Читать книгу Синеокая моя Русь - Александр Ковшиков - Страница 8
Часть первая:
«Что мне дано…»
На лесном кордоне
(Трилогия)
ОглавлениеЧасть первая:
Встреча
Стоит изба, венцы прогнили,
Дымок из треснутой трубы.
Живут! И печку протопили.
А я промок, искал грибы.
Сколь до деревни? – Леший знает…
Зайду, обсохнуть попрошусь.
Темнеет. В небе громыхает.
Я на крыльце и в дверь стучусь…
За нею старый, хриплый голос:
– Кого там чёрт ещё принёс?
Со лба зачёсывая волос,
Кричу:
– Пустите, я замёрз!
– Входи. Мы дверь не запираем.
Что ж… отворяю, захожу.
В сенях щенок залился лаем.
– Не бойся, я его держу.
Не трусь, не цапнет, лишь гундосит.
Я так устал, что не боюсь.
– Пустите на ночь.
– А кто просит?
– С Кунилова. Рябков зовусь.
– Постой. Не внук ли деда Саши?
– Ну да, Петровича, как есть.
– Как много мы с ним «съели каши»!
О, Боже! Лет прошло – не счесть!
Так, что, Виталий, заблудился?
Ну, заходи, на печку лезь.
Я вижу, знатно находился.
Согреешься – спустись поесть.
Как хорошо на тёплой печке!
На мне футболка и трико.
Просфорой пахнет. Тают свечки…
– А где же свет?
– А нет его!
У нас, как встарь: лишь керосинка,
Да свечи, да лампады свет.
Ну, что опять скулишь ты, псинка? —
Боится грома – спасу нет.
Мой старый пёс недавно помер,
Я взял другого на замен.
А он, ну просто «дохлый номер»,
Боится даже в доме стен.
Смотрю на стол, а там картошка,
Грибы, капуста и блины.
Урчит живот (совсем немножко).
Вот, правда, полон рот слюны.
– Ну, что, согрелся, бедолага?
Спускайся, ужинать пора.
Есть у меня в заначке брага,
Испьёшь – спать будешь до утра!
Слезаю. Всё уже просохло,
Но одеваться «не с руки».
Пью бражку – в горле пересохло,
В глазах же – яркие круги.
– Ничё-ничё, тебе полезно.
Давай, закусывай скорей.
Грибки, капустка, ах – чудесно!
Что может быть сейчас важней?!
Наелся. Чувствую, дремота
Совсем взяла меня в «полон».
На сеновал нашёл ворота
И провалился в крепкий сон…
Проснулся утром протрезвевший,
Зашёл в светёлку в теплоту.
Сказал, здоровый, посвежевший:
– Спасибо вам за доброту!
Старик:
– Ну, коли заплутаешь,
То заходи, я буду рад.
Ну, а сейчас ты вот что, знаешь, —
Позавтракай, и сходим в сад.
Я там гостинцев другу Сашке
В корзинку чуточку собрал:
Немножко сала, спирт в баклажке…
Снеси ему…
Ну, что ж… я взял.
И, уходя домой, божился
Вернуться.
Слушал птичий свист,
А пóд ноги ко мне ложился
Осенний пожелтелый лист.
Часть вторая:
Год спустя
В сторожке у деда Матвея
Сидим за накрытым столом.
От браги тихонько пьянея,
Старинные песни поём.
Радушная выдалась встреча.
Туманится ясный мой взор.
Осенний спускается вечер.
Душевный ведём разговор.
– Я честно сказать, уж не чаял,
Что ты ко мне снова зайдёшь,
Вдруг слышу, Руслан мой залаял,
Гляжу – по тропинке бредёшь.
А что маловата корзинка?
Хоть дождик, но осень тепла.
Вчера по грибы моя жинка
Ходила, груздей набрала!
Сегодня с утра укатила
Проведывать в городе дочь.
Подольше бы там погостила,
Вдруг надобно чем-то помочь.
Чего говоришь? Как житуха?
Да, Боженьке слава, живём.
И доится наша Пеструха,
И хлебушек сами печём.
Вот только ходить стало трудно,
Но я на печи не лежу.
Мне дома сидеть как-то нудно,
Так я всё в лесхозе служу.
А дед Александр, слышал, умер…
Помянем. Давай наливай.
Он весел был и остроумен.
Все будем там. Не унывай.
Смахнув набежавшие слёзы,
С трудом допиваю стакан.
И слышу, как плачут берёзы,
Качает их ветер-буян.
Назойливый дождик закапал,
По крыше стучит и в окно.
Мы медленно, чуть косолапя,
Идём покурить за гумно.
Любуюсь палитрой осенней,
Стих новый невнятно бурчу,
И нежною зорькой вечерней
Я душу больную лечу.
– Прекрасно, ни с чем несравнимо,
У вас здесь, как будто в раю!
Мне кажется, ангел незримо
Над вами простёр длань свою!
– Что есть, то уж есть, не отнимешь.
Давно я «кукую» в лесу
И знаю: увидев, застынешь,
Полюбишь всю эту красу!
А дочка давно зовёт в город,
Но я не хочу уезжать.
Вот если бы был ещё молод…
А то ведь пора умирать.
Пойдём-ка, подоим Пеструху,
Парного попьём молочка.
Она, правда, только старуху
Подпустит, а вот старичка…
Не очень-то и привечает,
Но надо кому-то доить.
На ласку она отвечает.
Да надо и свинку кормить.
Часы пролетели в заботе.
Стемнело. Спустился туман.
Горят небеса в позолоте.
Скулит еле слышно Руслан.
В печи дотлевают полешки.
Пузатый кипит самовар.
В стакан наливаю без спешки
Пахучий с душицею взвар.
Допил. Залезаю на печку.
Вокруг тишина разлитá.
Матвей погасил тихо свечку.
Сгустилась в избе темнота.
Как заново утром родился,
На завтрак испил молока.
Казалось, что я породнился
С простою душой старика.
– Спасибо за вашу заботу,
За русской души глубину!
Мне завтра уже на работу,
Быть может, потом загляну.
– Прощай. Может больше не встречу.
Ведь я уже немолодой.
А коль доживу, то привечу.
Ну, ладно, пока. Бог с тобой!
Часть третья:
«Конец?»
Иду на лыжах, труден путь
Среди заснеженного леса.
Вдыхает чистый воздух грудь,
Парит морозная завеса.
Ковром нетронутым снега
Лежат…
А ели – теремами,
Запорошённые слегка,
Стоят, грустя под небесами.
Порхают стайкой снегири
В кустах мороженной рябины,
И, наст вскрывая, глухари
Взлетают, так неудержимы.
Замёрзших сосен перезвон
Разносит ветер по округе.
Вот скоро и лесной кордон…
Неспешно подхожу к лачуге.
Смотрю: пустая конура,
Окно фанерою забито,
И дверь, трухлява и сера,
На навесной замок закрыта.
Не лает старый друг Руслан,
В амбаре не мычит Пеструха.
Всё так, как будто ураган
Промчался, и вокруг разруха.
Труба над крышей не дымит,
С крыльца лежалый снег не счищен,
Весь двор сугробами укрыт, —
Не пахнет обжитым жилищем.
Быть может, надо постучать
В дверь, что немного покосилась?
Стою, не в силах распознать,
Что за беда здесь приключилась.
Кричу:
– Эй, есть тут кто живой?
Но… ни ответа, ни привета,
Лишь только ветерок шальной
Гудя, разносит звуки эха.
По кругу обошёл избу
И весь участок вдоль забора.
Устал, пот выступил на лбу,
И поубавилось задора.
Осенний вспомнил разговор:
«Быть может, переехал в город
И променял лесной простор?..»
(Ох, как на шею давит ворот).
Ударил в двери сгоряча…
Когда б он умер – все бы знали
И мне за рюмкой первача
Всё непременно рассказали.
Ну, нет – так нет. Бреду назад.
Любуюсь елями, снегами.
Теплеет, будет снегопад,
И полнятся глаза слезами.