Читать книгу Дядя самых честных правил. Книга 1 - Александр «Котобус» Горбов - Страница 3
Глава 2
Кюисс де гренуй
ОглавлениеРазбудил меня сильный толчок. Я дёрнулся, открыл глаза и потряс головой.
– Gorazd tiy spat’, Konstantin Platonovich.
Мне потребовалось секунд пять, чтобы понять, – что за небритая рожа маячит напротив, и о чём она говорит. Тьфу ты, ёшки-матрёшки, это же вчерашний знакомец Бобров. А сам я в экипаже и куда-то еду.
Ещё пара секунд, и я вспомнил – в Россию! Напоил и уломал, чёрт языкастый.
– Доброго утра, – буркнул я недовольно, по-новой вспоминая русский язык.
– Да какое утро, за полдень уже.
Я отодвинул занавеску на окошке в дверце и хмуро посмотрел на пейзаж, проносящийся мимо.
– Где мы?
– Недавно Льеж проехали.
Мысленно вспомнив карту, я поморщился. Неплохо мы удалились от Парижа, скоро граница и немецкие княжества.
Бобров повернулся и постучал в стенку экипажа, подавая знак вознице.
– Сейчас остановку будем делать. Заодно и пообедаем.
И правда, через десять минут наш экипаж свернул с тракта и остановился у придорожной гостиницы. Я распахнул дверцу и спрыгнул на землю.
Разминая ноги, подошёл к лошадям и удивлённо поднял брови. Механические скакуны с Авалона! Кливлендские гнедые, если не ошибаюсь. Похоже, мне надо менять представление о России. Даже в Париже дворяне предпочитают ездить на живых лошадях, не слишком жалуя заграничные новинки. Может, моя родина и не такая отсталая, как принято считать в Европе. Бродят ли там медведи по улицам, или это досужие байки?
– Костя, – окликнул меня Бобров, – идём. Судя по запаху, здесь вполне сносно кормят.
Обеденный зал в гостинице был светлым, скатерти чистыми, а прислуга симпатичная.
– Что будете заказывать, господа?
Девица, подошедшая к нашему столику, нарочно выпячивала грудь с глубоким декольте и лукаво улыбалась.
– Рекомендую взять свежайший «кюисс де гренуй», с чесноком и горчицей.
– Неси, красавица, – Бобров осклабился, – я сейчас что угодно съем.
– А мне яйца пашот и лотарингский пирог.
– Вина?
Я кивнул:
– Белого.
Хихикнув и стрельнув глазками в Боброва, девица убежала.
– А что там с письмом?
– Какое письмо? – Бобров так увлёкся разглядыванием служанки, что не сразу понял вопрос.
– Ты вчера сказал, что у тебя письмо для меня. Видимо, от дяди.
– Да, точно. Прости, из головы вылетело.
Он вытащил из внутреннего кармана камзола сложенный листок без конверта и протянул мне.
«Priezjay nemedlenno».
Я моргнул, привыкая к непривычному написанию букв, и перечитал ещё раз.
«Приезжай немедленно. Деньги на дорогу получишь у Боброва. Никому не рассказывай, куда едешь».
Подписи не было. Я поднял взгляд и посмотрел на спутника. Так-так, деньги, значит? Бобров под моим взглядом поёжился.
– Если что, я не читал, – поднял он руки, – довёз, как дали.
И тут же полез в другой карман.
– Василий Фёдорович просил передать ещё вот это.
На стол лёг тяжёлый, глухо звякнувший мешочек. Деньги? Очень хорошо. Люблю, когда мне дают деньги просто так.
Я убрал мешочек со стола. Потом посчитаю, после завтрака.
Служанка притащила поднос со снедью и принялась быстро расставлять перед нами.
– Что это?
Бобров потыкал вилкой содержимое своей тарелки.
– Кюисс де гренуй, – я пожал плечами, – лягушачьи лапки.
Лицо моего спутника побледнело.
– Лапы? Лягушек?
– Ну да, – я кивнул, удивляясь странной реакции, – жареные.
Брезгливо скривив рот, Бобров кончиком вилки отодвинул от себя тарелку.
– Господи боже, – у него даже рука дёрнулась, чтобы перекреститься, – что только не едят с голодухи.
– Месье, – девица подалась вперёд, – вам не нравится? У нас лучший «кюисс де гренуй» в округе. Даже месье граф приезжает его откушать.
Бобров замотал головой и буркнул что-то невнятное. Служанка ойкнула и убежала.
– Зря отказываешься, – я сдерживался, чтобы не рассмеяться, – на вкус, как курица.
Он только покачал головой и ещё дальше отодвинул злосчастное блюдо.
– Вот он!
К нашему столику вернулась служанка в сопровождении усатого мужчины с поварским колпаком на голове.
– Жан, этот господин отказывается пробовать твой «кюисс де гренуй».
Повар изобразил поклон и надвинулся на Боброва.
– Месье, что вам не понравилось? Я готовлю «кюисс де гренуй» уже двадцать лет, и никто – никто! – никогда не отказывался его кушать.
Бобров отодвинулся на стуле.
– Я просто не хочу.
– Ола-ла! Вы даже его не попробовали!
Служанка зашла с другой стороны и пододвинула тарелку к Боброву.
– Только попробуйте!
– Нет!
– Кусочек!
– Да не хочу я!
– Месье, вы не можете уехать, не попробовав наш «кюисс де гренуй». Я буду считать себя оскорблённым! Все соседи станут говорить – Жан разучился готовить!
– Попробуйте, – служанка говорила с придыханием, будто соблазняла.
– Умоляю! Если люди узнают, они перестанут к нам заезжать. Мы разоримся! Мои дети пойдут просить милостыню, а я буду сидеть на паперти у церкви и умру в нищете!
– Месье, – служанка наклонилась ниже, выставляя напоказ декольте, – я вас прошу. Разве вы можете отказать в такой маленькой просьбе хорошенькой женщине?
Я только посмеивался, налегая на пирог и любуясь комедией с Бобровым в главной роли.
Через пять минут под двойным напором он сдался и позволил уговорить себя съесть один кусочек. Потом второй. А дальше Бобров втянулся и уже без зазрения совести обгладывал лягушачьи лапки.
– Жанна, принеси ещё вина господам. За наш счёт. Пусть знают, кто готовит лучший «кюисс де гренуй» на этой дороге!
Служанка и повар удалились, довольные победой. Бобров, отложив очередную косточку, посмотрел на меня.
– И правда – как курица. Только прошу тебя – никому не говори, что я это ел. Засмеют же.
Я заверил его, что буду нем, как могила. Ну, правда, съел и съел. Как говорится, в чужие страны свою кулинарную книгу не привози.
* * *
Когда мы закончили с обедом и уже садились в экипаж, к гостинице подъехала карета. Помпезный кучер, слуги в ливреях на запятках, герб на дверце. Сразу видно – кто-то знатный и родовитый.
Из кареты вышли двое: дама невысокого роста с лицом, закрытым вуалью, и высокий мужчина с высокомерно задранным подбородком и острыми ушами. Он мазнул по нам презрительным взглядом и скривил губы, будто увидел жабу. Ты посмотри, какая цаца! Сразу видно – мелкотравчатый провинциальный баронишка. Без денег, зато с самомнением до небес. Я фыркнул и полез в экипаж.
Бобров долго ёрзал на сиденье, устраиваясь поудобнее. Недовольно кривился и морщил нос.
– Лягушачьи лапки не понравились?
Он потряс головой.
– Никогда бы не подумал, что эдакую дрянь есть буду. И ведь вкусная, зараза!
Я хмыкнул – тоже их пробовал, но мне не понравилось.
– Эльфы надоели. Видел, как этот тип на нас смотрел? Не люблю я их за это.
– Так какой же это эльф? Полукровка, а то и квартерон.
– Да?! – Бобров искренне изумился.
– Во Франции чистокровных эльфов почти нет. Они все на Авалоне, за проливом.
– А откуда тогда полуэльфы?
– Наследие Столетней войны. Пока Карл Седьмой авалонцев не выгнал, они, считай, всех девок перепортили.
– О как, – Бобров покачал головой. – Слышал, что французы авалонцев не любят. Но никогда бы не подумал, что они родня.
– Обычное дело. Среди родни как раз самые сильные раздоры и бывают.
– Вот верно! Очень точно подметил, – Бобров при этом так скривился, что сразу стало понятно: с родственниками у него большие проблемы.
Пока мы трепались на отвлечённые темы, экипаж подъехал к границе. До сложностей этот мир ещё не дорос: никаких загранпаспортов, виз и контроля.
Нас остановили, в экипаж учтиво заглянул унтер пограничной стражи и попросил назвать имена. Сверился с каким-то списком, кивнул и пожелал счастливого пути.
Я выглянул в окно: досматривали только низшее сословие – купцов, крестьян, мастеровых. Дворян пропускали, ни о чём не спрашивая. Дикий век, дикие люди! Если ты благородный, хоть корону Франции вывози, никто даже не посмотрит. Ну и ладно, не моё это дело. Есть король, есть всесильный кардинал, вот пусть у них головы и болят о благе государства.
* * *
Ближе к вечеру мы остановились в каком-то немецком княжестве. Я даже название его выговорить не смог бы, не то чтобы запомнить. Впрочем, особой нужды в ночёвке у нас не было. Поспать можно и в экипаже, сиденья там удобные, а механические лошади способны бежать круглые сутки. Но Бобров настоял:
– Тебе надо посетить портного. Я сейчас пригляделся, это ужас, во что ты одет!
Мне даже обидеться захотелось. Не вижу ничего ужасного, обычная одежда студента: тёплая, добротная и удобная. Но Бобров настаивал:
– Нельзя тебе ехать в таком виде. Ты, всё-таки, дворянин, лицо благородное. А одет, прости господи, как…
Он скривился, подбирая слово.
– Как лавочник.
Я закатил глаза, но решил не спорить.
– Ладно, давай твоего портного.
Так что мы приехали в какой-то мелкий городок и заняли два номера в гостинице. Бобров узнал адрес портного, и мы двинулись шить мне что-то достойное.
– Тебе по приезде некогда будет этим заниматься. А как ты без хорошего костюма в дворянском собрании появишься?
– Вопрос: зачем мне туда?
Бобров всплеснул руками.
– Здрасьте, приехали. А завещание засвидетельствовать? А вписать себя в дворянский Реестр? Без этого никак нельзя!
Как у них всё сложно-то. Сплошная бюрократия! Честное слово, продам имение и сбегу обратно в Париж.
Портной оказался низеньким, лысым и суетливым.
– Очень хорошо, – он бегал вокруг меня с табуреткой в одной руке и портняжным аршином в другой, – очень-очень хорошо.
– Что именно вас так радует, уважаемый?
– Ваш размер! Вы такой высокий, такой большой. Это же уйма ткани уйдёт! Три примерки, неделя работы.
Он потёр ладошки в предвкушении.
– Не пойдёт, мы должны уехать завтра утром.
– Что вы такое говорите! – замахал он руками. – Так быстро никто не шьёт! Вы хотите, чтобы я портил глаза и шил ночью?
Пришлось Боброву пообещать заплатить вдвое. Коротышка сначала поупирался, пытаясь набить цену. Но угроза уйти к конкуренту возымела действие. Он доснял мерки, и мы вернулись в гостиницу.
– Слушай, – Бобров почесал лоб, – а портной кто? Гном? Я всё время в этих немцах путаюсь.
– Цверг. Гномы ближе к Альпам живут. Ты смотри на бороду – если бреет, значит, цверг, а если заплетает в косички – гном.
– А, понятно, запомню.
* * *
В обеденном зале гостиницы было шумно. Половину столов заняла громкая компания что-то празднующих торговцев. Их отгородили от остальной публики ширмами, но шум всё равно мешал разговаривать.
За соседним столиком я заметил знакомую парочку – дворянка под вуалью и напыщенный длинный франт. Я специально сел к ним спиной, чтобы даже не видеть его самодовольную рожу.
Мы с Бобровым покончили с ужином и уже пили кофий, когда позади раздались вскрик и звук бьющегося стекла. Я обернулся.
– Ви есть некодяй!
Дворянка вскочила со стула и гневно смотрела на длинного.
– Ви есть воспользоваться мой доверчивость! Это есть подлость!
Длинный криво усмехнулся и, не размахиваясь, влепил ей пощёчину.
– Молчи, дура! Ты позоришься, как глупая крестьянка.
Вуаль сбилась набок. А она ничего, миленькая. Да и, к тому же, молода, лет двадцать, не больше.
– Сядь! – Дворянин ударил её ещё раз. Несильно, даже следа не осталось. Но по выступившим слезам было видно, как женщине унизительно терпеть такое.
Ненавижу, когда бьют слабых. Я встал, подошёл к длинному и со всей дури отвесил ему подзатыльник.
Он оказался слабоват. Полетел на пол, вереща, как резаный. Я взял со стола графин и вылил на него сверху.
– Остыньте, сударь. Не позорьте дворянское достоинство.
Глаза длинного пылали ненавистью. Он скорчил гримасу и вскочил, судорожно сжимая и разжимая кулаки.
– Дуэль! Я вас вызываю! Прямо сейчас!