Читать книгу 1941, или Игры Сумрака - Александр Макаров - Страница 4

Поварской Надсмотрщик (рассказывает Зоряна)

Здание Львовского вокзала осталось прежним, но внутри я его не узнала: вонь, грязь, какие-то бабки с мешками, злобно смотрящие на всех. Орущие чумазые дети. Мужики, смачно плюющие на пол. Мерзость вообщем. Да и сама я выглядела не лучше: знакомые Шульца, которым он передал меня, после того как мы с ним нелегально пересекли границу СССР, выдали мне отвратительное грязное пальто серого цвета, облезлый платок и валенки: такие войлочные сапоги мерзкого вида и очень неудобные. Еще более неудобным было нижнее белье – отвратительные, натирающие всюду, где можно, чулки, крепящиеся к некой пародии на пояс. Особым шиком этого изделия были заменяющие крючки и пуговицы кусочки веточек на веревочных петлях. Как сказала Ольга, жена одного из бойцов УПА, теперь тут все так одеваются, а городские пуговицы – вообще дефицит. Этот портновский шедевр надевался поверх сатиновых трусов – очень продвинутая деталь гардероба для колхозницы! Верха этот комплект не предусматривал. По словам Ольги, бюстгалтер – непозволительная роскошь, которая водиться не у каждой взрослой женщины. Оставалось только порадоваться, что в свои шестнадцать лет я достаточно худощава. Легкий аромат трехдневной немытости придавал завершающие черты этому неповторимому образу. Мне сказали, что теперь никто не моется чаще раза в неделю – мыло и горячая вода исчезли из повседневного быта, не вынеся советских реалий.

Кстати, Ольге я не сказала, что буду делать дальше, но объяснила, что если не вернусь из прогулки по городу, меня искать не надо. К счастью, Ольга была настоящей конспираторшей и женой бойца УПА: не стала задавать вопросов, только грустно посмотрела на меня и сказала: эти немцы совсем озверели, такую малышку шпионкой сделали. Мне было наплевать – после года, потраченного на обучение, я наконец-то ехала делать настоящее дело.

Итак, я стояла в главном зале Львовского вокзала и внимательно смотрела на пассажиров. Я решила, что для прикрытия стоит обработать магией какую-нибудь пани, направляющуюся в Москву. Она посчитает меня своей дочкой и я, не вызывая подозрений, с комфортом доеду до кацапской столицы. Однако, меня ждало разочарование: никаких пани на вокзале не наблюдалось – лишь неопрятные крикливые тетки сновали с мешками или валялись на этих же мешках, не желая расставаться с ними ни на секунду. И откуда они повылезли-то, подумала я. Год ведь всего прошел – и элегантный европейский Лемберг (ничем не хуже, а во-многом даже лучше того же Берлина) превратился просто в помойку. Лииси Хээльмна была права, когда говорила, что кацапы должны быть уничтожены, так как превращают в лайно все, к чему прикоснуться. Я подошла к кассам и стала прислушиваться, куда берут билеты. До московского поезда оставалось меньше получаса, но никто не брал билеты в Москву. Я вздохнула и подошла к краснорожей тетке с двумя мешками в руках, стоявшей в очереди. Сделала особый жест рукой, насылая Наваждение…

– Доченька…, – тетка вздрогнула и схватилась рукой за сердце. Один их мешков при этом упал на пол и из него посыпалась картошка, – Велела тебе не отходить от меня ни шаг, паршивка!, – рявкнула она и дала мне затрещину, которую пришлось стерпеть, – Следи за вещами!

Я собрала рассыпавшиеся картофелины и подумала: «Как жаль, что наваждения не могут изменить характера». Конечно, можно было применить трансформацию личности – но делать этот сложнейший ритуал ради двух дней, которые я проведу с этой теткой, мне не хотелось. Когда я подготавливала трансформацию личности рейхсфюрера, мне пришлось предварительно изучить его – на это ушло немало сил и времени, которых сейчас просто не было. Пока я возилась с картошкой и размышляла, моя тетка добралась до кассы. Пора было вмешаться в ее мозг еще раз.

– Мне до Волочинска… ой…, то есть до Москвы два, – мое наваждение работало как-то не стабильно

– Так куда точно?, – зло рявкнула кассирша. – До Москвы только мягкие есть, по восемьдясят рублей! Моя тетка икнула и мне вновь пришлось подталкивать ее к действию магией. А не так уж плохо все и складывается – в мягком вагоне будут ехать важные шишки, подумала я и решила подстегнуть не только тетку, но и свою удачу – пусть шишка окажется полезной.

– Два мммяяя..гкх дддо Ммм..сквы, – заикнулась она и полезла себе за пазуху, вытащила оттуда тряпичный сверток и развернув его, с удивлением уставилась на содержимое.

– Сто пятьдесят девять рублей восемьдесят копеек, – зло сказала кассирша. Моя тетка, путаясь, стала отсчитывать купюры.

Отойдя от кассы она злобно глянула на меня. В ее маленьких покраснеших глазах пылало какое-то чувство, назвать которое я не могла. К моему облегчению, по радио хрипло объявили посадку на поезд Львов – Москва и я, схватив один из мешков, пошла за своей теткой на перрон. Проводница – в красивой синей форме – чистая и улыбающаяся – резко отпрянула когда моя тетка протянула ей два билета.

– С такой харей в общем ездить надо, – зло сказала она.

– Так нету общих, только мягкие были, – вмешалась я. – А нам с мамой срочно надо в Москву. Мой дядька, мамин брат, вызывает к себе. Служит он там, военный!

– Да, братик зовет. Вот картошеки домашней ему везу, – тетка тряхнула грязным мешком и проводница брезгливо поморщилась.

– Вы садитесь, гражданка?, – уверенный мужской голос принадлежал подошедшему сзади дядьке в военной форме. – Помочь вам вещи занести?, – он протянул проводнице два билета. За ним стояла девочка примерно моего возраста, в красивом бежевом пальто и небольшим чемоданчиком в руке.

– Прошу вас, товарищ полковник, – расплылась проводница в улыбке. – Видите, что делается: кому билеты в мягкий продают, – она дернула головой в нашу сторону

– Что ж вы, товарищ проводник, неуважение к колхозникам проявляете, – весело ответил военный. Если есть деньги, что ж им в мягком не ездить-то? Давай-ка мать, я тебе подсоблю, – он подхватил из рук моей тетки мешок и одним движением забросил его на площадку вагона. Моя тетка неуклюже полезла в вагон, но полковник подал ей руку и помог взобраться. Потом он спустился, похватил мой мешок и тоже забросил его в вагон.

Оказалось, что полковник с дочерью едут в нашем купе. Он помог моей тетке поставить вещи под полку и стал накрывать на стол. Да, кстати, мягкий вагон мне понравился – в нем были удобные диваны со спинкой, обтянутые бархатом, на окнах висели шторы. Был в купе и небольшой столик, на который полковник выкладывал продукты. Достал он и бутылку прозрачного пойла – водки и, сбегав до проводницы, принес два стакана, разлил и придвинул один стакан моей тетке.

– Ну что, мать, выпьем за мягкую дорожку!, – он поднял полный стакан и, крякнув, залпом выпил. Потом вилкой схватил огурец и с хрустом зажевал. – Хорошо пошла! Моя тетка так же лихо выпила полный стакан и рукой с заскорузлыми пальцами и грязными ногтями схватила кусок колбасы. Меня покоробило то, что она не удосужилась даже помыть руки перед тем, как сесть за стол.

– А ты пока познакомься с попутчицей, Лидочка! – сказал полковник своей дочери, вновь наполняя стаканы.

Дочь полковника была хорошенькая, как кукла в витрине дорогого модного магазина – ее кукольное личико не омрачалось и тенью мысли. Одетая в нарядное розовое платьице, с розовым бантом на затылке, она смотрела на мое буро-серое нечто, презрительно скривив губки. Было похоже, что Лидочка впервые попала в столь близкое соседство с низшим классом и не знала как себя вести.

– Меня Зоя зовут, – представилась я вымышленным для этой поездки именем. – Учусь в девятом классе, а ты в каком?

– Тоже в девятом, – тихо ответила Лидочка. – Я отличница, между прочим и учусь в школе, расположенной в самом Кремле! Там мой папа работает!

– А я во Львове училась, но теперь вот в Москву переезжаем. Там дядько мой служит, – ответила я, а сама подумала: «Возможно, мне повезло с попутчиками. Только как воспользоваться тем, что Лидочкин папа работает в Кремле? Пожалуй надо обработать Лидочку, чтобы она со мной подружилась». – А я фокусы умею показывать, хочешь покажу? Только колода карт нужна…

– Па, дай карты. Зоя фокусы показывать будет!, – глаза Лидочки вспыхнули интересом. Ее отец полез наверх и, порывшись в своем чемодане, протянул дочке колоду карт. Лидочка осторожно, старась не прикоснуться к моей руке, передала их мне.

Я перетасовала колоду и достала из нее пиковую даму. Протянула Лидочке и сказала «Спрячь ее в колоде, потасуй карты и отдай мне». Когда Лидочка вернула мне колоду, я подержала ее минуту между ладонями, изобразив на лице напряженную работу мысли и потом ловким жестом разделила на две части. Одну из них я протянула Лидочке и сказала «Дама пик – вторая сверху!». Естественно так и оказалось: конечно я сжульничала, наведя наваждение на произвольную карту и теперь все воспринимали ее как даму пик. Лидочка пораженно ахнула и всплеснула руками, а ее отец, наблюдавший за нами сказал «Ловко! А повторить сможешь?». Я смогла.

Вообщем через час мы с Лидочкой были, можно сказать, лучшими подругами. Она потребовала от папы, чтоб он достал ее вещи и предложила мне померять ее платья. Я думала, что Лидочкин папа выйдет в коридор, откровенно надеясь, что он прихватит с собой надоевшую тетку (ее потянуло исполнять частушки). К моему удивлению, Лидочка стянула платье через голову при всех попутчиках, впрочем не обративших на нас внимание. Лидочкино белье практически не отличалось от моего.

– Ну что ты возишься или тебе с застежкой помочь?, – спросила Лидочка. Я поняла, что мне предстоит раздеваться тут же. конечно, я не испытывала никакого смущения: обучение у лииси Рэйэлл быстро отучило меня от подобных глупостей, но мне было странно, что считается нормальным взрослой девице раздеваться до белья в присутствии постороннего мужчины, в то время, как в моем старом окружении не то чтобы о подобной сцене не могло идти и речи, со мной с самого начала обращались как с настоящей фрёйляйн – пропускали вперед, придерживали двери, подавали руку при выходе из транспорта, – одним словом, соблюдали общепринятые правила хорошего тона.

Тем не менее примерка шла своим ходом. А одно из платьев, в небесно-голубой горошек, так похожий на цвет глаз лииси Рэйэлл в ее человеческом обличьи, Лидочка даже подарила мне. Я заметила, что её отец нахмурился, но ничего не сказал дочери. Наверно, это платье было не из дешевых…

Через три часа, когда Лидочкин папа захрапел на верхней полке, а моя тетка напилась, напелась и заснула, привалившись головой к окну, я вытащила Лидочку в коридор и прошептала «Знаешь, я тебе открою одну тайну: я ведьма. Меня дед учил, он был мольфаром, это колдуны такие в Карпатах». Лидочка засверкала глазками и спросила «А ты можешь сделать так, чтобы мальчик меня полюбил? Я тебе рассказывала про него, он самый красивый в классе. А ходит с этой толстой дурой». Сказав это, Лидочка театрально, ломая руки, заплакала.

– Могу. Только мне надо его видеть. Вот так, как тебя!, – ответила я, приобняв плаксу. – А для этого мне надо попасть в твой кремлевский класс, у вас же там, наверно охрана!

– Да, у нас охрана еще какая! В нашей школе учаться дети самых-самых лучших людей в СССР. И даже Василий, сын вождя Иосифа Виссарионыча Сталина! А твой дядька он где служит в Москве?

– Не знаю, он не писал.

– Наверно нельзя, секрет государственный. Мой папа тоже секретный, но тебя я могу сказать: он у самого Наркома Внутренних Дел заведует охраной столовой! А Юра мой, он такой умный, знаешь…

Она продожила пустой треп о пареньке, не обращавшим на нее никакого внимания, но я не слушала, а лишь иногда с важным видом кивала головой. Мне надо было подумать, как использовать то, что моим попутчиком оказался человек, работающий у Наркома Берии. Причем именно в том отделе, в который я собиралась проникнуть. Само собой, перед поездкой я навела на свою внешность Паучье Марево – очень интересное заклинание, которому меня научила лииси Рэйэлл. В отличии от Заклинания Маски, оно не меняло внешнего облика, но делало его абсолютно не запоминающимся. Стоило человеку расстаться с тобой – и он уже не сможет вспомнить как ты выглядела. Даже под гипнозом, который чекисты применяли при допросах. Так что Поварской Надсмотрщик, как я прозвала Лидочкиного папу (общение с шиншийками привило мне любовь к наделению прозвищами), меня не запомнит точно. А вот я скоро покопаюсь в его полковничьей голове.

– … и тогда Светка, ну эта толстая дура и говорит мне: Лидия, ты свое место знай. Твой папа ведь пес цепной, не чета моему!, – вновь услышала я противный Лидочкин голос.

– Да уж, некрасиво она себя ведет. В нашем советсском государстве все равны. Тем более твой папа делает такую важную и ответственную работу. Впрочем, жирную Светку мы с тобой накажем, после того как Юра объясниться в любви тебе!, – я легко давала обещания, тем более, что приворожить я и вправду могла. – Но сейчас меня что-то укачало в этом поезде, пойду полежу, – соврала я и отправилась в купе. Мне требовалось время на изучение содержимого полковничьей головы.

Через два часа, когда я закончила не слишком увлекательное путешествие по мозгам полковника НКВД и спрыгнула с верхней полки, за окном стемнело. Скорый поезд мчался сквозь тьму, лишь редкие фонари маленьких станций изердка мелькали за окном. Полковник спал, моя тетка то же спала: она наконец легла на полке и кто-то укрыл ее одеялом.

– Как ты?, – услышала я шепот с соседней, нижней полки. – Твоя мама заснула и я укрыла ее. Мне так скучно!, – заныла Лидочка. Честно говоря мне не хотелось общаться с этой пустоглазой куклой, а хотелось сходить в тамбур и покурить. Живя у герра Вюста, я приучилась не только выпивать бокал пива за едой, но и курить.

– Нормально! Пошли прогуляемся!, – ответила я Лидочке шепотом и выскользнула в коридор. Лидочка, естественно, потащилась за мной. Я вышла в тамбур и достала пачку дорогих папирос «Герцеговина Флор». Лидочка, вышедшая за мной в тамбур, с изумлением смотрела на пачку. Мне было без разницы – Паучье Марево не даст ей вспомнить меня, после того, как мы расстанемся на перроне в Москве.

– Ты куришь любимые папиросы Сталина! Для простой девочки это необычно!

– Но я же не простая девочка, я тебе говорила, что я ведьма!, – ответила я, выпуская клуб ароматного дыма. – Угостить?, – я протянула Лидочке пачку

– Не, я один раз пробывала летом в «Артеке». Потом тошнит…

– Как хочешь! Кстати, а Верку Петрову знаешь? Она вроде в вашей школе должна учиться…

– Да, в моем классе. Я с ней за одной партой, но она редко бывает. А ты откуда узнала?, – поразилась Лидочка

– Да прочла в твоих мыслях, – ответила я. Лидочка широко открыла свои пластиковые, как у куклы, глазки и протянула руку к пачке папирос.

– Дай.., – ее голос неожиданно охрип. Я дала ей папиросу и она неумело прикурив, тотчас закашлялась. В этот момент распахнулась дверь в тамбур выглянула проводница.

– Они еще и курят!, – возмутилась она. – А вот я вашим родителям сейчас…

Недав ей закончить фразу, я щелкнула пальцами левой руки и шепнула одно слово. Проводница дернулась, пошатнулась и схватилась рукой за лоб. Ожесточенно потерла его, потом опустила руку, скованным голосом признесла «Курите, курите, товарищи» и вернулась в вагон, с силой хлопнув дверью.

– Сдаст? – испугано спросила Лидочка

– Нет. Я ее зачаровала, ты ж сама видела. Ты мне лучше про Верку расскажи.

– А что Верка. Она красивая, отец у нее вроде танкист.

– Простой танкист – а его дочка в кремлевской школе? Ну-ну!

– Это вообще страшная тайна. Она понравилась самому Наркому и часто подает ему еду. Я слышала, как папа говорил с мамой про это. Нарком он вообще любит юных девочек… Только я тебе ничего не говорила, это страшная тайна.

– Тайны я умею хранить получше многих!

– Зоя, а ты комсомолка?

– Увы. В нашей стране иначе нельзя.

– А как же ты тогда ведьма?, – спросила Лидочка и попыталась таки затянуться папиросой. Опять неудачно: закашлялась.

– Про ведьму – это секрет. Страшный: скажешь кому и все. Ночью ляжешь спать и… утром похоронят, – я попыталась изобразить фирменную улыбку лииси Рэйэлл, но мне, наверно, не удалось: глаза Лидочки опять наполнились слезами. – Не ной, это я шучу так! Ты ж моя лучшая подруга!

Докурив, мы (хотя это громко сказано, курила вообщем-то только я) вернулись в вагон. Я сделала еще один магический жест: один на саму себя, второй на Пустоглазую Куклу, чтобы убрать запах табака. После этого мы вернулись в купе, Лидочка легла спать внизу, а я, залезши наверх, принялась сканировать мозги пассажиров в соседних купе. Требовалось найти того, у кого я поселюсь в Москве на первое время. Промучавшись три часа, я обнаружила в самом дальнем купе, у туалета, вдову летчика (тот погиб на Халкин-Голе), одинокую москвичку, живущую в однокомнатной квартире: отличный вариант. Завтра на вокзале займусь ей.

Утром, позавтракав вместе с Лидочкой, я вышла с ней в коридор. Моя тетка, добыв из мешка трехлитровую банку с мутным самогоном, пила. Лидочкин отец отговаривал ее, но она и слышать ничего не хотела. Похоже, что мое заклинание, заставившее ее принять меня за свою дочь и поехать в Москву, имело негативные последствия. Тетка впала в мрачную депрессию и заливала ее дрянным пойлом. Это была неприятная новость: с вдовой летчика надо будет работать поосторожнее.

– Значит так, подруга. Я тебе позвоню (Лидочка дала мне свой номер телефона) дня через два, как устроимся с мамой и сообщу свой номер телефона. Твоей задачей будет вытащить Верку на прогулку по Москве. Позвонишь мне, я встречусь с вами, а ты под каким-то предлогом сбежишь, оставив меня с Веркой наедине, – тихо сказала я, приобняв Пустоглазую Куклу

– Зачем?, – Лидочка от удивления приоткрыла рот

– Ты же хочешь, чтоб Юра тебя полюбил: значит делай то, что я говорю!, – жестко сказала я

– Я боюсь.

– Страх убивает силу и разум, – процитировала я любимое изречение лииси Рэйэлл. – Делай и ничего не бойся, подруга!

– Ладно, я попробую. Верка редко бывает в школе, я же говорила. А ты правда Юру заставишь меня полюбить?

– Да, если добудешь мне Верку. Иначе ничего не выйдет и тогда я очень разозлюсь. На тебя!

– Не надо, я боюсь, когда ты так…, – захныкала Лидочка

– Вот и не зли свою лучшую подругу! Пошли лучше еще платья мерять!, – резко сменила я тему.

Мушка в Янтаре (рассказывает Зоряна)

Поезд пришел в Москву вечером. Было темно и холодно, на перроне лежал снег и дул пронизывающий ветер. Лидочку с отцом встретил лейтенант и они ушли. Я отошла от вагона и освободила сознание моей тетки: теперь та, с трудом стоя на ногах от выпитого, затравлено озиралась вокруг. Да, повезло ей: такое приключение, подумала я. В этот момент моя новая жертва – вдова летчика – вышла на перрон и я сосредоточилась на ней. Применю-ка я Паутинный Колпак, из арсенала лииси Рэйэлл: надеюсь он не даст дурных побочных эфектов в виде беспробудного пьянства. Вдова летчика вздрогула и вдруг, схватившись за грудь осела на снег, выронив чемодан. Я подбежала к ней и стала трясти ее. Кто-то, кажется это был носильщик, закричал – «женщине плохо»! Подбежали люди, один из них, расталкивал образовавшуюся толпу со словами «Пустите, я врач». Это был дядька лет 50, с седой бородкой и в очках с металлической оправой. Когда он наклонился над женщиной, она открыла глаза и визгливо закричала «Зина! Зииночка!»

– Я здесь, рядом – подала я голос

– Мне плохо, Зиночка! Помоги встать!, – у нее был отвратительно-визгливый голос и маленькие, темно-карие, злые глазки на бледном лице. Я помогла ей подняться, весила она, к счастью немного.

– У нее бывают обмороки, ничего страшного, – сказала я внимательно смотрящему на нас врачу. – Я отвезу ее домой!

– Ничего у меня не бывают! Это я поскользнулась!, – завижжала вдова летчика! – Врет все моя Зинаидка, стерва!

– Ваша дочь?, – поинтерсовался врач

– Племянница!

– Ну-с, если врач вам не нужен, – произнес мужчина с нажимом на слово врач, – я пойду.

– Идите. Зинаидка со мной, стерва! Поможет родной тетушке, не бросит ее тут! Или бросишь? Знаю, ты всегда хотела мою квартиру захапать, стерва!

Под этот визгливый аккомпанимент мы прошли перрон и спустились в метро. Там было легче: в шумном вагоне слов моей временной тети было не разобрать, хотя кое-кто из пассажиров и морщился от ее визгливого тона. Да, Паутинный Колпак то же имел свои побочные эффекты. Странно, ведь те заключенные, на которых я тренировалась в Дахау, просто становились послушными моей воле и жили с новой, наведенной мною картиной мира. Тут же возникали какие-то побочные эффекты: то пьянство, то истеричный скандал, непрекращающийся уже час. Дома концерт (отнюдь не по моим заявкам) продолжился: моя временная тетушка обвиняла меня в стремлении свести ее в могилу, чтоб завладеть ее квартирой и украшениями. В то время как она, только в память о своем муже-герое, приютила меня, сироту: дочь его мерзкой любовницы. Он просил не бросать меня в последнем письме и она, выполняя завещание любимого мужа привезла меня в Москву как родную, одела-обула, кормит – а я, стерва неблагодарная… Заснула она только заполночь и мне наконец-то удалось принять душ, чего я почти неделю ждала с нетерпением.

– Привет, лииси Рэйэлл!, – произнесла я, стоя перед зеркалом в ванной после душа. – Я в Москве, нашла жилье и разработала план, как подменить собой ту кацапку!, – я рассказала Рэйэлл придуманный мной план, в котором Пустоглазая Лидочка должна была сыграть главную роль.

– Отличный план, ты прирожденная диверсантка, Зоряна!, – похвалила меня лииси. Мне она нравилась больше лииси Хээльмны, как мне казалось, она была искреннее и действительно считала меня младшей партнершей.

– Кстати, я заметила одну странность: в отличии от учебных задач, здесь мои заклинания имеют неожиданный для меня побочный эффект, – и я рассказала лииси о странном поведении обоих моих теток.

– В Дахау ты работала с культурными европейцами, Зорянка! А тут – кацапы, которых даже нельзя считать за чойо в силу принадлежности их к Пути Зеркального Роя. Вообщем, эти существа не менялись от твоей магии, они мерзки и тупы от природы. Уверена, до воздействия они вели себя точно также! – рассмеялась лииси Рэйэлл. – Вспомни убийц твоей семьи, например! Агрессия, бессмысленная и абсолютно невыгодная им, на пустом месте. Эти твои тетки просто их сородичи…

– Ну Лидочка вроде ничего, глупая только и трусиха!

– Вот-вот. Трусость и глупость – самые страшные их грехов людских, как говорит его святейшество кардинал Терренс. Ладно, у меня тут дела, так что желаю успехов, вэлииси Зоряна!, – надо сказать, что лииси Рэйэлл называла меня этим титулом, утверждая, что я – полноправная вэлиииси ее Ордена. Иногда я верила ей.

Утро началось с очередного скандала: я вовремя не подала кофе. К счастью, моя временная тетушка (надо бы узнать ее имя что ли) после завтрака ушла в поликлинику и я была предоставлена сама себе. Конечно, мне велели прибрать в квартире, вымыть полы и выбить ковер, но я решила обойтись очередным заклинанием. Наведу на эту истеричку Наваждение, что квартира сияет чистотой и все. А пока позвоню своей лучшей подруге, благо, что телефон у вдовы летчика-героя имелся и на нем была табличка с его номером. Мне повезло вдвойне: Лидочка была дома и сообщила, что послезавтра у них в школе контрольная по геометрии, а значит Верка придет. Так что завтра, часа в два дня, она сможет вытащить ее на прогулку – сходить в кафе, успокоить нервы после контрольной.

Наваждение чистоты, наведенное на вдову, похоже не сработало. Визжала она так, что снизу сосед постучал палкой по-потолку и сварливым голосом пригрозил вызвать участкового, если мы не прекратим кричать. Вообщем оставшийся день прошел отвратительно и я решила, что вечером наложу на тетушку сонные чары: пусть поспит сутки и не мешает мне готовиться к завтрашней встрече. Если быть совсем честной, мне хотелось подлить ей в кофе «Темное Дыхание Смерти» – жуткое зелье без вкуса и запаха, которое меня научила изготовлять лииси Рэйэлл. Одна капля зелья в стакане – и выпивший его человек обречен на мучительную смерть, наступающую ровно через 16 часов. Противоядия против него у Земной медицины не было. В Дахау я проверила его действие на двух убийцах: смотреть на 4-х часовую агонию было, мягко говоря, неприятно. Визгливая вдова заслуживала такой смерти значительно больше, чем те двое, но я подумала: вдруг мне еще придется пожить у нее. Не придет послезавтра Верка по какой-то причине и операцию придется отложить. Искать новое жилье мне не хотелось: я опасалась, что следующий «родственничек на час» будет еще отвратительнее. В результате, визгливая вдова получила в вечернем кофе лошадиную дозу сонного зелья и мне пришлось помочь ей дойти до кровати и раздеть ее. Тело у нее было дряблым и морщинистым, хотя ей было всего-то 38 лет. Некоторые узники Дахау выглядели лучше, между прочим.

Утром я проснулась от тетушкиного храпа. Отлично. Позавтракаю и приготовлю все для операции «Подменыш», решила я. Кстати, мне требовалась нормальная одежда – не в валенках же идти на встречу с девчонками из Кремлевской школы! Я порылась у вдовы в столе и нашла завернутые в газету деньги. Взяв 50 рублей (я сумею навести наваждение, что у меня много денег – был бы образец), я отправилась за покупками. Как оказалось, найти приличную одежду в Москве очень непросто и я с трудом отыскала сапожки, шапку и приличное светлое пальто только в Центральном универмаге. Обошлась мне покупка почти в 2500 рублей. Судя по всему, миф о богатой жизни советских людей был именно мифом…

Утром я расслаблялась: предыдущий вечер выдался напряженным, так как необходимо было разбудить вдову, чтоб дать ей возможность попить и сходить в туалет. А сейчас вдова мирно похрапывала, и я блаженствовала в ванне, смакую в уме предстоящие действия. Сегодня я окончательно разберусь с кацапской сучкой. Сегондня я наконец-то увижу ее вживую, встречусь с ней лицом к лицу, посмотрю ей в глаза. Любопытно, что она сейчас чувствует? Ну что: очень скоро я узнаю и это. План был готов уже давно.

Телефон зазвонил в два тридцать. Лидочка сообщила мне «Через час в кафе на Горького, рядом с Центральным Телеграфом». Час – это было сурово: жила вдова на окраине Москвы и я с трудом успела к назначенному сроку. Кафе нашлось легко и, подходя к нему, я увидела Лидочку и Эту. Я потрясенно застыла – на пороге стояла Богданка, непривычная, в чужой одежде. те же широко распахнутые хрустальные глаза, тот же мягкий овал лица, и даже еле заметная тонкая полосочка бледного шрамика на правам виске! Лидочка познакомила меня с девушкой, та заговорила и наваждение развеялось. Мы зашли в кафе. Оно было вполне уютным, а мороженное с шоколадом и сок – вкусными, но меня это мало занимало, всем своим существом я чувствовала, как звенит Паутина Причинности, сворачиваясь в ключевую точку, где намертво прилипла жирная самодовольная муха. Время сучки стремительно заканчивалось, а вместе с ним заканкивалось нечто безповоротно прошедшее, уступая чему-то совершенно новому. Над Паутиной Причинности собиралась Гроза. Улучив момент, я подлила в стакан сучки несколько капель «Марева Знаний» – теперь мне было необходимо отпить из ее стакана (строго после того, как она сама выпьет из него) небольшой глоток и вся ее память станет и моей памятью. В тот миг, когда я, посмотрев ей в глаза, произнесу ключевое слово. Я специально заказала себе другой сок: потом я скажу – дай твоего попробывать и отхлебну из ее стакана. Лидочка трещала без умолку: какая сложная была контрольная, как Юра дал списать жирной Светке, а не ей, о том, какие красивые у меня сапожки (дядька твой подарил?) … Эта молчала, а я рассеяно поддерживала разговор.

– Дай-ка глотнуть твоего, – обратилась я к Кацапской Сучке и взала ее стакан.

– Ты чего, из деревни! У нас в Москве так не делают!, – возмутилась она.

– А я делаю, – сказала я, сделав небольшой глоток. – Мой сок вкуснее был! Еще по-мороженному? Угощаю!, – и я жестом позвала официантку, улыбчивую толстушку с красным лицом. Эта сидела надув губы, по-моему, она брезговала допивать из стакана, которого коснулась я. – Не порти нам настроение, я тебе новый сок закажу!, – вообще-то мне требовалось подлить Кацапской Сучке второе зелье, действие которого было сложнее. «Мушка в Янтаре» позволяла не только уменьшить выпившего это зелье, но и заключить его в какой-либо предмет, где он будет сохраняться сколь-угодно большой срок. Если потом предмет разбить (потому желателен кристалл), заточенный вернет свои прежние размеры и оживет как ни в чем ни бывало. Предмет я уже выбрала – кулон с красным камнем, кажется это был настоящий рубин, висящей на шее Этой.

Второй раз подлить каплю зелья Сучке в стакан оказалось сложнее и похоже Лидочка что-то засекла: ее кукольное личико скривилось, и глаза наполнились слезами. «А ну, не вздумай начинать тут», – бросила я ей сердито, как будто из-за ее нытья. на самом деле я опасалась, что она сдаст. Правда, та все равно разревелась, бормоча что-то про своего Юру. Кацапская Сучка залпом выпила свою порцию сока и манерно процедила: «Что-то мне скучно становиться с этой плаксой». «Лидочка, у тебя тушь размазалась», – сказала я – «Дать тебе платок, или у тебя свой есть?» И Лидочка, тоненько всхлипнув, пулей вылетела в туалет приводить себя в порядок. Как только она ушла, я взяла Эту за руку и сказав «А давай сбежим от плаксы?», потянула ее к выходу. Проходя мимо стойки, я небрежно швырнула на нее 50 рублей, крикнув «Сдачи не надо!» и мы выскочили на улицу.

– Ты что? Мы максимум на 5 рублей посидели!, – зашипела она мне на ухо

– Да? А я думала, в Москве дорого! Ну и ладно, пусть порадуются нашей щедрости! Ты мне лучше скажи: у вас тут парки есть? На горке хочу покататься, а то у нас во Львове снега почти и не бывает.

– Есть, но придется на метро ехать. Вид у сучки был весьма недовольный, похоже ее задевало мое небрежное отношение к этому чепуховому полтиннику, как походя я подемонстрировала свое превосходство.

– Покажи, а то я Москву плохо знаю еще! сучка согласилась, явно стремясь взять реваншь над приезжей фифой. она что-то жужала в своей презрительной манере, но я лишь тихонько улыбалась – муха влипла!

В парке Культуры и Отдыха имени Горького, куда Верка привезла меня, культурой даже не пахло. По заснеженным дорожкам шатались какие-то мерзкие нетрезвые хари в сером. Некоторые из них были с подругами: чьи рожи были яркими – синие веки, морковные губы, бордовые щеки и носы, а одежда тусклой и уродливой. Верно говорит лииси Рэйэлл: кацапы – это не люди, это какие-то совсем другие твари. Начинало смеркаться и на аллеях парка зажигались редкие фонари, толку от которых было чуть. погода благоволила блоагому делу – небо плотно закрыли хмырые тучи и валил редкий сежок.

– Может пойдем отсюда, тут не безопасно вечером. Пристанут еще, – предложила Кацапская Сучка. Стремительно темнело и ее увереность также стремительно таяла.

– А ты трусиха. У вас в Москве все девчонки такие?, – поинтерсовалась я, взяв ее за обе руки и посмотрев ей в глаза признесла «лхачаннар гхлоосс»³¹. Разум мой заволокло туманом и мы, держась за руки, недвижно застыли друг напротив друга.

– Позекай, какие дрючки маячат!, – наглый голос вернул меня к действительности. – Я с кентом фалую вас керосину вмазать!^31А, – обернувшись я увидела двух парней развязного вида, приближающихся к нам по аллее. Один их них держал бутылку.

– Влипли, – испуганно прошептала Кацапская Сучка. – Это урки!

– Кто?, – машинально переспросила я, приготовляя заклинание отвода глаз

– Бандиты. В нашем советском обществе есть еще такое позорное явление, – отвелила мне Эта. Голос ее дрожжал. – Я сделала жест в направлении парней и они вдруг встали, удивленно озираясь. – Сечешь, Лысый, куда эти биксы слиняли?^31В, – произнес один из них, тот, что предлагал нам вина.

– Бежим, – я схватила Кацапскую Сучку за руку и потащила ее в глубину парка. Она и не думала сопротивляться.

Через пять минут бега запыхавшаяся Сучка (мое дыхание оставалось ровным – в Аненербе спорту уделяли важную роль) плюхнулась задницей в сугроб.

– Ты что-то сделала, да?, – отдуваясь, спросила она

– Да, – ответила я и резко дернув ее за руку, подняла из сугроба. Потом я протянула к ней руку с растопыренными пальцами и произнесла несколько звонких фраз по-шиншийски. Полыхнуло багровым и Кацапская Сучка исчезла, а на снег упал ее рубиновый кулон на серебрянной цепочке. Я нагнулась и подняла его, поднеся к глазам – внутри камня застыло искаженное удивленной гримасой лицо Этой.

– Зоя, зачем? – услышала я Лидочкин голосок. Честно: я вздрогнула, когда он прозвучал. Обернувшись, я увидела свою подругу, смотрящую на меня широко распахнутыми глазами.

– И давно ты тут, подруга моя лучшая?, – поинтерсовалась я

– Да. Я все видела: как Верка исчезла. Это очередной твой фокус? Ты же вернешь ее обратно?, – Лидочкин голос уже не дрожжал, а звенел. Сейчас истерику закатит, подумала я. А, ладно, расскажу ей все. Начнет орать – тут же и прикончу, возьмет себя в руки – там посмотрим.

– Постарайся успокоиться и выслушай. Ее отец с приятелем больше года назад ни за что убили мою мать и сестру. Она будет сидеть в камне до тех пор, пока я не встречусь с ее папашей. И запомни, теперь я – это она.

– Но ведь твоя мама ехала с нами в поезде? Картошку везла, матерные песни пела.

– Это была случайная тетка, я заколдовала ее на Львовском вокзале. Моя мать и сестра мертвы уже более года. Но речь не о них, они отомщены. Речь о тебе: запомни – меня зовут Верка Петрова, я живу в ее квартире, – и тут я сбросила с себя наведенный облик и пристально уставилась Лидочке в лицо, внимательно считывая ее мысли.

Увиденное меня не слишком обнадеживало и я активировала «Алмазное Копье»: заклинание, позволяющее быстро убить. Но тут я с удивлением поняла, что я-паук не воспринимаю Лидочку, как очередную муху. А я-Зорняа доверяла себе-пауку.

– Ты что, не кацапка?, – спросила я

– Не знаю. Папа родился в Польше, в Станиславиве, а мама из-под Киева. А что?, – удивилась Лидочка

– А вот и наши дрючки! От нас не снычешься!, – услышала я знакомый наглый голос. Я обернулась и резким жестом, сопровождаемым тремя словами, махнула рукой в направлении парней. Сияющий изумрудным пламенем трезубец пронзил их обоих, и два мертвых тела рухнули в снег.

– Между прочим, это заклинание предназначалось тебе. Но раз ты украинка, я оставлю тебя в живых. Но позволить тебе свободно болтать, я тоже не могу. А потому сейчас мы поступим так. Я подняла левую руку и призвала Пылающее Темное Пламя – Изначальную Тьму Шиншийа, а правой рукой взяла Лидочку за руку, направив в нее поток темной энергии.

– Смотри! Это Изначальная Тьма, которой ты сейчас поклянешься Смертельной Клятвой Высокой Верности мне, вэлииси Зоряне из Путей Отраженного Паука!, – заявила я, когда Лидочка обрела способность видеть призванную мной Тьму, – А теперь повторяй за мной!

– Я, Лидия, пред ликом Пылающей Тьмы смертельной клятвой Высокой Верности клянусь служить вэлииси Зоряне из Ордена Отраженного Паука и бесприкословно выполнять все ее требования. И пусть Ужас Смерти настигнет меня тотчас, когда и если я лишь помыслю отступить от своей клятвы!, – дрожжащим голосом повторила моя подруга. Тьма полыхнула, на миг сокрыв своим ледянным пламенем фигуру Лидочки.

– Принимаю клятву!, – произнесла я хором с Пылающаей Тьмой и та точас исчезла, послушная моей воле

– Тем, кто приносит Клятву, полагаются маленькие подарки, – подавила я в корне надвигающуюся Лидочкину истерку, – Скоро Юра будет твой, а жирная Светка посрамлена.

Это возымело эффект и моя подруга успокоилась. Впрочем, это лирика, а мне еще в Кремль добираться, таща с собой совершенно охреневшую лучшую подругу. Хорошо хоть память Кацапской Сучки услужливо подсказывает, как в этот Кремль добраться – от Лидочки толку пока никакого. Ступор полный, хорошо хоть ноги переставляет.

Кремлевский провидец (рассказывает Зоряна)

Вот уже две недели я живу в Кремле и живу достаточно неплохо. Просторная однокомнатная квартира, обставленная качественной, дорогой мебелью, иранский ковер на стене, ванная комната с хорошей сантехникой, маленькая кухня и домработница Авдотья, здоровенная, не первой свежести отчаяно молодящаяся девка, обслуживающая пятый этаж. В ванной горячая вода, на кухне газовая плита, но готовлю я редко – в кремлевской столовой отлично кормят. В функции Авдотьи, помимо предоставления информации в соответствующие органы, входит ежедневная уборка и сдача в прачечную вещей, которую я складываю в бельевую корзину. Еще Авдотья проявляет классовую сознательность и коммунарский подход к экономике. Первое в ее понимании заключается в рытье в моих вещах и школьных тетрадках. Интересно, что она там хочет найти – вещи она сама приносит из прачечной и раскладывает по местам, а программа девятого класса явно находиться за пределами ее понимания. В качестве коммунарского подхода она периодически подворовывает, но больше рубля за раз не берет. А еще периодически пытается тайком национализировать мои чулки. Интересно, что одной неудачной примерки ей не хватило. Наверное, каждый раз она искренне верит, что втиснет свои пышные окорока в мой размер. Учитывая, что деньги я могла создать с помощью наваждения из кусочка газеты, ни Авдотьина меркантильность, ни подрыв экономики СССР, меня не беспокоили. Отличить черновик по математики от записи шиншийского ритуала она вряд ли могла, так как с большим трудом читала по слогам. В результате, ее деятельность меня не раздражала, а вызывала научное любопытство к типичному представителю вида Кацап Обыкновенный.

Хожу в школу, сижу там за одной партой с Лидочкой, смотрящей на меня восхищенными глазами. Особенно после того, как Юра, остановив ее в школьном коридоре, красиво признался ей в любви: моя работа, текст его признания я перевела на кацапский язык с одной шиншийской любовной баллады. Как говорит лииси Рэйэлл, сотрудникам надо платить и желательно много! Парень был дурной и противный, самодовольный и самовлюбленный – приворожить такого проще всего. Кстати, он был сыном наркома Путей Сообщения. Лидочка, конечно, была на вершине счастья и почти не досаждала мне своей пустой болтовней: все свободное время она проводила с любимым. Как я понимала лииси Рэйэлл: дай сотруднику то, что он страстно хочет – и он, полный благодарности, окунется в свое реализовавшееся желание и не станет раздражать тебя своим бездельем. И ты не будешь вынужден изыскивать для него дурацкие, не нужные тебе, задания, создающие иллюзию востребованности. Герр Вюст, например, этого не понимал – и большинство сотрудников Аненербе были вынуждены заниматься всякой ерундой.

Был и один курьез – Кацапская Сучка оказалась влюблена в одноклассника, Алексея Казарина, сына шофера из кремлевского гаража. Сначала меня это напугало: меньше всего я хотела изображать какие-то чувства к смазливому кацапчику. Но, к счастью, сам Алексей бегал за другой девчонкой, которую Сучка называла Правильная Танька, дочерью коменданта Кремля. Девка эта была наглой и самоуверенной и, кажется, отвечала Алексею взаимной симпатией. Так что, к моей огромной радости, я была избавлена от необходимости разыгрывать амурные сцены. Один раз у меня даже возникла озорная мысль: подарить кулон с заключенной в него Кацапской Сучкой этой Таньке. Было нетрудно догадаться, что в этом случае ничего хорошего Кацапскую Сучку не ждет. Но, подумав, я решила, что обойдется Танька от таких подарков и кулон остался у меня.

Кстати, трижды меня вызывали к Наркому. Один раз днем, сняв с занятий и два раза поздно ночью. В эти ночные часы я обслуживала совещания в его кабинете, внимательно ловя каждое слово. Обсуждались разведданные со всего мира. Я наконец-то поняла, что это были за сны, в которых я прислуживала восточному человеку в круглых очках. Хорошо, что тогда в Аненербе я не поняла сути этих снов – тогда меня вряд ли бы отпустили и я бы поставляла информацию абверу. Тоже неплохо, но здесть значительно интереснее. Кстати, жуткий Нарком был вовсе не таким жутким: между прочим, большой умница и, как сказала лииси Рэйэлл, которой я подробно докладывала об этих совещаниях, «отличный руководитель разведки». Кстати, Лаврентий был уверен, что Третий Рейх вот-вот нападет на СССР – а нам с лииси Рэйэлл ведь предстояло его в этом разубедить. Нелегкая работа.

В тот день я сидела в столовой за обедом. А надо сказать, что в Кремле кормили отлично – намного вкуснее, чем в Берлине. Но закончить обед мне в этот раз не дали: молодой лейтенант вошел в столовую и приказал мне срочно идти к Наркому. С сожалением отставив только начатую мной тарелку узбекского плова, я вытерла губы салфеткой и последовала за лейтенантом. Лаврентий был в кабинете один. Он небрежно махнул рукой лейтенанту и тот бесшумно исчез за дверью.

– Присаживайся, – произнес Нарком и указал мне на высокий стул, стоящий напротив его стола, – Вера… или все-таки тебя зовут по-другому?

– Простите, не поняла Вас, – ответила я, присев на удобный стул

– Поговорим серьезно, как коллеги, – усмехнулся Лаврентий. – Разведчик должен быть наблюдателен и уметь делать выводы из самых незначительных фактов. Вот я, например, заметил, что 10 дней назад твой взгляд изменился: у Веры в глазах была обычная бабская пустота и скрытое желание. А у тебя там пылает темный огонь. Невозможно, чтоб за 6 дней, прошедших с моей последней встречи с Верой, человек так изменился. Следовательно, ты не Вера, а ее двойник. Есть логика, как считаешь?