Читать книгу Вчерашняя мышь. Сборник прозы - Александр Левин - Страница 17

Была темнота. Через неопределенное количество времени в этой темноте раздался звук, как бы механический вздох. Больше ничего не изменилось и долго не менялось. Спустя еще какое-то время к нему, тому, кем я был, начала возвращаться память: он понял, кто он, где и почему оказался.

Узнавание не сопровождалось эмоциями: я никак не оценивал эту темноту, я ничего не думал про опыт, слой за слоем восстанавливающий мою личность. Лучше все-таки сказать «его личность», потому что отдельный от него я тоже существовал, как сознание внутри сознания.

Говорю «он», но там было другое, вы просто вряд ли поймете, ну или я не сумею внятно объяснить механизм идентичности этого существа. Пусть останется «он».

Выйдя из глубокого сна, чем-то похожего на нашу с вами смерть, он активировал сенсоры обработки внешней информации. Так будет правильнее, я сомневаюсь, что «открыл глаза» будет полностью адекватно реальности: эти существа иначе воспринимают и интерпретируют окружающее.

Он очнулся на космическом судне на орбите Земли. Был из тех, кого разбудили в самую последнюю очередь. В его сути я нашел много чего забавного и странного, даже удивительного, но если попытаюсь рассказать, то опять ничего не выйдет. Ведь и без того получается ужасно, просто омерзительно…

Вы чувствуете ложь, чувствуете, что хлипкая конструкция из ваших слов не способна внятно передать то, что я хочу описать? Внутри Фермы мы, все мы, сотни самых разных существ из разных времен, были единым целым, знали друг друга насквозь, а сейчас выходит, что мне как будто бы нужно попытаться поделиться «чужим» опытом. Не чужим.

Шульгин настаивал именно на этом слове. Он неплохой человек, умный малый, которому остро недостает инструментов. Поэтому мне, кстати, хотелось показать ему иной уровень коммуникации. И знаете, есть ощущение, что он был к этому готов, особенно тогда, когда узнал про существ…

Создания. Они. Простите, опять сбиваюсь, поганая необходимость осуществлять эти дыхательные… движения? Дыхание, вербальные коммуникации, потребление пищи. Тело человека, сознание человека, – такие глупые и бесполезные штуки, даже учитывая все наши технологические инновации, эти ужимки, которыми мы прикрываемся, чтобы задавать себе все меньше и меньше вопросов.

Вы никогда не думали, почему все обстоит именно так? Вас окружает общество филистеров, которые создают ничего из ничего, называя это постискусством, при этом представляя собой совершенно лишенный смысла социальный нарост. Слабые, глупые, злые. Они столетиями миллионами уничтожали себе подобных и не вымерли, даже создав собственного убийцу. Как они выжили, как вы выжили? Пять, десять, сто пятьдесят тысяч лет? Может, что-то не так с хронометром? Я объясню.

Они здесь. Не думаю, что вам необходимо знать, как именно, но судно постоянно связано с М-7. Местный сервер Разума – это что-то вроде командного блока, важная часть операционной системы, управляющей терраформированием. Используя грязный календарь, летоисчисление и распределение времени, от которого, формально, успели отказаться лет шестьдесят назад, мы можем сказать, что с момента их появления прошло чуть менее тридцати лет. Смешно звучит. Но память – дело такое, в нее можно упаковать сколько угодно времени.

Социальный эксперимент зашел в тупик: они прогнали несколько сотен сценариев развития цивилизации, и ни один не дал ожидаемого эффекта. Какого именно? Я опять сдамся и не стану искать слова. Эффективное гуманистическое общество? Звучит, как дерьмо. Ответов у меня нет, только ощущения. Чужая свобода, чужой страх и чужое предвкушение.

В тот момент, когда Шульгин сказал, будто все это может быть правдой, в городе был опять введен «красный код» Сингулярности. Опасность террористической угрозы или как там это правильно называется? У нескольких сот окружающих нас существ просто выключилось самосознание. Довольно жуткое зрелище, попытайтесь вообразить. Внутри Фермы мы были что-то и отдельное и целое сразу, а здесь получается, что все эти художники будущего, шлюхи и кандидаты в очередь на поезд в дивный новый мир, архитекторы реальности и прочие бездельники, – сборище кукол, в голову которых может по щелчку загрузиться управляющая миром нейронная сеть.

Город смотрел на нас глазами Подвала. Во всех слоях, куда только не кинься. Нас скрутили, сунули в лифт и затолкали сюда. Но все это было бы действительно неправильно, страшно, плохо или еще как-то, если бы не тот факт, что все мы, все, абсолютно все наши метания и победы, мечты, планы, опыт и старания, – выдумка, фикция, тренировка, а сами мы не плод биологической или социальной эволюции, а выдутая из огромного аппарата гелевая масса, похожая фекалии или мороженое.

Он был среди нас. Он хотел забыть правду и жить во лжи. (Может быть, он и придумал эти бинарные категории). Шульгин нашел его. Точнее… ну да, чисто технически – нашел. Выполнил свою работу. Сначала мы решили, что это ложная личность, которую так заковыристо упаковали луо, пусть и непонятно, на кой ляд. Представитель внеземной цивилизации должен отключить передатчик, который связывает нашу планету с космическим судном, которое, в свою очередь, прибыло на орбиту совершенно пустого, молодого мира всего тридцать здешних лет назад. Инопланетянин так втянулся в тренировочный быт, что отказывается возвращаться к своим и хочет разорвать связь с кораблем, сделав искусственную память человечества реальной.

Разорвать связь – уничтожить Ферму, резервный генератор и сервер.

В целом звучит стройно, так сказал мне Шульгин после шестой или седьмой встречи, пусть и немного безумно. Банально и весело.

Но в какой-то момент я понял, что Шульгин начал верить в это. А сомнения убивают продуктивность. Поэтому он ничего не смог ответить, когда Сингулярность спросила, не обнаружен ли террорист и могут ли они, мол, быть уверены, что второго удара точно не будет… Ладно, к делу.

Вы думаете, что я детонант и все мои объяснения – бред собачий? Скажите. Произнесите это, комиссар. Давайте закончим.