Читать книгу Сказания о Гора-Рыбе. Допотопные хроники - Александр Коротич - Страница 7

Есть у унхов такая пословица: «Сперва из человека жизнь уходит, а потом уж он умирает». Жил до старых лет Кали-Оа, жил столько, сколько унхи не живут, и жизни-то в нём вовсе не осталось. Давно уж собаки его Туа и Тава издохли, и удивительное дело – обе в один день. Забыл их хозяин, памяти не стало, язык не слушается, ноги не ходят, руки не держат. Стал старик обузой для племени – все от него отвернулись. Забыл народ о том, кто его на рыбное место привёл. Лишь внучка его любимая Сийтэ с дедом всё время. Кормит она его, умывает, волосы седые рыбьим хребтом расчёсывает. Молчит старик, только мокрыми глазами на неё моргает, а девушка говорит с ним, говорит, да ласково так, словно с ребёнком малым. Так они и жили от всего племени на отшибе.

А времена те для унхов тяжёлые были. Многие из них от башкирских сабель полегли, многих болезнь пятнистая съела. Последних лодок на похоронном холме стало больше, чем домов в деревне. «Последней лодкой» унхи открытый гроб называли, куда мертвеца нарядного клали. В землю зарывать, как у православных, у них принято не было. Лодку для Кали-Оа соседи уж давно приготовили в надежде, что скоро умрёт старик и дом свой освободит. Много раз Кали-Оа от смерти уходил, вот и теперь она не очень торопилась.

Пока лодка рядом с домом стояла, Сийтэ украсила её пёстрым узором по краю, в середине большую рыбу нарисовала, а в середине рыбы – человека, а в середине человека того – опять рыбу, только мелкую. Соседи ходили мимо и завидовали: не в одной семье такого похоронного наряда не было.

И случилось это в самой середине лета, когда над Таватуем круглая красная луна встала. Объявилась напротив деревни Гора-Рыба. Сама явилась, не звал её никто. Сказала рыба, что эта ночь последняя для старого унха будет.

«Только не ставьте лодку на холме, как у вас заведено», – просит Рыба.

«А что нам делать тогда?» – спрашивают унхи.

«Пустите лодку на воду. Я его сама хоронить буду».

Подивились унхи, но спорить не стали. Пускай, мол, хоронит, как знает – нашим легче. Только одна Сийтэ заплакала, узнав, что расстаётся она с дедом своим навсегда. В последний раз накормила она его, напоила, вымыла да расчесала.

Как солнце за гору ушло, явились соседи, подняли старика, уложили его в лодку и потащили к берегу. Только коснулась лодка воды, так сразу поплыла она сама в сторону рыбы-острова. Любопытные унхи высыпали на берег поглазеть, что дальше будет. А тем временем розовый свет по всему небу разлился, да так нарядно, словно бы праздник какой. Небо чистое, лишь над островом два облака большие, точь-в-точь как две белые собаки стариковы. Гора-Рыба рот свой огромный открыла, а лодка Кали-Оа прямиком туда и заплыла.

«Зачем ты съесть нашего старика хочешь?» – закричали унхи.

Только видят они, что рыба рот не закрывает. Тем временем небо стемнело, а внутри рыбы светло стало, будто кто в пещере факел запалил.

И видят унхи, как встал из лодки старик. Глядь, а он и не старик вовсе: седые волосы почернели, а грудь силой налилась. Дальше ещё чуднее: борода у Кали-Оа исчезла, а сам он будто бы ростом меньше стал. Не мужчину видят унхи, а мальчика. С мальчика одежда упала, которая велика ему сделалась, а он и не мальчик уже, а младенец беспомощный. Показалось унхам, что младенец тот будто внутри прозрачного пузыря над лодкой повис. Свернулся младенец клубком и стал с каждым мигом уменьшаться, пока совсем из виду не пропал. Как случилось это, Гора-Рыба рот свой закрыла, и темно стало. Только звёзды над озером моргают, да костры с того берегу в воде отражаются.

Ничего подобного прежде не видели унхи. Упали они на землю и стали рыбе забытые молитвы говорить. Только не услышала тех молитв Рыба, с той ночи отвернулась она от унхов. Зла им рыба не делала, но и не пеклась о них, как встарь, приплывать к калиновскому берега вовсе перестала. Вспомнила она слова Кали-Оа и поняла, что целый народ ей никогда одного-единственного человека не заменит. А у унхов с тех пор поверье: если увидел облако, на собаку похожее, загадывай жизнь долгую и будет у тебя жизнь до самой смерти.