Читать книгу Воспоминания о России - Александр Койфман - Страница 9

Попасть в Артек мне помог случай. В принципе, по общим показателям: оценки, общественная активность, возраст я мог претендовать на путевку в Артек. Таких потенциальных претендентов, конечно, было очень много в любом городе. Но не у каждого соседка по лестничной клетке работает в гороно, или как там называлось подобное учреждение в то время. В нашем подъезде такая соседка была. И я, вероятно, производил на эту даму средних лет хорошее впечатление. По крайней мере, она сказала моей маме, что меня нужно бы отправить в Артек, поправить здоровье. Маме врачи всегда говорили, что у меня не слишком хорошее здоровье и мне полезно летом отдыхать на море. Поэтому за подобную идею она ухватилась мгновенно и начала оформлять соответствующие справки. Возможно, что в этом участвовал и отец. Школа не возражала, гороно помогло.

В результате в июне 1955 года я с еще двумя детьми и с сопровождающей девушкой ехал на поезде в Крым. Сопровождающая сдала нас в Симферополе представителю Артека, и мы в тот же день в битком набитом галдящими детьми автобусе едем по не слишком хорошему шоссе на южный берег Крыма. Я написал, что это было шоссе, но это чрезмерное преувеличение. Если в степи дорога была обычной для России того времени, то в горах она была ужасной. Ямы, колдобины и, главное, ужасные крутые повороты через каждые полсотни метров. Не очень страшно, когда поворот в глубине лощины. Но когда ревущий автобус выскакивал на поворот на крутом склоне горы и разворачивался на сто восемьдесят градусов прямо над пропастью, сердце замирало. В автобусе мгновенно устанавливалась тишина. А таких поворотов тогда было бесчисленное множество. Позднее, в 1961 году, я ехал по этой же дороге, и она была вполне приличной. Большинство поворотов были спрямлены, появились новые мосты, асфальт – великолепный. А в семидесятые годы мы с семьей ездили по этой дороге до Ялты на современном троллейбусе. Но все это было потом.

В то время Артек состоял из четырех отдельных лагерей. Первый, самый старый лагерь, находился прямо у горы Аюдаг. Наш – второй лагерь – занимал бывшую дачу Молотова Суук-су. Был еще Горный лагерь и Морской. В Горном я не был ни разу, только проходил мимо пару раз, когда мы убегали в горы. В Морской и Первый нас водили по одному разу на мероприятия.

Отряды нашего лагеря размещались в трех домах. Один из них был двухэтажный. Кроме того, была столовая, помещение для мероприятий и небольшой медицинский уголок. В двухэтажном доме располагался (кроме других) старший первый отряд. Нам ребята и девушки этого отряда казались очень большими. Кстати, в первом отряде были четыре француза. Два сына Мориса Тореза (Жан и Поль, если я правильно помню) и сын и дочь одного французского писателя-коммуниста. Кажется, Андре Стиля.

Любимое место игры было на большой скале над морем. Она называлась то ли Партизанская, то ли Пограничная горка, не помню точно. С горки был прекрасный вид на море и на ближние острова Одолары (близнецы). На самом деле это не острова, а почти одинаковые скалы, высовывающиеся из относительного мелководья. Когда-то они были совершенно одинаковые, но один из островов во время войны взорвали, и он потерял исходную форму. Мы на него высаживались один раз с лодок. Видно, что его до войны посещали, так как на острове был удобный причал для лодок. Возможно, на этом острове был склад боеприпасов, который и был взорван.

Море, купание и походы на лодках – самое приятное из нашего двухмесячного пребывания в Артеке. Купаться нам разрешали изредка, обычно после завтрака и если на море нет волнения. Пляжик небольшой, каменистый. В воде разрешали быть минут пять-десять. Не больше двух раз за один поход на пляж. Естественно, что за буйки заплывать не разрешалось. А они от берега метрах в десяти. Из воды выгоняли угрозами, что не разрешат купаться в следующий раз. Но все равно нам это очень нравилось.

Наш отряд был вторым, но дети по возрасту довольно разные. Я был примерно в середине по возрасту и комплекции. Мне удалось попасть в один из экипажей шлюпки. В нашем отряде и в первом было по два экипажа. Младшие отряды к шлюпкам не подпускали. Собственно, это были не шлюпки, а шестивесельные ялики. Экипаж состоял из шести гребцов, рулевого и носового, обязанностью которого было глядеть вперед, чтобы не напороться на скалу. Обычно мы выходили в море после полдника и успевали обойти побережье на восток или на запад от лагеря. Однажды нашли бухту с пещерой, в которой снимался фильм: кажется, про капитана Немо. Не помню точно, так как в Крыму есть две такие пещеры. Вторая – Львиная бухта рядом с Коктебелем. Там тоже снимался фильм. На запад мы проходили Морской лагерь и доходили до Гурзуфа, но там на берег не высаживались. На восток – проходили Первый лагерь и подходили прямо к Аюдагу.

Устраивались соревнования на скорость. Но первый отряд имел очень сильный экипаж, и нам не удавалось его обходить. Поэтому на лодочных соревнованиях в Морском лагере выступал экипаж первого отряда. Обычно мы ходили в тихую погоду, но однажды налетел сильный шквал с дождем, и нам пришлось укрыться в ближайшей бухте. Было немного страшно и интересно.

Аюдаг (Медведь-гора) все время манил нас, и однажды нам объявили о походе на его вершину. Прошли пешком до подножья Аюдага, обогнув Первый лагерь, потом начался долгий подъем на вершину. Почти все время шли по лесной тропинке, но в одном месте пришлось пересекать большую каменную осыпь. Здесь нас заставили двигаться с большими промежутками между людьми. Мы все держались за веревку, передний и задний конец которой держали вожатые. Из-под ног все время сыпались и катились вниз по склону камни. Приходилось ступать осторожно, чтобы не покатиться вместе с ними. После осыпи начался второй, длинный, но пологий подъем и мы вышли на середину Аюдага, это не самая высокая его часть. Он похож на медведя, у которого зад задран вверх, а голова опущена в море. Мы остановились на спине. Вокруг великолепные высокие деревья. Много тени. Говорят, что во время войны на Аюдаге прятались партизаны. Немцы пытались их бомбить, но безуспешно. Разожгли на поляне костры, мигом съели все, что принесли. Немного отдохнули и отправились по той же тропинке назад. Вожатые боялись, что до захода солнца не успеем пройти каменистую осыпь. Но все обошлось благополучно.

Поездка на автобусе в Морской лагерь почему-то почти на запомнилась. Заезжали в Гурзуф, там ничего интересного. Посидели на трибунах и понаблюдали, как соревнуются ялики. Покричали, поддерживая свой экипаж, который, конечно, проиграл «морским». Вот и все.

Больше запомнился большой слет всех лагерей в Первом лагере. Приезжал Молотов в окружении охраны и еще кто-то из правительства. Мы орали, пели довоенные артековские песни, благодарили партию и лично Вячеслава Михайловича. Маленький полный Молотов нас разочаровал, но никто не подшучивал над ним. Не те были времена, чтобы смеяться над «благодетелем» Артека.

Были еще редкие групповые вылазки из лагеря – уходить поодиночке мы боялись. Обычно сбегали после полдника, если не было больших мероприятий. Горы вокруг лагеря резко отличались от Аюдага. Низенькие деревья, много кустов дрока испанского. Я впервые увидел его там и удивился, когда увидел позднее в Израиле. Лысые склоны, на которых когда-то были виноградники. Кое-где они сохранились, но представляли собой печальное зрелище. Все время сильно печет солнце, и очень хочется пить. В прежнем татарском ауле живут русские, но все сохранилось, как было до войны: глиняные заборы; отсутствие деревьев, кустов или травы; пыльные каменистые улочки между заборами. Сплошная унылость.

Состав детей в отряде был полярный. С одной стороны, дети благополучных и даже влиятельных в своем городе людей, с другой стороны – отличники из детских домов. В действительности, мы не делились по происхождению, играли всегда вместе, но так оказалось, что детдомовцы были более приспособлены к переменам, и вообще выглядели более взрослыми по сравнению с нами. И в отношениях с девочками более активны. Особенно запомнился парень из Мозыря (или Гомеля?), мой сверстник, но очень сексуально активный. У него все время были какие-то отношения с девочками из нашего отряда, иногда он даже хвастался своими победами (вероятно, вымышленными). Он же нас учил заниматься онанизмом, демонстрируя всем в палате во время послеобеденного сна свои достоинства. Вообще, ребят из Белоруссии было в нашем отряде много. Одна девушка была из Новосибирска.

За два месяца мы выросли, сильно прибавили в весе. Нас взвешивали и измеряли рост при поступлении и перед отъездом. Я вырос на 13 сантиметров. Ноги торчали из брюк, брюки явно были малы. Уезжали с неохотой. Нам было очень хорошо в лагере и не хотелось расставаться. Записывали адреса (и потом действительно в течение года переписывались). Мы, сталинградские, ехали поездом с пересадкой. Кажется, в Мелитополе. Я помню, настроение было очень плохое, мы лежали на вокзале ночью на полу; я много раз ставил на патефон (откуда он у нас был?) одну и ту же пластинку с песней «Спят курганы темные»; надоел всем, но так как был старшим, то малыши не осмеливались возражать. Но приехал в Сталинград (или он уже был Волгоград?), увидел маму с папой, и настроение сразу же изменилось. Мама ахнула, когда увидела, как я вырос.