось? «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье…» Жил обыкновенный человек, а вдруг стал кумиром (или гением).

Дело в том, что кумир и гений, которых мы прежде не знали, входят в нашу жизнь сразу – своим артистическим образом, созданным ими самими или вместе с наставниками и продюсерами, своим творчеством, за которым тянется шлейф отзывов, восторгов, негодования, удивления и проч.

Явление «звезды» – это как яркая комета на небе.

Но для тех, кто знал это явление раньше, кто общался с человеком, он человеком и останется. А его образ займет свое место, весьма почетное, но лишь в качестве образа.

Близкие люди умеют отделять человеческое от артистического. А поклонники часто не умеют. Оттого так часты разочарования при человеческом знакомстве с любимым артистом. Ведь у того вполне могут быть обычные человеческие качества, зачастую не совсем симпатичные.

«Как же так? Он поет о любви и доброте, а на самом деле никого не любит, кроме себя, и никакой доброты в нем нет!»

Чему тут верить?

Я предпочитаю верить артисту. Если он поет так, что я начинаю волноваться, его музыка и слова вызывают во мне глубокие чувства или просто даже нравятся, – зачем мне знать, что он за человек? Я буду считать его идеалом, героем, совершенным созданием природы. И горе тому, кто посмеет утверждать обратное.

Среди фанатов Цоя тоже есть такие люди, считающие своего кумира совершенным человеком. Во всяком случае, человеком очень хорошим. Иначе получится, что он геройствовал зря.

Поспешу их успокоить: я тоже считаю Виктора Цоя хорошим человеком чисто по-человечески. Добрым, мягким, скромным, отзывчивым. Но делать из него икону мне не хочется. Поэтому здесь собраны не только хвалебные отзывы и восторженные воспоминания.

Сохранилась ужасного качества запись песен группы «Палата № 6». К сожалению, слов песен практически нельзя разобрать, вокал Макса Пашкова задвинут куда-то назад, зато бас-гитара Цоя слышна довольно отчетливо.

Вот список песен:

1. Жизнь – ненужная случайность

2. В городе кто-то умрет

3. Я никому не нужен

4. Интермедия (крики, стук)

5. Волшебник

6. Смерть не заставляет ждать

7. Бой в ограниченном пространстве

 8. Твои кровавые следы

 9. Плачу от бессилья

10. Час расплаты

То есть все это довольно круто по названиям. Смерть, кровь и слезы. Бой, расплата, снова смерть. Впрочем, есть одна лирическая и мелодичная песня «Волшебник».

И, конечно, «Я никому не нужен» – лейтмотив ранних песен Цоя, хотя здесь это не его песня, а Пашкова.

Не правда ли, большинство этих тем, если судить только по названиям, получат развитие в творчестве зрелого Цоя? Поэтому «Палата № 6» – не просто баловство отроков, но школа отношения к жизни и музыке. Максим Пашков по праву может считаться первым наставником. Думаю, что Витя Цой находился в те годы под его влиянием.

Хотя и не показывал этого, вероятно.

Одна песня звучит на английском языке – дань уважения родоначальникам жанра.

В целом эта музыка и исполнение ничем не отличаются от того, чего я вдоволь наслушался немного позже, в начале восьмидесятых, на концертах в рок-клубе. Разве что там музыканты были немного умелее. Но что взять с четырнадцатилетних мальчишек, только что взявших в руки инструменты? Конечно, свирепые запилы на электрогитаре, надрывный вокал и общий шум, создаваемый играющими невпопад барабанщиком и басистом.

Короче говоря, запись группы «Палата № 6» никак не заставляет предположить, что в ее составе играет будущая звезда рок-н-ролла. Да и то сказать – звезда играла на бас-гитаре, потому что на ней якобы «легче было играть». В то время как бас задает ритм всей группе.

Правда, у Цоя с ритмом с детства было все в порядке.

Тем не менее, несмотря на явное несовершенство песен (а у кого они тогда были совершенными?), группа все же играла, в основном на танцах, осторожно включая в «западный» репертуар собственные песни. Это происходило уже в Серовке.

Валентина Цой (из интервью автору, 2007):

«Восьмой класс закончили, и он в Серовское поступил. Поступил легко. А учился слабо уже, на троечки, я думаю, надо ему помочь. С русским языком ему помогала, занималась с ним как репетитор, потому что он мог просто не сдать без этого. Поступил он в Серовское на оформительский факультет (был еще педагогический, но я туда не хотела – они и не зарабатывают ничего! – да и Витя не хотел, и в Серовском их никто не уважал, а оформительский – это все же деньги). Но там чертить все время нужно было, шрифты всякие – короче, не для него работа. Так отец принес ему с работы кульман для черчения. Потом еще ему по математике помогал – Витя ж там должен был кончить десятилетку, так что все общеобразовательные предметы там были. То есть мы ему всем помогали, к тому же в очень доброжелательной атмосфере его растили».

Макс Пашков, закончив вместе с Цоем детскую художественную школу «Казанский собор», остался получать среднее образование в своей английской спецшколе, чтобы потом податься в Театральный.

Как видим, никто из них не считал музыку серьезным жизненным выбором.

А на танцевальные вечера в Серовку они приходили играть «для души», как они считали. Не думаю даже, что им за это платили, никаким официальным статусом группа не обладала.

Однако по прошествии семестра Витю из Серовки выгнали за неуспеваемость, несмотря на помощь. Заставить себя заниматься черчением шрифтов он так и не смог.

В другом интервью, данном гораздо раньше журналу «Студенческий меридиан», Валентина Васильевна говорит, что отчислили всех участников музыкальной группы, которую создал в Серовке Виктор. Думаю, это ошибка. До создания следующей группы Цоя оставалось еще года два. Витя еще не был знаком с Рыбиным.

Так что «Палата № 6» играла в Серовке недолго – уже зимой Цою пришлось вновь встать перед выбором: где получать аттестат о среднем образовании.

Поначалу мать направила его на какой-то завод и в вечернюю школу. Но монотонный труд на заводе тоже не пришелся ему по душе, и он попросил Валентину Васильевну, чтобы она разрешила ему оттуда уйти и выбрать что-то самому.

Валентина Васильевна не стала возражать и в разговоре со мной подчеркнула, что она этим решением очень гордится. Не стала его ломать, поняла, что это бесполезно.

Кроме желанного аттестата стоял и вопрос о заработках. Сын вырос, пора ему зарабатывать самому. СПТУ-61, куда поступил Виктор, готовило реставраторов – лепщиков, резчиков по дереву. Эта специальность всегда была востребована в Ленинграде и приносила неплохой заработок.

Вот свидетельство преподавательницы, обучавшей там Витю Цоя.

Людмила Козловская, преподаватель СПТУ-61, ныне – художественно-реставрационный лицей (из архива В. Митина):

«Он был молодым человеком, внешне – как все. Что касается его отношений с сокурсниками, то никаких инцидентов не помню: ни драк, ничего… Предводителем его было назвать нельзя. Как одевался? Такие высокие сапоги и свитер… черный.

Булавки, рваные штаны и т. п. – этого на нем не было. Тонкая шея, очень хрупкий – в общем, не спортсмен. Длинноватые черные волосы. Нацмен – у нас таких не было.

Не знаю, как он вел себя на переменах, а на уроках – слушал. Витю никогда не выгоняли из класса, в общем, он не был шпаной. Что такое шпана? Сидит, развалившись, что-нибудь скажешь, а ему все равно. А конспект Цоя можно было привести в качестве примера, он все-все записывал.

Злостным прогульщиком никогда не был. Тогда он был уже взрослым человеком, и отношение к учебе у него было серьезное. Я не классный руководитель, чтобы считать его прогулы и пропуски, но все мои задания выполнялись им очень четко, не было инцидентов, чтобы он одно не сделал, другое.

Он слушал и в то же время постоянно что-то рисовал. У него на последней странице конспекта были какие-то лица, абстракции, люди… И вот, смотрю я как-то – у него уже не в тетради, а на полуватмане, моя во-о-от такая голова…

Я гляжу на него и улыбаюсь. А он мне не в глаза смотрит, а на облик, и сам рисует, рисует. Ну, я и думаю: дам ему дорисовать, никто ведь из тридцати шести человек так хорошо и много не рисует. А Цой это умел от Бога.

Со второго полугодия второго курса у них начался диплом, сплошная практика и ученики почти не бывали в лицее. И все, Витю я почти не видела. Хотя после окончания училища приходил – ведь он в нашем ансамбле работал. Приводил каких-то своих ребят. Цой играл, но чтобы я видела в нем выдающегося музыканта?.. Ну, мальчишки и мальчишки. Тогда эти ансамбли были во многих школах и ПТУ.

Он был очень талантливым. И если бы проучился все четыре года – был бы хорошим специалистом в нашей области, но поскольку у него появился другой интерес…

Откуда я знала, что у него будет совершенно другая стезя?

Потом он исчез из лицея, и вдруг мы видим: Боже мой, Виктор Цой в ДК имени Горького?! Он со своим ансамблем выступал. Так мы все сбежались на концерт. Я пришла и сидела в администраторской ложе, слушала и удивлялась, что это Цой.

Такой молодой, а пел проникновенные и правильные вещи…»

Портрет этот, кстати, Цой подарил Людмиле Владимировне, а когда начался ажиотаж в связи с «Кино», рисунок, конечно же, превратился в ценность. Вообще, многие вещи, вышедшие из-под рук Цоя, теперь в цене. Попробуйте найти нэцке, которые в обилии вырезал и дарил он друзьям. Или рисунки Цоя. Такова судьба всех творений знаменитости.

Однако знаменитость тогда еще не была ею и получила не аттестат в этом ПТУ, а всего лишь справку об обучении. Чувствовалось, что музыка уже вцепилась в него обеими руками и никуда не отпустит. Группа продолжала играть на вечерах, даже когда Цой уже поступил на работу по специальности – участвовать в реставрации Екатерининского дворца в Пушкине.

Анастасия Жмаева, соученица Цоя по СПТУ (из архива В. Митина):

«Виктор Цой учился на реставратора на ул. Стойкости, 30, в училище. Там же в другой группе учились мои подруги…

Однажды девчонки сказали: у нас вечер, приходи. Пришла. Цой играл общеизвестные вещи. Мне понравилось. Кажется, на новый 1978–1979 год опять пригласили – говорят, ансамбль сформировался. Пришла. Играл Виктор Цой. Меня интересовал юноша из группы моих знакомых девчонок, и мне хотелось хоть разик с ним потанцевать медленный танец.

Но Виктор белый танец так и не объявил. Подошла к сцене, и тут он говорит: ну что, потанцевали? Все: потанцевали! Он: а теперь я вам сыграю свои вещи. И стал петь и играть. Зал застыл. Никто не танцевал, все только слушали. Одну, вторую… Ну что, говорит, не аплодируете, не понравилось? Все заорали: „Понравилось!“, и зал взорвался аплодисментами.

Дальше он играл только свои вещи, в том числе на бис…

…По направлению он попал в Пушкин в Екатерининский дворец, объединение „Реставратор“.

Виктор Цой работал на анфиладе Екатерининского дворца, заканчивающейся Янтарной комнатой.

Вместе снимки рассматривали, кто-то принес, все там думали, разве можно по таким нерезким фотографиям что-то воссоздать из янтаря…

Воссоздать-то можно, если нашли эти снимки – значит, можно найти резкие, но работа с янтарем вредная…

Тогда на анфиладу согнали всех, со всех объектов и всех специальностей. Я думала, что он деревянщик, поскольку видела чаще со столярами. А он был лепщиком…»

Нет, не был Витя ни лепщиком, ни деревянщиком. В эти годы он уже был музыкантом. Все его усилия, мечты, замыслы лежали в этой области. Он продолжал играть в «Палате № 6» басистом, а в группе «Ракурс», состоящей из учащихся ПТУ, был гитаристом. Пел ли он там какие-то песни – история пока умалчивает.

Его одолевали уже другие замыслы, связанные с новыми друзьями – первыми питерскими панками, к которым его прибило в эти годы.

Но к воспоминаниям девушки нужно отнестись с большой осторожностью. Не было у Вити Цоя своих песен в начале 1979 года. Скорее всего, это были песни Макса, а может быть, Анастасия перепутала годы. Это бывает.