Читать книгу Над обрывом (сборник) - Александр Кушнер - Страница 3

2. Сверканье Северной столицы

Оглавление

Дворцовая площадь

Дворцовая площадь, сегодня я понял,

Еще потому мне так нравится, видно,

Что окаймлена Главным штабом, как поле,

Дворцом, словно лесом, она самобытна

И самостоятельна, в ней от природы

Есть что-то, не только от архитектуры,

Покатость и выпуклость сельской свободы –

И стройность и собранность клавиатуры.


Другими словами, ансамбль, – ведь и ельник

Имеет в виду повторяемость окон,

Он геометричен и он не отшельник,

Как будто расчетливо скроен и соткан,

И вот в центре города что-то от Суйды,

От Красниц и Семрино вдруг проступает,

Какой-то, при четкости всей, безрассудный

Размах, и с Невы ветерок залетает.


«Три раза имя он менял…»

Три раза имя он менял.

Не он менял, – ему меняли.

Когда б Париж так пострадал

Иль Рим, то выжили б едва ли.

Блестит Нева, как тронный зал,

Толпятся чайки на причале.


Столицу Северную жаль.

Смотрю на бывшую столицу:

Как будто вынесли рояль,

Как будто вырвали страницу.

Но как идет ему печаль,

Какое счастье в нем родиться!


«Уличное каменное чтенье…»

Уличное каменное чтенье

С памятью о Пушкине и Блоке.

Петербург и есть стихотворенье:

Разве эти улицы – не строки?


Я других имен не называю,

Кто же их не знает? Что зимою

Здесь, что летом – отношенье к раю

Или аду – самое прямое.


Хоть пройди по длинной Ординарной,

Выйди хоть на Каменноостровский,

Боже мой, конечно, регулярный

Стих и точной рифмы отголоски.


Сохраним его и приумножим,

Потому что он неиссякаем,

Как Нева, лежащая в подножье

У него, и в нем души не чаем!


«Напрасно хоть что-нибудь близкое…»

Напрасно хоть что-нибудь близкое

Весь вечер искала себе

В романе про счастье английское

Каренина в душном купе.


Наверное, слишком огромная,

Чтоб с нужною меркой совпасть,

Нас нежит страна заметенная.

Умерить бы жаркую страсть.


Устроить бы благополучие

Под этим колючим снежком,

Под этою мрачною тучею,

Да слишком метет в Бологом.


Зима с ее строгими санкциями,

Весь этот задумчивый вид…

Зачем она вышла на станции? –

И нас вместе с нею знобит.


«Есть у нас еще один роман…»

Есть у нас еще один роман,

Самый увлекательный и грустный.

В нем и степь, и горы, и туман

Черноморский, и молвы стоустой

Шепот, и за письменным столом

Утро, и объятие в прихожей,

В Чудовом монастыре с царем

Разговор, на вымысел похожий.


И любовь, и дружба, и метель,

И сверканье Северной столицы,

И дуэль, конечно? И дуэль.

Никуда мой беглый не годится

Перечень. Нельзя пересказать

Жизнь такую. Как он умудрился

Даже смерть свою нам показать

Так, как будто год над ней трудился?


«Грибоедов, на площади сидя в кресле…»

Грибоедов, на площади сидя в кресле,

Скажет Пушкину: «Вам надоест стоять.

Посидим, может быть, у вокзала вместе?

И до Царского близко, рукой подать».


Пушкину в самом деле стоять несладко

В позе, можно сказать, танцевальной, он

В центре города, – слишком его повадка

Вдохновенна, – витийствовать принужден.


Ах, как было б уютно, как было б ладно,

Дельно, всех преимуществ не перечесть,

Александру Сергеевичу приватно

К Александру Сергеевичу подсесть.


Туча

Туча похожа была на Балтийское море,

Серо-стальная, с неистовым сабельным блеском.

Было бы жаль утопить ее в складчатой шторе

Или кисейным ее поручить занавескам.


Туча была проницательна так, что сумела


Над обрывом (сборник)

Подняться наверх