Читать книгу Закаленные бурей 3 - Александр Леонидович Кириллов - Страница 3
ОглавлениеГлава 3. Цепные псы царизма
Ещё в 1901 году в стране началось революционное брожение масс. В 1902 взволновались крестьянские губернии Харькова и Полтавы, начались массовые стачки и демонстрации рабочих в Киеве, Одессе, Златоусте, Ростове, Тифлисе и паре десятков крупных промышленных центров. Брожение масс усиливалось, приобретая формы организованной борьбы. Расколовшееся общество и политическая оппозиция разделились на десятки партий самой разной направленности. Крупнейшими на начало двадцатого века стали партии социал-революционеров – «эсеров», конституционных демократов – «кадетов», социал-демократов – «РСДРП», октябристов и «Союз русского народа». А ещё были народные социалисты, прогрессисты, анархисты, черносотенцы, украинская народная партия, еврейский БУНД и много мелких образований типа «Партия любителей водки и закуски». Идеологические база всех российских партий того периода были сумбурными и однотипными, а состав пёстрым: в одной ячейке собирались крестьяне, рабочие и образованная интеллигенция. Однако именно оппозиция стала тем двигателем, который направил страну по пути к революции. Именно из этих партийных ячеек в народ шли агитаторы, провоцируя его на стачки и демонстрации. А идеологи и руководители этого брожения работали в государственных кабинетах Германии, Англии, Франции, Австро-Венгрии и США. Сейчас они платили большие деньги за развал империи, чтобы получить гораздо большие дивиденды в будущем.
Несмотря на то, что война закончилась и началась мирная жизнь, наше подразделение активно использовалось. Правда, политических убийств, как это будет делать «Моссад» с врагами Израиля, нам не заказывали, то есть мы работали по «шестёркам» – рядовым террористам или шпионам, не трогая лидеров партий или иностранных резидентов. После Цусимского и Мукденского поражений народ был в ярости от действий собственного правительства, позорно проигравшего войну с Японией, отчего мирные стачки переросли в вооружённое восстание. Многие юнцы, попробовавшие крови, не хотели работать, а желали двигать революцию, при этом грабя всех, кого получалось. Конечно, были и идейные борцы за светлое будущее, но все они также использовали любые методы борьбы.
Вот с такими активистами боролось наше подразделение, используемое властью в качестве бойцовских «псов». Никакие этические нормы нас не смущали. Война из доброжелательных ребят сделала жёстких солдат. К тому же все мы хотели жить, а те, кого мы успокаивали, без зазрения совести стреляли в нас, кидали камни, ножи и бомбы. В ответ мы не церемонились с ними. На базу отряда поступил очередной телефонный звонок от Ерофеева.
– Семёнов, от наших агентов поступила информация, что бомбисты, подорвавшие машину начальника полиции Центрального района столицы, засели в здании в Малоохтинском переулке.
– Группа на выезд.
На тачанках, с закрытыми масками лицами, группа выезжала на объект. Подъехав к зданию, из-за усиленного металлического щита представитель власти в рупор кричал.
– Товарищи террористы, вы окружены, сопротивление бесполезно. Предлагаем добровольно сложить оружие и выйти с поднятыми руками.
– И что нам за это будет?
– Суд определит меру вашего наказания.
– Пошёл ты, душитель свободы!
Далее по говорившему жандарму начиналась ружейная или пистолетная стрельба. В ответ вытаскивался гранатомёт, из которого в окно дома летела граната, осколками выводя из строя всех, кто находился в комнате. Если была возможность подойти поближе, а дом стоял на отшибе, то могли пальнуть из огнемёта, а поджаренных боевиков, выскакивающих через окна и двери с другой стороны дома, уничтожали из винтовок или пулемёта. Зачастую менее стойкие революционеры, когда их начинали убивать, сдавались сами. Таких арестовывали и допрашивали, выявляя руководителей. После дела на стол начальству ложились отчёты об уничтожении очередного гнезда террористов, протоколы допросов, информация на организаторов и пособников.
В начале 1906 года мощное стачечное движение охватило Тамбовскую губернию. Встали фабрики и заводы, студенты и гимназисты устраивали погромы в институтах, училищах и гимназиях. Взбунтовались крестьяне, сжигая помещичьи усадьбы, в некоторых вотчинах произошли убийства помещиков. Решение этой проблемы было поставлено перед руководством МВД, а оно озадачило свои структуры: полицию, охранку и жандармерию.
Снова вызов в управу. Сегодня я присутствую на оперативном штабе у генерал-майора Дедюлина. Рядом со мной за длинным столом сидит Ерофеев, а далее расположились начальники крупных отделов. Шеф рвёт и мечет, говоря о том, что мы зря едим казённый хлеб.
– Как же вы допустили! Почему не предупредили волнения! Куда смотрело местное отделение полиции и охранки? Куда вы смотрите? Семенов, прекратите пялиться на портрет императора, всем на меня смотреть!
– Виноват, есть смотреть на вас!
– Твою губернию, он ещё и шутит. Отправлю вас всех в Сибирь каторжников ловить, а Семенова с его бандитами – первого. Они это очень хорошо умеют делать, после них ни одного террориста в живых не остаётся. Пораспустились у меня!
Выпустив пар, шеф начинает говорить вменяемо.
– Дело очень серьёзно, на контроле у государя. Нужны радикальные меры. Общая ситуация такова. Сейчас по всей России проходит начавшаяся в октябре прошлого года Всероссийская политическая стачка. Особая напряжённость наблюдается в Тамбовской губернии. Бастуют рабочие механического завода Петтера и Махова в Тамбове, железнодорожники в Козлове, текстильщики и другие мануфактурщики в Моршанске. На площади перед вокзалом в Тамбове почти каждый день собираются многолюдные митинги. По донесениям сотрудников охранки, некоторые ораторы призывают к вооружённому восстанию против царской власти. К счастью, таких меньшинство, большая часть митингующих требует мирного и постепенного улучшения своей жизни.
Как мы все понимаем – не выстрелы эсеров и не революционная пропаганда социал-демократов запустили русскую революцию. Возмущение народных масс по всей России прорвалось после «кровавого воскресенья» в Петербурге. Генерал Рыдзевский снят, но, увы, своё дело сделал, а нам теперь расхлёбывать. Семенов, прекратите зевать!
– Есть прекратить зевать!
– Но это ещё не всё. Эсеры Катин и Кузнецов убили вице-губернатора Тамбова господина Богдановича. Начались волнения учащихся. Больше всех собраний, митингов, демонстраций, забастовок проводят учащиеся старших классов гимназий, семинарии, учительского института и коммерческих училищ Тамбова, Козлова, Кирсанова.
– Что требуют юные дарования?
– Юные дарования, Семёнов, требуют прекращения постоянного наблюдения полиции за учебными заведениями, свободы собраний, заседаний кружков, возможности чтения любых книг и обсуждения любых вопросов. Учащиеся призывают к свержению царизма и установлению власти избранных народом представителей. Вам этого достаточно или продолжить?
– Вполне.
– Для разгона молодёжных демонстраций власти посылали полицейских и даже казаков. Бесстрашные юноши и девушки уговаривали полицейских остановиться, хватали под узды лошадей, некоторые бросали в полицию камни. Самое печальное, что учащаяся молодёжь не только защищается от полиции, но и совершает насильственные, а попросту говоря, хулиганские действия – бьют окна и ломают двери. А тут ещё будущие попы выкинули номер. Ученики духовной семинарии устроили бунт, били стекла, срывали с петель двери, вышибали переплёты в оконных рамах, разворачивали парты. Вот выдержка из донесения полиции: «Рёв, свист, улюлюканье, выкрики ругательств, сквернословие царило в семинарии».
– Так выгнать их.
– Дело тем и закончилось, Иван Борисович. Самых «буйных» выгнали из семинарии.
– Плохо…
– Что плохо, Семёнов?
– Плохо, что просто выгнали. Так они при деле были, а сейчас это готовый контингент для организации новых бесчинств. Таких надо на несколько месяцев помещать в исправительное учреждение при городе, определяя на тяжёлые общественные работы от рассвета и до заката, чтобы некогда было дурью заниматься.
– Может быть, ты и прав. Что ещё хотелось сказать. Ситуация нестабильная, с 30 октября 1905 года в губернии введено положение усиленной охраны, а с декабря – военное положение. Войсками заняты вокзалы и телеграф, приостановлено издание оппозиционных газет. Все это тоже повлияло на активность масс. И последнее, самое опасное на сегодняшний момент явление – это крестьянские «беспорядки». Как вы знаете, у крестьян долгие годы накапливалась злоба на помещиков, особенно, если те самодуры. Нужен был толчок, чтобы эта ненависть к «барам» вырвалась наружу. Смелость крестьянам придали волнения учащихся и рабочих в городах. Особые крестьянские «беспорядки» имеют место в Борисоглебском уезде. Здесь было разграблено и сожжено несколько помещичьих имений. Сейчас крестьянские «бунты» перекинулись на всю Тамбовскую губернию. Крестьяне жгут усадьбы помещиков, захватывают их земли, вырубают лес. Уже в губернии разгромлено порядка 300 усадеб.
– Жертвы есть среди помещиков?
– По сообщению полиции больших жертв нет. Крестьяне не убивают, а выкуривают помещиков из деревень – нехай в город переезжают. Конечно, дворяне, покидая свои владения, кричат о помощи и защите их собственности.
Господа жандармы, думайте, как с этим бороться! Я бы всех расстрелял к чёртовой матери, но нельзя. Либеральная общественность поднимет большой шум.
После совещания Дедюлин задержал Ерофеева и меня.
– Алексей Николаевич, я знаю, что ты сторонник решительных мер. Будь объективным, лишней крови не лей.
– Владимир Александрович, я уничтожаю только невменяемых. В губернии российские граждане, причём, доведённые до отчаяния. Так что буду разбираться со всей ответственностью.
– Только не перемудри, до отчаяния там особо никто не доведён. С властью будь осторожнее и обходительнее, помещики – основа порядка в государстве. Иван Борисович, а ты будь любезен, держи руку на пульсе. Помните, это дело на контроле у самого государя.
Батальон в полном составе готовился убыть в Тамбовскую губернию.
– Как будем действовать, Сэм?
– По обстоятельствам, Серж.
В начале февраля 1906 года в губернские правоохранительные органы из столицы пришёл циркуляр о прибытии особого отряда жандармов. Градоначальник собрал своих силовиков на совещание.
– Господа, правительственные войска подавляют восстания, но они вспыхивают снова. Пока от действий армии толку мало, крестьяне уходят в леса, а затем всё начинается с новой силой. К нам присылают жандармский отряд особого назначения. Ничего не могу сказать о нём, и чем он сможет помочь тоже. Говорят, сущие звери. Может быть, они смогут что-то сделать своими варварскими методами. Одним словом, господа, нам приказано обеспечить им полное содействие.
– Когда прибывают?
– Через две недели.
Естественно, в народ просочилась информация о том, что в город прибудет расстрельная команда, которая должна залить кровью заводы и фабрики. Об этом по секрету чиновник сказал жене, та – родственницам, те – всей улице. Так что город чуть приутих, ожидая развития событий.
С целью рекогносцировки ситуации на месте, когда ничто не будет довлеть над отрядом, в город отдельными группами прибыла разведывательная команда в тридцать человек. Все были одеты в гражданскую одежду – типичные служащие, правда, слишком крепкие физически. Вооружены были только пистолетами, ножами и гранатами, то есть оружием, не бросающимся в глаза. Полноценная экипировка и вооружение должны были прибыть с основным отрядом. В первый же день, выйдя прогуляться по центральным площадям Тамбова, послушали митингующих. Лейтмотивом выступлений ораторов была идея о том, что революционные массы не сломить никаким кровопийцам из жандармов.
– Прознали о нас. Кто-то предал?
– Не думаю, что специально. Просто посвящённые разболтали знакомым. Скоро из этого вообще секрета не будет.
На следующий день командиры отряда отправились в местную полицию и жандармерию. Здесь мы представились начальству, и началась бумажная работа. Видя, сколько нас и чем мы занимаемся, они недоуменно пожимали плечами.
– Что-то не похожи они на особый отряд…
– Да и маловато-то их для подавления бунтов, не находите, господа? Может быть, это не те или нас неправильно информировали?
Получив в картотеках жандармского и полицейского управлений интересующую нас информацию о лидерах стачкомов и местных революционных активистах, мной было проведено совещание, на котором определялись примерные задачи каждого подразделения батальона: заброс наблюдателей в народ, использование специалистов по слежке – "топтунов", штурмовые операции.
На следующий день после совещания за председателями стачечных комитетов крупных предприятий было установлено негласное наблюдение. Я привлёк к нему местные кадры из полиции и охранки. Люди наблюдали, отмечая, с кем рабочие встречались, по каким адресам ходили, кто приходил к ним. По мере выявления новых персонажей, снова запрашивали в полиции информацию на этих лиц.
Одновременно, маскируясь под корреспондентов столичных газет, парни отправлялись беседовать с рабочими бастующих предприятий. Мы расспрашивали людей об условиях труда, чем конкретно недовольны люди, кто является наиболее активным защитником рабочего люда, кто подбивает на забастовки, кто какие лозунги предлагает.
Оказалось, что рабочий класс больше упирал на экономические требования: уменьшение рабочего дня, повышение зарплаты, уменьшение штрафов, рассказывал о наиболее сволочных мастерах и управляющих предприятий. Корреспонденты просто так не отпускали работяг, принимаясь выяснять, почему названные мастера или управленцы являются сволочными.
– Товарищи рабочие, я должен объективно дать материал в редакцию, проверенные данные, так сказать, Объясните мне, отчего вы называете мастера Колесникова упырём?
– Так за брак – штраф, за опоздание – штраф, за лишний перекур – штраф, а если придёшь с перегаром, так сразу двойной штраф выписывает. А когда праздновать, как не в воскресенье! Один у нас выходной. Утром-то, известное дело, что с перегаром будешь.
– Василий, а где ваша трудовая инструкция? Там же всё прописано. Получается, что он правильно штрафует за брак и за опоздания. Это вы нарушаете?
– Хм, получается, что так, но он все равно буржуйский прихвостень.
– Хорошо, а как человек, каков этот Колесников. Если попросить помочь или иные вопросы решить?
– Какой? Если совсем уж надо и попросишь, то может и отпустить. Денежкой без процентов помочь может.
– Так зачем же такого снимать?
– Так штрафует нещадно!
– Так нарушаете же!
Были и другие отзывы. Труженицы мануфактуры охотно делились накипевшим.
– Мастер цеха Петриков работниц фабрики за людей не считает, заставляет задерживаться, подставляет передовиков, чтобы те штрафы платили.
– А чего так?
– Есть у него любимчики, да кумушки, кто деньгами с ним делится. Вот им он приписывает то, что они не делали, а у честных работниц изделия бракует и отбирает. В день получки работниц поборами обкладывает, то на ремонт цеха, то на покраску станков. Но ничего не ремонтируется и не красится.
В разговор вступала другая работница.
– Сил нет работать по 12 часов. Дома дети, мужья, дела по хозяйству, а на этой фабрике вся жизнь проходит. Вы это пропишите в вашей газете, чтобы царь–батюшка узнал. Может быть, поможет.
– Согласен, тяжко вам работать. А против царя чего бунтуете?
– Так это нам того, программу действий дали!
– А кто же автор такой программы?
– Председатель нашего стачечного комитета, старший рабочий Матвей Митрохин, и пришлый, товарищ Обраменко. Тот настоящий революционер.
– Спасибо, барышни, будем разбираться. Ух, на всю страну распишем о ваших чаяниях.
Собирали информацию и на владельцев фабрик. По отзывам рабочих и служащих одни были вменяемыми хозяевами, другие – жадными самодурами. Выяснив первичную информацию по нашим будущим клиентам, я, Серж, Блондин, Джек, Таран во главе боевых групп шли на профилактическую беседу. В зависимости от собранных данных и первичных наблюдений, вырабатывался разный подход к построению беседы. Группа людей в штатском приходила домой в гости к фабрикантам, тыкая прислуге в нос жандармским удостоверением. Нас пропускали, мы встречались с фабрикантами, и начинался деловой разговор.
– Господин Чернышевич?
– Да, это я. Чем обязан посещению господ жандармов?
– Антон Владимирович, ваш завод является самым опасным объектом с точки зрения возможного восстания.
– Да, я это понимаю. Я обращался в полицию, чтобы навели порядок, но репрессии не помогли.
– Понимаете, времена дикого капитализма уходят в прошлое. Рабочий класс осознает себя людьми. А людям требуется более доброе, человеческое отношение. К тому же работа 12 часов, особенно, на тяжёлых участках – это натуральный садизм. Вы не находите? Встаньте сами к станку на несколько дней и попробуйте поработать по 12 часов.
– Вы смеётесь?
– Ничуть. Я предлагаю вам стать в числе первых прогрессивных промышленников, кто введёт девятичасовой рабочий день, включая перерыв, при той же зарплате. У вас будет спокойное предприятие, планово дающее продукцию. О вашем передовом опыте с помощью Петербургских газет узнает вся Россия. И ещё. Поощрите премией вашего мастера Колесникова, грамотный и ответственный специалист.
– Вы и это выяснили, поощрю. Но ведь рабочие получают зарплату за 12 часов, а вы предлагаете оставить им ту же зарплату, но за восемь часов.
– Это окупится более высокой производительностью труда и качеством продукции. Основной брак идёт или с утра в понедельник, когда у народа с бодуна детали двоятся, либо каждый день после 17.00-18.00 часов, когда накапливается усталость. Не вижу смысла в вечерней работе, если 50 процентов деталей бракуется и отправляется на переплавку, а скорость производства одной детали падает. К тому же, наша задача выбить почву у революционеров, сделав шаги к улучшению жизни рабочих «сверху», от вас фабрикантов.
– Вы ставите меня в тяжёлую ситуацию.
– Антон Владимирович, ваши сомнения – это стереотип мышления. Вы можете сделать рабочий день 16 часов, чтобы рабочие и ночь проводили в цеху – представляете, сколько они будут работать. Может быть, кто-то и не уволится при таком графике. Хотите, вводите три смены работы по 7 часов плюс перерыв, но не знаю, выгодно ли предприятию работать в ночь.
– Я подумаю.
– Думайте, считайте, поднимайте статистику выпуска деталей. На все думы вам две недели.
– Отчего же?
– Мне поставлена задача погасить волнения. Либо вы идёте навстречу мне, и мы побеждаем волнения вместе, либо вы, как провокатор и пособник революционеров, поедете в Сибирь. Император поручил мне исправить положение любой ценой.
– Ничего себе!
– Вы – разумный человек, поэтому мы ведём разумный диалог, и я раскрыл свой карт-бланш. Вы сами вскоре увидите, как у некоторых упёртых фабрикантов появятся большие проблемы, а кто-то отправится в увлекательное и бесплатное путешествие по нашему Северу.
– Хорошо, я проведу расчёты и дам вам ответ. Где вас найти?
– Через начальника полиции города.
Дома у владельца текстильной фабрики. Десять человек стояли, переминаясь с ноги на ногу, а один бил ногой по входной двери.
– Чего стучите, пошли отсюда, сейчас полицию вызову!
– Открывай, паскуда, полиция пришла. Читать умеешь, лапоть? Смотри на удостоверение!
– Господа, не узнал. Вы уж не шумите, один секунд, открываю.
Дверь открывалась, слуга сразу был положен на пол «мордой вниз». Семеро остались в холле, остальные поднялись на второй этаж в жилые комнаты. Навстречу вышел заспанный человек в халате.
– Ты хозяин дома?
– Я. Кто вы такие?
– Молчать, здесь вопросы задаю я! Ваша фамилия Овцедоев?
– Никак нет, Удоев я!
– Вахмистр, проверьте по спискам подлежащих отправке в тюрьму для следственных мероприятий, есть ли там Удоев?
– Зачем же в тюрьму, господин жандарм?
– Затем, господин Удоев, чтобы вы не сбежали за границу, пока мы будем работать, проверяя ваши революционные связи.
"Овцедоев есть, господин ротмистр, Удоев тоже есть, – вытянувшись по струнке, докладывал Потап, – куда его везти: в городскую тюрьму или сразу к нам на допрос в подвалы?"
Я хмурил брови, размышляя вслух, стоит ли его сразу катам отдать, чтобы его калёным железом прижгли, или он добровольно решит сотрудничать. От таких пикантных подробностей, мужик начинал потеть и суетиться.
– Господа, здесь явная ошибка. Я ответственно заявляю, что я – фабрикант, я – владелец фабрики, я – уважаемый человек!
Тут в разговор вступал здоровяк Серж: "Смотри, запел как! На тебя твои подельники столько компромата дали, что до Сибири ты не доедешь – за измену государству тебе расстрельная статья светит. Это я тебе, как жандарм, говорю".
– Что вы хотите, господа? Минуточку, покажите ваши документы!
– Изучайте!
Клиент брал документ, понимая, что он настоящий, и пытался прочитать его, держа вверх тормашками. Я переворачивал удостоверение в нормальное положение и тот с волнением читал.
– К-к-командир отряда специальных операций Отдельного корпуса жандармов Российской империи ротмистр Семёнов. Это произвол, господа, я буду жаловаться.
– Куда будете жаловаться? В местком, профком, стачком или самому губернатору? Ещё раз прочитайте название моей должности. Вы доигрались до того, что высочайшим повелением в губернии проводится специальная операция. Или вы к высочайшему повелению, как к туалетной бумаге относитесь? Эта операция находится на контроле самого императора всероссийского. Все виновные будут жестоко наказаны. А вы, господин Удоев, своими действиями спровоцировали бунт.
– Как я мог его спровоцировать? Я же пострадал от него, бунт против меня.
– На других фабриках в таком масштабе волнений нет. Вы действительно попадаете под статью «Измена Родине», так как ваши действия направлены на дестабилизацию обстановки в государстве. А я найду требуемые для суда факты.
– Мне нужен адвокат.
– Меня не интересует, что нужно вам. Мне нужно получить, и я получу от вас сведения о вашей подрывной деятельности: кто вас курирует, кто даёт инструкции, на чью спецслужбу вы работаете. Собирайтесь, поехали на допрос с пристрастием. Мне некогда с вами церемонится, у меня ещё клиентов полно.
– Дорогой, что здесь происходит?
– Вахмистр, убрать посторонних.
– Это я-то посторонняя?! Что вы себе позволяете, хам!
– Ваша супруга, Удоев?
– Да, позвольте представить, моя супруга Артемида Геракловна Удоева, в девичестве Брехунова.
– Собирайтесь, гражданка Брехунова. Думаю, что вы тоже много чего знаете.
– Куда собираться? Вы знаете, что мой отец предводитель дворянства города Метловска!
– Ещё раз рот без разрешения откроешь, поедешь в тюрьму с мешком на голове. А там к тебе и папа присоединится. Всё, штабс-ротмистр, берите этих шпионов и везите в камеру дознания, я так решил.
Вмешался Удоев: «Господин ротмистр, может, что-то можно сделать, как-то объясниться?»
– А вы не такой тупой, как о вас говорили ваши друзья из фабрикантов. Если мы договоримся, то я закрою глаза на всякие сплетни о вас, если нет – месячишко отдохнёте в кутузке с бомжами и ворами, пока мы будем проверять доносы на вас. Вы готовы сотрудничать?
– Я готов! И супруга готова, мы полностью готовы сотрудничать. Простите, а кто обо мне так говорил?
– Вам интересно? Извольте. Это господа Карамазовский, Трошкидзе и Цуциков. Все трое дали показания, где вы выглядите очень неприглядно. Я даже подумал, что встречу матерого заговорщика и вольтерьянца.
Отчего-то в голове всплыло это название революционно настроенных людей, начитавшихся Вольтера. Примерно так в 1937 фабриковались дела на любого человека. Никто из этих троих ничего о революционной деятельности Удоева не говорил, потому что её не было. Отозвались как о заносчивом, жадном и недалёком человеке, но это я и так видел по его стилю руководства фабрикой. Причём, наиболее точную характеристику многим бизнесменам города дал именно Чернышевич. Но эти трое были сволочными, зажравшимися властью дворянами. Моя задача была внести раскол в их дружные ряды, поэтому, даже если они ничего не говорили, то в беседе с каждым я называл фамилию неприятного мне бизнесмена, который якобы плохо отзывался о собеседнике. Тогда в ответ они вываливали на меня горы информации о нём и остальных жадных буржуях города. Мои ребята только успевали вести стенограммы этих откровений.
– Итак, супруги Удоевы, сейчас вы вспоминаете всё, что знаете о своих конкурентах-промышленниках и городском начальстве. Рассказывайте обо всех известных вам слухах и тайных делишках этих людей. Ваши откровения будут отправлены в столицу. Здесь никто о ваших показаниях не узнает – это я гарантирую. Далее, на вашей фабрике процветает кумовству и беспредел. Ознакомьтесь с краткой информацией по руководящим персоналиям и примите меры – все указанные в списке руководители должны быть сняты с должностей. С целью успокоения рабочих вы завтра же издаёте приказ о введении на фабрике восьмичасового рабочего дня с сохранением дневной зарплаты сотрудникам, количество штрафов надлежит уменьшить до трёх позиций – брак, пьянство и опоздания на работу. В противном случае у вас будут серьёзные проблемы. Гражданин Удоев, мой человек зайдёт за вашим произведением послезавтра. Прошу не жалеть врагов государя и Отечества – они вас не пожалеют.
Поездом прибыл штурмовой отряд: тачанки, спецодежда, пулемёты, для устрашения привезли даже огнемёт. Местному начальству и обывателям стало понятно, что прибыли люди посерьёзней армейцев. Ребята входили в курс дела и приступали выполнению задач.
Со студентами разговор был немного иным, всё решалось и проще, и сложнее. Ребята были молодыми, горячими, их манила романтика революции, пример старших товарищей и желание совершить подвиг. Прибывая в институт или училище, мы запирали курс в лекционной аудитории и начинали разговор.
– Товарищи студенты, объясните мне, пожалуйста, кто заставил вас включать в требования политические лозунги? Кому из вас лично мешает царь, правительство, градоначальник и так далее?
– А вы кто такие?
– Я – офицер жандармерии, занимаюсь тем, что отправляю нарушителей общественного порядка на каторгу. Вы – будущая интеллигенция: инженеры и мастера – люди умственного, высококвалифицированного труда – уважаемые коллегами и обществом граждане. Вам что, учиться царь мешает?
– Самодержавие подавляет волю народа.
– Подавляет, и что с того? Вот сбросили вы самодержавие, отправили царя в отставку. Дальше что? Кто, по-вашему, придёт к власти? Я думаю, что власть тут же подхватят люди, стоящие у её вершины. И чем они будут лучше царя? Читайте «Капитал» товарища Карла Маркса, там написан основной закон капитала. Он прост – это увеличение капитала любыми возможными способами. Так что царь сдерживает произвол буржуев, без него вообще никаких тормозов не останется. Как вы вообще видите светлое будущее?
– Мы сбросим всех эксплуататоров!
– А они захотят сбрасываться? Конечно, нет! Значит, они станут защищать себя. Это царь с вами нянькается, а капиталисты живо всех бунтовщиков на рудники отправят. И самое плохое, что может быть в государстве – это гражданская война. А что такое война на своей территории? Это упадок промышленности и сельского хозяйства. Как следствие – голод, безработица и нищета, толпы раненых и инвалидов, горы разлагающихся в полях и городах трупов, разные болезни типа тифа, холеры, дизентерии или чесотки. И ты, вместо бутерброда с колбаской, суп из плакатов с революционными лозунгами варить будешь, потому, как продуктов не станет: магазины закроются, крестьяне либо воевать уйдут, либо с зерном, да картошкой в лесах станут прятаться. А когда страна полностью в разруху провалится, добрые соседи свои куски урвать захотят. Желаете быть новой Индией или Африкой для стран-союзниц? Защищать-то страну некому будет и нечем – людей нет, оружия и патронов нет, продовольствия нет. Так что думайте. У вас есть возможность это узнать через несколько лет.
– Правду говорите, дядя, даже не думали об этом…
– Тогда прекращаете хулиганить и выходите на учёбу. Срок вам до завтра.
Конечно, вышли не все, особо активным нравилась такая боевая жизнь. Я не мудрил с уговорами активистов. В учебных учреждениях для выяснения фамилий заводил были опрошены все студенты. Несколько очень боевых студентов были арестованы дома и отконвоированы в городскую тюрьму. Затем я зачитал перед ними приговор, по которому они приговаривались к расстрелу за измену стране. Меня не поняли, начав качать права. Им набили морду, затем вывели во двор и поставили к стенке. Подошедшая расстрельная команда приготовилась привести приговор к исполнению. Раздался залп, многие попадали или обделались.
– Подъём, убитые герои, солдаты в воздух стреляли. Разойдись по домам. Предупреждаю, если ещё раз будете замечены в погромах – Сибирь будет настоящая. Это я вам гарантирую.
На следующий день это мероприятие было освещено в местной прессе, только подано, как воспитательная процедура над бандитами. А те корреспонденты, кто считал, что это самосуд и произвол жандармов, были собраны и вывезены за город. В лесу им выдали лопаты, которыми они выкопали братскую могилу, после чего были построены у её кромки. Серж, командующий операцией, процедил: «Я доходчиво объяснил, как буду расправляться с врагами государства? У кого будут претензии, тот совершенно случайно в эту яму упадёт».
– Да, господин полицейский, мы все поняли.
В итоге все клятвенно заверяли нас, что они ошибались в оценке ситуации.
Со мной встретился градоначальник города.
– Алексей Николаевич, вы уж больно круто берете с молодёжью.
– Солдаты штыками менее круто бунты подавляют?
– То солдаты, им положено.
Пообщавшись с эксплуататорами, пришла пора общаться с рабочим классом. Одетые в гражданское, дабы своим мундиром не компрометировать рабочих лидеров, я с двумя бойцами заглянул в гости к товарищу Митрохину, рабочему ветерану и председателю стачечного комитета металлообрабатывающего завода. Мужик сразу понял, кто к нему пришёл, поэтому выделываться не стал.
– Матвей Евсеевич, разговор будет простой или тяжёлый, всё зависит от вас.
– Не запугаешь.
– Ошибаешься, брат Матвей, запугать можно любого. Моя задача сейчас сгладить ситуацию, чтобы стороны пришли к соглашению. Работу с хозяевами ряда городских фабрик и заводов я провёл. Пришла пора поговорить с вами, рабочим классом.
– Господин жандарм.
– Алексей Николаевич.
– Алексей Николаевич, вы же сами видите, до чего довели рабочий класс. Все соки тянут эксплуататоры, ироды проклятые.
– Вижу, только сделать пока ничего не могу, Матвей Евсеич. Не готов ещё рабочий класс свергнуть эксплуататоров. Впереди война, страну собирать надо в кулак, а революционеры её разваливают. Вот что обидно. Победили бы мы Германию с Австрией, да снова не дадут нам. Мало дебильных командующих, так ещё революционеры вмешаются.
– Погоди, Алексей Николаевич, так с Японией война была.
– Будет, Матвей, и с Германией война. Все впереди, доживёшь, сам всё увидишь. Но это так, мысли вслух. Наша задача договориться с тобой и с другими лидерами о прекращении стачки. Хозяева пойдут на уступки. А с теми, кто не пойдёт, будем решать отдельно. Давайте пересмотрим ваши лозунги и требования, уберём политические и оставим несколько экономических.
– Почему политику убрать?
– Потому что с ними вы только до Сибири договоритесь. Вы против власти идёте, а это нарушение законов. Никто царя для удовлетворения ваших требований снимать не станет.
– Все равно, придёт время, и свергнем мы власть капиталистов и царя.
– Придёт. Допустим, произошла революция, вы победили эксплуататоров и иностранных интервентов, которые захотят урвать свой кусок. К власти придут новые, рабочие люди. А кто приходит к власти в смутное время? Правильно: бездельники, бандиты и жулики, то есть те, у кого нет совести, но есть амбиции. Есть у тебя в цеху отстающий рабочие, дураки, но зато горлопаны?
– Есть, Алексей Николаевич.
– Как говорится, самая массовая организация в мире – это дураки, у них везде есть свои люди. Нацепит такой рабочий «Маузер», вступит в партию победителей, и будет командовать вами, настоящими патриотами, вставшими на защиту страны по призыву этой партии. Или ты думаешь, что капиталисты просто так отдадут тебе власть? Война будет. Когда рабочий класс победит в этой войне, ты снова вернёшься к станку и останешься тружеником, рядовым рабочим или мастером, может быть, до начальника цеха дорастёшь, не более.
– Почему это, а вдруг директором?
– Нет, дружище, директором станет этот горлопан. Он, как бывший командир, пролезет в депутаты Советов красных комиссаров или в руководители завода. И будешь ты стоять перед ним по стойке смирно, а он будет учить тебя, как надо работать. Если ты не в курсе, то просвещу тебя об одном факте. Все руководители всех крупных партий жили за границей: в Швейцарии, Германии, Франции или Англии. С ними сотрудничали спецслужбы этих стран и, когда пришёл нужный момент, то по указке этих спецслужб из уютной Швейцарии им пришлось приехать сюда. Многие из них дворяне, по-вашему, эксплуататоры. Прошла война с Японией. Когда тысячи твоих земляков проливали кровь на фронте, вместо помощи, ты забастовками разваливал промышленность, а у нас там, на фронте, из-за тебя не хватало патронов и пулемётов. Получается, что ты – предатель, а не патриот. Вот такие дела, брат Матвей. А теперь повторю свой вопрос: "Кто заставил тебя включить в повестку требований политические лозунги?"
– Товарищ Макс.
– Русский, немец?
– Вроде немец, Макс Вольф его имя.
– Немец? Значит, тут РСДРП рулит?
– Да, я за большевиков, но и меньшевики правильно говорят.
– Как найти товарища Макса?
– Понятия не имею, он сам приходит, когда возникает партийная необходимость.
– Значит, завтра она должна возникнуть. Хозяин завода осознал свою неправоту и завтра должен подписать приказ о сокращении рабочего дня. В ответ вы прекращаете стачку.
– Не может быть, как вам удалось?
– Пальцы, зажатые в пассатижи, любого делают сговорчивым. Я понятно донёс идею?
– Куда уж понятнее.
