Читать книгу Первая заповедь - Александр Кауфман - Страница 2

В таверне было накурено, шумно и душно. Вечер тёк своим чередом, согревающие напитки переливались из глиняных кувшинов разносчицы Хельги, девушки с выдающимися во всех смыслах формами, в подставленные кружки посетителей. Двое Горных затеяли хриплый спор в углу, громко переругивались, напряжённо сопели, но драться не осмеливались – тут всякий знал, что Кир, владелец таверны, накоротке со стражей. В центре зала бард с клокастой козлиной бородкой гнусавил под звуки расстроенной лютни, чуть сбоку, у стены с окном, пятеро кидали кости и монеты, радостно вопя при каждом удачном броске.

За отдельным небольшим столиком у самой лестницы, ведущей на второй этаж, расположился человек в потёртом сером дорожном балахоне. Капюшон был откинут, открывая узкое красивое лицо с хищным носом, широкими скулами, плотно сжатыми тонкими бледными губами; зачёсанные назад тёмные волосы были забраны в небольшой хвост, перехваченный причудливым металлическим кольцом-зажимом. Перед мужчиной стояла бутылка дорогого тамирского вина и блюдо с жареным мясом. Он сидел в одиночестве, и, несмотря на забитую до отказа таверну, подсаживаться к черноволосому никто не спешил – один забулдыга, случайно подошедший слишком близко, наткнулся на ледяной взгляд голубых глаз и поспешно ретировался. Мужчину такое положение полностью устраивало. Наслаждаясь мясом и с удовольствием смакуя вино, он достал из объёмной дорожной сумки маленький мешочек из мягкой ткани и вытряхнул на ладонь изумруд. Процедура предстояла не самая приятная, но вполне привычная. Почему именно эти драгоценные камни после соответствующей огранки и нанесения магических символов идеально подходили для хранения воспоминаний, доподлинно не знал ни один учёный муж. Теорий существовало множество, но черноволосого эти размышления не слишком интересовали – он привык работать с фактами и был убеждён в том, что в мире есть огромное множество тайн, не подвластных человеку. Мужчина уже видел, какие страшные картины хранит изумруд, но решил настроить себя на работу и посмотреть ещё раз, хоть это и не было приятно. Положив пальцы на холодный камень, он прикрыл глаза, прошептал простенькое заклинание и погрузился в чужую память.

…

В камере пыток пахло палёным мясом и тёплой кровью. Истерзанный кусок плоти, когда-то бывший человеком, висел, растянутый на дыбе, подвывая от ужаса и боли. Палач, повинуясь негромкому приказу высокого худого блондина в чёрной одежде, взял огромные кусачки и отхватил пытуемому мизинец на левой ноге. Несчастный взвыл, подавившись хрипом и кашлем. Тот, чьи это были воспоминания, шмыгнул носом, нервно сглотнул и отвернулся. Вероятнее всего, он служил писарем – сидел чуть в стороне, за столом с бумагами и с пером в руке; неверные огоньки свечей трепетали от сквозняка, отбрасывая причудливые тени на ровные ряды букв. Блондин, приподнявшись и подойдя к пленнику, вкрадчивым голосом начал увещевать.

– Дорогой, скажи всё. Всё-всё. Мой человек это запишет, и тебя отправят на суд. И, возможно, даже не казнят. У тебя семья, ты раньше был законопослушным; сошлют на каторгу лет на десять, Империи нужны крепкие рабочие, время быстро пройдёт. А после – домой, к жене и детишкам.

– Но… Я не виноват! – пленник забился в цепях, рыдая. – Я не убивал! И уж тем более не магией Стихий, я вообще о магии ничего не знаю! Я был в это время у Карла, соседа, он живёт через два дома, он подтвердит! Пожалуйста!

– Карл недавно рассказал нам, что это ложь. Показать его письменное признание? – в голосе блондина появилась ироничная нотка.

– Ложь? Что… Как?

– Послушай, я устал. Мы все устали. Давай закончим это, а? Расскажи всё. Может, даже не так – я буду говорить, а ты будешь соглашаться. Кивать. Идёт?

– Я не виноват! Не виноват!

– Как ты мне надоел… – дознаватель махнул тонкой рукой, – я догадываюсь, что, возможно, ты не виноват. Но, пойми, мне нужно отчитаться. Тут замешана магия Стихий – опасная, запрещённая! – и если я не найду виновного, меня выкинут. Маг Кристоф Аберд показал на человека, похожего на тебя; с Харцманами ты давно враждуешь, вы не можете поделить дом под бакалейную лавку; даже твой сосед Карл признался, что тебя у него не было! Ты подходишь. Поэтому, уверяю тебя, отсюда ты поедешь или на плаху, или на каторгу. Третьего не дано.

Писарь, чьими глазами можно было наблюдать всё происходящее, застыл в явном изумлении. Позже, когда он станет Заказчиком и согласится на магическое вмешательство в память, ритуал сложный и немного рискованный, он будет говорить, что отдал за этот Заказ почти все свои сбережения, только чтобы такой человек не жил больше на свете. По слухам, за благородный порыв с писаря даже взяли меньше обычного. Впрочем, это могли быть всего лишь слухи.

Между тем, в камере палач откусил пленнику безымянный палец. Тот, завывая и проклиная всех и вся, постарался плюнуть в блондина, что у него, конечно, не вышло. Блондин, явно раздосадованный, подошёл к столу с инструментами и вытянул оттуда тонкий изогнутый нож.

– Знаешь, что это? Сейчас увидишь, извини за каламбур. Почему каламбур? Секундочку… Держи его.

Пленник забился в крепких руках палача, что тисками сжимали его голову. Блондин просунул нож в глазницу и одним ловким движением вытащил глазное яблоко наружу. Пытаемый взвыл умирающим зверем. Следующим движением блондин отрезал нерв, и глаз пленника упал на холодный каменный пол.

Через четверть часа, когда пленник слегка пришёл в чувство, блондин продолжил всё тем же спокойным ровным тоном:

– Вот видишь. Я могу и так. Плети, отрезанные пальцы, вырванные ногти – ерунда. Знаешь, сколько на твоём теле есть забавных мест? У тебя есть второй глаз. У тебя пока что полный комплект зубов, а вот эти иголочки – они-то как раз для нервов и дёсен. У тебя, в конце концов, есть мужское достоинство. Пока что. Есть коленные чашечки. Есть подмышки – многие их недооценивают, но я-то знаю, что с ними делать, поверь. Есть…

– Х-х-хватит! Я всё подпишу! Буду кивать! Остановитесь! Пожалуйста! – пленник, жалкий остаток человека, сейчас предпочёл бы смерть любому другому исходу.

– Вот и договорились. Славненько, – блондин потёр руками виски и поморщился. – Итак, вопрос первый – четыре дня назад, ночью, ты получил от независимого мага Кристофа Аберда старинный амулет, зачарованный запрещённой магией Стихий, и с его помощью обратил в головёшки семью Харцман, своих давних соперников, и их дом. Так?

– Да… Да, так и было… – выдавил пленник.

– Замечательно! Записывай, Дерк, – кивок в сторону писаря. – Тогда продолжим…

…

Черноволосый убрал пальцы с изумруда и вернулся из тёмной камеры пыток в весёлую и шумную таверну. Неспешно допив вино, он встал из-за стола, оставил на гладкой поверхности монету, однако двинулся не в сторону выхода, а вверх по лестнице, где располагались комнаты для постояльцев.

***

Второй дознаватель Отдела расследования магических злоумышлений Королевской Жандармерии Игнаций Вартан отдыхал в своей комнате на втором этаже неплохой местной таверны после первого дня выездной работы, вдали от столичной суеты. Правда, за сегодняшний день он успел лишь испить вина с местным начальником отделения Королевской Жандармерии, однако Игнаций всё равно чувствовал себя усталым. Сейчас он сидел и откровенно скучал над трудами великого Антона Верми, теоретика и практика допросов. Во время небрежного пролистывания главы о методах ведения допросов с привлечением свидетелей и ложных свидетелей, дознаватель услышал стук в дверь. Накинув тонкий халат, он подошёл и без опаски открыл: символ Королевской Жандармерии позволял ему чувствовать себя уверенно почти везде, в соседней комнате дежурил приставленный на время выездной работы страж, а себя Игнаций считал неплохим бойцом – правда, не вполне заслуженно, ведь реального опыта дознаватель не имел, ограничиваясь учебными поединками.

На пороге стоял незнакомый черноволосый мужчина, от взгляда льдисто-голубых глаз его Игнаций почему-то отшатнулся чуть ли не в ужасе, но быстро взял себя в руки и задал вопрос тоном, как ему казалось, жёстким и хлёстким:

– Кто ты такой и что тебе нужно?

Получилось не очень внушительно, голос сорвался на фальцет в самой середине фразы, и заметивший это черноволосый слегка улыбнулся:

– Третья Заповедь наказывает мне представиться и предоставить право защищаться любым оружием на выбор. Итак, зовут меня Шакнир, и я пришёл убить тебя, – черноволосый неуловимым движением вытащил два изящно-смертоносных парных кинжала из складок балахона. – Чем будешь защищаться? И будешь ли вообще?

От страха дыхание Игнация перехватило, разум затуманился, и он даже не смог вспомнить, как позвать стража, вместо этого жалко пискнув что-то нечленораздельное о своей невиновности.

– Невиновен, говоришь? Отнюдь, – мужчина непреклонно шагнул в комнату, заставив дознавателя попятиться, и притворил дверь – Согласно второй Заповеди, мы не убиваем, мы караем виновных. Мы всегда уверены в вине того, кто должен умереть. Впрочем, мы не опираемся на законы; у нас на многое свой взгляд. Однако, друг Игнаций, изощрённые пытки невинных людей – совсем не то, что мы могли бы одобрить.

Во время краткого монолога второй дознаватель Игнаций Вартан, восходящая звезда отдела и гроза всех, кто попадал в его руки, с шумом и запахом обделался. Он так и не понял, что вызвало в нём животный ужас, заставивший вжаться в угол и не иметь сил позвать на помощь. Игнацию и раньше многажды угрожали смертью, но сейчас всё было совершенно иначе. Черноволосый Шакнир не угрожал, он сухо и немного скучно излагал, зачем пришёл, а Игнаций знал, что убийца свою работу выполнит – холодные голубые глаза, почти не выражающие эмоций, говорили лучше тысячи слов. Обезумевший от страха Вартан нашёл в себе силы на последний рывок: путь к двери ему преграждал Шакнир, но было ведь ещё и окно. Игнацию показалось, что он метнулся с невероятной скоростью, дознаватель вложил в рывок всю волю к жизни, но для Шакнира он двигался, подобно мухе, очнувшейся после зимней спячки. Неуловимым движением убийца метнул кинжал, который настиг жертву на полпути к окну и вонзился между лопаток, чуть левее позвоночника, пробив лёгкое и сердце. Коротко булькнув, Игнаций Вартан упал, тело его несколько раз дёрнулось в предсмертной агонии и застыло. Шакнир, размышляя о лёгкой смерти, сделал несколько шагов, обошёл лужицу крови и вытащил кинжал, обтерев его концом халата дознавателя. На небольшом прикроватном столике громоздилась красивая резная шкатулка – из неё убийца вывалил в дорожную сумку дорогие украшения; он никогда не брезговал добычей. Выйдя в коридор, Шакнир тихо закрыл за собой дверь, сломал ключ в замке, а оставшуюся часть выкинул в окно. Пройдя к противоположному концу коридора, так никем и не замеченный, он спустился по трухлявой лестнице для прислуги в пропахший навозом и бедной жизнью внутренний двор, перемахнул через ограду, миновал несколько чахлых грядок и вышел на улицу, противоположную той, где стояла таверна. Пройдя немного по улице, он наткнулся на скопление извозчиков возле кабака, что работал всю ночь и предлагал своим посетителям «лучшее пенное во всём Тилльйене». Заплатив половину рема, Шакнир взял средней руки экипаж и приказал двигаться в портовый район, большой, запутанный, пропахший рыбой, нечистотами и крепким моряцким потом. Через три часа, перед самым рассветом, из порта отходило небольшое грузовое судно, и Шакнир заранее сговорился с капитаном, что тот подбросит пассажира на три десятка лиг вниз по Жёлтой реке. Дело было сделано, и сделано хорошо, и убийца позволил себе вздремнуть четверть часа.