Читать книгу О прожитом с иронией. Часть третья - Александр Махнёв - Страница 3

Осень 1993 года

– Мама, мама, папа в телевизоре! Мамочка, скорей!

Восьмилетний Павлуша бросился на кухню.

– Иди скорее, папа в телевизоре.

Ольга, вытирая полотенцем руки, поспешила в гостиную.

– И где наш папа? Ты что выдумываешь, сынок?

Их замечательного папы на экране не было. Диктор вещал о погоде. Павлуша затопал ногами.

– Не вру! Не вру! Вот только что был, люди с ним рядом, он что-то рассказывал. Рассказывал и улыбался. Я даже его портфель рассмотрел. Не вру…

На глаза мальчугана навернулись слёзы. Ольга присела на стул, притянула парнишку к себе, обняла.

– Не плачь. Верю, конечно, ты не обманываешь, просто другая программа началась, вот и всё. Вечером папа придёт и всё нам расскажет. Успокоился? Ну и молодец.

Мальчуган притих. Из детской комнаты выглянула Машенька.

– Мамочка, что там? Что в телевизоре?

Ольга глянула в сторону дочери, затем перевела взгляд на большие настенные часы.

– Боже мой! Шестой час, а вы ещё за уроки не садились. Паша, туши телевизор. Марш в комнату. Живее.

Дети с явным неудовольствием ушли к себе. И тут же послышалось:

– Мой стул… Нет, мой, я вчера на нём сидел…

Мать вздохнула, поднялась и пошла в детскую. В голове крутилось: «Маленькие детки – маленькие бедки». Эта фраза последнее время частенько ела мозг.

Встряхнула головой, строгим голосом воскликнула:

– Так!

Дети притихли. Вот теперь порядок.

Несколько минут смотрела, как дети достают учебники. У Машутки домашнего задания не было, первоклашки пока лишены удовольствия дома листать буквари, но девочка, глядя на старшего брата, достала учебник, открыла и с серьёзным видом, шевеля губками, принялась читать. Читала или делала вид, что читает, было непонятно. Но Ольгу вполне устроила тишина – дети при деле. Прикрыв дверь, она вышла из комнаты.

Без пятнадцати шесть. К семи должен прийти с работы муж, и Ольга поспешила «к станку», так она называла плиту на кухне. «Станок» блестел, вчера почистила, в кои веки муж достал импортное чистящее средство. Полюбовалась на плоды труда – и к холодильнику. Открыла, и доброе настроение пропало: холодильник, как и плита, чист. Чист и почти пуст – две пачки молока, котлеты в кастрюле, початая банка домашних маринованных огурцов, половина пачки сливочного масла и всё. Минуту постояла, прокручивая в голове возможные блюда для мужа на ужин, прикрыла дверцу холодильника. Бросила взгляд на навесной шкаф с крупами:

– Вот ты-то, родной, мне и нужен!

Это она вслух, словно с подружкой, болтает. Взяла банку с макаронами и продолжила монолог:

– Где там итальяно-пасто? Ага, иди сюда, кастрюлька ждёт…

Мурлыча мотив новомодной пугачёвской песни, сварила макароны, разогрела котлеты. Аккуратно, тонкими дольками порезала огурцы. Вспомнив, что ещё есть зелёный горошек, нашла банку, открыла.

Всё! Можно и передохнуть. На часах семь вечера.

Звонок в дверь.

Ольга поспешила в прихожую. Отталкивая друг дружку, к двери бежали дети – знают, папка пришёл, может, что вкусное принёс. Нечасто такое случалось, но в последние пару месяцев отец их баловал.

Начало девяностых мало радовало семьи россиян: полки магазинов пусты, предприятия разорялись, зарплаты и пособия нищенские, однако маленькие радости в каждом отдельно взятом очаге семейной жизни были, вот и в их семье встреча главы, возвращающегося домой после трудового дня, превращалось в торжество. И это не пустые слова. Для детей общение с папой Колей было в радость, и он радовался встрече с детишками. Николай по натуре домашний человек, не ворчал на малышей, когда они были совсем малыми, нянчился наравне с Ольгой, научился готовить каши, супы, стирал детское бельё. И в свободное время всегда с ними. Для супруги Николай был не просто любимым человеком, он был плечом, поддержкой семьи. Конечно, у Николая Грача есть друзья, товарищи, он и им время уделял. Есть увлечения, к примеру, рыбалка для него многое значила, уходил с удочками на озеро часто, причём и в зиму и летом, приходил домой вовремя, трезвый, с уловом и увлекательными рыбацкими байками.

Так что в этой семье были любовь и счастье.

Деньжат бы ещё…

Однако безденежье преследовало всех, или почти всех, – они жили в девяностых.

Но сегодня отец порадовал домашних. Поставив на пол портфель, обнял и расцеловал малышей. Сделав хитрое лицо, спрятал руки за спину.

– В какой руке подарок? А, Машуня…

Эта игра была детям знакома. На правах младшей первой всегда отгадывала дочурка. Насупив брови, постаралась сделать лицо серьёзным и тронула левую руку.

– В этой!

Посмотрела папе в глаза, угадала ли? Николай улыбнулся милашке.

– Конечно, угадала! Держи.

Из-за спины появились две упаковки шоколадных батончиков.

– И тебе, Павлуша, подарок.

И сыну досталось два сникерса. Паша был раздосадован, ему не пришлось угадывать.

– Так нечестно…

Отец понял промашку и сразу отвлёк малыша:

– Павлуша, а про маму мы забыли. В какой руке ей будет подарок, как ты, Паша, думаешь?

Теперь серьёзным стало личико сына.

– Папочка, подарок маме в портфеле, у тебя ведь руки свободны.

Николай рассмеялся, посмотрел на Ольгу, потрепал сына по вихрастой головке.

– Умничка! Весь в меня, всё понимает. Конечно, в портфеле…

Младшее поколение с весёлым смехом убежало к себе. Николай снял плащ, влез в домашние тапочки, обнял жену, чмокнул в щёку.

Пахнуло спиртным.

Ольга насторожилась:

– Что за праздник? С кем отмечал? Дети тебя вроде как по телевизору…

Николай перебил:

– Всё расскажу. Покормишь? Слона бы съел.

Ольга махнула рукой в сторону ванной комнаты, дескать, руки мой.

Через пару минут муж с загадочной улыбкой сидел за кухонным столом, на коленях портфель. Ольга присела рядом.

– Ладно. Показывай, что за дефицит в портфеле.

Улыбка сползла с лица мужа.

– Вот так всегда, всю торжественность момента разрушила. Так и быть, принимай.

Из портфеля на стол легли: несколько банок консервов, в том числе две банки красной икры, маслины, оливки, два лимона, упаковка рыбы. По запаху Ольга поняла: это копчёная скумбрия. Невольно сглотнула слюну. Появились две коробки конфет, пара пачек печенья, колбаса и коньяк.

Она удивлённо пожала плечами:

– Откуда богатство? И как всё это портфель вынес. На вид маленький, но смотри, какой удаленький.

Николай усмехнулся:

– Места знать надо. Давай детишек корми, затем поужинаем, всё расскажу.

Взрослые ужинали ближе к девяти вечера. Дети отдыхали, теперь можно было неспешно пообщаться.

Николай поднял рюмку с коньяком, потянулся к жене.

– Оленька, а давай-ка выпьем за нас с тобой, за детей наших, за новую жизнь. Дай бог, сладится всё, и вырвемся мы из безрадостной тягомотины под названием жизнь.

Ольга отстранила рюмку.

– Такая уж и безрадостная? Мы при работе, дети обуты, одеты, ухожены, стол от яств ломится, вон коньяк в рюмках… Ты, словно киногерой, на экране телевизора мелькаешь. А? Что за пессимизм?

Николай, не отвечая, опрокинул рюмку, взял дольку лимона.

– А ты откуда про телевизор знаешь?

– Да Паша тебя на экране видел, даже слышал, как ты выступал. Я было не поверила, но после портфеля с яствами понимаю, не ошибся сын. Рассказывай, как это ты из инженеров в телезвёзды прорвался.

Николай рассмеялся.

– Было дело. Пришлось слово молвить. Ты же знаешь, завод третий год трясёт, директоров шесть человек поменялось, своих уже народ и не помнит, сейчас всё пришлые да пришлые. От их руководства лучше не становится. Понимаешь, лакомый кусок наш завод, долби его не долби, всё одно кусок лакомый. И снабжения централизованного нет, заказчики разбежались, цеха сами на себя работают, а живёт предприятие. Я думаю, если его и вовсе разгромят, кусок всё одно вкусный. Земля. Земля сама по себе и без стен дорого стоит – Подмосковье. Да ладно, это теория, ты знаешь. А вот что новое. Я тебе ещё не рассказывал. Появился новый кандидат в собственники, человек умный, деловой. В отличие от некоторых он не ваучеры скупает и бандитов в цеха засылает, а с людьми общается, о своей программе говорит. Он и меня приглашал на беседу. Мысли дельные, о перспективе говорил, мол, оборудование у англичан и немцев купит, управление переустроит, дельным людям, заводчанам, дорогу даст, ну и так далее. Попросил поддержки. Обо всех говорить не буду, я лично обещал поддержать. А сегодня телевидение приехало, да не местное, центральное, аж два телеканала. Народ в актовом зале собрался. Шум-гам, дельные выступления, конечно, были, и мне слово дали. Минут пять говорил. После всего он вновь пригласил в кабинет, и не только меня, человек пять было, всё инженерный состав. Поблагодарил за поддержку, сказал, в команду берёт. Коньяк выпили, ещё пообщались, затем помощники по пакету, так сказать, гуманитарной помощи выдали и конверты. Кстати, ещё и не смотрел, что там, не успел, домой спешил.

Он достал из внутреннего кармана пиджака конверт и передал жене.

Конверт был заклеен. Ольга опасливо взяла в руки, покрутила, повертела, посмотрела на свет, аккуратно вскрыла.

– Ого! Да здесь доллары… Триста пятьдесят долларов. Это же… Постой… Это же больше четырёхсот тысяч… Это… почти полгода моей работы в библиотеке! Ничего себе!

Николай откинулся на спинку стула.

– Вот так, моя дорогая!

Затем, словно вспомнив начало разговора с супругой, спросил:

– А что, действительно меня показывали по телику?

Жена, всё ещё не отрывая взгляд от долларов, ответила:

– Да. Паша тебя видел.

Чуть захмелевшему Николаю хотелось расспросить, мол, как он со стороны, хорош ли, долго ли показывали и прочее, но жена сама не видела, Пашка многого не понял, придётся завтра искать свидетелей «телевизионного триумфа». Впрочем, фрагмент показывали днём, к тому же в записи, так что вряд ли кто из знакомых его узнал.