Читать книгу Говорит Москва - Александр Кондрашов - Страница 4

Очень удивил странный тон, с которым помощник транслировал задание гендира, какой-то угрожающий. Костя был выдвиженцем и любимцем шефа, что случилось? Совсем недавно он поздравлял Костю с новорождённым, на отмечалово сам приехать не смог, но прислал шофёра с пятилитровой бутылью виски, торжественно разрешил ездить только на программы, которые Костя вёл, освободил от новостей и корреспондентской работы; чего стряслось-то? Понятно, концепция поменялась, но почему так резко? Однако приказы начальства не обсуждаются. Требование найти из-под земли и приспособить к эфиру «Гагарина и совка» должно быть выполнено, как и всё, что ранее поручалось Косте. Кровь из носу. Но, чёрт побери, как? Поди туда, не знаю куда. Понятно, что нужен постоянный гость, эксперт из простых, задорный, парадоксальный, смешной совок. В мозгу непрерывно прокручивался кастинг всех совков, с которыми Костя был знаком. Их было немного, и все – не то. В Лобню ехать, падать перед отцом на колени: батя, выручай? Он-то – настоящий самородок, совок из совков, подходит по всем статьям, кроме одной: ни за что не пойдёт «позориться». Потому что он – не только совок, но в глубине души ещё и село, и деревня. Костя это в себе преодолел… Тут нужен городской житель. Слесарь-сан-техник из ДЭЗа?… Да, говорливый, всех вплоть до мэра и президента квалифицированно материт. Нет, он без мата не может… Среди таксистов много таких, но их кастинг дорого стоит и потребует слишком много времени… Началась какая-то мания, в каждом встречном Костя видел кандидата на вакантную должность супер-совка и мысленно «прокачивал» его на приспособляемость к радио. Прокачал и педиатра.

Гуляя с коляской, он увидел его, сидящего на скамейке в весёлом расположении духа. Это было не рядом с их домами – педиатр, видимо, не хотел светиться вблизи своих пациентов, – а довольно от них далеко, на берегу речки Сетунь.

Узенькой, извилистой, с крутыми берегами и соловьиными рощами – и впрямь живописной, как пишут в газетах. Особенно в устье – при впадении в Москву-ре-ку у выстроенного в русском стиле городка-крепости клуба каскадёров. Зимой в пойме Сетуни проложены лыжные трассы, заливаются катки и есть отличные горки для малышни. Высокие берега с одной стороны защищают пойму от шума Кутузовского проспекта и Киевского вокзала, с другой – от грохота Третьего кольца и окружной железной дороги, ну и от «белого шума» Мосфильмовской улицы – тоже. И простирается это лесное счастье довольно далеко – до знаменитого круглого дома на улице Довженко и большого озера, что на улице Улофа Пальме. Рядом – Мосфильм, улицы Пудовкина, Довженко, Пырьева, где в старые времена селились работники кино, и храм Троицы, в котором они до сих пор замаливают свои грехи…

Педиатр сидел на лавке и читал бесплатную районную газету «Раменки». Костя профессионально цепким радийным глазом (на работе приходилось одновременно видеть два монитора, ещё бумажный текст и лицо собеседника) вырвал заголовок статьи, которую педиатр читал: «Мечты сбываются», судя по фото, на котором сияли счастьем лица «понаехавших» маляров, их мечты сбылись – они зацепились за Москву. Время от времени педиатр доставал из сумки пластиковую литровую бутылку… Застигнутый «на месте преступления», он несколько растерялся, но не возражал, чтобы Костя сел рядом, даже обрадовался: «Я теперь скупее стал в желаньях, то есть гораздо меньше того… Следить стал за собой… Но сделал дело, гуляй смело…» – оправдался он и глотнул из бутылки с почти стёршейся этикеткой пепси-колы, в которой неизвестного происхождения жидкость была, видимо, укреплена градусами добавленной водяры, – не берите с меня пример, я – особый случай…»

Да, особый. Одно из неожиданных подтверждений тому случилось недавно, и наблюдала его Зоя. Пьяненького Бориса Аркадьевича били подростки. Зверски. Кажется, он им сделал замечание, попросил, чтобы они при женщинах и детях так громко не матерились, – ну выпил человек, море по колено, смелым себя почувствовал, безнаказанным. А они как с цепи сорвались: «Мочи бомжа!» Был ещё не поздний вечер, и прогуливающиеся мамочки так заголосили, что окончательно «замочить» педиатра не удалось. С переломами, гематомами, сотрясением мозга он попал в больницу, и это, надо сказать, пошло ему на пользу.

Когда более-менее оклемавшийся, как будто лет на десять помолодевший педиатр пришёл с плановым визитом к ним домой, Зоя при попустительстве Кости совершила силовую акцию. После завершения осмотра доктором ребёнка она, вместо того чтобы вручить ему очередную пятидесятирублёвку, которую, впрочем после и вручила, вынула из шкафа приготовленный пакет с вещами и приказала:

– Сейчас я вас буду лечить, Борис Аркадьевич, я!

Наденьте это! В отличном состоянии, а то ходите как бродяга, а ведь кандидат наук! – и протянула ему Костину пуховую куртку, которая после покупки папе дублёнки была обречена на бестолковое доживание в лобненском сарае.

Врач растерялся, мама помогла ему её надеть и, поняв, что куртка впору, тут же сняла.

– Снимайте теперь пиджак.

– Нет, – вскричал педиатр, – нельзя.

– Почему?

– Не надо, – страшно покраснел педиатр.

– Идите в ванную, там муж вам поможет переодеться и померить новый, он почти новый.

– Не надо, прошу вас, – слёзы, смешанные с ужасом, заполнили его и так водянистые голубые глаза.

– Хорошо, не снимайте, я понимаю. Вот наденьте сверху, – протянула белый халат.

– Нет. У меня есть, дома, нам выдают, у меня есть, честное слово, – запротестовал он.

– А что же не носите?

– Забываю, – побледнел доктор.

– У вас ещё будут сегодня визиты?

– Нет.

– Хорошо, надевайте куртку, перекладывайте в неё всё, что в карманах вашего пальто, которое мы немедленно реквизируем, чтобы оно не позорило отечественную педиатрию. Вот пакет, в нём костюм тоже в отличном состоянии, вы с мужем примерно одного роста, там ещё рубашки… Какой у вас размер ноги…

– Сорок три с половиной.

– А у тебя? – спросила она мужа.

– Сорок четыре, – удивился муж тому, что жена забыла его параметры.

– Я знаю. Вот на ваших глазах всё складываю. Чтобы завтра пришли к нам новым человеком. У вас электробритва есть?

– Есть, – педиатр казался совершенно разбитым.

– Точно есть?

– У меня обычная, не электро…

– Электро – эффективнее, мы Косте новую подарили, а вам кладу «Браун» в отличном состоянии, не смейте мне противоречить! Пользуйтесь ею регулярно, пожалуйста. Завтра к нашему мальчику – в девять, в лучшем виде, понятно? Если вы, Борис Аркадьевич, родной, завтра не придёте к нам огурцом, я не знаю, что с вами сделаю…

Его растерянность, кряхтенье, взгляды то на Костю, то на Зою завершились тем, что педиатр сделал глубокий шумный вздох, который испугал молодых родителей. Он склонил голову, пытаясь поймать и поцеловать руку Зои, поймал и затрясся.

Но долго рыдать ему не дали, уж больно жалко выглядел его дрожащий затылок с длинными, нехорошо блестящими, редеющими седыми волосами.

Костя нахлобучил ему на голову тёплую кепку, которая была доктору чуть великовата. Врач поднял голову, пришлось подарить ему ещё и платок, чтобы он вытер слёзы и протёр очки. Эти простые физические действия его немного успокоили. Прерывисто всхлипывая, он сказал:

– Вы, вы… заботитесь обо мне… Обо мне давно никто… в больнице вот… теперь вы… Социальные работницы к маме ходили каждый день, пока я болел, святые люди…

– Ничего мы не святые, мы не о вас заботимся, а о себе, мы хотим, чтобы доктор у нашего маленького был на человека похож. Пожалуйста, Борис Аркадьевич, не опускайтесь, прошу вас, миленький, чтобы завтра… пришли огурцом, – тут жена тоже начала дышать, а заплакала она в крепких объятьях мужа, только когда доктор ушёл.

– Дурында моя, девочка, – говорил Костя, целуя Зою. Но нежности в который раз развития не имели, Витька пронзительным плачем властно позвал маму к себе… Пора кормить, потом укачивать, потом укладывать, потом опять…