Читать книгу Сказания о Гора-Рыбе. Допотопные хроники - Александр Коротич - Страница 6

Однажды в ворота к Антипу Седому, тому самому, что от рыбы-острова живым спасся, постучали громко. Антип чужаков не боялся, но и незваным гостям рад не был.

«Кто таков?» – спрашивает Антип.

«Открывай! – говорят. – Урядник из Невьянского заводу спрос до тебя имеет!»

Как тут не открыть? Урядник – какая-никакая, а власть. Открыл Антип. Так и есть: урядник при мундире, а за спиной дюжина солдат со штыками.

«Чего надобно?» – вопрошает Антип строго.

«Тут, – говорит урядник, – могут государственные злодеи объявиться. Раскольники, что с Новогороду бежали».

«Что за раскольники такие?» – удивляется Антип.

«А те, что никонову реформу не приняли и двумя перстами на себя крест кладут. Баламутят они народ. Тех, кто не хочет новый устав признавать, теперь по всей Россеи ловят, мучают да огнём жгут. Если увидишь чужаков, сразу дай знать, а уж мы с ними сами разберёмся. Может, и деньгами тебя за донос наградим».

Ушёл урядник, и солдаты его ушли.

А того же дня вечером опять стук.

«Кого это черти носят?» – ворчит Антип.

А на пороге мужик стоит бородатый.

«Ты чей будешь-то?» – спрашивает Антип.

«Фёдоров я, Панкратий Мелентьевич, – отвечает мужик, – а со мною десять семей голодных, долгой дорогой измученных. Пусти нас на двор переночевать, добрый человек».

Выглянул Антип за ворота, и правда – подводы с бабами да детьми малыми.

«А ты часом не старовер-раскольник? – спрашивает Антип. – А то тут урядник невьянский уже солдат приводил».

Нахмурился Панкратий:

«Мы истинную веру православную в чистоте бережем и за то страдаем».

«Понятно, – кивнул Антип. – Я тебя не видел, и ты меня не знаешь».

И с такими словами ворота перед носом у Панкратия прихлопнул.

Лихо беженцам: в лесу волки воют, по дорогам дикие башкиры оброк собирают, урядник местный засады делает. Ни сил, ни провизии уж нету, чтобы дальше ехать. Что делать? Господу молиться осталось!

Пошёл Панкратий Фёдоров на берег Таватуй-озера, упал на колени и стал молиться истово, чтобы Господь помог да надоумил. Всё как по старой вере положено – с поклонами в землю лбом. Отбил Панкратий поклоны, поднял взор, а перед ним чудо-чудное – остров стоит. И не остров это, а рыбина огромная. Тут бы любой испугался, да не тот человек Панкратий Фёдоров – стоит и ждёт, что дальше будет.

А Рыба его и спрашивает: чего, мол, тебе Панкратий, надобно? Рассказал Панкратий Рыбе, как десять семей по дорогам мыкаются, справа урядник злой, слева башкиры разгульные. Где бедным изгоям приют найти?

Подумала Рыба и молвит:

«Селись тут. Поставь скит подальше от берега, чтобы место было невидное, от глаз деревьями укрытое. Если опасность, какая придёт или обижать будут, я людей твоих сохраню. Возьми со спины моей два камня. Как лихо станет, стукни камнями, а я тебя услышу».

Сказала это Гора-Рыба и пропала.

Успокоилось сердце Панкратия. Начали наутро скитальцы землянки себе рыть на склоне под лесом. Ох, тяжёлое это дело – на Урале землю ковырять! Копнёшь раз, копнёшь другой – и в камень упрёшься. Только куда деваться? Помалёху выдолбили люди панкратьевы в земле норы да и стали там жить. Голодно, холодно, страшно. И беда долго ждать себя не заставила.

Истинная беда не с неба падает и не из-под земли вылазит, а из чёрного сердца человечьего происходит. Было у Антипа Седого четверо детей, старшего Петром звали. Хитрый был этот Пётр, во всём выгоды искал. Решил Пётр выслужиться и через это денег стяжать. Приехал в Невьянский завод – и прямиком к уряднику.

«Знаю, – говорит, – где таватуйские раскольники окопались. Коли денег дадите, приведу вас к ним».

Урядник ухмыляется: мол, сперва их в крепость возьму, а коли и вправду то раскольники, тогда и о деньгах поговорим.

На другое утро по лесу солдаты шеренгой пошли. Сто шагов им до землянок осталось, когда Панкратию доложили про облаву.

«Бежать надобно!» – говорят Иван Зелютин и Фёдор Кабаков.

Да с детьми-то малыми далеко не убежишь. Упал Панкратий на колени и крикнул своим: молитесь! Взмолились они. А сам камни рыбьи из-за пазухи вынул, стучит ими да приговаривает:

«Помнишь ли ты, Гора-Рыба, обещание своё? Выручай! Беда к нам пришла!»

И только он эти слова сказал, как странное дело сделалось: земля раздвинулась, а на дне оврага того дыра – будто пещера просторная. Похватали скитники своих баб да детей и ушли в ту дыру. А как последний в неё влез, земля сомкнулась, будто и не было никого.

Обыскали солдаты весь лес – только белки да дятлы. Пётр глазам не верит, словно вот только тут люди были, и уже нет их. Злится урядник:

«Не денег тебе, сопляк, а плёток бы всыпать за донос липовый!»

Собрал солдат своих и ушёл. Сел Пётр на камень и закручинился. Вдруг видит: из земли люди выходят. «Ах, вот они где схоронились! – догадался Пётр. – Ну, ничего: запомню я это место!» Хотел он сперва урядника догнать, да только любопытно ему стало. Заглянул он в пещеру-то и обомлел: стены у ней и не каменные вовсе, а серебряными щитами выстелены, будто огромная чешуя рыбья. А под ногами ступнями вниз плавники гигантские. Идёт Пётр, а сам думает, какую бы ему выгоду из такого открытия получить.

Вдруг слышит он голос ниоткуда:

«Звали тебя сюда, Пётр, антипов сын?»

«Не звали», – отвечает.

«А незваным гостям тут не рады, – говорит голос. – Уйдёшь сам без возврату или здесь останешься?»

Задумался Пётр: если уйду сейчас, то уж никакой выгоды не получится.

«Останусь!» – кричит.

«Так тому и быть», – сказал голос. И после слов этих вход в пещеру замкнулся.

С тех пор никто больше Петра не видел.

Искал Антип Седой сына своего повсюду, даже к дикарям в Калиново плавал. Только всё без толку. Говорили ему, будто видели давеча Петра в Невьянске у урядника. Ездил в Невьянск. Но урядник одно талдычит: мол, никакого Петра не знаю не ведаю! Пошёл Антип Седой тогда к скитникам, что на горе под лесом окопались. Увидел Панкратия, стал на колени перед ним и прощения у него просил за то, что на порог не пустил. Спрашивал он у Панкратия про сына, да только ничего Панкратий сказать ему не мог. Советовал молиться, может, Господь сжалится и дорогу к сыну покажет.

«Как молиться-то? Научи меня, странник», – просит Антип.

«Я научу тебя молиться правильно, как наши деды молились. Только ты должен нам помочь. У тебя на дворе амбар есть большой. Разреши нам всем в том амбаре молиться, а то негоже в норе Господа славить».

Согласился на это Антип Седой. Панкратий вскоре в амбар крест общинный перенёс, о восьми сторонах крест, как по старой вере полагается. И книги ещё свои молельные. Книги-то старые были, руками писанные. С тех пор молились таватуйские по-старому. Двумя перстами крест клали, пели в один голос, поклоны исполняли, как положено, попов не признавали, а крестным ходом вкруг антипова амбара посолонь ходили. Постились строго, верили горячо.

Стал Таватуй староверским местом, а Панкратия Фёдорова стали почитать как праведника. И неспроста. Жизнь его была к людям повёрнута, много он добра сотворил, помогал многим да молодых к добру наставлял. Жил просто и бесхитростно. Вот только одна странность за ним водилась: везде носил Панкратий при себе пару камней заветных. Ничего особенного, камни как камни, таких тут полно по берегам-то валяется. Спрашивали про них, а он молчит, только улыбается в бороду да глаз щурит.