Читать книгу На языке врага: стихи о войне и мире - Александр Кабанов - Страница 41

То ливень, то снег пархатый, как пепел домашних птиц,

Гомер приходит в Освенцим, похожий на Аушвиц:

тройные ряды акаций под током искрят едва —

покуда рапсод лопатой сшивает рванину рва,

на должности коменданта по-прежнему – Менелай,

менелай-менелай, кого хочешь – расстреляй,

просторны твои бараки, игривы твои овчарки,

а в чарках – хватает шнапса, и вот – потекли слова.

Генрих Шлиман с желтой звездой на лагерной робе,

что с тобой приключилось, ребе, оби-ван кеноби,

для чего ты нас всех откопал?

Ведь теперь я уже – не костей мешок, не гнилая взвесь,

я совсем обезвожен, верней – обезбожен весь,

что едва отличаю коран и библию от каббал,

от эрзац-молитвы до причастия из картофельной шелухи:

после Освенцима – преступление – не писать стихи.

На плацу – огромный каменный конь воскрешен вживую:

приглашаются женщины, старики и дети в новую душевую,

у коня из ноздрей – сладковатые струи дыма —

до последнего клиента, не проходите мимо,

от того и похожа душа моя на колыбель и могилу:

слышит, как они моются, как поют хава-нагилу,

ибо помыслы – разны, а память – единокрова,

для того, чтобы прозреть, а после – ослепнуть снова.