Читать книгу Первая заповедь - Александр Кауфман - Страница 7

На рассвете усталый, но удовлетворённый Шакнир обозревал с холма Фиалант. Посёлок, обнесённый крепким деревянным частоколом, не бедствовал – полторы сотни крепких домов, три таверны, торговые лавки, центральные улицы вымощены камнем. Экономика держалась на путешественниках и охотниках за добычей, что стекались сюда со всей Империи и из-за её пределов – до горизонта, насколько хватало глаз, тянулись многочисленные курганы. По легенде, в древние забытые времена тут хоронили знать, военачальников, чиновников. Никто, правда, не знал точно, чьих – Спящие Курганы были задолго до Империи Килкитов, а косвенные упоминания о них встречались даже в сохранившихся летописях времён становления Первой Империи, что было не меньше двух тысяч лет назад. Некоторые из учёных мужей говорили, что курганы принадлежат расе Первых – впрочем, другие не менее уважаемые научные светила яростно отвергали подобные версии, ссылаясь на то, что все сделанные находки явно были делом рук человеческих. Впрочем, и те, и другие не могли сказать точно, каков возраст находок, разброс в версиях был от нескольких сотен до нескольких тысяч лет.

Как бы там ни было, Фиалант процветал. Поток желающих приобщиться к древним тайнам не иссякал – тут были и нелегальные гробокопатели, и официальные археологические экспедиции из Империи и сопредельных держав, и организованные группы весьма бандитского вида. И всем нужны были комнаты, еда и много вина, поэтому Шакнир всерьёз опасался, что свободных мест в тавернах просто-напросто не будет. Впрочем, в первой же из них он заметил в углу знакомую статную фигуру и, ничуть не удивившись, приветственно махнул рукой.

– Присядь, выпей чарочку, – Азат курил излюбленную длинную трубку, – комнату я тебе уже оплатил.

– Благодарю, старик, – едко ответил Шакнир, которому порядком надоела вездесущесть мага, – весьма трогательная забота.

– Присядь, говорю, – Азат слегка нахмурился, – нам надо поговорить. У меня есть важные сведения.

Шакнир кивнул и молча опустился на стул, налив себе чарку крепкой «Медвежьей крови» – этот сорт вина был особенно популярен среди военных всех мастей за то буйное молодецкое опьянение, что наступало после двух-трёх чарок.

– Во-первых, поздравляю с успешным устранением первой Цели. Гальперн был не самым хорошим человеком. Ты уже посмотрел его воспоминания?

– Не успел. Думаю, займусь этим сегодня.

– Там наверняка будет много чего интересного, – улыбнулся волшебник. – Изумруд в надёжном месте?

– В самом надёжном, – Шакнир похлопал себя по в том месте, где располагался маленький внутренний кармашек балахона. – А что во-вторых, старик?

– А во-вторых у нас с тобой не самые приятные новости. Весть о смерти казначея уже разносится, скоро об этом узнают в столице. На дорогах будут усиленные дозоры. Думаю, после Талеро тебе нужно будет продавать лошадь и идти через лес.

Убийца долго, очень долго смотрел на мага, что-то обдумывая. Азат спокойно курил и отхлёбывал из своей чарки, как будто не чувствовал на себе тяжёлого взгляда льдистых глаз.

– Послушай, старик, – подал наконец голос Шакнир, – что-то не вяжется. Я иду в столицу. Так или иначе. Скирот набит стражниками, как бочка сельдью. А скрываться мне надо от тех, что, возможно, будут на тракте. Неизвестно, когда. И непонятно, в каком количестве. Что происходит на самом деле?

– Ты кое-чего не знаешь, Шакнир. Ситуация кардинально изменилась… И ты прав, дело не только в убийстве казначея. Боюсь, тракты скоро перекроют совсем. И тогда каждый должен будет остаться там, где его застигнет тейрам – полная остановка всякого движения.

– На моей памяти тейрам объявляли лишь однажды, когда пытались поймать графа Сервена Безумного… – убийца пожевал губами, о чём-то размышляя. – Война?

– Да, Шакнир. Война, – маг выпустил в потолок толстое кольцо дыма. – Объединённые армии Горных и Лесных уже подходят к границам Империи с запада и северо-запада. Скоро всё начнётся… Если, конечно, Император не распечатает Источник Оз раньше. Я допускаю, что, узнав это, враги повернут назад – слишком уж разрушительна сила Стихий, слишком страшна даже для той орды, что приближается к Империи.

– У меня есть один вопрос касательно Заказа, – сменил тему Шакнир. – По моему скромному видению, существует нестыковка. Если Руке нужно убить Императора, то зачем ждать? В чём смысл? Почему не сделать это сейчас?

– Кто попадает на престол в случае смерти Императора? – вопросом на вопрос ответил Азат.

– Его сын, Карел Килкит, естественно.

– А в случае смерти их обоих?

– Я не слишком силён в юридических тонкостях, знаешь ли, – Шакнир осушил ещё одну чарку вина, подозвал разносчицу и попросил принести мясо и сыр. – И кто же?

– На этот случай есть несколько вариантов, – пояснил волшебник. – В случае смерти последнего прямого представителя династии Килкитов собирается Большой Совет, который избирает нового правящего Императора или из числа побочных ветвей рода Килкитов, или из наиболее почитаемых родов Империи. Сейчас, пожалуй, на престол могли бы претендовать Варги и Искалоты… Впрочем, неважно. Но есть одна лазейка. В случае если в Империи объявлено чрезвычайное положение – война, мятеж, природные катаклизмы – власть может законно взять в свои руки Высокий Маршал. Сейчас это Луций Корнелий. Понимаешь?

– Теперь ясно, – Шакнир впился зубами в жареное мясо, уже порядком остывшее – видимо, оно довольно долго пролежало на кухне, потому его и принесли почти сразу. Жирный сок стекал по правой ладони, норовя забраться за рукав. – Они ждут объявления войны? И тогда Император погибает – вместе с сыном, конечно – и власть узурпирует Луций. Так?

– Почти, Шакнир. Есть ещё несколько моментов, но они сейчас не столь важны. Поэтому они ждут. Точный расчёт – залог успеха в любом деле. Тем более в таком тонком, как дворцовый переворот.

– Ты, как я погляжу, весьма осведомлён во всём, – задумчиво молвил убийца. – Ладно, это ясно, старик. Что ты сказал о лесе? Зачем мне туда соваться? Поверь, я смогу тихо продвигаться и вдоль тракта, не попадаясь на глаза страже и армии.

– Тихо, но не быстро, – возразил Азат. – Я считаю, что после Талеро тебе нужно сворачивать. Да, идти через Эленвильский лес опасно, но, боюсь, это всё-таки неизбежно. Когда объявят тейрам, любое движение будет заметно. Я, пожалуй, мог бы достать тебе разрешение, но сделать это быстро не получится. А время сейчас – наша главная ценность.

– В твоих доводах есть определённая доля истины, – вынужденно признал Шакнир.

– Я долго думал перед этим разговором. Впрочем, до Талеро ещё полтора дня пути. Сегодня отдохни как следует. Ты устал. А мне надо идти. Я остановился, можно сказать, неподалёку… Твоя комната – номер шесть, второй этаж.

Азат поднялся из-за стола и вразвалку направился к выходу, ни разу не обернувшись. Шакнир остался один – доел мясо, прикончил бутылку «Медвежьей крови», перемигнулся с симпатичной девушкой-разносчицей, расплатился и поднялся в комнату, на двери которой чёрной краской была аккуратно выведена нужная цифра. Он очень устал, но, прежде чем погрузиться в сон, оставалось ещё одно дело. Он достал изумруд, положил пальцы на холодный камень, прошептал соответствующее заклинание (голова отозвалась резкой болью; магия никогда не давалась Шакниру просто) и погрузился в чужую память, пролистывая воспоминания, как страницы книги.

Убийца искал довольно долго, перебирая и отбрасывая в сторону (если, конечно, такие сравнения применимы к тому, что происходило только у него в голове) ненужный хлам – воспоминания о просторных залах Императорского дворца, о любовных интрижках, о казнокрадстве, о деловых беседах и шумных пирах. Часть из них, однако, оказалась скрыта будто бы непроницаемым туманом, чего раньше убийца не встречал. Впрочем, опыт его был не так уж велик, и Шакнир списал это на слишком резкое извлечение воспоминаний, к которому пришлось прибегнуть.

Наконец он нашёл то, что искал, и остановился, всмотрелся, погрузился, проживая и чувствуя память другого человека, который, ко всему прочему, его стараниями уже был мёртв.

…

За столом сидели трое – глазами четвёртого, Аарона Гальперна, Шакнир сейчас и видел. Первой подала голос женщина справа – высокая, властная, ещё не вполне старая, сохранившая былую красоту, хотя на висках её уже упрямо серебрились ниточки седых волос. В приятном грудном голосе ощущалась сокрытая сила – было ясно, что он вмиг может взвиться и ударить плетью:

– Где чародей? Он не считает нужным присутствовать на собраниях?

– Бренна, успокойся, – отозвался крупный мускулистый бородач. Гладко выбритая голова его бликовала в свете хитроумных химических ламп, естественно, производства Горных – они были лучшими мастерами, инженерами и химиками на Моране. – Келрим много помогает нам. А его вздорный характер всем известен. Он в очередной раз торчит у себя в поместье и проводит мерзкие и пугающие опыты.

– Луций, ты хорошо умеешь двигать армии влево-вправо, но мало что смыслишь в интригах, – скептически ответила месси Макграт. – А мне почему-то кажется, что чародей ведёт свою игру. Он, конечно, нам помогает, однако на наших редких встречах предпочитает не появляться. Если сюда нагрянет гвардия, он окажется чистеньким и беленьким.

– Бренна, ты слишком мнительна, право слово, – Луций откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула, завёл руки за голову. – Если ты вдруг не помнишь, именно Келрим вывел из игры мессира Дограта, который начал что-то подозревать. И проделал всё так изящно, что даже наш бдительный цепной пёс Халтворк не пронюхал.

– Да, было. Но это ничего ещё не доказывает. – Бренна замолчала и слегка отвернула голову, давая понять, что не желает больше обсуждать эту тему.

– Благородные господа, позвольте напомнить, зачем я попросил всех собраться здесь, – подал голос Аарон Гальперн. – Наши… гм… зарубежные друзья настаивают на том, чтобы ритуал не был завершён. И, кстати, сейчас я полностью согласен с месси Макграт, – Бренна повернула голову в сторону казначея и милостиво кивнула, – на нынешней встрече нам бы не помешал маг. Друзья говорят, что в случае завершения ритуала снятия Печати с источника Оз вся затея становится бессмысленной и даже вредной – без должного контроля, в том хаосе, что непременно хоть ненадолго начнётся после смерти Императора, разрушительная энергия Стихий может вырваться и натворить таких дел… Или попасть в чьи-то неподходящие руки… Нашим друзьям, как вы понимаете, не нужны выжженные земли.

– И что они предлагают? – вновь подала голос Бренна. – Сделать это прямо сейчас? Вонзить клинок в незащищённую спину? Эйвинд, готов?

– Всегда готов, месси Макграт, – подал голос молчавший до того гибкий светловолосый красавец. Его не зря прозвали Сладкоголосым – говорил он мягким, бархатным, кошачьим баритоном, перед которым могла устоять редкая женщина. – Клинок давно наточен и ждёт своего часа.

– Прекрати ломать комедию, Бренна, – Луций явно не был доволен. – Аарон, так какие есть варианты?

– Нам нужно замедлить процесс. И я уже придумал, как.

– Ты смыслишь не только в финансах, мессир Гальперн, м? – промурлыкала Бренна. – И что же ты придумал, светлая голова?

– Среди них один учёный муж, Такерт Дирт Рум, из Тенгирии. Сам он маг лишь чуть-чуть, но долго изучал энергию Оз. Император платит большие деньги за его знания. Их постарались выхолостить после того, как Источник был запечатан. И теперь приходится собирать их по крупицам, чтобы правильно вести ритуал снятия печати. Конечно, Такерт наверняка многое уже рассказал, но если мы аккуратно его изымем… Это может существенно осложнить задачу.

– Превосходно, Аарон, – Луций картинно хлопнул несколько раз в ладоши. – Почему ты не пошёл по военному ведомству? Из тебя вышел бы неплохой стратег. А может, тебе податься в Тайную службу?

– Золото всегда привлекало меня больше стали, – улыбнулся казначей. – Пожалуй, теперь нам стоит обсудить детали?

…

Дальнейшее Шакнир просмотрел бегло – подробности устранения неизвестного ему учёного мужа из Тенгирии были не слишком интересны. Главное было получено – доказательства. Так часто бывало с Заказами, где необходимо устранить несколько человек, связанных одним грехом – достаточно было найти или получить свидетельства против одного, убить его, а после из памяти вытащить всё, что могло доказывать вину остальных. И то, что сейчас речь шла о Руке Императора, пяти самых могущественных в Империи людях после самого Ронана II Килкита, дела не меняло. Шакнир наконец облегчённо лёг на кровать и провалился в сон.

…

Клод Морель, крупный, сильный, жилистый, стоял напротив него, шумно дыша. Он уже пытался провести несколько захватов, но каждый раз Шакнир изворачивался, будучи более гибким и ловким. Широкое бревно, на котором крепко стояли поединщки, нещадно раскачивалось на металлических цепях над ямой, а вдоль её края, заложив руки за спину, расхаживал Смирт Глазастик, пожилой наставник по безоружному бою – достаточно, впрочем, крепкий для того, чтобы скинуть вниз с бревна любого из своих учеников.

– Клод, что ты дышишь, как толстяк-писарь, поднявшийся на собственное крыльцо! – голос Смирта был неприятным, визгливым, зато с лёгкостью перекрывал любой шум. – Дыхание восстанови! Шакнир, а ты чего осклабился? Или ещё побольше бревно качнуть, а? Начали, дохлики! Думаете, я тут с вами вечно буду торчать?

Клод, будто только этого и ждал, бросился вперёд. Ему никогда не хватало ловкости и подвижности, однако на бревне было мало пространства для манёвра – и здесь у сильный противник имел определённое преимущество. Шакнир сделал несколько быстрых шагов назад, оказался на краю, увидел, как Клод, не мудрствуя, выставил плечо, порываясь одним мощным ударом выбить Шакнира подальше… И едва успел затормозить на краю. Шакниру некуда было деться, кроме как упасть вниз, Клод завертел головой, ничего не понимая, посмотрел вверх, и оттуда, с цепей, на которых было подвешено бревно, на него обрушился Шакнир. Такой приём никогда не обговаривался – но и не запрещался. И Шакнир использовал свой шанс, взмыл туда, улучив момент, когда Клод наклонил голову, и атаковал сверху.

Морель ещё летел в яму, правильно сгруппировавшись, чтобы приземлиться мягко, а Шакнир уже высоко поднял голову – это был первый раз, когда ему удалось победить Клода на бревне. Его распирало от гордости – и увидевший это Смирт тоже улыбнулся:

– Выдумщик, мать твою. Сообразил же, а! – и сильной своей рукой качнул бревно так, что Шакнир не удержал равновесие и полетел вниз. – Чтобы, мать твою, сбить спесь. Ещё с бревна не слез, а уже нос задрал.

Шакнир летел очень долго – уже на пару секунд больше, чем должен был. Он посмотрел вниз, и внизу была тьма. Но не мёртвая, непроглядная, а живая, будто дышащая. Когда она ещё немного приблизилась, Шакнир понял, что тьма эта – мириады насекомых: жуков, тараканов, гусениц, червей, опарышей. Они копошились, шевелили усиками, ползали, трепетали крылышками. Ещё в полёте содрогнувшись от омерзения, Шакнир сгруппировался, прикрыл лицо руками и в такой позе вошёл в шевелящуюся массу, моментально почувствовав на коже – он почему-то оказался голым – прикосновения тысяч маленьких лапок.

…

Убийца вскочил с кровати, подхватив кинжалы. Но комната была пуста. Это был просто кошмарный сон – хотя начался он реальным эпизодом из его долгого и преимущественно скучного обучения. Но насекомые… Что-то говорила их старая ведьма Бригит по поводу насекомых во сне, но Шакнир никак не мог вспомнить, что именно. Махнув рукой на кошмар, он оделся и спустился в обеденный зал – судя по ощущениям, проспал он не меньше четырёх часов, и изрядно проголодался.

На обед подавали рыбную похлёбку. Шакнир поморщился – рыбу он не любил – и взял только отварные овощи и солёный сыр. Купив припасы в дорогу и прозрачно намекнув, что вскоре найдёт сокровища и разбогатеет, непременно вернувшись за миловидной разносчицей, он отправился в путь. Девушка только усмехнулась – таких хвастунов в Фиаланте было видимо-невидимо в любое время года, и каждый был уверен, что уж он-то точно раскроет страшные тайны древних курганов.

В действительности, конечно, задерживаться в Фиаланте убийце нужды не было – он рассчитывал добраться до Талеро, небольшого посёлка, стоящего в том месте, где Эленвильский лес примыкал почти вплотную к тракту. Поэтому, пришпоривая лошадь и обгоняя медлительные повозки, Шакнир двинулся в путь, оставляя за собой столбы пыли.

Тракт был на удивление малолюден. Крестьяне не спешили продавать плоды своего труда, торговцы не сновали из города в город, искатели приключений и богатств, которыми кишел Фиалант, там и остались. Люди, не имеющие почти никаких сведений, кроме невнятных слухов и сплетен, чувствовали надвигающуюся бурю и предпочитали отсиживаться по домам, чтобы она не застала их в дороге.

К вечеру это произошло с Шакниром – правда, в буквальном смысле. Небо потемнело, и на землю обрушились плотные дождевые струи. Шакнир свернул с тракта и укрылся в небольшом лесочке, наскоро соорудив укрытие из веток. Глядя в бушующую стихию, слушая испуганное фырканье привязанной рядом лошади, Шакнир думал о том, что это хорошая метафора его нынешней жизни – он неожиданно для себя попал в гущу событий, от которых зависят судьбы сотен тысяч подданных Империи. И если раньше награда перевешивала всё, то теперь убийца не знал, по силам ли ему этот Заказ. Он всегда верил в себя, но порой в такие моменты, оставаясь будто один в огромном мире, сомнения точили его душу. Каждый выбор привёл его к этой точке, но кто знает, сколько более приятных дорог он миновал за свою жизнь?

Буря прошла так же внезапно, как и началась – пронеслась дальше, влекомая шквальными порывами ветра. Дождь прибил пыль и взбодрил зелень, придав ей даже какую-то весеннюю свежесть и яркость. Убийца отвязал лошадь, успокоил её и двинулся дальше. Ещё час-полтора, до темноты, он мог ехать, а потом следовало где-то заночевать. Поодаль от тракта виднелись деревни и сёла, некоторые даже богатые, окружённые деревянными стенами, но Шакнир не захотел ночевать рядом с людьми. Он легко сходился хоть с крестьянами, хоть с благородными мессирами, но наедине с собой убийца чувствовал себя лучше всего.

Когда стало настолько темно, что слабый свет Эрлиды и звёзд не развеивал мглу, а лошадь начала то и дело спотыкаться, убийца свернул с тракта и устроился на ночлег. Как любой Серый, в быту он был неприхотлив, и хорошо ощущал себя и на мягких перинах, и на голых камнях. Сейчас он выбрал небольшую естественную впадину – кажется, в какие-то незапамятные времена здесь было русло реки. Расседлал и привязал лошадь, разжёг небольшой костёр, согрел воды из ближайшего ручья и поужинал холодным копчёным окороком и подсохшим хлебом, запивая нехитрую трапезу кипятком. После, соорудив лежанку на хранящих тепло углях, Шакнир провалился в сон и благополучно проспал до рассвета. Без переживаний и сновидений.

Утро встретило Шакнира свежестью и прекрасной погодой. Доев на завтрак остатки ужина и тщательно уничтожив следы своего пребывания, убийца вывел застоявшуюся лошадь обратно на тракт, оседлал и продолжил путь. Вскоре по левую руку показалась громада Эленвильского леса, подступавшего всё ближе к тракту. Изменился даже воздух – стал более пахучим, насыщенным, напоенным многими ароматами огромного и благодатного леса. Увеличилось и количество стражников – разбойники любили скрываться в лесу и налетать на торговцев, что не могли позволить себе охрану, одиноких путников и крестьян. Поэтому почти на каждом крупном перекрёстке встречался скучающий дозор в форме местной, а то и имперской стражи. Впрочем, на всадника в сером дорожном балахоне и с минимальным количеством пожитков они не обращали совершенно никакого внимания.

К вечеру тракт привёл убийцу в Талеро. Тут был один-единственный трактир, бесхитростно называвшийся «Оленьи рога» – над стойкой, прибитые к стене, и в самом деле красовались раскидистые рога, судя по количеству отростков, явно принадлежавшие взрослому матёрому самцу. Впрочем, ничего удивительного в этом не было – Эленвильский лес был богат на разного рода живность, охота и собирательство процветали, и немногие жители Талеро уделяли внимание куцым огородам.

По всему было видно, что трактир был в прибытке – крепкая мебель, выстланный чистой соломой пол, множество разных бутылок в шкафчике возле стойки. Трактирщик, пухлый весельчак, взял Шакнира под локоть и отвёл в сторонку, косясь на шумную компанию, расположившуюся прямо посреди зала, за сдвинутыми воедино тремя столами.

– Добрый господин, извольте присесть вот тут, подальше от этих…

– А что, с ними могут быть проблемы? – поднял бровь убийца.

– Нет-нет, что вы, – трактирщик явно нервничал и не знал, как достойно выйти из ситуации и не упасть в грязь лицом перед посетителем. – Охотники они, народец вообще-то миролюбивый, да и заведение моё жалуют… Но сейчас, сами понимаете, Зелёные Дни…

Из дальнейшего рассказа трактирщика Шакнир узнал, что у всех, охотящихся в могучем и древнем Эленвильском лесу, есть давняя традиция – Зелёные Дни. Случаются они дважды в году, длятся по трое суток, и в это время не положено трогать никаких животных и птиц, и даже приносить с собой в лес оружие – своего рода дань уважения духам леса. В первый день, самый торжественный, охотники повязывают на деревья цветные ленты, приносят и кладут на пни медные безделушки (почему-то считается, что духи леса любят медь), а после идут прославлять духов в ближайшее заведение, где можно испробовать различные горячительные напитки. На вторые и третьи сутки все обычно предаются безделью и праздности, хотя считается хорошим тоном привести в лес женщину и предаться там же, на траве, плотским утехам – более того, охотники верят, что зачатый таким образом ребёнок будет пользоваться покровительством духов и сможет стать великим охотником. Тот же, кто не соблюдает Зелёные Дни, рискует навлечь на себя гнев леса, и не будет у него удачи на охоте, а то и вовсе однажды заплутает и сгинет в чащобе.

– Вот, добрый господин… Сегодня как раз первый день. Они и прославляют духов. Они ребята хорошие, но куража ради могут и начать задирать чужака… Вы уж не серчайте, помолчите лучше, они и отстанут…

– Посмотрим, уважаемый, – улыбнулся Шакнир. – Есть где заночевать?

– У меня-то комнат нету, но я договорюсь, одна бабка, Тари кличут, иногда даёт комнату у себя в домике. Путники не так часто у нас останавливаются, не завели как-то нумеров…

– Хорошо, – серебряный полуреал перекочевал из руки Шакнира в карман трактирщика. – Бутылку хорошего креплёного вина и мясо с пряными травами. Есть такое?

– Как же, мигом устроим, бутылочку прямо сейчас принесу, за мясом мальчишку на ледник отправлю… Кабанчик свеженький как раз имеется…

Трактирщик, улыбаясь и беспрестанно наклоняя голову, засеменил к шкафчику с выпивкой и достал бутылку вина. Когда он проходил мимо компании охотников, один из них, молодой смешливый здоровяк, явный заводила, выхватил бутылку из рук опешившего толстяка.

– Эй, путник! – улыбнулся он Шакниру. – Пусть это будет твой дар духам леса!

– Я никаких даров приносить не собираюсь. А с духами у меня вообще особые отношения, – в голосе убийцы звякнул металл. – Поэтому, уважаемый, будь так любезен, верни бутылку на её прежний путь следования.

– Умник, что ли? – поскрёб широкой пятернёй светловолосую макушку охотник. – Сказано тебе, традиция такая. Бутылочка твоя послужит благому делу. Лучше не зарывайся, а то мигом по рукам-ногам свяжем и на Медвежью поляну отнесём. То-то веселья будет!

Шакнир неспешно, будто даже лениво, выпрямился, подхватил дорожный посох и направился в сторону компании охотников. Светловолосый, явно не ожидая столь резкого развития событий, сначала на миг растерялся, но, покосившись на ухмыляющихся товарищей (числом не меньше десятка), вскочил на ноги, картинно поплевал на ладони и упёр их в бока.

– Ну, иди сюда, дохлик, сейчас буду репу тебе чистить… – увидев подскочившего трактирщика, до сих пор старавшегося решить вопрос миром, он сильно толкнул его раскрытой ладонью в голову, так, что бедолага отлетел чуть не к самой стойке. – Брысь с глаз моих, боров! Не лезь, спрячься где-нибудь, сейчас потеха будет!

Шакнир остановился в двух шагах, уперев в пол конец посоха. Что-то промелькнуло в его голубых глазах, заставившее охотника чуть податься назад, но в следующий миг убийца бросился вперёд и резко взмахнул посохом, сокрушив коленную чашечку светловолосого. Парняга взвыл и повалился на пол, остальные подскочили, хватая кто бутылки, кто ножи с поясов…

Шакнир отпрыгнул в сторону, прижался спиной к столбу, повернул что-то в верхушке посоха, а в следующий миг вытянул изнутри длинный обоюдоострый клинок, хищно сверкнувший в свете ламп. Посох был работы Горных, известных мастеров, с их металлом могла сравниться разве что знаменитая тервизская чёрная сталь, чей секрет вот уже четыре сотни лет хранило одно-единственное семейство потомственных кузнецов, выросшее за это время из маленькой кузницы в целый кузнечный район, где одних лишь подмастерьев насчитывалось не меньше трёх десятков.

Впрочем, как бы хороша ни была чёрная сталь, только Горные с присущей им дотошностью и аккуратностью смогли бы выполнить посох Шакнира, нашпиговав обычный с виду грубо оструганный сук хитроумной системой защёлок и пружин. Клинок покоился внутри, будто в специальном футляре, что прятался в искусно вырезанной полости, и ни одна капелька влаги проникнуть туда не могла – сталь была надёжно защищена от ржавчины, а если не знать, какой именно сучок является ещё и замаскированной кнопкой, догадаться, как клинок обнажить, было непросто, и появлялся он будто из воздуха.

Вот и сейчас охотники в нерешительности остановились чуть поодаль. План Шакнира сработал – орудовать ножом умел каждый, кинжалы, пусть даже выполненные из той самой чёрной стали, мало кого смогли бы смутить, но фехтование длинными клинками испокон веков считалось делом благородных мессиров, и охотники не смогли сразу сообразить, как им биться с противником. Убийца, воспользовавшись паузой, оглядел охотников и сказал, чётко произнося каждое слово:

– Калечить буду. Резать сухожилия. Чтобы долго ещё лук не могли натягивать. Пусть он извинится и вернёт бутылку. Тогда разойдёмся миром.

На несколько секунд воцарилась тишина. Шакнир знал, что настал момент истины – либо они навалятся всей гурьбой, либо отступят. Из толпы выступил седоватый охотник, выглядящий старше других, подошёл к распростёртому на полу светловолосому, похлопал того по плечу:

– Давай, Рагди, вставай. Извинись перед благородным мессиром. Верни ему бутылочку. Куража он захотел, молокосос… Ну! – прикрикнул он уже строже.

Здоровяк Рагди, хромая и охая, поднялся, взял со стола бутылку, доковылял до Шакнира, протянул, не глядя в глаза:

– Прощения просим, добрый господин. Ошибочка вышла. Не повторится.

Шакнир улыбнулся уголком рта, молча вернулся на место, поманил пальцем трактирщика, взиравшего на него чуть ли не с благоговейным ужасом:

– Уважаемый, пусть мясо несут поскорее. Я страшно голоден, – и, повысив голос, так, чтобы слышали притихшие охотники, добавил: – Пару бутылок чего-нибудь крепкого господам. Негоже не почитать духов леса, да ещё и в Зелёные Дни.

Охотники, совершенно переставшие что-либо понимать, уставились на убийцу в немом изумлении. Шакнир же, пригубив вино, подумал о том, что разом добился обеих целей – во-первых, заставил местных уважать себя, избавив от возможных проблем, а во-вторых, точно узнал, кто из них лидер – тот, седоватый. Значит, завтра, когда потребуется помощь опытного проводника, знающего лес, он обратится к нужному человеку.

***

Бабка Тари оказалась вредной старушкой, поминутно бурчавшей что-то о гостях в её доме, которые всё время норовят разбить глиняную посуду и сломать табурет. Настроение её, однако, кардинальным образом переменилось, стоило Шакниру пообещать оставить ей лошадь, если она будет приветлива, дружелюбна и сможет собрать ему в дорогу достаточно еды. Бабка удивлённо выпучила глаза, не веря, что «добрый господин» не разыгрывает «старую одинокую женщину», а когда Шакнир всё же смог убедить бабку, что в предложении нет ни капли шутки, проворно засеменила по соседям, собирая всю провизию, какую только можно было взять с собой в дальний путь. Кончилось тем, что бабка Тари вывалила на стол гору снеди, из которой убийца взял с собой едва ли половину. Хмыкая и благодаря старушку, он сложил в парусиновый мешок с лямками вяленое мясо, лепёшки, овощи, немного разной крупы (маленький металлический ковшик у него с собой был) и даже сваренные вкрутую яйца. Не забыл Шакнир и наполнить водой кожаные бурдюки, числом четыре штуки, которые обвязал вокруг пояса, по два спереди и сзади. Бурдюки сшил хороший кожевенник из Гарманта, столицы Альтерии, специально по заказу Шакнира, устроив лямки так, что, висящие на поясе, бурдюки ничуть не стесняли движения. Запас воды в бурдюках был дней на пять, через лес, по прикидкам Шакнира, идти необходимо было около семи, но убийца справедливо рассудил, что найти воду в лесу всегда можно – надо просто уметь следить за зверем, который всегда приведёт к водопою.

Наутро, позавтракав овощами и сыром, поданными к столу бабкой Тари со всей возможной учтивостью, Шакнир приготовился к длинному пути через лес. Парусиновый мешок (на дне его покоилась небольшая матерчатая сумка с огромными деньгами – третью платы за Заказ) висел на плечах удобно, бурдюки прочно прилегали к поясу, не мешая ни ходьбе, ни извлечению кинжалов из ножен, посох лёг в руку крепко и привычно.

– Спасибо за гостеприимство, добрая женщина. Лошадь я оставляю, как и обещал.

– Ой, благородный господин, заходите ещё! Всегда буду рада! – бабка Тари, кажется, до последнего момента не верила в реальность происходящего – чтобы заработать на хорошую лошадь, крестьянину нужно жить впроголодь не меньше полугода. – Могу я ещё чем-то услужить?

– Да. Проводите меня к охотнику. Такой седоватый, кажется, старший из всех.

– Вилеамир? У вас давеча чуть драки не было, как же так-то?

– Вилеамир? Имя как у благородного… – Шакнир пропустил мимо ушей замечание о драке, наверняка об этом сейчас разговаривал весь посёлок.

– Он, кажись, благородный и был когда-то. Да давненько уж, видимо, если и бывал когда-то, – бабка пожевала губами, припоминая. – Уж полтора десятка зим тут, все его знают и уважают. У охотников нет главных или там неглавных, но к его словам все чутенько прислушиваются.

– Вот, к нему-то мне и надо. Ведите, – кивнул Шакнир.

Охотник Вилеамир жил в добротном деревянном доме, окружённом невысокой, но крепкой изгородью. Перед крыльцом дремал большой лохматый пёс, который покосился на Шакнира настороженно, слегка обнажил верхние клыки и утробно зарычал, но, заслышав шаги хозяина, успокоился и вновь положил голову на лапы.

– Кого там нелёгкая принесла… О! Благородный мессир! – лицо Вилеамира хранило следы прославления духов леса. – Чем обязан визиту?

– Мы вчера не познакомились. Меня зовут Шакнир, – не обращая внимания на некоторую ехидность тона, спокойно сказал убийца. – Тебя, я знаю, Вилеамир. Судя по имени, я могу тоже величать тебя мессиром? И, кстати, откуда ты узнал, что я из дворян?

– Видно. Речь твоя сильно отличается от обычного человека, а на учёного книжника ты не похож, да и на студентуса тоже, – охотник цепко окинул убийцу взглядом. – Вчера показал себя, да и глаза непростые… Вольный Странник?

Шакнир хмыкнул. Он не раз прикрывался в своей работе легендой Вольных Странников – так называли бродяг без крыши над головой, готовых на любую работу, что могла принести доход и интерес. Среди Вольных Странников, что удивительно, было немало дворян – из разорившихся, но гордых родов, или каких-нибудь четвёртых сыновей, могущих претендовать лишь на герб, но не на наследство. Впрочем, хватало и вполне перспективных отпрысков богатых родителей, не желающих прожигать жизнь на приёмах и балах, но и не испытывающих тяги к наукам и знаниям, а жаждущих жизни, полной приключений и романтики. Вольных Странников, принадлежащих к дворянству, весьма ценили, ведь в большинстве случаев они с детства были обучены владению оружием, верховой езде и многим другим наукам, что делало их неплохими наёмниками – если удавалось пережить первые несколько стычек. Была, конечно, и обратная сторона – невезучих и неумелых Вольных Странников, даже из дворян, иногда можно было встретить работающими у богатого землевладельца или скотопромышленника.

Впрочем, такие истории быстро забывались, но до сих пор передавался из уст в уста рассказ о Вольном Страннике из древнего и известного, но спустившего всё состояние рода Дервейнов, что владел землями неподалёку от Скирота. Карл Дервейн, третий сын, будучи шестнадцати лет от роду, покинул отчий дом, оставив отца и двух старших братьев, а также многочисленную дальнюю родню, тратить остатки денег на увеселения и забавы. Спустя семь лет, успев побыть наёмником на четырёх небольших войнах, объездить половину континента, заработать немалое состояние и сколотить отряд из двух десятков сорвиголов, Карл вернулся в родовое поместье, развесил на деревьях в старинном парке отца, братьев и ту родню, что не успела уловить текущий политический момент и вовремя сдаться, и на вполне законных основаниях пришёл к власти. Тогдашний Император, всегда сквозь пальцы смотревший на междоусобные развлечения дворянства, объявил Карла Дервейна законным наследником, и юный отпрыск принялся со всем усердием восстанавливать славу рода, изрядно преумножив заработанное потом и кровью состояние множеством выгодных вложений.

– Можно сказать и так, – Шакнир кивнул. – Я кто-то вроде Вольного Странника, да. Когда-то имел и дворянский титул, но это было давно, и разгневанный папенька наверняка уже отрёкся от меня. А ты, Вилеамир? Твоя речь тоже не слишком напоминает речь простого охотника.

– Мы с тобой в похожей ситуации, с той лишь разницей, что я сам перечеркнул свой герб чёрной полосой… – Шакнир удивился. Перечёркивали герб, то есть отказывались от дворянства, в исключительно редких случаях, какие можно было пересчитать по пальцам. – Это случилось давно. Сейчас никто не титулует меня «мессиром». А мне и не нужно.

– В таком случае, Вилеамир, давай опустим церемонии и перейдём к делу. Мне нужно пройти через Эленвильский лес, чтобы оказаться как можно ближе к столице. Я готов хорошо заплатить. Ты возьмёшься провести меня до тех мест, что знаешь сам?

Теперь настал черёд охотника удивляться. Он почесал голову, зашевелил крыльями носа, подумал. Ответил:

– Через сердце леса хочешь идти? Не советую. А другой короткой дороги я не знаю. А если идти по кромке леса, будет то же, что по тракту, только без лошади.

– Почему не советуешь идти напрямик? – осведомился убийца.

– Я и сам не знаю, Шакнир. Но нехорошие там дела творятся. Не знаю ещё никого, кто смог бы пройти. Хотя, конечно, легенды есть, и немало – и что-то мне кажется, что не все из них беспочвенны. Но я за такое не возьмусь, в сердце леса не пойду.

– Я тебя и не прошу. Говорю ещё раз – доведи меня до тех мест, что знаешь сам, и скажи хотя бы примерно, куда идти дальше.

– Ох, непростой ты малый…, – Вилеамир ещё поколебался, но махнул рукой. – Ладно. Сейчас, сапоги дай надену.

– Сколько будет стоить? – счёл нужным уточнить Шакнир, чтобы не вызвать подозрений.

– Сколько не жалко, – пожал плечами охотник. – Я за такое вообще брать денег не хочу, но если ты предлагаешь, отказываться не стану.

– Вот. Пойдёт? – Шакнир достал из кармана заранее приготовленный мешочек с пятью десятками реалов. Вилеамир заглянул в него и, надо отдать ему должное, почти не изменился в лице, хотя крайнее изумление величиной суммы всё же на миг затуманило взор.

– Как тебе сказать… Странно всё это. Не нравишься ты мне, – откровенно сказал охотник. – Драку учинил, поколотил Рагди, двигаешься ловко, словно зверь. Деньжищами трясёшь… Большими. Для наших мест так вообще. Ладно, оставляй свои тайны при себе. Проведу я тебя. И не за деньги, а потому что попросил. Чую, что надо это тебе. Не бойся, в лес не заведу и там не брошу, духи никогда мне не простят, тем более в Зелёные Дни.

– Я бы тоже тебе никогда такого не простил, – вполне серьёзно, без тени иронии, ответил убийца.

– Но учти – я выполню свою часть работы честно, но не ожидай, что враз сделаюсь твоим другом.

– Я не ищу твоей дружбы, – покачал головой Шакнир, – веди, если готов.

Охотник кивнул, ненадолго вернулся в дом – переодеться и взять припас – и пошёл вперёд, в сторону леса, на краю которого виднелись увешанные цветными лентами деревья. Шакнир, поправив дорожный мешок и поудобнее перехватив посох, последовал за ним.

Вилеамир двигался ходко, несмотря на ощутимые последствия вчерашних возлияний. Вскоре они достигли границы Талеро и вышли к лесу.

– Вот и древний Эленвильский лес, – наставническим тоном промолвил Вилеамир и повёл рукой. – На протяжении веков он даёт возможность существовать сотням людей. Охота, собирательство, деревообработка, уголь, пасеки с лесными пчёлами… Много разного. Талеро, как и многие другие посёлки и города, живёт только благодаря лесу. Поэтому мы и чтим лесных духов. Без их благоволения и звери обходят наши ловушки, и пчёлы не дают мёд, а особенно провинившиеся, бывает, и пропадают в лесной чаще. Люди освоили лишь малую часть, самый край, а вглубь никто и не думает лезть.

– И что там? Я многое слышал. И про чудовищ, и про опасности, и про несметные сокровища, – Шакнир всерьёз заинтересовался. Рассказывал Вилеамир интересно.

– Как я уже говорил, точно никто не знает, – пожал плечами охотник. – Есть легенды о лесном народце, что живёт там тысячи лет, владеет всеми тайнами и не лезет во внешний мир. Многие утверждают, что видели их, но все описывают настолько по-разному, что я склонен считать эти рассказы байками. Кто-то твердит, что в самом сердце леса до сих пор стоят города Первых, пронизанные их страшной древней магией, – Вилеамир хмыкнул. – И, конечно, записные врали утверждают, что там скрыты артефакты, дающие всемогущество, и уж они-то знают, как их найти. И обычно просят поставить бутылку крепкого, чтобы было легче рассказывать.

– А во что ты веришь сам? – полюбопытствовал убийца.

– Я предпочитаю не ломать голову, – после долгого и почему-то тягостного молчания ответил охотник, – не собираюсь лезть туда. Жизнь дорога. Просто стараюсь делать своё дело, не задумываясь над тайнами, которые мне никогда не познать. Лесных духов я уважаю, ибо в их реальности сомневаться не приходится – для тех, чья повседневность связана с лесом, это столь же очевидно, как и то, что солнце всходит на востоке. И, думаю, лесной народец всё-таки существует. А остальное – не моего ума дело.

– Ох, непростой ты мужик, Вилеамир, – заметил Шакнир.

– Никто не простой, – охотник замолчал, погрузившись в свои мысли. Убийца ожидал продолжения, но его не последовало.

Они уже изрядно углубились в лес, но эта часть была заселена – тут и там виднелись тропинки, хижины охотников, пасеки на полянах. В одном месте поднимался столб дыма – там, как разъяснил Вилеамир, орудовали углежоги. Охотник не слишком одобрял их работу, тем более в Зелёные Дни, но вынужден был признать, что дело это важное и нужное.

Вскоре обитаемые места закончились. Лишь изредка попадались следы деятельности человека – охотничьи силки, едва видимые тропки, плохо засыпанные кострища. Сюда охотники ещё ходили, но вскоре, как сказал Вилеамир, им придётся расстаться.

Так и произошло спустя примерно час непростого пути. Охотник остановился и придержал Шакнира за локоть:

– Всё, дальше я не пойду. Я тех мест знать не знаю, никто из наших даже сюда не забредает. Видишь, и тропок уже нет.

– Вижу, – убийца оставался совершенно спокоен, – Тогда я пойду? Скажи только, какого направления придерживаться.

– Подожди, – охотник помялся, затем полез в наплечный мешок, – вот, возьми, – он протянул Шакниру угловатый сучок, на котором было повязано несколько разноцветных лент. В одном месте была аккуратно снята кора, виднелся зеленоватый лубяной слой, такой свежий, будто сучок срезали не больше часа назад. – Он очень долго мне помогал. Он всегда указывает направление на Талеро, если зажать его в кулаке. Оставляя наш посёлок справа-сзади, рано или поздно ты выйдешь примерно туда, куда тебе нужно.

– Выглядит свежим, – отметил Шакнир, бережно принимая и зажимая в кулаке сучок. Он исправно повернулся в ту сторону, где находился посёлок.

– Это путевик. Он и есть наглядное доказательство существования духов леса. Ладно, я пойду, – Вилеамир выглядел смущённым своей добротой.

– Подожди. Почему? Ты мог бы не давать мне его. Наверняка это ценная и редкая вещь.

– Я не знаю, хороший ты человек или вовсе худой, – после недолгого молчания ответил Вилеамир. – Скорее худой, конечно. Но, каким бы ты ни был, тебя наверняка ждут опасности. Мне кажется, что нужно помогать людям, даже если они тебе не очень нравятся. А себе я новый попробую сделать – меня когда-то давно научили, – охотник подумал ещё и, когда Шакниру уже показалось, что больше он ничего не скажет, тихо произнёс: – Мне самому однажды не хватило храбрости поступить так, как должно. А тебе, видимо, хватает. Удачи, Шакнир. Будешь проезжать когда Талеро – заглядывай на огонёк. Расскажешь, что там, в сердце леса.

Вскоре широкая спина охотника скрылась за деревьями. Шакнир остался в полном одиночестве. Глотнув воды и сверившись с путевиком, он бодро направился в нужную сторону. Яркое солнце пробивалось меж кронами деревьев, высвечивая изумрудный травяной ковёр под ногами.

Дорога в лесной чаще была не самой простой, но спокойной. Убийца шагал споро, даже периодически насвистывал себе что-то под нос, пребывая в отличном настроении. Предстоящие трудности и возможные опасности его мало пугали – он предпочитал не думать о них раньше времени, пока не придётся столкнуться лицом к лицу. Однако лес казался спокойным и умиротворённым, погода стояла превосходная, и сложно было поверить, что где-то здесь пропадают одинокие путники, организованные отряды и даже имперские научные экспедиции, как уже несколько раз бывало.

Заслышав чуть в стороне журчание воды, Шакнир вышел к небольшому ручью, протекавшему по краю маленькой круглой поляны, и пополнил запасы воды. Неподалёку он заметил одинокого непуганого тетерева и сразил его метким броском кинжала – птицу он решил запечь на ужин, если где-нибудь встретится глинистая местность. Пока подвешенный за лапы тетерев истекал кровью, убийца передохнул, поправил снаряжение, сверился с путевиком, завернул тетерева в холстину и направился дальше, периодически поглядывая на волшебный сучок. Обычный компас у Шакнира тоже имелся, однако убийца, убедившись несколько раз, что путевик не врёт, предпочёл переложить его в дорожный мешок и не трогать лишний раз ценный прибор.

Яркий дневной свет сменился мягким вечерним, а после и ранними сумерками. Лес сгущался, в некоторых местах становясь непроходимым, и Шакниру приходилось делать крюк, чтобы обойти очередной завал или неожиданный овраг. Но в остальном путь проходил на удивление беспроблемно – никакие лесные чудища Шакнира не тревожили. Обычные звери попадались неоднократно, но опасности они не представляли – травоядные предпочитали скрываться в чаще, хищники же, оценив и почуяв исходящую от человека уверенность в своей силе и уловив слабое дуновение магии от лежащих в сумке камней ким, решали найти себе добычу попроще. Лишь однажды за ним увязался лайлек, характерный для этих мест родственник волка и лисы, хитрый и жестокий зверь, предпочитавший нападать на спящих, больных и слабых жертв. Он крался за Шакниром по пятам, шагах в двадцати, то немного отставая, то сокращая дистанцию. Спустя четверть часа Шакниру это надоело, и он, внезапно развернувшись, поднял над головой дорожный посох и бросился на лайлека, бешено размахивая своим оружием и надрываясь в истошном вопле. Зверь, опешивший от внезапного нападения, трусливо поджал хвост и скрылся в кустах, испуганно подвывая. Убийца довольно осклабился и направился дальше, попутно благодаря всех богов (и, на всякий случай, лесных духов) за везение – одинокий лайлек для крепкого человека опасности не представлял, однако стаи этих хищников изредка нападали даже на деревни, терзая и калеча как двуногих, так и четвероногих её обитателей. Видимо, зверь отбился от стаи или был изгнан вожаком – лайлеки редко становились одиночками, это противоречило самой их природе.

Когда мрак стал почти непроглядным, и даже Шакнир, с его неплохим ночным зрением, уже думал о ночлеге, он вышел к небольшому, шагов тридцати в диаметре, лесному озеру, где и решил остановиться. Его немного смущали слабые отголоски магии, витавшие над поверхностью озера, но очень уж оно было привлекательно: один берег был достаточно крут для того, чтобы соорудить укрытие, использовав изрытый мелкими грызунами склон в качестве природной стены, а неподалёку убийца нашёл пласт глины, вполне подходящей для его кулинарных целей. Но главное – вода в озере была кристально чистой. Убийца сгрузил пожитки у самого склона и с удовольствием опустился на невесть откуда взявшийся здесь квадратный камень, принявшись за тетерева.

Сначала он выпотрошил птицу, вынув внутренности и прикопав их чуть в стороне, чтобы на запах не пришли ночные хищники. После отрезал голову, бросив её к потрохам. Налитый кровью птичий глаз смотрел туповато и укоризненно. Вырыв ямку глубиной в локоть, Шакнир взял глину и густо обмазал ею тушку тетерева, даже не выщипывая перьев, опустил её в ямку и прикопал глиной и землёй. На этом месте убийца, набрав охапку валежника, развёл костёр, не очень высокий, но достаточно жаркий. У Шакнира было примерно два часа, и он принялся проверять оружие и снаряжение, удобнее укладывая его в мешке, попутно подлатав балахон – в одном месте он зацепился за сучок, и крепкая ткань слегка надорвалась.

Спустя положенное время, когда Шакнир уже запаривал в металлическом котелке горячий ароматный настой из лесных трав, костёр начал затухать. Дождавшись, пока останутся лишь мерцающие угли, убийца широким суком сгрёб их в сторону и выкопал тетерева. После того, как раскалённая глина немного остыла, Шакнир легко снял её вместе с перьями, и в руках у него осталась ароматная, истекающая мясным соком тушка птицы, пропечённая ровно так, как нужно. Он с удовольствием впился зубами в ножку, утоляя первый голод.

Через час, когда перестали мерцать последние угли, от тетерева осталась лишь одна нога (на завтрак), а снаряжение было многократно осмотрено и уложено, казалось, наилучшим образом, Шакнир приготовился ко сну. Лёг на мягкий ковёр травы, накрылся плащом, что скатанным лежал на дне мешка, раскинул простенькое охранное заклинание – оно будет, конечно, всю ночь тянуть энергию Фай, которой в камнях осталось не так уж и много, зато мгновенно разбудит его, стоит кому-то приблизиться с дурными намерениями, будь то зверь или человек. Почти мгновенно, как, впрочем, было всегда, убийца заснул.

Ночью Шакнир подскочил с лежанки, как ошпаренный, и сразу схватился за кинжалы. Спросонья он не понял, что его разбудило, но почти сразу догадался – сработало заклинание! Шакнир завертелся волчком, смотря во все стороны, выискивая, откуда надо ждать удар. Благо ночь стояла звёздная, и небесное великолепие прекрасно отражалось в глади озера… Озеро!

Зеркальная поверхность тихого лесного водоёма рябила, будто внезапно поднялся сильный ветер. Но ветви деревьев оставались спокойны. Шакнир напрягся, готовый отражать нападение. Из центра озера поднялась фигура, внешне напоминающая человеческую, и громогласный голос сотряс всё вокруг:

– Кто ты, смельчак, вторгшийся в мои владения? Отвечай, или сожру твою душу!

Шакнир молчал. Что-то было неправильно, но он не мог поймать мысль. Появление таинственной фигуры отчаянно ему напоминало о чём-то другом.

– Отвечай, или познаешь всю мощь моего гнева! – надрывался голос. – Примешь в себя моё пагубное дыхание, и лёгкие твои лопнут, не выдержав его!

Разгулялся ветер, разбрасывая остывшие угли костра и свистя в кронах деревьях. Озеро заколыхалось пуще прежнего, магические блики покрывали всё вокруг. И Шакнира вдруг осенило. Спектакль! Вот что это было. Театральное представление. Магические потоки извивались вокруг, но очень слабые, уровня ученика магической гильдии, или какого-нибудь деревенского самородка, что умеет заговаривать телят от несварения и лечить лёгкие раны. Дрожание озера, освещённая Эрлидой фигура, громовой голос – это наверняка должно напугать одинокого путника до дрожи в коленях. Но Шакниру доводилось видеть вещи неизмеримо более страшные, посему он выпрямился и убрал кинжалы в ножны, готовый, однако, к любой схватке – магия есть магия, и даже самая слабая может причинить нешуточный вред.

– Заканчивай это представление, любезный, – голос убийцы звучал устало. – Душевно тебя прошу. Я не выспался, и у меня болит голова.

– Ты, жалкий червь! Как смеешь говорить так со мной? – неизвестный не оставлял попыток вернуть себе инициативу. – Готов принять моё дыхание, жалкий человечишка?

– Право слово, не стоит. И почему ты не оказался прекрасной лесной девой? – риторически вопросил Шакнир. – Есть хочешь?

– А что там у тебя? Я вечером чуял такие ароматы! – голос звучал уже гораздо тише.

– Печёный тетерев. Правда, осталась только нога. Есть ещё сушёное мясо, но вряд ли оно тебе понравится. Жестковато.

– Уговорил, – фигура направилась к берегу, ступая прямо по успокоившейся воде, – давай своего тетерева, и тогда тебе не придётся испытывать на себе пагубную силу моего дыхания.

Шакнир рассмотрел жителя озера внимательнее. Он очень напоминал человека, но кожа была голубоватой, нос сплющенным, уши большими, круглыми и прижатыми к голове. Между пальцами рук и ног имелись перепонки, а сами пальцы были тонкими, длинными и заканчивались толстыми острыми когтями.

– Вот, держи, – Шакнир протянул ножку тетерева. – Для себя берёг, но ладно уж.

– Ох, спасибо, давно мечтал! Плохо мне удаётся ловить их, да и с огнём я не очень дружу, сам понимаешь, – голубоватый рвал зубами остывшее мясо. – Кстати, меня зовут Аннариит-Ломо, можно просто Ан. Я лесной дух. Живу-то я в озере, конечно, но отношусь именно к лесным, озеро ведь в лесу.

– Ясно, лесной дух. А я Шакнир.

– Очень приятно, – голос Ана был немного неприятным, шершавым, словно скрип гальки, но вполне дружелюбным. – Пока я ем, расскажешь мне, что происходит во внешнем мире? Последние новости я слышал, пожалуй, лет шестьдесят назад, когда сюда случайно забрёл заплутавший охотник.

Шакнир, припоминая, что произошло за последние полвека, принялся сумбурно рассказывать духу свежие (для него) новости – долгий мир в Империи, правление Ронана II Килкита, достижения людей и Горных в науках, установление дипломатических связей с Патаром, новые законы и уложения. Ан, когда пришла его очередь, поведал о жизни лесного духа, скучной и однообразной. По его словам, лет триста назад он действительно мог своим дыханием смести сотню воинов в латах, но сейчас лес слабел. Это было неизбежно – магические потоки не инертны, они постоянно перемещаются, как по естественным причинам, так и в силу созданных человеком возмущений в Эфире. Магия уходила из леса, а с ней теряли силы и духи. Те, кто жил на окраине леса, питались верой людей и ещё что-то могли, такому же, как Ан, обитателю чащобы, оставалось лишь ждать неминуемой участи – когда потоки совсем иссякнут, он станет обычным лесным существом, лишённым и тени колдовских возможностей.

– Правда, ходят слухи, что в сердце леса дремлет волшба настолько древняя, что и самые сильные из нас не суются туда, – закончил рассказ Аннариит-Ломо, вращая белёсыми рыбьими глазами. – Там у них свои хранители леса, облик которых настолько противен даже нашему глазу, что и говорить не хочется.

– А про лесной народ – правда? – осведомился Шакнир.

– Ага. Но они редко выходят на разговор. А спрятаться могут так, что человек в жизни не найдёт их. Они плоть от плоти леса, чуют его так, как даже нам не дано.

– И как они выглядят?

– Если вдруг встретишь – узнаешь, – хитро улыбнулся лесной дух. – А нет, значит, не судьба. Дай руку.

Убийца, уже убедившийся, что дух не желает зла, протянул левую руку. Аннариит-Ломо задрал рукав балахона и положил перепончатую ладонь Шакниру на предплечье. Шакнир почуял дыхание магии, кожу обожгло холодом, и увидел на руке рисунок, сделанный зелёным цветом будто бы тонкой, с волос, кистью – переплетение узоров и орнаментов, странные знаки и символы, в которых угадывались не то цветы, не то невиданные звери.

– Это наш знак, – объяснил Ан, – любой лесной дух поможет тебе, почуяв его. Но веди себя пристойно. Не бери от леса больше, чем потребуется.

– Хорошо. Так и делаю, – серьёзно и с благодарностью ответил Шакнир.

– Вот и славно. Ладно, Шакнир, спасибо за угощение. Спи, спи. Я постерегу. Мне-то спать необязательно. Утром ещё поговорим – давно я не вёл таких увлекательных бесед!

Шакнир, тоже отлично проведя время (дух действительно оказался отличным собеседником), вернулся на лежанку и вновь уснул. Мимоходом он подумал, что Ан вполне может обидеться на недоверие – Шакнир всё-таки оставил охранное заклятие действующим. Но жизнь научила убийцу, что осторожность никогда не бывает лишней.