Читать книгу Где они все? - Александр Лучанинов - Страница 2

– Мистер Бриггс? – Феликс стоял в дверях и нервно потирал руки. Общение с людьми не входило в список его сильных сторон, и ситуация значительно усложнялась, когда ему приходилось говорить с незнакомцами.

Ральф оторвался от поедания огромного, как и он сам, сэндвича со свининой, поднял глаза и оценивающе посмотрел на парня.

– Смотря кто спрашивает. – голос его был подобен грому в тихую ночь и гулким эхом разнесся по полупустой столовой.

– Меня зовут Феликс Ходж, – промямлил паренек, – я с вами вчера по телефону договаривался.

Ральф напряг закостеневшие извилины, которые были явно не в настроении работать. Надвигающаяся непогода всегда вызывала у него еле заметную, но надоедливую головную боль.

– А, помню, помню. Еще не передумали?

– Нет, сэр, – уверенно кивнул Феликс.

– Это что еще такое? – возмутился здоровяк. – Какой я тебе сэр, я что, на англичанина похож?

– Н-нет, сэр, – замялся Ходж.

– Ну вот, опять, – Ральф подошел к парню. – Раз уж мы с тобой полетим в моей колымаге, то, считай, стали одной семьей, – он протянул руку, своими размерами больше напоминавшую медвежью лапу, – можешь звать меня просто Ральф.

– Феликс Ходж, – его рука буквально утонула в «медвежьей лапе», – можете называть меня как захотите. Позвольте поинтересоваться, а когда мы вылетаем?

– Ха-ха! С места в карьер? Мне нравится. Вот как покончу со своим законным перекусом, так и… – он не стал договаривать, а просто запихнул сэндвич себе в рот и принялся его тщательно пережевывать.

Погода в Анкоридже была на удивление спокойной для этого времени года. Снег изредка срывался с облаков, но взлетная полоса еще была чистой, и Феликс надеялся, что успеет подняться в воздух, пока все кругом не замело. Синоптики обещали сильный снегопад, и никто из местных частников, кроме здоровяка Ральфа, не рисковал летать в такое время.

– Когда-нибудь летал на таком? – спросил пилот, как только они подошли к самолету.

– Нет, сэ-э… мистер Бриггс.

Пилот рассмеялся и ударил Феликса по плечу. Удар был настолько сильным, что парень отшатнулся, но Ральф этого даже не заметил.

– Кидай свои манатки на задние сидения, тебя ждет незабываемое приключение! – рекламным голосом продекламировал он, залезая в кресло. – Это «Сессна-206», парень, единственный и самый лучший самолет, на котором мне доводилось летать.

– А вы уверены, что он надежный? – поинтересовался Феликс. Сомнения его были весьма оправданы. Возможно, пилот и был прав насчет удивительных характеристик данного летательного аппарата, но для постороннего зрителя он выглядел, мягко говоря, потрепанным.

– Уверен ли я? – Ральф что-то нажал на приборной панели, винт сделал пару оборотов, мотор чихнул и затих. – Твою ж мать! Секунду, – он вылез из кабины, открыл капот и по пояс ушел в образовавшуюся дыру. Спустя пару секунд мотор закряхтел, издал жалобный стон, но все же завелся.

– Уверен ли я? – продолжил Ральф, закрывая капот. – Парень, учитывая, что мы будем переть через горы, да еще и наперегонки с бурей, то я молюсь на эту малышку. Тебе, кстати, тоже не помешало бы. Ты вообще в бога веришь?

– Нет, сэр, я считаю это все старыми сказками, – ответил Феликс и тут же пожалел об этом.

– Сказками? – Бриггс сделал шаг вперед, и их лица оказались на расстоянии всего нескольких сантиметров. – Ты на Аляске, Ходж, здесь нет такого слова, как сказки. Люди в этих местах живут, в основном, изолированно, и, случись что, надежды на спасение с большой земли ждать не стоит. Приходится верить во все что угодно, лишь бы выжить помогло. Поэтому оставь свой городской гонор здесь и, будь добр, залезая в мой самолет, попроси Всевышнего о мягкой посадке.

Ральф снова хлопнул Феликса по плечу и запрыгнул в кресло пилота.

– Ну? Чего стоишь, как истукан? – Бриггс пытался перекричать разревевшийся не на шутку двигатель самолета. – Только сзади обходи, а то в винт затянет, потом самолет хрен отмоешь.

Феликс растеряно кивнул, он был под впечатлением от этой странной речи пилота. Просить человека, до смерти боящегося летать, помолиться перед взлетом – не самая лучшая идея. Каким бы хорошим пилотом ни был Ральф Бриггс, психолог из него явно неважный.

Двигатель начал набирать обороты. «Сессна» прокатилась по небольшой асфальтовой дорожке к взлетной полосе и остановилась.

– Ну что, ты готов?

– Нет, – лицо Ходжа было бледнее снежинок, изредка садившихся на лобовое стекло самолета.

Обветренные, покрытые коркой губы Ральфа растянулись в довольной улыбке, обнажая кривые и желтоватые зубы.

– Тогда держись крепче!

Двигатель «Сессны» взвыл, набирая обороты. Старенький одномоторный самолет несся по взлетной полосе, содрогаясь, вибрируя и скрипя от малейших неровностей бетона. Он был потрепан, но все равно рвался в небо. Он хотел летать.

– Все в порядке? – взволнованно поинтересовался Ходж, наблюдая неумолимое приближение конца взлетной полосы.

– Не ссы, пацан, – проревел Ральф и с усилием потянул штурвал на себя.

Самолет на мгновение оторвался от земли, затем на прощание еще раз чиркнул шинами о бетонное покрытие и взмыл ввысь.

Феликс нервничал, он то и дело потирал ладонями свои колени. Бриггс заметил странное поведение своего пассажира и, дернув его за рукав, указал на наушники. Ходж кивнул и, надев их, тут же услышал спокойный голос пилота.

– Ты не волнуйся, все идет хорошо. В нашем деле самое сложное – это взлететь. Ну и сесть после этого, конечно. А все, что между, – просто прогулка по парку. Видишь, – Ральф ткнул пальцем в приборную панель, – мы уже почти на нужной нам высоте. Дальше только прямо, ну, кроме гор, там придется попетлять немного, а так все отлично. Ветра практически нет, если выше не взлетать…

– А почему эта лампочка мигает? – прервал Феликс неудачную попытку успокаивающей беседы и указал на хаотично загоравшийся красным диод.

– Эта, что ли? – Ральф аккуратно стукнул индикатор своим кулачищем, и тот тут же погас. – Засранец частенько меня дразнит. Да ты расслабься, просто проводка коротит, никак не соберусь починить.

Такие методы борьбы с боязнью полетов были явно не сертифицированы и, скорее, вели к ее усилению, чем наоборот. Во всяком случае, ладошки Феликса снова вспотели, а в голове то и дело проносились ужасные фотографии с мест авиакатастроф.

– Так это, ты к нам на отдых или как? – Бриггс кивнул на лежавшие на заднем сидении большую вещевую сумку и рюкзак. – А то сейчас не сезон, да и, по правде говоря, мало кто ездит в Ик отдыхать. Я бы даже сказал никто. Или ты из этих, которые… как их там… которые насмотрятся по телеку передач всяких и ломятся в лес выживать в дикой природе?

– Идиоты? Нет, мистер Бриггс, я не из этих, – Ходж улыбнулся, но это была натянутая и нервная улыбка, – у меня бабушка живет в Ике. К ней и добираюсь.

– Да-а, – протянул Ральф, – забралась старушка, ничего не скажешь. Сам-то не здешний?

– Нет, сэ-э, мистер Бриггс, я из Калифорнии. Силиконовая долина, может слышали?

– Да что-то припоминаю, с компьютерами возишься?

– Ага, – Феликс кивнул.

– Ну и бог с ними, я в этом ни черта не понимаю, – Ральф небрежно махнул рукой, – так что там с бабулькой твоей? Приболела?

– Нет, что вы, надеюсь, что нет. Моя мама, то есть ее дочь, погибла в авиакатастрофе, и я лечу сообщить ей об этом. Не хотелось такое по телефону говорить, возраст, сами понимаете, да и проведать ее было бы неплохо.

Самолет слегка тряхнуло, и Феликс вжался в сидение с такой силой, что его лицо покраснело от прилившей к нему крови.

– Тише, парень, тише, это всего лишь ветер. Дальше будет веселей, когда горы перелетим. Я покажу тебе заповедник, там сверху все отлично видно, и озеро, и лес. Загляденье просто! Правда, сейчас там смотреть не на что. Не сезон. Но сверху все красивее, да?

Самолет еще раз тряхнуло, но Феликс отнесся к этому спокойнее, либо пилоту все-таки удалось немного сбавить напряжение, либо он уже просто привык к болтанке. Так или иначе, под размеренный гул мотора, прорывавшийся через наушники, и плавные покачивания, обеспеченные надвигающейся бурей, нервы Ходжа, потрепанные перелетами через всю страну, потребовали законного отдыха, и он сам не заметил, как уснул.

Ему снилось, что он плывет на маленькой лодочке посреди бескрайних морских просторов, вода была неимоверно синей, такой синей, какой она может быть только во сне. Ходж наслаждался каждым мгновением этого странного, наполненного умиротворением и синевой плавания.

Но вот на горизонте появились тучи, они медленно затянули все небо и приобрели темный свинцовый оттенок. Грянул гром, волны становились больше, и лодка, словно дикая газель, заскакала с одного гребня на другой. Первые капли дождя упали Феликсу на лицо, он вытер их ладонью и обнаружил, что это вовсе не вода, а кровь. Все море из лазурно-синего моментально стало багровым. Волны были настолько большими, что лодка по сравнению с ними казалось блохой, медленно переползающей через небоскребы. Титанические багровые гребни один за другим нависали над крошечным человеком. Ветер волком выл в ушах и заглушал мысли. Наконец, самая большая волна вздыбилась, на секунду замерла в высшей точке и накрыла Ходжа с головой. Он проснулся.

– С добрым утром, спящая красавица, – Ральф хмыкнул, но в его глазах читалось беспокойство, – мы уже перевалили через хребет. Видишь, вон там снизу?

Феликс выглянул в окно. Горы остались немного позади, и теперь самолет летел над небольшим озером. Буря медленно подступала откуда-то справа.

– Это озеро Уайтфиш. Впечатляет?

– Впечатляет, – без особого запала ответил Ходж, его мысли еще были заняты странным сном.

– Я раньше частенько туристов здесь катал. Красивые места, – Ральф окинул взглядом водную гладь и тяжело вздохнул.

– А почему перестали? – спросил Феликс.

– Да как-то интерес подрастерял. Рутина заела, понимаешь? Летай туда-сюда, тараторь одно и то же… В общем, надоело. Сейчас только таких, как ты, иногда вожу, так, кровь разогнать. Да и, по правде говоря, мое корыто, – он хлопнул ладонью по штурвалу, – слишком уж прожорливое в плане денег. То замени, там подкрути, и пол зарплаты как корова языком.

Самолет тряхнуло, и на этот раз толчок был такой силы, что рюкзак Феликса, лежавший на заднем сидении, свалился на пол.

– Не паниковать, – Ральф улыбнулся, но это был вовсе не веселый и уверенный оскал, как раньше, – всего лишь единичный порыв, ничего страшного.

Ходж ему не поверил, он всем своим нутром ощущал неприятности, надвигавшиеся на них одной огромной багровой волной из сна. И оказался прав. Толчок повторился, а за ним еще один.

– Как-то слишком много единичных порывов, вам не кажется?

– Теперь кажется! – Ральфу не хотелось этого признавать, но парень был прав. Шатало их гораздо сильнее, чем должно было. Самолет мотался из стороны в сторону, как мотылек, пролетая над бурной рекой.

– Не судьба тебе сегодня к бабульке добраться. Буря догнала, не долетим.

Ральф вцепился в штурвал в попытках выровнять самолет, но удерживать курс с каждой минутой становилось все сложнее. Ветер трепал старую «Сессну», не зная жалости. Фюзеляж стонал и потрескивал.

Сердце Феликса билось с неимоверной частотой, заглушая своим стуком матерщину пилота. Неужели судьба так неблагосклонна к нему? Прошла всего пара дней с похорон его матери, а он уже оказался в ее положении. У жизни явно извращенное чувство юмора.

Турбулентность подхватила самолет, подбросила его вверх, а затем отпустила. Ходж с трудом удержал содержимое своего желудка внутри. Как только «Сессна» закончила свой стремительный подъем и гравитация снова потянула вниз, рюкзак Феликса перелетел через спинку переднего сидения и огрел Ральфа по затылку.

– Черт его дери! – Бриггс схватил поклажу и со всей силы швырнул назад. – Вот это болтанка, я понимаю. Нет, до Ика никак, придется разворачиваться. Здесь недалеко к югу есть взлетка, в порте Алсворт. Надеюсь, дотянем.

– А что если не дотянем? – Феликс одной рукой уперся в потолок, а второй держался за сидение, но его все равно качало так сильно, что он то и дело бился головой об иллюминатор.

– Что-что? Будем садиться где попало, но если хочешь, можешь так, на ходу сигануть, – на этот раз Ральф и не думал смеяться. Он повернул штурвал, и самолет накренился влево. Развернувшись, «Сессна» взяла курс на юг, а сзади ее уверенно нагоняли свинцовые тучи.

– Порт Алсворт, прием! – Бриггс пялился на рацию в ожидании ответа, но его не было. – Порт Алсворт, это дельта пять два пять, как слышите? – По-прежнему тишина. – Да что ж они там все, повымерли, что ли? Нет, ну это хамство, а вдруг у нас что-то сломалось бы?

Вселенная будто услышала его слова, и на приборной панели снова загорелась красная лампочка. Бриггс привычно ударил по ней кулаком, но на этот раз красный огонек не погас.

– А вот это уже совсем хреново, – только и успел сказать пилот, как двигатель издал странный, похожий на липкий старческий кашель, звук.

– Мы что, падаем? – спросил Ходж, но Ральф не ответил, он сосредоточенно щелкал переключатели. – Я не хочу умирать, мистер Бриггс, только не так. Это нечестно.

– Да тихо ты! Не падаем мы, а просто планируем.

– Но ведь без двигателя мы долго не сможем, да?

Несмотря на то, что в последнее время Феликс много читал про самолеты, от пилотирования ими он по-прежнему был далек и не понимал многих связанных с этим вещей.

– Это зависит… – начал было объяснять Ральф, но двигатель снова чихнул, пропеллер сделал пару оборотов и остановился. – …Теперь недолго. Попробую найти поляну для посадки, ты тоже смотри. Если увидишь – кричи.

Феликс кивнул и, не моргая, уставился в иллюминатор. Снизу раскинулся плотный хвойный лес. Густая зеленая щетина деревьев неумолимо приближалась, заставляя сердце биться чаще.

– А что, если не будет полянки? – спросил Ходж, не прекращая поиски.

– Тогда просто кричи!

Теоретически небольшие шансы выжить при таком падении были, но, зная свое везение, Феликс на это не рассчитывал. Он сидел, смотрел на приближающуюся землю и молился. Молился неумело, неловко, как мог. Это была его первая попытка поговорить с богом.

Бриггс в свою очередь проклинал себя за то, что не заботился как следует о своей «Сессне», что бросил туристический бизнес, ведь, по правде говоря, ему очень нравилось летать туда-сюда и тараторить одно и то же, но в первую очередь он проклинал тот телефонный звонок.

«Алло, это Ральф Бриггс? Я хотел бы купить ваши навыки пилота».

Если бы не этот компьютерщик Ходж, он бы сейчас спокойно сидел у себя дома, допивал очередную банку светлого и смотрел ток-шоу по ящику.

Самолет уже потерял добрую часть высоты и продолжал снижаться. По мере того как скорость «Сессны» уменьшалась, болтанка в кабине становилась все сильнее и сильнее. Феликс уже мог различить отдельные ветки на верхушках деревьев. Спасительной поляны видно не было.

Бриггс пытался продлить драгоценные секунды полета, он толкал штурвал вперед, а затем, когда под действием силы тяжести самолет набирал скорость, снова тянул его на себя, сохраняя тем самым жизненно важную высоту. Вверх-вниз, вверх-вниз, но исход оставался один.

Первая ветка царапнула днище самолета, шелест прокатился по кабине, и Феликс с ужасом вжался в свое кресло.

– Я не хочу умирать, – повторял он полушепотом, – я не хочу умирать, я не хочу умирать.

Еще несколько веток прошлись по фюзеляжу, оставляя слегка заметные царапины на краске. Трение окончательно съело оставшуюся скорость, и самолет, больше не в силах планировать, нырнул в зеленое море.

Бесчисленные хвойные «руки» заколотили по лобовому стеклу, пытаясь прорваться внутрь. «Сессна-206», 1985-го года выпуска, словно белый метеор пробивалась сквозь заросли национального парка Лэйк Кларк. Ее триумфальное падение было недолгим, по крайней мере, так показалось Феликсу. Когда самолет зацепился крылом за ствол ели, старые заклепки, измученные многочисленными полетами, не выдержали, и фюзеляж разорвало. Толчок был такой силы, что потерявшего от перегрузки сознание Феликса вместе с сидением, к которому он был пристегнут, выкинуло наружу. Наступила тьма.

***

Циклон, о котором еще вчера утром предупреждали синоптики, окончательно накрыл юг Аляски. Плотные тучи не давали слабым солнечным лучам дотянуться до земли. Температура падала. Мелкие снежинки срывались с неба и, подхваченные завывающим ветром, устремлялись вниз.

Феликс пришел в сознание от невыносимой боли в правой руке. Он застонал и, открыв глаза, обнаружил себя до сих пор сидящим в кресле. «Неужели жив?» – подумал он и осмотрелся по сторонам.

Судя по всему, зацепившийся крылом за дерево самолет резко развернуло, и Феликс по инерции, подобно пуле, вылетел из кабины. Ветки замедлили падение, и, в конечном итоге, ремень безопасности зацепился за одну из них. Ходж не знал, сколько он так провисел, но из-за того, что висел он вверх тормашками, казалось, будто вся кровь в его организме прилила к голове.

Правая рука ныла и горела огнем. Феликс напряг живот, согнулся и увидел, что она зажата между деревом и металлическим каркасом кресла.

– Твою мать, – процедил он сквозь зубы и снова повис вниз головой.

«Ситуация хуже некуда, – подумал он, – если я не выберусь из этого чертового кресла, то либо получу кровоизлияние в мозг, либо сдохну от обморожения».

Он перебирал возможные варианты спасения. Ни один из них ему не нравился, но делать было нечего, инстинкт самосохранения диктовал свои правила.

Ходж решил, что в первую очередь нужно высвободить руку, иначе дела не будет. Он стиснул зубы и уперся в ствол дерева, затем, задержав дыхание, со всей силы оттолкнул кресло. Поврежденная конечность выскользнула из своего капкана и безжизненно повисла у головы. Приступ боли, последовавший незамедлительно, пронзил мозг, как копье, ударил в самое ценное – сознание. Феликс не выдержал и опять отключился.

Когда он снова пришел в себя, уже начинало темнеть, и отдельные снежинки, срывавшиеся с неба, превратились в настоящий снегопад.

Боль в правой руке сменилась новым ощущением. Миллионы иголок кололи кожу, будто он всю ночь спал на бедной конечности, и от этого она совсем занемела.

«Неестественный изгиб, – подумал Феликс, аккуратно рассматривая руку, – скорее всего, перелом. Пальцы посинели, интересно, почему? Хотя, не важно, это все равно плохо. Ладно, некогда сопли жевать, нужно как можно быстрее слезть с этой дурацкой елки и найти остатки самолета. Может быть, Ральфу тоже удалось выжить?»

Работающей рукой Феликс потянулся к ремням, все это время удерживавшим его в таком странном и неудобном положении. Удивительно, но механизм крепления совсем не пострадал, замок щелкнул и легко раскрылся. Падая, Ходж зацепился ногой за толстую ветку на высоте полутора метров над землей, сделал в воздухе полный оборот, и грохнулся в сугроб. К счастью, свежевыпавший снег смягчил падение.

Феликс неуверенно встал на ноги и вытер лицо.

– Фух, – выдохнул он с облегчением, – вроде жив.

Проверив себя на наличие новых переломов, он убедился, что все в порядке.

– Теперь нужно найти самолет или то, что от него осталось.

Ходж осмотрелся. Понять нужное направление было не трудно, след из обломанных веток и кусков «Сессны» был более чем заметен. Борясь с головокружением (кровь, давившая на мозг, снова ушла в ноги), Феликс побрел вперед.

Место падения не вызывало сомнений, в такой каше из металла и стекла не мог выжить никто, но нужно было убедиться наверняка, а заодно и забрать свои вещи. Феликса интересовал его мобильник, который он выключил и отложил подальше в рюкзак перед взлетом. После того как мать погибла в авиакатастрофе, он решил, что будет каждый раз выключать все электронные устройства на время полета. Так, на всякий случай. Не помогло.

Доковыляв до обломков «Сессны», Феликс заглянул в то, что когда-то было кабиной, – увиденное его не обрадовало. Некогда человек-гора, Ральф Бриггс все так же сидел в кресле пилота. Его смуглая кожа уже успела посинеть, а руки мертвой хваткой сжимали штурвал. Но самое страшное произошло с черепом: его попросту не было. Из жизнерадостного здоровяка Ральф превратился во всадника без головы, оседлавшего свою старую «Сессну» на пути в ад.

– Ах ты ж… – Ходж в ужасе отшатнулся, споткнулся о собственный рюкзак, который уже порядком замело, и сел в снег. – Черт тебя дери, мистер Бриггс. Даже после смерти ты продолжаешь меня пугать. С другой стороны, ты это заслужил. Теперь будешь знать, что случается с людьми, которые не хотят ухаживать за своими самолетами.

Очистив от снега рюкзак (задача оказалась не из легких для однорукого), Феликс открыл его, порылся в содержимом и извлек на свет спасительный мобильник.

– Хуже быть уже не может, да, Феликс? А как тебе такое? – пятидюймовый экран корейского флагмана был покрыт плотной паутиной трещин.

Ходж нажал на кнопку включения и подождал пару секунд; ничего не произошло. По-видимому, в телефоне сломался не только экран.

– И что теперь? – начал он думать вслух, сидя в снегу. – Где искать помощь? Ральф говорил, что мы летели над каким-то заповедником. Может, лесник увидел, как мы падаем, и вызвал спасателей? Сомневаюсь. Если бы здесь неподалеку была хижина, то я бы заметил дым над лесом. Не может ведь он жить без печки? Нет, сидеть и ждать спасения, которое может и не явиться, – верная смерть, нужно двигаться. А что насчет порта? Как его там… Алсворт? Ральф сказал, что это недалеко отсюда, на юге вроде бы. Вспоминай, Феликс, вспоминай! Точно на юге. Это уже лучше, может быть, смогу туда дойти на своих двоих. Осталось только понять где здесь юг. Черт побери, говорила тебе мать в скауты идти, зачем не послушался? Сейчас, как заправский выживальщик, наложил бы себе шину, нашел, где юг, и быстренько выбрался из всего этого дерьма. Ладно, нет времени себя жалеть, нужно действовать.

Ходж засунул мобильник обратно в рюкзак, встал, накинул его на плечо и подошел к остаткам самолета.

На приборной панели должен был быть компас, и он там был. Стиснув зубы, Ходж пролез между телом Ральфа и лобовым стеклом, отстегнул ремни, которыми пилот был пристегнут, и стянул труп на снег. Тело уже успело окоченеть и, упав, осталось лежать, держа отломившийся при падении штурвал.

Сев на место пилота, Феликс пробежался взглядом по приборам. Найдя спасительный компас, он обнаружил, что, к великому сожалению, тот был привинчен болтами к панели. Отвертку искать в этом беспорядке смысла не было, даже если таковая и имелась.

Не придумав ничего умнее, Ходж со всей силы саданул в стекло, защищавшее компас от пыли и грязи, ногой, оно треснуло и высыпалось на пол. Лучше от этого не стало. Прибор по-прежнему крепко держался на своем месте.

– Ладно, будь по-твоему. Можешь оставаться здесь и зарастать мхом, а я направляюсь в порт Алсворт.

Хоть Феликсу и не удалось извлечь компас из крепления, но у него получилось определить примерное направление своего дальнейшего движения. Надежда на то, что он пешком в такую погоду дойдет до цели, была маленькой, но шансы выжить в авиакатастрофе еще меньше, а значит, удача была на его стороне. Оставалось только не упустить ее.

Он согнул сломанную руку в локте и закрепил ее в таком положении лямкой рюкзака, затем поправил капюшон куртки, тяжело вздохнул и двинулся в путь.

Дорога предстояла долгая, ведь он не знал, что даже если бы ему удалось сохранять направление без вспомогательных приборов (а в лесу это практически невозможно), то примерно через двадцать километров ходьбы по пересеченной местности он бы уперся в озеро Кларк, на берегу которого и находится порт Алсворт. На противоположном его берегу.

Ходж шагал через заснеженный лес Аляски, согнувшись вперед, под постоянным натиском разбушевавшейся погоды. Ледяной ветер острыми как бритва снежинками хлестал по лицу. Солнце, свет которого блокировался тучами, скрылось за горизонтом, погрузив лес в темноту. Шаги давались с трудом, толстый слой снега явно был против человеческого присутствия и всячески мешал идти.

Несмотря на то, что температура продолжала падать, вся спина Феликса была покрыта крупными каплями пота. Рука снова разболелась, но теперь боль расползлась от кончиков пальцев до самого плеча.

– Просто иди, – бурчал он себе под нос, вяло шагая по темному лесу, – иди и не останавливайся. Движение – жизнь. Остановка – смерть. Помнишь, как ты смотрел по Discovery те передачи? Они же смогли выжить, чем ты хуже? Просто нужно дойти во-о-н до того дерева. Вот так, шаг, еще один. Видишь? Не так уж и сложно. Теперь до следующего.

Вдруг деревья, за которые так сильно цеплялось сознание Феликса, исказились. Ели устроили какой-то дикий ритуальный танец и неудержимым хороводом закружились вокруг. Очередной приступ боли в руке был просто невыносим, и Ходж, закатив глаза, упал в снег. Вьюга тут же принялась заметать его тяжело дышавшее тело.

***

– Мистер Моусли, можно? – спросил Феликс, стоя на пороге директорского кабинета.

Помещение было небольшим, стены из не штукатуренного красного кирпича с развешанными на них фотографиями семьи и различного рода мотиваторами, пара светильников и стол со стульями по обе его стороны. От остального офиса кабинет отделяла большая перегородка из толстого стекла.

– А? Да, конечно, заходи. И перестань все время меня мистером называть, – Питер Моусли сидел за своим столом и что-то набирал на клавиатуре, – у нас же стартап, а не какая-нибудь многомилионная корпорация. К чему весь этот официоз?

– Извините, – Ходж подошел к директорскому столу, – просто старая привычка, от которой сложно избавиться. Я ко всем, кто старше меня или по возрасту, или по должности, так обращаюсь. Мне мать всегда в детстве говорила: «Вежливость города берет», вот и прилипло.

– Точно, мать, – лицо Моусли мгновенно приобрело серьезный оттенок, – я слышал, она летела на том самолете.

– Да, сэр, – Феликс растерянно сел. На секунду в кабинете воцарилось неловкое молчание.

– Соболезную твоему горю, – директор захлопнул ноутбук, – могу я чем-нибудь помочь?

– Да, сэр, – повторил Ходж, – я бы хотел взять отпуск на неделю, проведать бабушку. Она еще не знает и…

– Во-первых, – перебил его Моусли, – считай, что с этой минуты ты в оплачиваемом недельном отпуске, и, во-вторых, перестань сэркать. Я всего на два года тебя старше, зови меня Питер, хорошо?

– Хорошо, – Феликс поднялся, поправил пиджак, единственный в этой компании, и, выходя из кабинета, остановился в дверях, – спасибо, Питер.

– Да не за что, счастливо тебе отдохнуть.

***

Ходж открыл глаза и обнаружил, что за ночь превратился в натуральный сугроб. От теплого дыхания внутренний слой снега подтаял и образовал своеобразный кокон, сохранявший тепло.

Сквозь белые стенки «спальни» просвечивало солнце. Все тело затекло, болели даже те мышцы, о существовании которых Феликс и не подозревал. Рука разболелась хуже вчерашнего, и появилось странное ощущение пульсации. Шевелиться не было ни сил, ни желания.

«Надо!» – подумал Ходж, собрал всю свою волю в кулак, приподнялся, встал на колени и выбрался из сугроба.

Буря закончилась. Всего за одну ночь лес из зеленого превратился в белый. Феликс вдохнул свежий морозный воздух и закашлялся. Его не покидало ощущение, будто вчера он изрядно напился, и теперь у него похмелье. Голова будто набита ватой, желудок крутит, а во рту явно кто-то ночью нагадил.

Стряхнув с лица и одежды снег, он, пошатываясь, встал на ноги и огляделся вокруг. Его следы, естественно, замело, и он не имел ни малейшего понятия, откуда пришел и куда нужно идти дальше.

– Хреново, – сказал он вслух, надеясь, что звук собственного голоса поможет прийти в чувство, – и что теперь?

– Надо было все-таки вытащить компас, идиот, – тут же ответил он сам себе, передразнивая басовитый голос Бриггса.

– И как, по-твоему, я должен был это сделать?

– Руками.

– Вот иди и сам его вытаскивай, раз такой умный, – рюкзак, висевший все это время у Феликса на спине, завибрировал.

– У меня башки нет, как я тебе его вытащу? Сам-то вон, даже ходить можешь, вот и постарался бы.

– Да привинчен он, ПРИ-ВИН-ЧЕН. Не мог я его руками достать!

– А ты особо-то и не пытался…

Тем временем вибрация стала настолько раздражающей, что Феликс скинул рюкзак на землю и начал рыться в нем в поисках ее источника. Им оказался мобильный телефон. Феликс нервно нажал на кнопку ответа.

– Ало! Кто это?

– Феликс? – голос был женским и до боли ему знакомым, но статика заглушала его, не давая возможности понять, чей он.

– Вас плохо слышно, алло, – как будто подчиняясь просьбе, помехи немного стихли.

– Феликс, сынок…

– Мама? – он не мог поверить своим ушам.

– Сынок, привет! Я просто хотела позвонить и узнать, как у тебя дела. Так давно с тобой не виделись.

– Мам? Это правда ты? – голос Ходжа предательски задрожал.

– Ну конечно, я, кто же еще? Такое скажешь иногда, – она рассмеялась, – как ты там? Не болеешь?

– Я… эм… – он взглянул на свою руку, пальцы на которой уже начали чернеть. – Нет, мам, все хорошо, не волнуйся. А ты как?

– Да что со мной станется? Так, временами спина побаливает, но ты же знаешь, возраст уже не тот.

– Да какой у тебя возраст, мам? Тебя же всегда с моей сестрой путают.

– Ой, прекрати, я никогда не любила подлиз, ты же знаешь. Как твоя работа, по-прежнему единственный ходишь в костюме?

– Хожу… – ему было сложно сконцентрироваться и подбирать слова.

– Это хорошо. Уверена, рано или поздно все твои сотрудники тоже станут их носить, но ты этого не увидишь, если не начнешь идти.

– Что?

– У тебя встреча, Феликс, или ты забыл? Тебе пора. Тебе нужно идти, иначе ты опоздаешь. Пунктуальность – вежливость королей, а вежливость города берет. Помнишь?

– Конечно, помню, мам. А куда идти? – спросил он, но телефон молчал. – Алло? Мам? Мама?

Ходж взглянул на мобильник, который по-прежнему был покрыт густой сетью трещин. Слезы заволокли глаза, а губы скривились в немом стоне. На мгновение он поверил этой галлюцинации. На один микроскопический миг он решил, что его мать действительно жива, что не было никакой авиакатастрофы, кто-то просто очень сильно ошибся.

Простояв, бездумно пялясь в телефон, несколько минут, Ходж стал замерзать и немного пришел в себя. Во избежание повторения таких неприятных инцидентов он хорошенько размахнулся и закинул все равно бесполезный мобильник подальше в лес. Затем, скомкав немного снега, вытер лицо и понял, что уже не чувствует щек, да и кончик носа ощущался как-то странно. Скорее всего, начиналось обморожение.

«Нужно идти, – подумал Ходж, – но куда? Мама сказала, что у меня какая-то встреча, а где и с кем – непонятно. Это всего лишь игра моего воображения, здесь на мили вокруг никого нет. Тем не менее, идти надо. Не буду же я просто сидеть и умирать? Или буду? Да нет, это как-то глупо».

Накинув рюкзак на плечо, Феликс снова зафиксировал сломанную руку в свободной лямке.

– По ощущениям, сейчас первая половина дня, – начал думать он вслух, – допустим. Значит, если я хочу идти на юг, то… солнце должно быть слева от меня.

Ходж поднял голову и, сощурившись, посмотрел наверх. Солнце было ярким, но совсем не грело. Он развернулся так, чтобы оно оказалось над левым плечом, наметил приблизительное направление движения и неуверенно пошел вперед.

Первые шаги давались с трудом, задубевшие мышцы нехотя подчинялись воле, но чем больше он двигался, тем больше согревался, и дорога постепенно становилась легче.

Стараясь держать ритм и не терять направления, Феликс двигался к своей цели. Его не покидали мысли о том, что сказала ему мать. Он прекрасно понимал, что это не могла быть она, что телефон сломан и даже не включается, а человек, чей голос он слышал в трубке, давно лежит в могиле, но сознание зацепилось за спасительную соломинку и не давало думать ни о чем другом. Он прокручивал телефонный разговор в своем сознании снова и снова, надеясь, что найдет зацепку. Где же его ждут, и кто?

Лес постепенно редел, и Феликсу показалось, что он слышит запах воды. Мало кто знает, но для человека, испытывающего сильную жажду, вода имеет особый запах – запах жизни.

– Не верю, – прошептал он вслух, – у меня жар, и это просто очередная иллюзия. Нужно идти дальше.

Но чем дальше он заходил, тем отчетливее был этот запах.

– Тихо, Феликс, спокойно, – он старался говорить полушепотом, концентрируясь на собственном голосе, – твой мозг уже подвел тебя раз, значит, может и повторить. Держи себя в руках и оставайся спокойным.

Он взял немного левее и через пару шагов где-то на грани слышимого различил что-то отдаленно напоминавшее журчание ручья. Стараясь не быть импульсивным и не упиваться ложными надеждами, он пошел по направлению этого звука.

Журчание становилось все громче и отчетливее. Уже через минуту у Ходжа отпали все сомнения, звук был настоящим, и его издавала текущая вода. Забыв про всю усталость и боль, он вприпрыжку побежал навстречу спасению.

Это был ручей. Вид текущей воды заставил Феликса осознать, что он не пил уже больше суток, и жажда, все это время скрывавшаяся где-то в дальнем уголке сознания, вышла на свет и предстала во всей своей красе.

Он упал на колени и принялся зачерпывать здоровой рукой ледяную воду. Большая часть вытекала сквозь пальцы, но то, что попадало в рот, обжигающими волнами пробегало по горлу. Каждый глоток понемногу рассеивал туман, обволакивавший голову Ходжа.

Напившись и хорошенько умывшись, Феликс встал с колен и взглядом проследил за ручьем. Вода маленькой змейкой извивалась вокруг камней и впадала в озеро. Да, именно в озеро. Настроение на миг взлетело до небес, но тут же рухнуло на прежний уровень отчаяния.

Водоем был слишком мал. Феликс, даже не подходя, мог сказать, что никакого порта Алсворт на его берегу не было и быть не могло.

Разочарование было настолько велико, что замерзший, совершенно разбитый и потративший все силы на эту отчаянную попытку выжить, Ходж готов был готов сдаться прямо здесь и сейчас. Он готов был лечь на снег, закрыть глаза и, вслушиваясь в успокаивающее журчание ручейка, умереть. Но его останавливала одна, внезапно возникшая при виде воды, мысль, а вернее, любопытный факт, прочитанный когда-то на бескрайних просторах интернета.

Большая часть населения земли живет на берегах водоемов.

Конечно, раньше это знание пригождалось сугубо для разбавления разговора где-нибудь в баре или на вечеринке, но сейчас оно могло спасти жизнь. Какова вероятность того, что посреди бескрайних лесов Аляски, на берегу безымянного озерца будут жить люди? Он собирался это выяснить. Оставалось только немного пройтись и поорать.

Феликс шагал вдоль ручья в направлении озера и думал о том, что будет делать, если никого не найдет. Сил у него совсем не осталось, и добраться до порта Алсворт ему вряд ли удастся, даже если он будет знать наверняка, куда именно нужно идти. Рука не давала покоя, а эпизод с мобильным заставлял усомниться в собственной адекватности. Что может быть хуже?

– Ральфу хорошо, – говорил он сам с собой. – Раз – и готово. Ну, может, немного испугался перед смертью. А я? Что мне прикажешь делать? Так и бродить по лесам, пока голод или мороз окончательно меня не доконают? Может, попробовать построить убежище? Ну, допустим, построю, хотя и не знаю, как. Откуда программисту такое знать? А дальше-то что? У меня даже спичек нет. Вот надо было тогда в школе взять сигарету, предлагали ведь. Сейчас бы как король возле костра сидел, ну или в больнице с раком легких. Всяко лучше, чем здесь.

Нет, нужно посмотреть правде в лицо, если на этом чертовом озере никто не живет, то мне придется несладко. Не знаю, что прикончит меня раньше, жажда, холод или рука, – он посмотрел на пальцы, они выглядели очень скверно. – Ну уж нет, не собираюсь я ждать такой смерти, лучше уж самому, быстро… как пластырь сорвать.

Дойдя до берега, Феликс остановился и обвел взглядом окружавший его лес. Пристани видно не было, да и домов тоже. Взяв за точку отсчета ручеек, он начал терпеливо обходить озеро по кругу. Идти оказалось легче, слой снега у берега намело не такой толстый, как в лесу, и не надо было постоянно плутать между деревьями.

Пройдя половину пути и не найдя никаких признаков человеческого присутствия, он остановился и уставился в воду: она была спокойной, без единой волны. Ветер здесь не дул, а до ручья было далеко, и его журчание не нарушало воцарившуюся тишину. До этого момента Ходж не замечал, что идет по краю огромного зеркала, в котором отражается голубое небо.

Молчаливая красота дикой природы во всем ее великолепии. Молчаливая и смертоносная.

«Пора признать очевидное, Феликс, – подумал он, разглядывая свое отражение в воде, – ты единственный человек здесь. На многие мили вокруг – никого, кто бы мог тебе помочь. У тебя нет еды, а холодная вода все сделает только хуже. Сколько ты сможешь протянуть в таких условиях? Неделю? Вряд ли. Твои пальцы уже почернели, и заражение крови убьет тебя раньше, чем голод, это точно. Ты действительно хочешь умирать в мучениях, пока инфекция уничтожает твое тело?

Тебе пора решиться. Это всего лишь пластырь, который нужно сорвать, и дело с концом».

Тяжело вздохнув, он сделал первый шаг. Его левая нога проломила тонкий слой льда и по щиколотку погрузилась в холодную воду. Мурашки пробежали по спине, и сердце затрепетало в груди.

Второй шаг. Дно оказалось довольно крутым, и он погрузился по колено. Зубы начали выбивать барабанную дробь, аккомпанемент смерти Феликса Ходжа.

Третий шаг – и вода подступила к ребрам, ледяным кольцом сковав легкие. Вдох застрял где-то на полпути между грудью и ртом.

Замерев на мгновение, Феликс отдышался и сделал четвертый шаг. Вода подступила к горлу и намочила подбородок. Все тело теперь было под водой, но чувство холода ушло. Страх постепенно заменило спокойствие, а за ним пришло и смирение. Сердце замедлило свой бег, и он был готов сделать последний шаг.

***

– Дым, черт тебя дери! – Феликс, весь промокший до нитки, бежал, спотыкаясь и кашляя. – Настоящий дым!

Перед тем как погрузиться с головой, он решил в последний раз взглянуть на мир, с которым собирался расстаться, приоткрыл глаза и увидел, как недалеко к югу тонкая струйка дыма поднималась над деревьями.

Пулей вылетев на берег, он побежал к своему спасению. Вода ручейками стекала с одежды, а внизу на куртке начали намерзать маленькие сосульки. Несмотря на невыносимую боль в руке и полное отсутствие сил, Феликс бежал, бежал, будто сам дьявол гнался за ним по пятам.

***

Домик был маленьким, но ухоженным. Стены из бревен, покатая крыша и каменная печная труба, из которой клубился дым. Рядом с домом стоял небольшой навес, под ним лежала гора нарубленных дров. Сложно было на глаз определить возраст жилища, но непередаваемую ауру древности невозможно не заметить.

Обессилев и с трудом дыша, Ходж доковылял до дверей и постучал. Ответа не последовало. Тогда он постучал еще раз, и как можно громче, но снова ничего.

«Похоже, никого нет дома, – подумал Феликс, – и что мне теперь делать? Может, подождать хозяина снаружи? А вдруг никто не придет сегодня? Я же в ледышку превращусь. Хотя нет, не могут же люди уйти надолго, при этом растопив печку?»

Он ударил по двери еще пару раз, да с такой силой, что на ребре ладони начал расплываться синяк. Никто ему не открыл. Из дома не доносилось ни единого звука.

Промокший до нитки Феликс почувствовал, как мороз начал пробираться сквозь одежду. По всему телу пробегала неприятная дрожь. Необходимо было срочно переходить к решительным действиям.

Сделав шаг назад, он поднял ногу и, вложив весь свой вес в удар, приложился в то место, где, по идее, должен был находиться замок. Засов, державший двери закрытыми, не выдержав, треснул пополам, и они распахнулись, впуская в дом уличный мороз.

В помещении было темно, приглушенный свет проникал внутрь сквозь маленькие грязные окошки и по пути терял добрую половину своей силы. Феликс неуверенно перешагнул порог и закрыл за собой дверь.

– Есть кто дома? – почему-то шепотом спросил он. – Мне помощь нужна.

Глаза постепенно привыкали к полумраку, и из темноты то там, то тут всплывали новые детали интерьера. Комната была небольшой, что-то среднее между кухней и кладовой. Убранство скромно и минималистично. Стены увешаны пучками каких-то засушенных растений и корешков. Возле окна стоит небольшой стол и табурет. По центру – древняя печь из камней и глины, делящая дом пополам.

Феликс подошел к пышущей жаром печи. Тепло, от которого он уже успел отвыкнуть, нежно ласкало его лицо. Скинув рюкзак на пол, он попытался снять заледеневшую куртку, это оказалось немного сложнее, чем он ожидал. Сломанная рука распухла и застряла в рукаве. Он аккуратно высвободил здоровую конечность и что есть силы дернул за пуховик. Правый рукав вывернулся наизнанку, но все же слетел. Комнату заполнил неприятный сладковатый запах. Судя по очертаниям, проступавшим через свитер, конечность стала, по меньшей мере, в два раза больше обычного.

– Ого, – удивился Ходж, разглядывая руку, изгиб перелома уже перестал быть заметен из-за отека, – похоже на большую проблему.

Повесив пуховик на край печки, он снял свитер (таким же болезненным способом), и перед ним предстала неприятная картина. Вся рука ниже локтя гнила, и довольно интенсивно. Рука стала похожа на плохо завязанный воздушный шарик, который за ночь слегка сдулся и покрылся небольшими морщинками. Серая, с синеватыми отливами, кожа покрылась крупными волдырями с гноем. Все это явно свидетельствовало о том, что из-за нарушения кровообращения при переломе у Феликса началась гангрена. Без экстренной медицинской помощи он мог не дожить и до завтрашнего утра, но, к своему счастью, он об этом не знал.

Теперь, когда большая часть промокшей одежды сохла у печи, можно было спокойно исследовать остальную часть дома.

Второе помещение было примерно такого же размера, что и кухня, только немного уютнее. Кресло-качалка, односпальная кровать и два больших шкафа, забитых книгами. Судя по всему, хозяин любит читать, и это совершенно понятно. Чем еще можно развлечь себя в такой глуши?

Но было в этой комнате и кое-что еще, очень странное. В дальнем углу, между кроватью и шкафом, лежала куча сена высотой примерно с метр. Феликс сначала удивился своей находке, но потом подумал, что как человек, всю жизнь проживший в мегаполисе, он может не знать каких-то тонкостей обитания вдали от цивилизации. Может быть, у каждого отшельника, живущего в подобной хижине в глухом лесу, есть такая куча сена возле кровати. Но подойдя поближе, понял: то, что он в полумраке принял за сено, вовсе им не являлось. Это были волосы. Между шкафом и кроватью лежала целая гора человеческих волос.

По спине Ходжа пробежал неприятный холодок. «Спокойно, Феликс, – подумал он, – это просто волосы. Что тут такого? Все нормальные люди держат у себя в спальне кучу волос. Подумаешь! Главное сейчас – это получить медицинскую помощь, а уж личная жизнь спасателей меня никак касаться не должна. С другой стороны, если спасатель вовсе и не спасает? Что если это домик маньяка-убийцы? Что если мне повезло выжить в авиакатастрофе только ради того, чтобы попасть в руки к чокнутому коллекционеру волос с черепов своих жертв?»

Он сделал осторожный шаг вперед, затем еще один. Подойдя поближе к странной куче, Ходж наклонился, чтобы получше ее разглядеть. Солнце медленно закатывалось за горизонт, и в хижине стало еще темнее. Прищурившись, будто это помогает видеть в темноте, Феликс заметил какой-то странный блеск в глубине. Встав на одно колено, он пододвинулся еще ближе, пытаясь понять, что же там блестит, и с ужасом осознал, что это глаза. Влажные, живые человеческие глаза смотрели прямо на него.

От неожиданности Феликс вскрикнул и, отшатнувшись, упал. Тем временем куча медленно приподнялась над полом, и под ней показались худые костлявые ноги. Куча шагнула к Феликсу, и его сердце екнуло, он попытался отползти назад, но единственная рука не слушалась его. Тем временем куча волос шагнула еще ближе. Страх сковал сознание Ходжа, он хотел кричать, кричать что есть силы, но сил у него совсем не осталось.

Подойдя совсем близко, ноги согнулись, и глаза, блестевшие в глубине волосяных переплетений, пристально уставились на него.

– И… извините меня, – промямлил Феликс, дрожа от страха, – мне была нужна помощь, и я…

– Уходи! – вдруг сказала куча. – Здесь тебе не помогут.

Ходж боролся с поглощавшим его страхом, но дикость происходящего рубила все попытки на корню.

– Но… я не могу уйти. Я болен, – практически теряя сознание, он протянул вперед раздувшуюся руку, – видите? Если я уйду, то точно умру!

На секунду копна волос замерла и, казалось, о чем-то думала.

– Что тебе нужно? – наконец спросила она с ноткой раздражения в голосе и, отступив, села на кровать.

Холодный пот градом хлынул по спине Феликса. Адреналин играл в его крови и заставлял все тело дрожать.

– Для начала пообещайте, что не будете меня есть.

Куча пристально посмотрела на Ходжа, а затем рассмеялась. Смех показался ему каким-то гортанным и старческим. Так обычно звучат голосовые связки, повидавшие на своем жизненном пути немало морозных вечеров.

– Тебя? – переспросила она, а затем засмеялась еще громче. – Да не приведи господь! – Откуда-то из-под волосяной копны показалась худощавая морщинистая рука и вытерла с глаз выступившую от смеха слезу. – Даже если бы я умирал с голоду. Ты себя нюхал? Ты когда куртку снял – весь дом стал для жизни непригодным. Хотя, конечно, некоторые любят мясо с душком… Читал как-то, что чукчи жрут тухлых оленей или вроде того.

Феликс лежал на полу и не мог понять, бредит он или нет? Все происходящее уж больно смахивало на очередную галлюцинацию. «Может, я и не в доме вовсе? Лежу сейчас в сугробе и бормочу себе под нос, а зараза, жрущая мою руку, постепенно доедает и мозги?»

– Есть хочешь? – перебила ход его мысли куча.

Он неуверенно кивнул.

Куча ловко спрыгнула с кровати и, громко топая босыми ногами, направилась на кухню. Феликс расслабился и прильнул лицом к полу. Холодные доски освежали мысли и немного разгоняли туман, который с каждым часом становился все гуще и гуще.

Пока из кухни доносились какой-то грохот и еле слышное бурчание, он потратил последние силы, чтобы перебраться на кровать. Матрас был жестковат и пах то ли сеном, то ли залежавшейся травой. Но по сравнению с теми местами, где ему доводилось спать после катастрофы, очень даже ничего.

Куча заглянула в комнату и бросила ему скомканную старую тряпку, внешне сильно напоминавшую половую.

– На, подложи, а то всю кровать мне изгадишь.

Ходж послушно постелил под руку тряпку и откинулся на подушку, которая, по-видимому, тоже была набита сеном.

***

Сон ушел так же неожиданно, как и пришел. Феликс открыл глаза и увидел сидящую рядом с кроватью кучу.

– На, – она протянула ему тарелку с хорошо прожаренным куском мяса и какой-то неизвестной зеленью, – ешь! А то помрешь еще… Мне мертвяков здесь не надо. Земля холодная, не копается, а если так оставлю – звери набегут.

– Спасибо, – еле слышно ответил Феликс и привстал на кровати.

Мясо было самым вкусным, что он пробовал в своей жизни. Скорее всего, из-за того, что он не ел уже двое суток, и даже выброшенный на помойку протухший мясной пирог в данной ситуации показался бы ему деликатесом.

– Так откуда ты такой больной свалился на мою голову? – спросила куча, неотрывно следя, как он уплетает ужин.

– Самолет упал, – сказал Феликс и чуть не подавился.

– Тише, тише, сначала прожуй.

– Самолет, на котором я летел, разбился в лесу, а я выжил. Вот брожу теперь по округе, ищу спасения.

– Самолет, значит? – куча встала и подошла к шкафу с книгами. – Интересно…

– А вы? – неуверенно спросил Ходж. – Вы человек?

– Не знаю, тебе видней.

– В том-то и дело, что нет. Вас под волосами не видно, и это, по правде говоря, пугает.

– В точку, – откуда-то из-под волос показалась рука и пальцем указала в потолок, – человек всегда боится того, чего не понимает. Именно поэтому я и живу здесь, в лесу. Нет людей – нет проблем.

– Почему-то всегда думал наоборот, – Ходж заглотил очередной кусок мяса, практически не прожевывая, – мои проблемы начались как раз из-за того, что людей в округе нет. Разбились бы мы где-нибудь возле большого города, и все было бы хорошо… – в его памяти всплыло безголовое тело Бриггса, вцепившееся мертвой хваткой в штурвал. – По крайней мере, для меня. Вертолет со спасателями забрал бы меня в госпиталь, врачи бы вправили мне руку, и через недельку я бы уже был дома. Видите, люди – это не так уж и плохо, как вам кажется.

– И то верно, – кивнула куча, – но не в моем случае.

– А что у вас за случай такой?

– Не хочу об этом говорить, – отмахнулась куча, – лучше доедай быстрее, мне еще тарелку надо помыть, а с теплой водой здесь туго.

– Да бросьте вы, – Феликс отложил недоеденный ужин в сторону. Любопытство – не очень полезная черта, но в такой ситуации хуже не будет, я же вижу, что вы любите читать. Столько книг на полках – признак того, что вы скучаете по людям. Вы читаете их истории, чтобы снова почувствовать себя частью того мира, частью общества.

– Нету никакого МОЕГО общества. Оно давным-давно исчезло. А книги я читаю, чтобы не сойти с ума в этой дыре. Все эта треклятая борода…

– Что? – удивился Ходж.

– Борода. Может, и у тебя вырастет, когда подрастешь. Все, что ты видишь, – это не мое тело. Я внутри, а все эти волосы – это моя борода. Другие у меня не растут.

– Борода? – Феликс от удивления открыл рот.

– Она самая, чтоб она была проклята. Знал бы ты, как она мешает. Все время приходится наматывать ее на себя, иначе просто невозможно ходить. А как она чешется! Бывает, по полдня сижу и чешу. Стоит начать, как уже невозможно остановиться. С другой стороны, есть и плюсы. Если не забывать ее мыть, то она довольно теплая, а здесь с теплом небольшие проблемки, знаешь ли.

– Не понимаю… борода? Почему вы ее просто не сбреете, если мешает?

– А вот тут и начинаются настоящие проблемы, – куча замолчала, она сомневалась, стоит ли договаривать. Одиночество давило на нее с большой силой и просто требовало выговориться хоть перед кем-нибудь, но на ней лежала огромная ответственность, тайна, которую нужно было хранить, несмотря ни на что. С другой стороны, парень явно не жилец, и этот факт был решающим в ее внутреннем споре.

– Обещай мне, что никому не скажешь про меня и этот дом, – наконец прошептала куча, – обещай, что после того, как тебя найдут, ко мне никто не заявится с вопросами.

– Я не…

– Обещай мне!

– Хорошо, хорошо! Обещаю, что никому не раскрою вашу тайну. Сойдет?

– Да, – куча подошла к кровати и, сев на стоявший рядом табурет, заговорщицки прошипела, – если я сбрею свою бороду – все люди на земле умрут.

– Что? – переспросил Феликс. – Как умрут?

– На месте, – ответила куча, – такое правило, сбриваю бороду – все умирают. Вот так просто. Именно поэтому я и сижу здесь, на выселках. Чтобы чего не случилось.

– Вы меня разыгрываете сейчас или что? – Ходж просто не мог поверить в такую странную историю. Он никогда не верил в сказки и даже после всего пережитого не собирался.

– Нет, я серьезен, как никогда. Если дело касается бороды, то, уверяю тебя, никаких шуток быть не может. Как можно шутить с жизнями миллионов людей?

– Миллиардов, – поправил его Феликс. – И все же, с чего вы взяли, что если сбреете бороду, то все умрут?

– Вот тут загвоздочка небольшая, – смущенно ответила куча, – я не помню.

– Не помните?!

– Это было так давно, – начала оправдываться она, – я в этом лесу уже не первый десяток лет, да и, скорее всего, не второй. Думаешь, так легко все упомнить? Воспоминания со временем вытекают из головы, как песок из ладошки. В один прекрасный момент ты встаешь утром с кровати и не помнишь, где ты, какой сейчас год и… Кстати, какой сейчас год?

– Тогда с чего вы решили, что эта история с бородой – правда? Может быть, просто память сыграла с вами злую шутку?

– Нет! Готов поклясться своей головой, что все так, как я говорю. А теперь перестань меня доставать и ешь!

– Послушайте, ну я готов еще был поверить в то, что вы вели недостойную хорошего человека жизнь и, осознав это, ушли в лес. Или что вас разыскивают бандиты, полиция, и вы просто отсиживаетесь здесь. Но такое, – Феликс покачал головой, – вы уж извините…

– Так! – перебила его куча. – Ты сюда пришел историю моей жизни критиковать? Вот сиди и ешь молча, пока дают. Ишь, знаток выискался.

Феликс торопливо закинул последний кусок мяса себе в рот и вернул тарелку владельцу. Куча нервно вырвала ее из рук и, что-то бурча себе под нос, побрела на кухню.

Ощущение сытости, по которому Ходж уже успел соскучиться, немного расслабило его дрожавшее от жара тело и медленно затащило в сон.

Ему снова снились бескрайнее лазурное море и маленькая лодочка, которую терзали волны. Но на этот раз сон оборвался до того, как с неба полился дождь из крови. Шатаясь на волнах, Феликс почувствовал, что его укачивает. Он не знал, есть ли у него морская болезнь, потому как на лодке раньше ни разу не плавал, но почему-то был уверен, что это именно она.

За окном было темно, ночь выдалась безлунной, а налетевшие тучи закрыли собой звезды. Ходж выбежал из дома в одних трусах и, облокотившись о стену, согнулся. Его рвало на снег. Практически не переварившиеся куски мяса падали в сугроб у двери и исчезали в нем без следа. Все тело ломило, а ноги подкашивались. По правде говоря, он не имел ни малейшего понятия, как ему хватило сил встать с кровати, а уж бежать и подавно. Когда очередной приступ рвоты закончился, он почувствовал, что чертовски замерз, и пора возвращаться в дом.

Куча сидела на табуретке возле кровати. Место для сна в хижине оказалось одно, а полы были довольно холодными, поэтому ей пришлось спать сидя.

Феликс посмотрел на эту храпящую гору волос и подумал: «Все с тобой в порядке, и борода у тебя обыкновенная, как у всех. Ты просто старый и больной человек.

Знавал я одного парня, так он думал, что если утром не пересчитает все плитки на полу в коридоре, по пути в офис, то заболеет и умрет, ну или что-то плохое случится. Как же его звали? Брайан, по-моему, хотя не важно».

Феликс, шатаясь, направился на кухню и отыскал там нож, которым куча резала мясо. Он был старым и сточенным почти до рукоятки, но лезвие оказалось острым, как бритва.

Вернувшись в спальню, он остановился возле спящей кучи. Его мысли еле ворочались в сдавливаемой жаром голове. Он знал, что умирает, и единственное, чего ему сейчас хотелось, – это отблагодарить человека, который не отказал ему в помощи в трудную минуту. Ведь именно в этом и заключается общечеловеческая вежливость. А вежливость, как известно, города берет.

– Так вот, – прошептал Феликс, аккуратно наматывая бороду на гниющую руку, – Брайан был болен, и ты тоже. Так же, как и он, ты одержим своей навязчивой и глупой идеей. Маленькая ложь самому себе настолько плотно засела в твоей голове, что стала для тебя неоспоримой реальностью. И в благодарность я избавлю тебя от нее.

Он начал резать.

Из-за возни куча проснулась и стала вырываться. Она упиралась руками в лицо Феликса в отчаянной попытке оттолкнуть его от себя, но Ходж был преисполнен решимости и собирался закончить начатое.

– Остановись! – закричала куча. – Ты не ведаешь, что творишь!

Он не слушал, его сердце уже перестало биться, и последнее, на что хватало затухающего сознания, – это продолжать резать. Простая предсмертная судорога.

Когда лезвие ножа рассекло последние волоски, Феликс, более ничем не поддерживаемый, рухнул на пол и больше не шевелился.

Газовая гангрена – быстрый убийца. Она за каких-то пару дней превратила всю правую руку Ходжа во влажную грязную массу. Бактерии, пировавшие его плотью, отравили кровь, а начавшееся обморожение не дало иммунитету ни единого шанса на равную борьбу.

Умирая, он думал, что спас старого отшельника от навязчивой идеи, от несуществующего проклятья бороды, которая должна убить человечество. Но в сущности же сам оказался жертвой подобной идеи. Не видя полной картины, он верил в абсолютность своей правоты и тем самым обрек всех людей Земли на неминуемую гибель.