Читать книгу Темная волна. Лучшее 2 - Александр Матюхин - Страница 5

Оперуполномоченный Кардашов достал из ящика стола удостоверение, табельный «Макаров» с вытравленными рунами и служебный оберег – птичий череп на цепочке. Накинул потертую кожаную куртку и тяжело вздохнул. Он терпеть не мог работать по убийствам в квартирах. То ли дело, когда место преступления на улице: открыл клеть с вороном и стой кури, пока он кружит над трупами. Сел – можно работать. Вернулся в клеть – вызывай взвод упокоения. Ничего сложного. В квартире же все по-другому. Ворона не запустишь, птица боится замкнутых помещений с мертвецами, независимо от того, спокойные они или нет. Бьется в четырех стенах, ломится в окна. В квартиру надо звать служителя культа Мглы, и это было главной причиной, по которой Кардашов не любил выезды в квартиры. К его участку был прикреплен иерофант из ячейки культа, гнездившейся в подвалах местного ДК. Высокий, худой, в жару и холод кутающийся в бесформенную черную мантию с глубоким капюшоном, скрывающий лицо за маской, сотканной из жемчуга, он вызывал у следователя страх вперемешку с неприязнью. Но без жреца было не обойтись. Кардашов, еще будучи помощником следователя, видел, что случилось с его предшественником, пренебрегшим услугами культа, и до сих пор просыпался ночами от кошмаров, душащих его жаркими пальцами. А бывали и более жуткие случаи, если особо консервативные следователи полагались на силу слова Божьего и брали на места убийств православных священников. Через пару часов на то же место выезжал новый следак, уже с культистом и взводом упокоения во всеоружии. После нескольких трагических инцидентов руководство приказало: на все места убийств в квартирах, частных домах и замкнутых помещениях выезжать только с адептом культа Мглы саном не ниже жреца первого круга. За нарушение – увольнение. Поэтому, заслышав о новом убийстве в квартире, Кардашов лишь покачал головой и отправил помощника заводить машину. Надо было ехать в ДК.

* * *

Дом культуры укрылся от жгучего летнего солнца в тени высоких тополей за рыночным пятаком, пустующим в будни. По разбитой и просевшей местами дорожке Кардашов подъехал к крыльцу, вышел из машины, взбежал по ступенькам и прошел между облупившимися гипсовыми колоннами к распахнутым дверям. В сумраке вестибюля на него сонно взглянула молчаливая вахтерша и уставилась обратно в шипящий телевизор. Кардашов прошагал по коридору мимо балетного класса, школы хорового пения и кружка авиамоделирования к лестнице в подвал и спустился к резным дубовым дверям. Занес руку, чтобы постучать, но, упреждая его намерения, из-за двери раздался голос:

– Кто?

– Кардашов, к Антону.

Массивная дверь беззвучно отворилась, ровно настолько, чтобы щуплый Кардашов мог боком протиснуться в открывшуюся щель.

Выбив у директора ДК подвал, культисты не озаботились уборкой скопившегося здесь за годы хлама, лишь натаскали своего добра, и теперь Кардашов шел по узкому проходу. По обеим сторонам тянули ряды составленных друг на друга парт и стульев с вырезанными и написанными краской молитвами. Под партами коробки с резными костями покоились на ящиках с детскими журналами и методичками. Попалось несколько вешалок с карнавальными костюмами и жреческими мантиями, расшитыми серебряными рунами. За партами выстроилась череда гипсовых скульптур пионеров и горнистов, увешанных связками оберегов. В конце коридора белел бюст Ленина с красным отпечатком ладони на лбу, испещренный защитными знаками. На стенах, еле видных в полумраке, рядом с комсомольскими знаменами и вымпелами пылились оскверненные хоругви из захваченных храмов, все в бурых пятнах крови.

Антона Кардашов застал в маленькой комнате, ранее служившей репетиционной точкой местным рок-группам. На груде старого оборудования в углу жрец, облачившийся в рясу, разложил принесенные прихожанами пояса Богородицы, чистые амулеты и ладанки и, судя по зажженным свечам и запаху амбры, готовился к заговору на защиту от Мглы, который был основным официальным средством заработка культистов. Глухо звякнули вериги, Антон поднялся с колен и вопросительно уставился на оторопевшего Кардашова. Тот редко видел иерофанта без капюшона и застыл, разглядывая выбритый череп жреца, усеянный руническими шрамами. Жемчужная маска, скрывавшая нижнюю половину лица, зашевелилась, и голос Антона вывел Кардашова из оцепенения:

– Здравствуй. С чем пришел? – голос совершенно без эмоций. Он говорил так, что слушателю даже подразумеваемую интонацию приходилось угадывать.

– Мокруха опять. Надо в Муравейник ехать. Я за тобой.

Повисла тишина. За годы работы с Антоном Кардашов научился все-таки определять реакцию жреца по этим паузам, и знал, что сейчас тот недоволен и обдумывает, можно ли отправить кого-нибудь вместо себя. Муравейник, спальный район с недавно отстроенными высотками, иерофант не любил. Слишком много людей, слишком настойчиво пытается пробить границу его сознания Мгла, к которой Антон приблизился в своем служении. Кардашов знал, что уже на самой окраине Муравейника жреца начинают мучить жуткие головные боли от накатывающего штормовым прибоем сонма голосов.

– Может, кого из первого круга возьмешь?

Кардашов покачал головой:

– С твоими послушниками мы до поздней ночи там провозимся.

– Ну да, знаю-знаю. Что ж поделать – не самые лучшие ученики.

– Или учитель? – хмыкнул Кардашов.

Антон лишь укоризненно покосился на него.

– Тебя проводят. Жди в машине, я минут через десять выйду.

– Можно не провожать, я у вас тут, как дома, считай. – И следователь направился к выходу.

* * *

Ждать иерофанта пришлось не десять минут, а добрых полчаса. Он появился на крыльце, в мантии нараспашку и с сумкой на плече, набитой всем необходимым для проверки. Забросил сумку и сам расположился на заднем сиденье служебной «Волги». Кардашов недолюбливал и эту его привычку ездить сзади. Будто генерала какого-то возишь, а не сектанта. Двинулись в тишине – музыку Антон всегда просил не включать. На полдороги Кардашов глянул в зеркало и поймал тяжелый взгляд жреца. Сзади раздалось пощелкивание пришедших в движение жемчужин:

– Тебе не нравится со мной работать, – он именно утверждал, это Кардашов понял точно. – Почему?

Следователь задумался над ответом. Он ни разу за два года сотрудничества не пытался сформулировать причину своей неприязни. Потер седой висок и устало, нехотя сказал, глянув в зеркало:

– Думаю, из-за специфики твоей деятельности. Заговоры, ритуалы, обряды – все эти дела на крови, таинства. Не люблю я это.

Антон кивнул:

– Не любишь, но птичий черепок, который я тебе дал, на шее носишь.

– А это вопрос или утверждение?

– Утверждение.

Кардашов криво усмехнулся:

– А с чего ты взял, что ношу?

– Знаю. Это ведь так и есть.

– Ну да. Ношу. «Мгла слепа в нашем мире, но щупальца ее рыщут среди людских душ, выискивая слабых, чтобы испить их и, окрепнув, пожрать все сущее, и лишь защита на крови – оберег от нее», – так вроде ваши проповедники на площадях кричат?

– Практически дословно воспроизвел. То есть дело не лично во мне, а в сфере моей работы?

– Получается, что так, – вздохнул Кардашов.

– Не могу сказать, что сильно переживал по этому поводу, но рад слышать. Все мы – дети Суритска, никуда от этого не деться. Просто кто-то – приемные и упираются руками и ногами, отказываясь видеть реальную картину мира. А родные принимают со смирением этот мир с его испытаниями и Мглой.

Следователь поморщился:

– Вы все так пафосно и красиво говорите о Суритске, будто это и не трагедия вовсе была, а благодать божья.

– Любая трагедия есть благодать божья. – Глаза Антона блеснули, он склонил голову чуть набок, наблюдая за Кардашовым, но голос оставался таким же холодным и отстраненным. – Вопрос в том, для каких богов эта благодать.

– Вот о чем я и говорю. Ваш пафос и попытки придать всему поэтичность и божественность меня раздражают. Я служил на границе Суритска, в карантинной зоне. Два года там провел, в караулы ходил. Дня там нет, солнце больше не касается города. Лишь иногда чуть светает до сумерек. И в этих сумерках с дозорных вышек в бинокль виден частокол вдоль объездной на окраине города. Многокилометровый частокол, и на каждый кол насажено человеческое тело. Что в этом божественного и благодатного? Карантинную зону организовали, повырубив и выкорчевав лес вокруг города на два километра, потому что люди пытаются выбраться из города. И им, соответственно, нужно преодолеть два километра чистого поля, за которым стоим мы. Они идут и идут. Каждую ночь кто-то пытается выбраться. И в лесу постоянно крики людей. Их там ловят и частокол растет. Но многие выходят из леса. А у нас приказ – не выпускать и стрелять сразу на поражение. Войти и выйти из карантинной зоны может только спецподразделение группы сдерживания, разведчики. Знаешь, почему такой приказ?

– Из-за… – Антон замялся. – Особенностей в работе радиосвязи. Нет возможности связаться с командованием и доложить. Там же вся связь теперь голубиной почтой.

– Особенностей? – Кардашов почувствовал, что начинает заводиться. – Это не особенности, это… – он замолчал, силясь подобрать слова.

То, что происходило с людьми, пытавшимися воспользоваться рацией или телефоном, до сих повергало его в дикий первобытный ужас. Сослуживец Кардашова, вновь прибывший из учебки молодой паренек, стоял на посту, когда к его вышке вышла большая группа перебежчиков. В панике он схватился за рацию, обязательную к ношению в карауле, несмотря на ее бесполезность. Перебежчики прошли, не встретив сопротивления, а разводящий нашел паренька мертвым наутро. Новобранец штык-ножом вспорол себе живот и выколол глаза. Говорят, ему так повелели голоса, поселившиеся в каналах связи возле Суритска. Перебежчиков к полудню настигла группа сдерживания в заброшенном селе и сожгла заживо из огнеметов.

От воспоминаний Кардашова отвлек голос с заднего сиденья:

– Я знаю, что там со связью. И с беженцами.

– Откуда?

– Жемчуг для маски я собирал на берегу восточнее Вороньего мыса. Если ты знаешь, где это.

Кардашов знал. Он почувствовал, как выступил на спине ледяной пот и вздыбились волосы на затылке. Голос за спиной продолжал:

– Говорят, что море ушло от берегов Суритска. И не возвращается. Нет приливов. Уверен, ты слышал об этом. И это действительно так. Я видел край этого моря, дошел до него по обнажившемуся дну и у кромки воды вознес молитвы богам. Так что можешь не выебываться, капитан. Про Суритск я знаю уж никак не меньше твоего, – Антон положил бледную ладонь на плечо Кардашова, и он на миг увидел…

Бескрайнее ночное небо с хаотично перемешавшимися созвездиями. Далеко на горизонте еле видные огни пожаров в бухте, где лежит город. Тонкая ниточка светлого неба над сопками за городом и черная беззвездная воронка над ним. До самой бухты тускло поблескивает вязкая поверхность, бывшая некогда морским дном. Запах ила и гнилой рыбы смешивается со свежим бризом. А невдалеке плещется черная вода, и у самой ее кромки стоит на коленях закутавшаяся в мантию фигура, вздымает к небу тонкие белые руки, и сквозь плеск над водой плывет гулкое песнопение на неведомом языке.

Иерофант убрал руку, и видение исчезло, а Кардашов еле успел вывернуть руль, чтобы не вылететь на встречку. Отдышался, утер пот со лба. Сердце билось в груди, как обезумевшее.

– Антон, не делай так больше. Понял?

Тот лишь кивнул в ответ.

Когда подъезжали к Муравейнику, Кардашов с неожиданным для себя злорадством отметил, что жрец принялся массировать виски – у него началась мигрень.

* * *

Судмедэксперт, криминалисты и присланный не отошедшим от похмелья участковым молодой лейтенант толпились в коридоре, не решаясь пройти дальше в квартиру, когда Кардашов с Антоном поднялись к ним на лифте.

– Доклад! – отрывисто бросил следователь.

– Соседи ночью слышали крики и вызвали наряд. Никто не открыл. Выломали дверь и вот – увидели, – лейтенант махнул рукой в сторону комнаты. Из-за дверного косяка был виден линолеум на полу, кусок ковра, угол кровати и две голых ноги в потеках крови.

– Так, все понятно. Ну, Антон, твоя очередь. Работай, а мы пока с… Как тебя? – обратился Кардашов к лейтенанту.

– Самойлов, товарищ капитан.

– А мы, Самойлов, соседей опросим.

Жрец опустился на корточки над своей сумкой и начал извлекать из ее глубин всевозможные обереги, лампадки, свечи и пучки трав. Из-под капюшона раздалось еле слышное размеренное бормотание.

Обход по соседям не дал особых результатов, но картина в общем была ясна. Типичная бытовуха. Потерпевшая – Сердюк Вероника Александровна, двадцати шести лет. Проживала в квартире последние три года. Последние несколько месяцев – вместе с сожителем. Про сожителя толком никто ничего не знал – мужик как мужик, не особо разговорчивый, но вежливый, приличный на вид. В ночь убийства никто не видел, чтобы он входил или выходил из квартиры, да оно и понятно – все ушами к стенке прижались, слушая крики, да стенания потерпевшей. Кардашов, и без того смурной, окончательно помрачнел. Никак не мог привыкнуть к этой черте человеческой натуры – человека убивают, а никто не спешит помочь, только наблюдают. Хорошо хоть полицию вызвали.

В квартире пахло ладаном и амброй. Следователь поморщился от едкого запаха. Зеркала были занавешены, везде горели свечи и лампадки, а в дверном проеме, ведущем в комнату, колыхались длинные нити с нанизанными на них косточками и черепками. Антон закончил к его приходу – Кардашов услышал тихое позвякивание вериг на кухне, и тут же зашумел чайник. Криминалисты уже работали вовсю, а лейтенант устроился на стуле в центре комнаты и, высунув от усердия кончик языка, под диктовку судмедэксперта составлял протокол.

– Осмотр спокойно прошел? – поинтересовался Кардашов у лейтенанта.

– Ага, ваш жрец говорит, случай неопасный, взвод упокоения не нужен, можно работать, – ответил тот, не отрываясь от письма.

– Следы борьбы? – спросил на автомате.

Лейтенант растерянно осмотрелся:

– Как видите, в изобилии.

И правда – пол был усеян обломками мебели и осколками битой посуды. Под окном в луже воды, натекшей из вазы, лежал букет цветов. Кардашов, глядя под ноги и осторожно ступая, приблизился к телу.

Белые ноги в синяках, бугорки целлюлита на изрезанных бедрах. Халат, коричневый от крови, распахнут на груди, одна чашечка лифчика чуть съехала вниз. Между грудей поблескивает амулет – маленький рунный камушек. Руки, тонкие и изящные, тоже в синяках, несколько ногтей содрано. Перерезанное горло. Лицо…

Вглядевшись в лицо, следователь вздрогнул. Неприятно так вздрогнул и почувствовал пустоту, ухнувшую в груди. Ноги отказались слушаться, закружилась голова. Он кое-как подошел к кровати и присел на край, не отрывая глаз от лица убитой.

– Эй, как там тебя…

– Самойлов, – недовольно отозвался лейтенант.

– Да, Самойлов, извини, запамятовал… Назови еще раз фамилию и имя потерпевшей.

– Сердюк Вероника.

– Да ну на хер…

Зашуршали нитки в дверном проеме, защелкал жемчуг.

– В чем дело, капитан?

Кардашов поднял отчаянный взгляд на Антона:

– Это не Сердюк. Это Идимешева Аида.

– Уверен?

– Уверен. Я ее на прошлой неделе оформлял. Тело за гаражами нашли на Первомайской, там без тебя обошлось.

Лейтенант, переводя недоумевающий взгляд с Антона на Кардашова, захлопнул папку с протоколом:

– Товарищ капитан. Вы как себя чувствуете? Какая Идимешева? Сердюк Вероника, я говорю – вот паспорт ее на столе.

Кардашов взвился с кровати:

– Где?

Схватил паспорт, открыл и вгляделся в фото:

– Фото, может, и Сердюк. А это, – следователь указал пальцем на тело, – Идимешева.

Жрец шагнул к нему, выставив перед собой открытые ладони:

– Так, капитан, успокойся. Опиши лицо убитой. Что ты видишь?

Кардашов глянул на труп:

– Хакаска. Глаза темные, брови тонкие, выщипанные. На лбу тонкий шрам над левой бровью. Скулы острые, вообще лицо – типичное монголоидное, только кожа очень светлая. Волосы черные, длинный хвост.

Жрец переспросил:

– Точно хакаска? – и, не дожидаясь ответа, скомандовал Самойлову. – Сходи на кухню покурить и экспертов с собой возьми. Дверь закройте.

Когда лейтенант скрылся, Антон, звякнув металлом, подошел вплотную к Кардашову и тихо сказал:

– Пусть выдергивают участкового и заканчивают без тебя. Тебе необходимо передать дело другому следователю. А сейчас поехали к нам в святилище. Надо поговорить.

* * *

Жрец задумчиво мерял шагами свою комнатенку, а Кардашов терпеливо ждал, пока он соберется с мыслями. Наконец Антон заговорил.

– Смотри, капитан, – сказал он, – ты увидел там Идимешеву, которую уже видел мертвой неделю назад. Так?

Кардашов кивнул, и иерофант продолжил:

– А я и все остальные видим Сердюк Веронику. Курносую шатенку с короткой стрижкой. Квартиру я проверил, она чиста. Значит, дело не в квартире. И не в этой убитой, мы-то ее видели нормально. Понимаешь? Расскажи про Идимешеву, что там и как было.

И Кардашов начал рассказывать. Труп Идимешевой в закоулке между заброшенными гаражами обнаружил мелкий пацан. Бегал, играл с друзьями в прятки и набрел на тело. Идимешева Аида Павловна уже пару недель как была мертва на тот момент, но тело не разлагалось. Даже запаха не было. Лежала, прям как живая, в грязном, заваленном мусором закоулке, абсолютно голая на куче своего же тряпья, и только в распахнутом рту копошились, жужжа, мухи. Мальчик рассказывал, что он хотел подойти к телу поближе, да уберегло его от верной смерти лишь то, что Идимешева моргнула. Выжидала, да не сдержалась. Перепуганный пацан, плача и крича, побежал домой и рассказал все родителям. Его отец сходил в закоулок, все проверил и вызвал полицию. Послали Кардашова. Сразу с взводом упокоения. На месте вытащили из УАЗа-буханки клеть с вороном и запустили птицу. Ворон долго кружил над крышами гаражей в лучах закатного солнца, но так и не сел – вернулся к хозяину. Кардашов дал отмашку группе, а сам удалился. Из закоулка долго доносились речитативы молитв, а потом воздух разорвал дикий нечеловеческий вой, неимоверно долгий и протяжный. В итоге взвод упокоил Идимешеву навсегда, потеряв только одного бойца раненым. Было установлено время смерти. Обстоятельства схожие: сожительствовала с мужиком, в одну из ночей соседи слышали звуки ссоры и крики, но наряд вызывать не стали, потому что все быстро стихло. А потом девушку долгое время никто из соседей не видел. Но никто в розыск не подавал, и, если бы не пацан, все могло бы закончиться хуже. Сожителя ее нашли в тот же вечер, что и тело, а в багажнике его машины обнаружили и орудие убийства – веревку, которой он задушил Идимешеву. Сожитель пытался отпираться, но улики были неопровержимые, и его отправили в СИЗО. Там он и повесился на жгуте из простыни через день.

– А как он отпирался? – спросил Антон, когда Кардашов закончил свой рассказ.

– Да как… – следователь пожал плечами. – Как и все. Валил все на другого.

– На кого?

– На ее отца. Мол, это он ее убил, потому что ее душу пожрала Мгла.

– Отец тоже в розыск не подавал?

– Нет.

– Вот странный ты человек, Кардашов, – Антон встал и прошелся по комнате. – Людей презираешь за безразличие, а сам – такое же говно. Взял и прекратил следствие наскоряк. О погонах майора грезишь? Или ленивый просто?

Следователь почувствовал, как лицо налилось краской и подкатило острое чувство стыда, тут же, правда, задавленное гневом.

– А ты меня не суди! – прошипел он, – Я, знаешь, сколько этих бытовых убийств видел? У меня нюх уже! Да тут и нюх не нужен – всегда все одно и то же. Пережрут синьки и режут друг друга! Или душат. Или еще что.

– Подвел тебя твой нюх. На теле у нее другие следы были, кроме как на шее?

Следователь поморщился, вспоминая:

– На спине вдоль позвоночника руны были вырезаны. Какие – не помню.

Жрец покачал головой:

– Ты все-таки идиот, капитан. У тебя ритуальное убийство, а ты его по бытовухе проводишь. Отца нужно найти.

– И что с ним делать?

– Как что? – пожал плечами Антон. – Брать.

– Как я тебе его возьму? Следствие прекращено, дело в архиве!

– Так возбуди его опять, – жрец пожал плечами. – Не мне тебя учить твоей же работе.

– Если подниму дело и выяснится, что это он ее грохнул, мне конец. Уволят. Человек же с собой покончил.

– Может и не покончил. Может отец и его убил.

– Какая разница? Меня все равно уволят. А то и посадят.

Антон склонился над понурившимся Кардашовым. В глубине капюшона мерцали глаза и искрился жемчуг:

– Не доведешь до конца – Идимешеву свою будешь постоянно видеть. На каждой своей мокрухе. А потом и не только на мокрухе. Она доберется до тебя. И тогда тебе не то, что я, даже Отцы культов помочь не смогут. Не то дело ты на тормозах спустил.

– Говорю тебе, дело нельзя возбуждать заново! Никак нельзя! – Кардашов в отчаянии схватился за голову.

Антон долго, пристально смотрел в глаза следователю и сказал:

– А ты не возбуждай. Мы старика с тобой так найдем. Я помогу, если отдашь хакаса мне.

И впервые Кардашов увидел в глазах жреца неподдельный интерес – последнее, что он хотел бы увидеть на этом свете.

* * *

Списанный «Грач» и патроны к нему Кардашов купил у омоновцев. За условку вместо реального срока подговорил угонщика, стоящего у него на учете, найти неприметный микроавтобус. Взял отгул на несколько дней по болезни, жене сказал, что уезжает на рыбалку, и провел вместе с Антоном разведку. Старик жил там же, куда к нему Кардашов ездил в прошлый раз. Дом хакаса, большой и неказистый, словно слепленный из нескольких разных кусков, располагался на территории дачного хозяйства. Все участки и дачи вокруг него пустовали – в этом Кардашов с Антоном убедились, пока старик ездил в город. Можно было действовать.

В условленный день затемно с утра следователь подъехал к ДК и из темного проема вестибюля к машине вышли пять фигур в одинаковых мантиях с капюшонами. Лица четверых скрывали темные маски, вырезанные из дерева, под капюшоном Антона, как всегда, поблескивал жемчуг. Жрец, вопреки своей привычке, сел на пассажирское сиденье. Остальные культисты расположились сзади.

– Значит, смотри, что я пробил по своим каналам, – заговорил иерофант, когда выехали за город. – Отец ее, Идимешев Владислав, старик непростой. Хакасы не принимают учение культов. Христианское тоже, хотя его никто особо теперь не принимает, кроме оголтелых фанатиков и старух – оно от Мглы не защищает, даже скорее наоборот. У них, как и у бурятов с тувинцами, защита построена на смеси шаманизма, буддизма и частично наших культистских элементов с рунами и прочим, появившихся из Суритска. Короче, они верят, что через шаманские анималистические ритуалы на крови и рунах могут слиться с Мглой, не питая ее, а став ее частью. Ну, не кормить чужую силу, а стать ей, понимаешь? И это для них аналог нирваны, окончание круга перерождений в больном и проклятом мире. Так вот отец ее – шаман не из последних в области. И ходят слухи, что сама Идимешева тоже была под стать отцу. Люди говорят, что убил он ее, потому что она сама хотела принести его в жертву Мгле, чтобы в благодарность Мгла дала ей слиться с собой. И еще люди говорят, что через ее убийство старик сам вознесся. Разорвал свой круг реинкарнаций.

Кардашов недоуменно посмотрел на Антона:

– А какие люди тебе это говорят?

– Разные. К нам много кто ходит. Везде свои есть. Ты же мент, не мне тебя учить агентурную сеть наводить.

* * *

К дачному поселку проехали по размытой весенним паводком дороге через лес. Прокрались, потушив фары, узкими извилистыми переулками. Ни одного огонька в окне, ни одного человека во дворе. Когда подъехали к перекрестку, за которым стоял дом старика, Антон приказал остановиться и долго сидел, вглядываясь в темные окна.

– Нас ждут, – сказал он после долгой паузы.

– С чего ты взял?

– Мы чувствуем.

– Мы? Или ты?

Антон покосился на Кардашова:

– Мы. И я, и бойцы.

Кардашов оглянулся на культистов.

– Они тебе ничего не скажут, – раздалось из-за жемчужной маски. – Это боевая ячейка культа. У них обет молчания. Я говорю за них.

Кардашову стало очень неуютно. В этот момент его в полной мере настигло чувство, что он участвует в чем-то крайне неправильном и зловещем, на секунду возникло желание бросить все и уехать прочь из этого дачного хозяйства.

Антон продолжал, не обращая внимания на помрачневшего капитана:

– Бойцы осмотрят дом по периметру, мы подождем в машине. Как окончат осмотр – заходим внутрь, – он оглянулся назад. – Проверить оружие!

В зеркало Кардашов увидел, как боевики достали из-под мантий пистолеты-пулеметы. У двоих были «Кедры», у двоих «Каштаны», сам Антон извлек ПП-2000. Брови следователя поползли наверх от удивления.

– А, оружие у вас… – начал было Кардашов.

– Я не спрашиваю, откуда у тебя ствол? Вот и ты прояви тактичность. – перебил его Антон.

– Я думал…

– Что ты думал? Что мы тут магией воевать будем? – Антон словно читал мысли следователя. – Взрослый же человек. Ты бронежилет взял?

– Нет, – растерянно ответил капитан.

– Я так и знал, – он обернулся назад. – Доставайте. Держи еще наручники, свои в машине оставь, – жрец протянул следователю ржавые БРСы с золотой бляхой на цепочке. – На них печать удержания.

Кардашов кивнул в ответ. Сзади ему подали черный полицейский броник. Он кое-как натянул его через голову, потуже застегнул клапаны. Вроде нормально сел.

Антон скомандовал боевикам:

– Все, начали.

Культисты выскочили из машины и, держа оружие на изготовку, побежали к забору. Пригибаясь, дошли до калитки и по одному юркнули внутрь. Спустя несколько минут один из них показался в переулке и махнул рукой.

– Чисто. Пошли, – сказал Антон.

Пробежали в калитку и быстро пересекли пустой двор, засыпанный прошлогодним прелым сеном. Двинулись вдоль стены дома ко входу в сени. Антон вошел первым, Кардашов следом. Двое культистов двинулись за ними, двое остались на улице. В сенях в ноздри Кардашову ударил смрад разложения. Он проморгался, привыкая к темноте и увидел, что с потолочных балок свисают многочисленные проволочные крючья с насаженными выпотрошенными трупами кошек. Большинство уже иссохло, но было и несколько свежих. Дощатый пыльный пол под ногами был в бурых пятнах и потеках. Антон долго осматривал дверь в жилые помещения и в итоге заключил:

– Защиты нет. Вообще никакой. Заходим осторожно. Не разбредаемся.

Изнутри дом был подобен лабиринту. Куча комнат, хаотично соединенных между собой коридорами и проходами. Везде хлам и мусор. Старик, судя по всему, тащил в дом все, что плохо лежит. Либо готовился к нападению и создал систему укрытий и укреплений. Света не было, и комнаты без окон, расположенные в глубине дома, не освещались, благо Антон с боевиками взяли фонари. Тут и там на полу были разбросаны кости, попалась даже пара человечьих. С потолка на каждом шагу свисали связки трав, длинных черных перьев и хитро переплетенных между собой сухих веточек. По углам коптили свечки и резко пахнущие елеем лампады. Комнату за комнатой, они осмотрели весь дом. Старика нашли на кухне – узкой, длинной и, как и все прочие помещения, заваленной всевозможной утварью. Хакас невозмутимо стоял у плиты, помешивая ложкой кипящее варево. В сторону вошедших даже не обернулся, лишь сказал:

– Даю вам возможность опустить оружие и спокойно уйти. Хорошо подумайте, прежде чем принимать поспешные решения.

Стоявшего за Антоном Кардашова молча оттеснили двое культистов и двинулись вперед к старику, держа его на прицеле. Иерофант сказал:

– Выключи плиту, отойди от нее, встань на колени и положи руки за голову.

Старик никак не среагировал. Боевики приближались к нему мелкими шажками. Один из них внезапно остановился, посмотрел в окно, застыл на секунду и повернулся к нему, вскидывая ствол. Жрец только успел крикнуть: «Ложись!» – и дернуть Кардашова за собой на пол. С улицы раздался треск автоматных очередей, посыпались битые стекла, щепки из простреленных стен, а в пыльном воздухе закружились клочки обоев. Старик же шустро юркнул в проем, спрятанный за висящим на стене ковром. Очередь прошила одного боевика, его отбросило к стене, и он сполз по ней, оставив красный след на кафеле. Трое других успели броситься на пол. Антон рявкнул: «Занять оборону!» – и пополз по битому стеклу вперед вслед за стариком. Кардашов двинулся за ним.

За ковром вправо уходил короткий коридор, в конце которого виднелась еще одна комната. Поднялись во весь рост и осторожно, стараясь не шуметь, двинулись вперед. Когда преодолели половину коридора, из-за угла навстречу выскочил мордоворот с двустволкой. Никто не успел среагировать и звуки выстрелов из обоих стволов слились воедино. Антона, шедшего впереди, отбросило назад на Кардашова. Оба повалились на пол, а человек пошел к ним, перезаряжая ружье на ходу. Кардашов кое-как спихнул с себя обмякшее тело жреца, и едва успел вытащить «Грач» – здоровяк уже взводил курки. Первые три выстрела пришлись противнику в грудь, и он отшатнулся, опустив ружье и недоуменно глядя на расплывающиеся пятна на светлой мастерке. Четвертый выстрел в голову опрокинул его навзничь.

Кардашов пробежал к комнате, собрался с духом и заглянул внутрь. Никого. Комната была тупиковой, в полу зиял распахнутый люк. Позади жрец пришел в себя и поднимался, схватившись руками за живот. Залп разлохматил его мантию, несколько дробинок выщербили жемчуг на маске. Иерофант, кряхтя, расстегнул клапаны на поясе и плечах и половины развороченного бронежилета с глухим стуком упали на пол.

– Ты как? – спросил Кардашов.

– Жив. Вериги уберегли, – Антон подковылял к Кардашову.

Вокруг в доме вовсю шли боевые действия. Автоматные очереди раздавались не только на кухне позади них, – но и в комнатах. Голос Антона сквозь звуки выстрелов доносился словно издалека:

– Прыгай в подпол!

За спиной на кухне что-то гулко хлопнуло, раздался громкий треск, с потолка посыпалась штукатурка. Жрец, поторапливая, подтолкнул следователя, и Кардашов шагнул вперед. Разглядел в полумраке дно подпола и спрыгнул, оказавшись в узком тоннеле. Антон заглянул следом и спустился вниз.

– Ты извини, времени защиту проверять не было, поэтому тебя вперед послал, – сказал он и пошел вперед, прихрамывая.

Кардашов, матерясь, двинулся следом. Тоннель то сужался, то расширялся, уходил вниз или оборачивался подъемом, а за очередным поворотом, когда следователь уже устал идти на полусогнутых, кончился.

Старик дожидался их в обширном зале. Свет множества свечей на полу выхватывал из темноты земляные стены и потолок, схваченные деревянной крепью, и грубо вытесанный мраморный алтарь за спиной старика, покрытый коркой запекшейся крови. Хакас заговорил, и ему вторило эхо:

– Я предлагал вам уйти. Вы отказались. Зачем вы вообще пришли? Вот ты, мент знаешь, зачем?

– Заткнись, – ответил ему Антон.

Кардашов промолчал. Старик лишь пожал плечами:

– Как знаете. Я пытался вас предупредить.

Они приближались к старику, а тот просто стоял, сложив руки на груди.

– Надень на него наручники! – скомандовал Кардашову жрец, держа хакаса на прицеле.

Следователь потянулся за браслетами, и в эту же секунду увидел, как дрожащая в пламени свечей тень старика на стене за алтарем начала расти. Она дрожала, ширилась и тянулась вверх, выпуская длинные протуберанцы. За считанные секунды тень заполнила всю стену и переползла на соседние стены и потолок.

– Чего медлишь? Быстрее, блядь! – крикнул Антон, но Кардашов не мог пошевелиться, завороженно глядя на тень, заполняющую комнату.

Она поглотила свет, и огоньки свечей теперь не освещали ничего, просто мерцали в непроглядной тьме. Старик сделал шаг назад к алтарю и растворился в собственной тени, пропал. В наступившем мраке раздался голос Антона:

– Ну и мудак ты, капитан. Тебе только малолеток по подворотням ловить.

Тьма вокруг них зашелестела, зашипела, заговорила сотней шепотков, но стихла, едва Антон включил фонарь. Белый луч прорвал вязкий мрак и ослепил Кардашова на секунду.

– Как сам? Цел? – не дожидаясь ответа, Антон подошел к следователю и рывком поднял его на ноги. – Пойдем, нужно выбираться, пока шаман нас не прикончил. Держись за меня. Твою мать, хорошо хоть фонарь успели вчера заговорить на рассеивание Мглы. Но надолго его не хватит.

Кардашов, еле переставляя ноги, поплелся за Антоном.

– Что произошло? Что со стариком? – спросил он жреца.

– Старик выпустил через свою тень Мглу и растворился в ней. Хвала богам, он еще слаб, и плохо с ней управляется, но нужно торопиться. Много времени, чтобы освоиться, ему не пона… – Антон осекся на полуслове и остановился, прислушиваясь.

– Слышишь? – обратился он к Кардашову.

– Нет.

В это же миг что-то оттолкнуло следователя в сторону и бросилось на иерофанта, сбив его с ног. Кардашов подхватил с пола упавший фонарь, и луч света выхватил из темноты Антона. Он уже поднимался на ноги, пытаясь дотянуться руками за спину, где извивалось существо, черное, словно вылепленное из смолы, с худым телом и длинными костлявыми конечностями. Оно вцепилось в лицо Антону и силилось сорвать с него маску, но под светом фонаря тварь задымилась, испуская серный смрад, отпустила жреца и пронзительно заверещала, неестественно широко раззявив черный беззубый рот, и Антон, улучив момент, дотянулся до тонкой шеи, сдавил ее и, перекинув через плечо, швырнул тварь на пол.

– Не отводи фонарь от него! – крикнул он.

Существо на полу засучило ногами, пытаясь отползти в спасительную темноту, но жрец придавил его пяткой к полу, вытащил из ножен на поясе длинный трехгранный кинжал и воткнул его твари в живот. Верещание стихло, задергались в судорогах ноги и руки, обрастая черной плотью, вздулся живот, раздалась вширь грудная клетка, и через минуту на полу под ногами Кардашова лежал, поскуливая и держась за кровоточащий живот, старик-хакас. Горячая смола стекала с него, как ртуть, не оставляя на дряблом старческом теле ни следа и моментально впитываясь в земляной пол. Мрак отступил, всосался в жалкую и маленькую тень на полу под стариком. Антон склонился над хакасом:

– Ну что, старый? Допрыгался? Думал, судьбу за яйца поймал? – он поднял взгляд на Кардашова, задумчиво потиравшего висок стволом «Грача». – Ну? Взяли-потащили?

Наверху все стихло. По всему дому деловито сновали с оружием в руках невесть откуда взявшиеся фигуры в черных мантиях и масках из черного дерева. К Антону с капитаном сразу подошли двое, переняли у них старика и потащили его на улицу. Еще один культист с «Калашниковым» в руках вышел из кухни, развороченной взрывом, им навстречу.

– Ваше святейшество, всех перебили, ушли только двое, шестерки. Мы подумали, пусть бегут, разносят вести. Живыми взяли пятерых. С нашей стороны потеряли только двоих. Можем заканчивать?

Антон кивнул:

– Да. Оставляйте пятнадцать человек, остальные по машинам. Выйди на связь со святилищем, пусть шлют капеллана с группой охранения. Часовню православную на востоке отсюда не трогать и не сжигать. Вынесите оттуда все иконы и запускайте отца-осквернителя, пусть готовит помещение. Там развернем новую ячейку. Выполнять.

Кардашову, замершему в недоумении он махнул рукой:

– Пошли в машину, все объясню.

Во двор вышли из кухни, где снесло полстены. На улице двое культистов с дробовиками добивали раненых, корчащихся на земле хакасов. В стылом утреннем воздухе раздавались хлопки выстрелов и щекотал ноздри запах пороха. Еще двое стаскивали тела к поленнице, где навскидку уже скопилось трупов двадцать. Там же молодой послушник, обыскивал трупы, снимая обереги и боеприпасы. Пока жрец со следователем шли мимо, все бросили свои занятия и под стоны раненых и умирающих проводили их взглядами. В машине Антон посидел, собираясь с мыслями и заговорил:

– Насчет самой Аиды Идимешевой я тебе не соврал. Она настолько погрязла во Мгле, что даже после смерти хватило сил являться к тебе. И она продолжала бы являться, питаясь твоим страхом, а потом набралась бы сил и утащила тебя за собой. И хакаса этого так или иначе надо было убирать, не по зубам ему эта сила, и через полгода случился бы тут второй Суритск. Просто попутно с добрыми делами я решил расширить зону влияния культа, потеснив шаманов. Люди мои сидели в засаде, но, думаю, если бы ты знал все заранее, вряд ли бы с нами пошел. А шаманские игры с природой и неназываемыми богами опасны, поэтому и от остальных шаманов все равно надо было избавляться. Согласен со мной?

Ошалевший Кардашов несколько секунд переваривал полученную информацию, наливаясь кровью, а потом сдавленным голосом зашипел:

– Да ты… Ты хоть понимаешь, какую бойню тут устроил? Сюда скоро столько патрулей съедется! ОМОН вызовут! Группу сдерживания!

– Тихо, тихо, тихо! – Антон поднял ладони в примирительном жесте. – Никто не приедет. Поселок пустой. Мирных жителей мы заранее вывезли. Кроме шаманских боевиков, тут никого не было, а чтобы мы не привлекли внимания, около сотни наших послушников держат защиту по периметру поселка. Все в порядке. И конкретно ты, – костлявый палец ткнул Кардашова в грудь, – гарант того, что эта ситуация останется в секрете. Ты, капитан, соучастник преступления, на секундочку. И будешь молчать. А за наше молчание будешь нам помогать. Мы тебя за годик двинем до подполковника, благо связи есть, и будем плодотворно сотрудничать. Согласия твоего не спрашиваю, выбор у тебя, прямо скажем, невелик. Микроавтобус свой оставляй здесь, мои люди тебя докинут до дома. С угонщиком твоим уже разобрались, хорошо, что трепаться не успел начать. А ты в следующий раз выбирай людей понадежнее.

Антон перегнулся через следователя и открыл ему дверь.

– Все. Можешь идти. До завтра обдумай все и приходи в святилище. Ничего страшного не случилось, просто теперь работы прибавится. Но с работой прибавится и денег – мы не жадные. Ступай. За Идимешеву свечку у нас поставишь черненькую, чтоб наверняка. Хотя и так больше не побеспокоит, думаю. Давай, до завтра.

* * *

Домой Кардашова вез молчаливый послушник с АКСУ за пазухой. Следователь чувствовал себя разбитым и опустошенным и лишь безразлично глядел на запыленную стену леса вдоль дороги.

В магазине возле дома взял бутылку коньяка, прошел через детскую площадку, на которую спозаранку уже высыпали шумные ребятишки, и заскочил в подъезд.

Жена что-то готовила на кухне. До Кардашова донесся стук ножа по разделочной доске и запах жареного мяса.

– Привет, Людочка! – крикнул он, но жена не ответила.

Кардашов первым делом пошел в душ и долго отмывался от пороховой и серной гари под струями горячей воды. Размышлял о будущем, и, на самом деле, оно теперь виделось не таким уж и мрачным. Культисты, как ни крути, люди надежные, хоть и отморозки. Да и действительно всегда при деньгах будет теперь. Все лучше, чем бандитов крышевать за спасибо. Как раз пару таких обнаглевших ребята Антона с легкостью отвадят. Тем более подполковника через год пообещали. Не так уж все и плохо. Следователь впервые улыбнулся за это утро. Замотался в полотенце, накинул тапочки, подхватил с тумбочки в коридоре коньяк и прошагал на кухню. Жена стояла спиной к нему, игнорируя его появление. Кардашов хмыкнул, достал рюмку, налил коньяка и опрокинул. Поморщился, занюхал кулаком.

– Любимая, ну ты чего? Обиделась на что-то?

– Нет. Наоборот, даже. Спасибо тебе.

– За что? – удивился Кардашов.

Жена обернулась. Кардашов попятился, запнулся об табуретку и повалился на пол. Она подошла к нему с ножом в руках.

– За свободу. – И Аида Идимешева улыбнулась следователю.