Читать книгу Будни нарколога - Александр Крыласов - Страница 23

Леня Куприянов, конопатый двадцатипятилетний хлопец с оттопыренными ушами, продавец-консультант в магазине мужской одежды, уже пол года как не пил. Пойти сдаться наркологу Леню заставил небольшой казус, приключившийся с ним на Старый Новый год. Отмечая всенародный праздник, работники магазина так назюзюкались, что покидали родной магазин в некотором помутнении, забывая мыть руки после туалета и выключать за собой свет. Но больше всех отличился Куприянов, он, несущий обязанность закрывать магазин и ставить на сигнализацию, нахрюкался так, что просто хлопнул дверью, упал в заказанное такси и убыл по направлению к родным и близким. А магазин с одиннадцати вечера и до десяти утра провел ночь открытых дверей, заходи и бери, что под руку попадется. Слава богу, все обошлось и никому не пришло в голову взяться за дверную ручку. Утром похмельные работнички обнаружили незапертую дверь, вызвали милицию и настучали на Куприянова хронически недовольному хозяину. Леню в течение следующей недели не пинал только ленивый, хотя в магазине ничего не пропало, а все продавцы, включая хозяина, бухали наравне с Куприяновым. Поизмывавшись недельку над затюканным подчиненным, начальник придумал ему страшную казнь – закодировать Леню на год и без справки от нарколога на работу не допускать. Куприянов поник плечами, перекрестился и поплелся сдаваться наркологу.

Следующие полгода прошли под знаком полной и оголтелой трезвости. Ленину жизнь в двух словах можно было описать как занудный сериал с неизменным набором штампов. Теперь по будням он непринужденно чередовал дом с работой, а на выходные вместе с женой и тещей объезжал сетевые магазины, скупая, что надо и не надо. Поэтому, когда Куприянову позвонил его старый школьный друган Серега Ерохин и пригласил на свой день рождения, радости Лени не было границ.

– А ты точно там пить не будешь? – допрашивала Куприянова хмурая супруга.

– Точно.

– Серега кого хочешь уговорит, – беспокоилась жена, – знаю я его, баламута.

– Не уговорит.

– Смотри-и-и-и. Доктор советовал лишний раз по пьяным компаниям не шататься.

Но Леня не послушался мудрого совета и, прихватив подарок, укатил на подмосковную станцию Гривно отмечать день рождения своего одноклассника. Праздник протекал чинно и благородно, в присутствии супруги именинника, родителей именинника, а также родителей супруги именинника. Присутствующие восторгались решению Лени завязать со спиртным, ставили его в пример Сереге и желали новорожденному такой же трезвеннической доли. Куприянов пил свою газировку, слушал заплесневелые истины относительно распущенности современной молодежи и невероятно скучал. Ну разве это праздник? Вот на прошлом дне рождения Ерохи они дали джазу. Леха Сапрыкин, тоже их одноклассник, так наковырялся, что уснул в туалете. Да так крепко, что разбудить его смогли только под утро, и в туалет всем страждущим приходилось ходить к соседям.

– Все, – поднял руки Леня, – мне пора домой.

– Оставайтесь у нас, – гостеприимно предложила супруга Сереги, искренне надеясь на его отказ.

– Не, мне домой нужно, – упорствовал гость.

– Ну, домой так домой, – развели руками родственники и ударились в обсуждение передачи «Встать. Суд идет».

– Я провожу, – вызвался Серега и почему-то подмигнул Лене.

– Только недолго, – предупредили родственники, – давай, чтоб через полчаса, как штык.

– Куприяша теперь не пьет, – посетовал Ерохин, – чего с ним, с дураком, долго шлындать. Одна нога здесь, другая там.

– Никакой он ни дурак. Тебе бы тоже закодироваться не мешало.

Только приятели вышли на лестничную клетку, как Ероха сразу схватился за телефон.

– Сапрыка, к барьеру. Мы на третьем этаже.

Леня встревожился, и было от чего. Когда на горизонте появлялся их одноклассник Леха Сапрыкин, приключения начинали сыпаться на задницы присутствующих незамедлительно. Приятели жили в одном подъезде: Сапрыка на девятом этаже, Ероха на третьем, и через пару минут дверцы лифта растворились. Оттуда показался сияющий Леха с бутылкой коньяка в одной руке и пивной кружкой в другой, в зубах у него была зажата роза. Он уронил розу в кружку и рявкнул на весь подъезд:

– Ероша, ювелирный был закрыт, и я купил тебе кружку!

– Тебя-то почему не пригласили? – задал Леня неуместный вопрос.

– Обыватели, – отмахнулся Сапрыка, – подумаешь, уснул в туалете. Кто трижды не был пьян, тот не гусар.

– Давай, Лень, накати, – Серега в очередной раз попытался уломать Куприянова, – сколько той жизни?

– Отлезь.

– Черт с тобой. Нам же больше достанется. – Приятели уселись на ступеньки, стали пить коньяк из пивной кружки и занюхивать розой по очереди.

– Вы бы хоть закусывали, черти, – забеспокоился Куприянов, – сейчас вас дугой накроет.

– «Курятиной» закусим, – рассмеялся Сапрыка, доставая пачку сигарет.

Они закурили, и Леня мог с точностью до секунды сказать, когда его вполне приличные друзья превратились в полных ублюдков. Еще бы, литр коньяка они уговорили за десять минут без всякой закуски, не считая розы и «курятины». Путь к железнодорожной платформе сразу стал тернист и извилист. Парочка пьяных в умат провожающих передвигалась исключительно от одного ларька до другого. Там они брали по пиву, лакали его и искали, где бы отлить. Леня брел следом и проклинал все на свете.

– Отпустите меня, – ныл Куприянов.

– Офигел? – возражал Сапрыка. – Пойми, Куприянчик, мы несем за тебя ответственность. Но ты не бойся, мы тебя не бросим.

– Лучше бы уж бросили, – бормотал себе под нос Леня, – вон какая-то электричка. Не моя?

– Нет, не твоя, – успокоил Ероха.

Друзья сразу сбавили темп и остановились у очередного ларька. Только стали брать пиво, как увидели другую электричку, спешащую вслед за первой.

– А вот эта уже твоя, – удовлетворенно заметил Сапрыка, – последняя. Следующая в пять утра. И до этого срока никуда ты от нас не денешься.

– Не трынди, – не поверил Куприянов.

Но действительно это была последняя электричка на Москву.

– Я же тебе говорил, что последняя, – торжествовал Сапрыка, – следующая будет в пять утра.

– Надо еще пивком лакирнуть, – задумчиво протянул Ероха, – тут рядом есть знатный пивняк.

– Хватит вам уже, – призвал к умеренности Леня.

– Ты прям как моя жена, – изумился Сапрыка, – еще скажи, что я по пьяни одно и то же по сто раз повторяю.

Леня напряженно молчал, мысленно проклиная своих задутых одноклассников, их дни рождения и все последние электрички вместе взятые. «Неужели я такой же, когда выпью, – холодея, думал Куприянов, – нет, не может быть». – «Такой же, такой же, – проснулся внутренний голос, – если не хуже». – «Не может быть», – воспротивился Леня. «Может, может. Бедная твоя жена. Напомнить пару эпизодов?» – «Не надо», – смутился Леня. «То-то». Сапрыкин и Ерохин бодро топали в направлении неведомого пивняка, а Леня семенил за ними, тревожно оглядываясь вокруг. А кругом бушевала жизнь «насекомых». Вся окрестная гопота дружно подтягивалась к питейному заведению. Три деклассированных элемента неопределенного возраста уламывали двух молоденьких лохушек в сарафанах и вьетнамках. Те загребали пыль давно немытыми ногами, скалили щербатые рты и были в принципе не против.

– Люди делятся на дураков и умных, но дураки делятся быстрее, – злобно ляпнул Куприянов, но сразу же заткнулся. Устраивать гладиаторские бои с местной шпаной, пожалуй, не стоило.

Никто не обратил внимания на Ленину тираду, все тянулись к пивняку, как подсолнухи к солнцу. Перед стойкой Куприянов в сотый раз объяснил одноклассникам, что он в завязке, потом помог дотащить до столика шесть бутылок пива.

– А вам не много?

– Нормально, – загоготал Сапрыка, – времени до фига. Следующая электричка будет в пять утра.

– Заколебал уже, – скривился Леня, – у тебя что, заело?

– Расслабься, Куприяша, – ухмыльнулся Ероха, – ты теперь с нами в одной подводной лодке. Нравится, не нравится, а деваться тебе некуда.

С соседнего столика раздался тревожный стук. Какой-то пьянчуга долбил мобильным телефоном по столику, как будто забивал туда гвозди.

– Я не брал кредит! Вы верите мне?! – со слезой в голосе заблажил потасканный, одутловатый брюнет. – Я считал вас друзьями, а вы – козлы!

– Мы верим тебе, – две пьяные хари попытались успокоить горлопана, – верим.

– Я верну долг, а потом порву вас на английский флаг! – прорыдал брюнет и снова принялся лупить телефоном по столику. – Гадом буду, порву!

Телефон, не выдержав эксплуатации в режиме отбойного молотка, раскололся на несколько частей. Брюнет с удивлением уставился на пластмассовые осколки.

– Вот ложкомойники! Бракованный телефон подсунули! Поеду, подожгу их на хрен!

Он вскочил, уронил стул и, грозно матерясь, устремился к машине. Разбитая вдрызг «восьмерка» взвизгнула за окном, как кошка, которой отдавили лапу, и рванулась восстанавливать справедливость. Куприянов огляделся – обычная привокзальная тошниловка, где ночью собираются только свои. Сапрыка сосал пиво как насос и с жаром рассказывал, как он отважно грубит начальству, а Ероха уставился в пространство отсутствующим взглядом. Это-то и не понравилось местной гопоте.

– Ты почему на меня так смотришь? – начал быковать здоровый пузатый парень в тельняшке с обрезанными рукавами.

– Он не на тебя смотрит, – попытался образумить его Куприянов, – а он глядит в пространство.

– Нет, – покачал головой пузатый, – он на меня вылупился. Наверное, в дыню хочет.

Сапрыка сразу протрезвел и заканючил:

– Да ладно, командир, все нормально. Мы же местные, ты чего, офигел?

– Я гей? – остолбенел пузатый. – Посмотрите на него, он еще и обзывается.

Завсегдатаи пивного зала с осуждением посмотрели на распоясавшихся чужаков, некоторые посетители начали даже поднимать стулья и заносить над головой. «Блин. Щас как заедут стулом по башке. – Спину Куприянова прибило изморозью, и мысли замельтешили как дрозофилы. – Это только в фильмах про ковбоев головы крепче стульев. А в жизни, вероятно, все наоборот». Из ряда возмущенных выделился юркий жиганчик, дерганный и приблатненный, весь такой на шарнирах.

– Вы слышали? – призвал всех в свидетели чувачок на шарнирах. – Он его пидором обозвал.

– Да не обзывал я, – заскулил дрожащим голосом Сапрыка, – просто мы товарища провожали и немного припоздали.

– Я падла? – выкатил глаза пацанчик на шарнирах. – И это говорится на нашем районе?

Толпа угрожающе двинулась на трех залетных отморозков. Еще секунда, и они навсегда прикусят свои длинные языки. Куприянов и Сапрыкин отступили к стене, Ерохин продолжал безмятежно сидеть и пялиться в никуда.

– Васька, все матери расскажу, – из-за стойки вышла пожилая уборщица и преградила дорогу жигану.

Василий сразу сбавил прыть, остальные тоже замешкались.

– Сколько можно шаболдыжничать? – наехала уборщица на притихшего задиру. – Сколько можно хархурами трясти, когда же ты, супостат, на работу устроишься?

– Теть Насть, клянусь, обязательно устроюсь, – торжественно пообещал Васек, – ты же знаешь, я после армии. Еще не нагулялся.

– Ты пять лет после армии, долдон, – напомнила ему тетя Настя, – совесть нужно иметь.

Леха с Леней, подхватив безучастного Серегу, дунули на выход. Последнее, что они услышали, было:

– Теть Насть, ты только матери ничего не говори. Ладно?

Отойдя двести метров от опасного заведения, Сапрыка раздухарился, стал размахивать подарочной кружкой и орать:

– Главное, кружка так хорошо в руку ложится! Надо было ломануть ему промеж ушей! Кровищи бы с него натекло, что со свиньи!

– Чего же тогда не ломанул? – ехидно поинтересовался Куприянов, а про себя подумал: «Дурак я, дурак, спал бы сейчас под бочком у жены. Я-то что здесь делаю?»

– Пойду за сигаретами схожу. А вы пока на платформу шуруйте, там скамеек много. – Сапрыкина смыли летние сумерки.

Леня практически потащил на себе осоловевшего Серегу, потом на секунду оставил его без внимания. Epoxy качнуло вбок и назад. Он попытался выровняться в окружающем пространстве, встряхнул головой, всплеснул руками, его качнуло вперед. Серега сделал роковой шаг к краю платформы и полетел вниз на железнодорожные пути. Все это произошло за доли секунды, но Куприянову показалось, что кто-то включил кнопку замедленного просмотра. Ероха очень медленно стал крениться вниз, ноги его оставались на платформе, а тело уже находилось в свободном падении. Когда туловище оказалось параллельно платформе, ноги оторвались от последней опоры, и Ероха плашмя рухнул на рельсы. Леня в ужасе зажмурил глаза. Он, конечно, знал, что рано или поздно придется разлепить веки и посмотреть на то, что осталось от друга. Но на это требовалось мужество, а его у Лени не было. Увидеть окровавленную куклу с размозженной головой, нелепую кучу тряпья, которая пять секунд назад была его неугомонным товарищем, нет, на подобное не хватало сил. Снизу раздалось какое-то шевеление. Куприянов, содрогаясь, приоткрыл веки. Ерохин, живой и здоровый, глядел на него снизу вверх.