Читать книгу Синеокая моя Русь - Александр Ковшиков - Страница 8

Часть первая:
«Что мне дано…»
На лесном кордоне
(Трилогия)

Оглавление

Часть первая:
Встреча

Стоит изба, венцы прогнили,

Дымок из треснутой трубы.

Живут! И печку протопили.

А я промок, искал грибы.

Сколь до деревни? – Леший знает…

Зайду, обсохнуть попрошусь.

Темнеет. В небе громыхает.

Я на крыльце и в дверь стучусь…

За нею старый, хриплый голос:

– Кого там чёрт ещё принёс?

Со лба зачёсывая волос,

Кричу:

– Пустите, я замёрз!

– Входи. Мы дверь не запираем.

Что ж… отворяю, захожу.

В сенях щенок залился лаем.

– Не бойся, я его держу.

Не трусь, не цапнет, лишь гундосит.


Я так устал, что не боюсь.

– Пустите на ночь.

– А кто просит?

– С Кунилова. Рябков зовусь.

– Постой. Не внук ли деда Саши?

– Ну да, Петровича, как есть.

– Как много мы с ним «съели каши»!

О, Боже! Лет прошло – не счесть!


Так, что, Виталий, заблудился?

Ну, заходи, на печку лезь.

Я вижу, знатно находился.

Согреешься – спустись поесть.


Как хорошо на тёплой печке!

На мне футболка и трико.

Просфорой пахнет. Тают свечки…

– А где же свет?

– А нет его!

У нас, как встарь: лишь керосинка,

Да свечи, да лампады свет.

Ну, что опять скулишь ты, псинка? —

Боится грома – спасу нет.

Мой старый пёс недавно помер,

Я взял другого на замен.

А он, ну просто «дохлый номер»,

Боится даже в доме стен.

Смотрю на стол, а там картошка,

Грибы, капуста и блины.

Урчит живот (совсем немножко).

Вот, правда, полон рот слюны.

– Ну, что, согрелся, бедолага?

Спускайся, ужинать пора.

Есть у меня в заначке брага,

Испьёшь – спать будешь до утра!

Слезаю. Всё уже просохло,

Но одеваться «не с руки».

Пью бражку – в горле пересохло,

В глазах же – яркие круги.

– Ничё-ничё, тебе полезно.

Давай, закусывай скорей.

Грибки, капустка, ах – чудесно!

Что может быть сейчас важней?!


Наелся. Чувствую, дремота

Совсем взяла меня в «полон».

На сеновал нашёл ворота

И провалился в крепкий сон…

Проснулся утром протрезвевший,

Зашёл в светёлку в теплоту.

Сказал, здоровый, посвежевший:

– Спасибо вам за доброту!


Старик:

– Ну, коли заплутаешь,

То заходи, я буду рад.

Ну, а сейчас ты вот что, знаешь, —

Позавтракай, и сходим в сад.

Я там гостинцев другу Сашке

В корзинку чуточку собрал:

Немножко сала, спирт в баклажке…

Снеси ему…


Ну, что ж… я взял.

И, уходя домой, божился

Вернуться.

Слушал птичий свист,

А пóд ноги ко мне ложился

Осенний пожелтелый лист.


Часть вторая:
Год спустя

В сторожке у деда Матвея

Сидим за накрытым столом.

От браги тихонько пьянея,

Старинные песни поём.

Радушная выдалась встреча.

Туманится ясный мой взор.

Осенний спускается вечер.

Душевный ведём разговор.


– Я честно сказать, уж не чаял,

Что ты ко мне снова зайдёшь,

Вдруг слышу, Руслан мой залаял,

Гляжу – по тропинке бредёшь.

А что маловата корзинка?

Хоть дождик, но осень тепла.

Вчера по грибы моя жинка

Ходила, груздей набрала!

Сегодня с утра укатила

Проведывать в городе дочь.

Подольше бы там погостила,

Вдруг надобно чем-то помочь.

Чего говоришь? Как житуха?

Да, Боженьке слава, живём.

И доится наша Пеструха,

И хлебушек сами печём.

Вот только ходить стало трудно,

Но я на печи не лежу.

Мне дома сидеть как-то нудно,

Так я всё в лесхозе служу.


А дед Александр, слышал, умер…

Помянем. Давай наливай.

Он весел был и остроумен.

Все будем там. Не унывай.


Смахнув набежавшие слёзы,

С трудом допиваю стакан.

И слышу, как плачут берёзы,

Качает их ветер-буян.

Назойливый дождик закапал,

По крыше стучит и в окно.

Мы медленно, чуть косолапя,

Идём покурить за гумно.

Любуюсь палитрой осенней,

Стих новый невнятно бурчу,

И нежною зорькой вечерней

Я душу больную лечу.


– Прекрасно, ни с чем несравнимо,

У вас здесь, как будто в раю!

Мне кажется, ангел незримо

Над вами простёр длань свою!


– Что есть, то уж есть, не отнимешь.

Давно я «кукую» в лесу

И знаю: увидев, застынешь,

Полюбишь всю эту красу!

А дочка давно зовёт в город,

Но я не хочу уезжать.

Вот если бы был ещё молод…

А то ведь пора умирать.


Пойдём-ка, подоим Пеструху,

Парного попьём молочка.

Она, правда, только старуху

Подпустит, а вот старичка…

Не очень-то и привечает,

Но надо кому-то доить.

На ласку она отвечает.

Да надо и свинку кормить.


Часы пролетели в заботе.

Стемнело. Спустился туман.

Горят небеса в позолоте.

Скулит еле слышно Руслан.

В печи дотлевают полешки.

Пузатый кипит самовар.

В стакан наливаю без спешки

Пахучий с душицею взвар.

Допил. Залезаю на печку.

Вокруг тишина разлитá.

Матвей погасил тихо свечку.

Сгустилась в избе темнота.

Как заново утром родился,

На завтрак испил молока.

Казалось, что я породнился

С простою душой старика.

– Спасибо за вашу заботу,

За русской души глубину!

Мне завтра уже на работу,

Быть может, потом загляну.

– Прощай. Может больше не встречу.

Ведь я уже немолодой.

А коль доживу, то привечу.

Ну, ладно, пока. Бог с тобой!


Часть третья:
«Конец?»

Иду на лыжах, труден путь

Среди заснеженного леса.

Вдыхает чистый воздух грудь,

Парит морозная завеса.

Ковром нетронутым снега

Лежат…

А ели – теремами,

Запорошённые слегка,

Стоят, грустя под небесами.

Порхают стайкой снегири

В кустах мороженной рябины,

И, наст вскрывая, глухари

Взлетают, так неудержимы.

Замёрзших сосен перезвон

Разносит ветер по округе.

Вот скоро и лесной кордон…

Неспешно подхожу к лачуге.

Смотрю: пустая конура,

Окно фанерою забито,

И дверь, трухлява и сера,

На навесной замок закрыта.

Не лает старый друг Руслан,

В амбаре не мычит Пеструха.

Всё так, как будто ураган

Промчался, и вокруг разруха.

Труба над крышей не дымит,

С крыльца лежалый снег не счищен,

Весь двор сугробами укрыт, —

Не пахнет обжитым жилищем.

Быть может, надо постучать

В дверь, что немного покосилась?

Стою, не в силах распознать,

Что за беда здесь приключилась.

Кричу:

– Эй, есть тут кто живой?

Но… ни ответа, ни привета,

Лишь только ветерок шальной

Гудя, разносит звуки эха.

По кругу обошёл избу

И весь участок вдоль забора.

Устал, пот выступил на лбу,

И поубавилось задора.

Осенний вспомнил разговор:

«Быть может, переехал в город

И променял лесной простор?..»

(Ох, как на шею давит ворот).

Ударил в двери сгоряча…

Когда б он умер – все бы знали

И мне за рюмкой первача

Всё непременно рассказали.

Ну, нет – так нет. Бреду назад.

Любуюсь елями, снегами.

Теплеет, будет снегопад,

И полнятся глаза слезами.


Синеокая моя Русь

Подняться наверх