Читать книгу Anamnesis morbi. История болезни - Александр Мишкин - Страница 9

Часть первая
Время барабабашек
Глава 7

Оглавление

18 июля, 10—35, Нероград, четыре километра к северу.

Клара вошла в свой подъезд и нажала кнопку вызова лифта. Прошедшее дежурство выдалось на редкость скверным. Сначала бесконечные реанимации умирающего Антониди, потом – этот дурацкий случай в кардиологии… надо же, Пал Палыча чуть не убили! Конечно, сам виноват: нечего было пальцы под электроды совать… задумался, что ли? Он с самого начала, как только прибежали на место, был слегка не в себе. Раньше за ним такого не замечалось. Хорошо, хоть всё обошлось…

В подъезд вошёл высокий, хорошо одетый мужчина, лицо которого показалось Кларе смутно знакомым. Где-то она видела его совсем недавно… вот только где? Мужчина встал рядом с Кларой и в ожидании лифта уставился на мигающие цифры этажей. Двери раскрылись. Незнакомец пропустил Клару вперёд и, войдя следом, поинтересовался:

– Вам на какой?

– Седьмой.

Невольный спутник улыбнулся и ткнул пальцем в нужную кнопку. Старенький лифт, недовольно кряхтя, вознёсся на седьмой этаж. Клара достала из сумочки ключи и шагнула в открывшийся проём. Мужчина тоже вышел из лифта, роясь и звеня чем-то в объёмистом портфеле. Девушка подошла к своей двери и привычным движением открыла замок…

– Карл у Клары украл кораллы! —внезапно прозвучало у неё над самым ухом.

Клара вздрогнула и обернулась. Давешний незнакомец, опять улыбаясь, протягивал ей что-то белое. Она не успела сообразить, что именно, поскольку это «что-то» вдруг ткнулось ей в нос и рот, источая удушливую волну едкого, очень знакомого запаха. Вторая рука улыбчивого мужчины оказалась у неё на затылке, вдавливая лицо во влажную холодную массу. Запах стал совершенно невыносимым. Клара попыталась освободиться, но руки и ноги перестали повиноваться ей. Уходящим сознанием успела отметить, что её затаскивают в собственную квартиру. А потом стало темно…


Сильно болели запястья. И голова… голова просто раскалывалась. Во рту поселился мерзкий привкус, делающий Кларино положение совершенно нетерпимым. Она открыла глаза. Над ней оказался хорошо знакомый, изученный до мелочей, потолок её спальни. Потолок был слега размыт и покачивался. Клара не успела удивиться этой неправильности, как появилась другая: жутко болящие руки были неудобно заведены за голову и отказывались двигаться. Им явно что-то мешало. Девушка запрокинула голову и с недоумением обнаружила собственные запястья, прикованными наручниками к изголовью кровати. Кисти побелели и жили отдельно… по крайней мере, по ощущениям.

– А, изволили проснуться, Кларочка?

Голос, раздавшийся справа, принадлежал, разумеется, незнакомцу из лифта. Клара скосила глаза. Незваный гость старательно и неторопливо раскладывал на прикроватной тумбочке странные и малосочетающиеся друг с другом вещи. Тут были несколько ножей разной длины и формы, среди которых медсестра узнала большой ампутационный нож, так полюбившийся великому Пирогову во время Крымской войны. Кроме клинков присутствовали: парочка молотков (обычный и деревянный), паяльник, огромный огурец, зачем-то обёрнутый наждачной бумагой, несколько стальных крючков непонятного назначения, зонд для промывания желудка, роторасширитель и огромная жестяная воронка с ручкой. Самой неприятной казалась именно воронка: старая, тронутая ржавчиной, помятая жестянка гадко контрастировала с блеском лежащих рядом хирургических инструментов. Над всем этим возвышался любимый Кларин электрический чайник. Он кипел.

– Подозреваю, что вы хотите задать мне массу терзающих вас вопросов? —Незнакомец склонился над девушкой, разглядывая её, как коллекционер-энтомолог разглядывает пойманное диковинное насекомое, прежде чем насадить его на булавку. Клара внезапно поняла, что лежит совершенно обнажённой и, краснея, попыталась прикрыться. Разумеется, ничего не вышло. Гость уловил её движение и широко улыбнулся:

– Право, вам не стоит стыдиться своего тела. Оно великолепно. Пожалуй, прежде чем приступить к основной части сегодняшнего мероприятия, я парочку раз использую его, так сказать, по прямому назначению. Иначе игра моих низменных инстинктов в дальнейшем будет отвлекать меня от весьма важного занятия.

– Какого? —с ужасом спросила Клара. Вернее, подумала, что спросила, потому что вместо слов у неё получилось лишь невнятное мычание. Рот её оказался заклеен куском клейкой ленты. Однако незнакомец вопрос понял:

– Какого, спрашиваете вы? Получения информации, разумеется. Ибо все эти предметы, столь живописно разложенные тут и на которые с таким ужасом глядят ваши очаровательные глазки, предназначены лишь для максимально болезненного извлечения информации. – Незнакомец задумался на мгновение и уточнил: – Помимо их прямого назначения, разумеется!

Клару затрясло. Она осознала, что находится в полной власти этого человека. Страх прошёлся холодными липкими щупальцами по её обнажённому телу и сдавил грудь так, что девушка застонала.

– Рано, рано, голубушка! —Гость укоризненно погрозил ей пальцем, – Стонать вы будете чуть позже! Сначала, надеюсь от удовольствия, а потом – от боли… от жуткой боли, Кларочка, от невыносимой, нечеловеческой боли! Рассказать вам, каким образом я распоряжусь всеми этими милыми предметами после того, как, пардон, трахну вас во все отверстия? – Незнакомец всё так же откровенно разглядывал Клару, продолжая улыбаться. Самым жутким было именно несоответствие между милой улыбкой и гадкими словами, которые так ласково произносили эти улыбающиеся губы.

Девушка замычала и затрясла головой. Страшный гость удивился:

– Нет? Не рассказывать? Вы столь нелюбознательны? Не верю! Уж позвольте, я всё-таки объясню вам, – он взял в руки желудочный зонд и жуткую воронку, – Этот мерзкого вида шланг я протолкну через пищевод в ваш желудок… полагаю, уже эта процедура будет весьма неприятна. К наружному отверстию шланга я подсоединю вот эту посудину. А в неё очень медленно и аккуратно буду вливать кипяток из любезно предоставленного вами чайника. Поверьте, голубушка, ощущения, которые вы испытаете, заставят вас пожалеть о том, что вы не королевский пингвин, живущий где-нибудь в Антарктиде.

Клара замычала и забилась в кровати. А истязатель тем временем продолжал:

– Или вот это, – он взял в руки загадочный огурец в наждачной бумаге, – Надо ли мне уточнять, куда именно я засуну вам этот предмет? После того, как извлеку оттуда паяльник, – хохотнул мучитель.

Клара зажмурилась. Из глаз её текли слёзы. Незнакомец с размаху ударил её по щеке:

– Глаза открыть!

Девушка немедленно послушалась. Из-за слёз лицо её кошмарного гостя было размытым, чётко виднелись лишь по-прежнему улыбающиеся губы. Они сказали:

– Сейчас я сниму скотч. Вы начнёте отвечать на мои вопросы. Если закричите или хотя бы попытаетесь – пеняйте на себя. Я начну с огурца. Всё понятно?

Клара кивнула и тут же вскрикнула от боли: гость рывком содрал скотч с её губ. Тут же последовала новая пощёчина:

– Я же сказал, не орать!

– Я случайно! – прошептала девушка непослушными губами. —Кто вы? Что вам нужно?

Незнакомец скривился:

– Фу, не хотел, но приходится говорить банальности. Вопросы здесь задаю я. Это ясно?

Клара испуганно кивнула.

– Вот и славно. Впрочем, если угодно, можете называть меня Охотником. Итак, приступим. Вчера у вас в отделении умер один старый грек, так?

– Да… Антониди. —недоумённо ответила медсестра.

– Перед смертью он разговаривал с кем-нибудь из персонала?

– С Пал Палычем… Светиным.

– Что именно грек рассказал Светину? В подробностях. —Мужчина прищурился и наклонился почти вплотную к Клариному лицу. Пахло от него приятно и это странным образом испугало девушку ещё больше. Она затряслась и быстро-быстро заговорила, глотая слова:

– Не помню точно… я не… я не всё слышала… они далеко от меня были… что-то там про Крит, про пещеру какую-то… Минотавр, жезл… амфора, ещё ключи дал, про печать говорил что-то…

– Спокойнее, спокойнее, девочка моя! —Незнакомец положил руку на её бедро, – По порядочку. Про карту говорил что-нибудь?

Клара вспомнила:

– Говорил… Карта в амфоре.

Рука гостя переместилась чуть выше:

– А где амфора?

– В доме… в доме под скалой в форме головы… Там, на Крите.

– Где именно на Крите? – Горячая чужая ладонь, усилив нажим, продвинулась ещё выше. Клара попыталась сжать бёдра, но по нехорошо изменившемуся лицу незнакомца поняла, что делать это ни в коем случае не следует.

– Грек называл деревню… очень странное название… как женское имя. Аглая… Ангия… Агния, кажется… и как-то ещё. Второе слово было в названии… не помню я! —Девушка заплакала.

– А придётся вспомнить, Кларочка! Придётся! – ласково приговаривал мучитель, уже теребя пальцами волоски между её бёдрами. Странным образом девушке было щекотно, противно и приятно одновременно. Она закрыла глаза. И тут пришло озарение:

– Вспомнила! Агия Пелагия, он так называл эту деревню! Точно, Агия Пелагия!

– Вот и молодец, вот и умница! – Настойчивые пальцы, поиграв с волосами, двинулись дальше. Клара закусила губу, ощутив внутри себя чужое присутствие. Она не могла понять, что с ней происходит: невозможно, невероятно, но она возбудилась и уже сама ритмично двигала бёдрами в неосознанном стремлении насадиться глубже на терзающую её руку. А Охотник тем временем продолжал допрос:

– Где именно в доме под скалой находится тайник с картой? Как найти этот дом? Дополнительные его приметы? Зачем нужна печать? Что за ключи дал грек Светину? – каждый свой вопрос он сопровождал грубым толчком руки. Клара, извиваясь в постели в такт движениям вторгшихся в неё пальцев, задыхалась от нарастающего блаженства пополам с острой болью. Не в силах сдерживаться более, она громко застонала. Стон тут же прервался: свободной рукой мучитель зажал ей рот и нос, полностью перекрыв доступ воздуха и прошипев в самое ухо:

– Я предупреждал! – и с новой силой всадил руку внутрь неё. От резкой боли Клара забилась, но вслед за болью накатила волна такого наслаждения, что сознание её помутилось. Она хотела кричать от блаженства и боли, но крик натолкнулся на сильную руку, зажимающую ей рот. Клара почувствовала удушье, но вместе с желанием сделать вдох нарастало и её возбуждение. От нехватки воздуха она забилась ещё быстрее, теперь уже навязывая свой ритм бесцеремонной чужой руке. Воздух заканчивался слишком быстро и помутневшим сознанием она успела глупо испугаться, что задохнётся раньше, чем достигнет пика наслаждения. И тут внутри неё всё взорвалось: горячая волна от лона молниеносно пронеслась по всему телу, судорожно сотрясая его и, достигнув головы, разом смела остатки сознания. Тело девушки изогнулось в последней конвульсии и безжизненно распласталось в постели.

Охотник отнял от Клары руки и на секунду задумался. Потом, пробурчав недовольно: – Ну, уж нет, рано, до ночи времени ещё много! – принялся сосредоточенно хлестать её по щекам. Девушка, не приходя в сознание, тихо застонала.

– Жива, стало быть! – удовлетворённо констатировал насильник. Он порылся своём портфеле, достал оттуда пузырёк тёмного стекла и, отвинтив колпачок, сунул под нос своей жертве. Едкий аммиачный запах заставил Клару поморщиться и открыть глаза.

– С возвращением, душечка! – нежно улыбнулся ей страшный гость.

18 июля, 11—40, отделение реанимации.

Хруль только что исчез. Просто взял и растворился в воздухе, как и положено добропорядочному призраку. Впрочем, по его же словам, призраком он не является. Ну и ладно, пусть будет просто Хруль… неклассифицируемый. У меня на языке вертелся миллион незаданных вопросов, когда этот ушастый Хранитель вдруг сослался на какие-то свои неотложные дела и испарился. Правда, пообещал вскорости вернуться. Подозреваю, что он просто решил дать мне время и возможность переварить полученную информацию. Редкое чувство такта…

Я спустил ноги с кровати и отстыковался от капельницы с монитором. Хватит валяться, я вполне прилично себя чувствую… если не считать лёгкого головокружения и боли в местах ожогов от электродов. Нет, прав всё-таки был один мой приятель, невольно ставший однажды свидетелем нашей работы. Уж не помню, по какой надобности я привёл его тогда в наше отделение… то ли кардиограмму записать, то ли прокапать что-то… Неважно. Но в то время, когда он лежал себе смирненько на коечке в ожидании обещанной процедуры, в той же палате кто-то из наших пациентов надумал самовольно отправиться в страну вечной охоты. И тут началось… ничего особенного, обычный процесс сердечно-лёгочной реанимации при клинической смерти. А приятель мой, забившись в угол своей койки, всё это наблюдал. Да, забыл сказать, к медицине он никакого касательства не имеет. Чем тогда всё закончилось для безвременно почившего, уж и не помню. Но в суете мы совершенно забыли о моём госте. Вспомнили только тогда, когда он робко вошёл в прокуренную ординаторскую, где мы бурно обсуждали результаты последнего футбольного матча. Дружок мой скромненько так, по стеночке просочился внутрь, уселся рядом и в полном молчании выкурил пять сигарет подряд. А потом официально заявил:

– Мужики, вот ей-ей… зуб даю: домой вернусь, сделаю во всю грудь наколку: «Не реанимировать!».

И вот теперь, потирая обожжённую электричеством грудь и кашляя ободранным трубкой горлом, я думал о том, что в словах его, наверное, была своя сермяжная правда…

Я завернулся в казённую простынку аки свободный гражданин древнего Рима. Добрые коллеги куда-то уволокли мои одежды, оставив лежать в чём мать родила. Надеюсь, Кларочка меня не видела в костюме Адама? Или наоборот, надеюсь, что видела? Терзаемый собственным дуализмом, я осторожно выглянул в коридор. Там было пусто. Стараясь перемещаться, как можно тише, я двинулся в сторону ординаторской, небезосновательно рассчитывая найти там какую-либо одежонку. Процесс осложнялся тем, что тапки мне подсунули размеров на пять больше требуемого. После нескольких безуспешных попыток идти в них так, как это обычно делают прямоходящие, я понял, что требуется иной подход. Представим, что вокруг – зима, а на ногах моих – лыжи. Так, левая пошла. Теперь правая. Отлично, снова левая. Опять правая. Получается! Походкой Раисы Сметаниной я продолжил путь к вожделенной цели. До заветной двери оставалось совсем немного, как вдруг…

Со страшным грохотом из третьей палаты навстречу мне вышло нечто. Поначалу я воспринял ЭТО, как скверную пародию на меня. Существо было так же элегантно задрапировано в простынку с чёрными штампами нашего отделения. Более того, оно передвигалось такой же изящной походкой олимпийского чемпиона по лыжному спорту… но при этом издавало жуткий металлический лязг, словно танковый полк на марше. И в довершение апокалипсической картины, из-под ног монстра при каждом шаге сыпались снопы искр. В благоговейном ужасе я замер. Существо с грохотом приблизилось ко мне и прошамкало:

– Сынок, где тут у вас уборная?

Я отвесил челюсть и машинально показал нужное направление. Нечто благодарно кивнуло и поступью Железного Дровосека споро двинулось в сортир.

– Ветрова, куда пошла?! —раздался знакомый рёв из покинутой монстром палаты и оттуда вылетел Петрович. Он был в гневе. В полтора прыжка преодолев расстояние до существа, он отважно схватил его в охапку и поволок обратно. Пленённый гуманоид засучил ножками в воздухе и на мраморный пол, высекая искры, рухнули два больших железных тапка (по крайней мере, мне они таковыми показались). Нагнувшись над одним из них, я с удивлением признал в предмете банальное больничное судно (не путать с судном, которое корабль: больничное судно по морям и рекам не плавает, оно выполняет куда более важную задачу – заменяет лежачим больным унитаз, принимая в себя их естественные отправления…) Я с интересом прислушался к диалогу Петровича и разутого пришельца:

– Бабуля, я же говорил: нельзя вставать. И ходить нельзя! —это Петрович.

– Сынок, я ж тебя спрашивала, как же мне по нужде-то ходить! Ты мне сам сказал, мол, ходи, бабка, в судно. Ну дык, я, стало быть, одела его, да и пошла. Только уж не обессудь, милок, в одном судне страсть как неудобно было иттить, так я у соседки второе взяла!

Петрович взвыл:

– В суднО, я говорил, в суднО, а не в суднЕ!

Со стороны ординаторской раздалось дружное ржание. На шум в предвкушении дармового зрелища, выползли скучающие коллеги. Пользуясь общей суматохой, я по стеночке проскользнул внутрь. Свою одежду нашёл почти сразу и, наконец-то, привёл себя в достойный вид.

Надо бы, всё-таки, поговорить с Викой. Два месяца прошло с того памятного вечера, когда я внезапно обнаружил её в нашем отделении. И два месяца я трусливо избегал встречи с ней. Ни тогда, когда она лежала у нас, ни позже, когда её перевели в кардиологию, ни уж тем более, когда она выписалась, я не нашёл в себе сил и смелости подойти и поговорить… Мужа её видел один раз, мельком, когда он приходил её навестить, а вот её саму – не сложилось. Да, может быть, оно и к лучшему…

Но вот теперь, пожалуй, время настало. Я решительно направился к Викиной палате.

Она спала. Но от той безмятежности, с которой она дремала тогда, в первый свой визит к нам, ничего не осталось. Сейчас Вика полусидела в кровати, подпёртая несколькими подушками; дыхание её было хриплым и частым. Посиневшие губы жадно хватали кислород, непрерывно поступающий в прозрачную маску на её лице. Некогда мягкие черты заострились так, словно за эти два месяца она прожила лет тридцать.

Мало что напоминало в лежащей передо мной умирающей женщине ту, по которой я сходил с ума пятнадцать лет назад… и всё-таки, я не мог оторвать от неё глаз. Взяв Вику за руку, я попытался найти пульс. Он был неровным и слабым, а сама рука – совершенно ледяной. Сколько же ещё? Месяц? Вряд ли больше. Значит, у меня есть тридцать дней, чтобы спасти мир. И Вику. Я невольно усмехнулся: герой собрался в поход. Голливуд отдыхает.

– Спаси меня, Пашка! —Голос Вики прошелестел так тихо, что поначалу я подумал, что мне показалось. Но нет: она открыла глаза и с мольбой смотрела на меня:

– Ты можешь… меня спасти? – было видно, с каким трудом давалось ей каждое слово.

– Я постараюсь, Викуша. Я очень постараюсь! Ты только держись, ладно?

Она вцепилась ледяными пальчиками в мою руку и улыбнулась:

– Так? Я не могу крепче, силёнок… не хватает.

– Ничего. И так хорошо. Мы справимся. Мы с тобой обязательно справимся… – к горлу подкатил ком. Я с трудом проглотил его и попытался улыбнуться. Вышло кривовато, но Вика уже не видела. Она закрыла глаза и, проваливаясь в полусон-полузабытье, прошептала:

– Я знаю… я держусь…


Из палаты я почти выбежал. Если до этого у меня и оставались какие-либо сомнения по поводу необходимости похода за жезлом, то теперь они полностью исчезли. Но с чего начать? Наверное, с визита в осиротевшую квартиру Антониди. А дальше – по обстоятельствам. Куда же я засунул ключи?

18 июля, 22—20, Нероград, четыре километра к северу.

Клара уже практически ничего не ощущала. Ритмично двигающееся на ней тяжёлое мужское тело не доставляло теперь ровным счётом никаких неудобств. Несколько часов постоянной боли и унижений сделали девушку равнодушной ко всему. После очередного, пятого или шестого по счёту изнасилования, её охватило странное оцепенение, разом отключившее все чувства. Только слух в состоянии был пока отрешённо воспринимать звуки внешнего мира.

Насильник, кажется, насытился. Вздрогнув в экстазе напоследок, он одним движением соскочил с Клары и, напевая под нос что-то весёлое, отправился в душ. Там он долго гремел её многочисленными флакончиками с шампунями и прочими туалетными принадлежностями, периодически комментируя вслух очередную находку:

– Надо же… «Жилет» – лучше для девчонок нет! А халатик-то явно мужской… и по размерчику подходит. Для милого дружка держим-с, разлюбезная Клара Артуровна? – он высунул голову из ванной: – Есть дружок-то, Кларочка? Что молчим? Неужто притомились? Ин ладно, отдыхайте, сил набирайтесь. Они вам скоро ох, как понадобятся!

Клара тупо смотрела в потолок. Где-то на задворках дремлющего сознания шевельнулась невесть как зародившаяся мысль: «Я же всё ему рассказала… всё! Что ещё ему нужно? Что ещё он хочет со мной сделать?»

Её мучитель, приняв душ, вернулся в спальню и принялся одеваться. Он достал мобильник и набрал номер:

– Это я. Жду вас у неё через двадцать минут, – и отключился. Задумчиво посмотрел на лежащее перед ним истерзанное и почти безжизненное тело. Покачал головой:

– Батюшки, Клара Артуровна, ну что за вид? Не пристало вам в таком неглиже являться пред очи вашего будущего хозяина. Одеваться, одеваться и немедленно! Карета уже в пути! —с этими словами он освободил Кларины запястья от наручников и заботливо уложил её руки вдоль тела.

Девушка почувствовала, как в онемевшие кисти начала поступать кровь. Поначалу затёкшие руки просто покалывало, затем они стали наливаться теплом. Это было приятно, но недолго: через несколько секунд покалывание превратилось в сильнейшую боль, а ласковое тепло – в адское пламя, в котором, казалось, руки сгорали заживо. Клара застонала и принялась разминать пламенеющие кисти. Охотник скептически наблюдал за ней, покачивая головой:

– Однако! Вы, оказывается, всё же способны шевелиться? Последние пару часов вы, голубушка, лежали полено поленом, уж простите за банальность. – он швырнул на постель одежду: – Извольте прибраться. И поскорее, до вашей встречи с Хозяином осталось чуть больше часа, а нам ещё надо добраться до места.

Клара механически начала одеваться, постепенно собираясь с мыслями и приходя в себя. Всё тело, казалось, превратилось в одну большую рану. Болело всё. Малейшее движение стоило ей гигантских усилий. Даже мысли, и те приносили страдания. Куда он собирается её везти? Какой хозяин? Каким ещё кошмаром обернутся последующие часы? Бежать? Но как? Девушка украдкой стала осматриваться.

– Должен вас предупредить, душечка, – Насильник, казалось, прочёл её мысли, – Любая попытка бегства будет мною пресечена немедленно! Крайне жестоко и болезненно. Я это умею, в чём вы имели возможность убедиться. – он сдавил жёсткими пальцами её щёки, заставив поднять голову, и заглянул ей в глаза, – Убедились, я спрашиваю?

Девушка содрогнулась. В его глазах плескалось столько откровенной злобы, что с избытком хватило бы на десяток-другой самых закоренелых убийц… а губы опять улыбались. «Да он сумасшедший!» – вдруг осенило её. «Просто безумец… наверное, маньяк». Страх опять парализовал её волю. Она часто закивала, соглашаясь с ним, и принялась лихорадочно одеваться.

В дверь позвонили. Незнакомец посмотрел на часы и удовлетворённо кивнул. Окинув взглядом уже одетую Клару, он схватил её за руки и вновь приковал к кровати. Бросил небрежно:

– Сидеть тихо! – и пошёл открывать.

Вернулся он в сопровождении двух крепких парней в форме «Скорой помощи». Парни притащили с собой брезентовые носилки и принялись деловито раскладывать их на полу. Именно эта спокойная деловитость вселила в Клару животный ужас. Она изо всех сил закричала:

– Нет! Помогите! Не поеду! Не… – Крик её прервал один из новоприбывших, навалившись на неё и зажимая рот рукой.

– Ну вот, а я уж думал, вы взялись за ум и будете паинькой! – огорчённо сказал Кларин кошмар, роясь в своём портфеле. Он достал марлевую салфетку и полил её жидкостью из тёмного флакона. В комнате запахло больницей. Мужчина неспешно подошёл к постели и взглянул на паренька, зажимающего рот девушке. Тот кивнул и быстро убрал руку. Но воспользоваться моментом Клара не успела: к её лицу прижалась влажная салфетка с дурманящим запахом. И снова – холодный мрак…

19 июля, 00—15, место неизвестно.

Ритмично капала вода. Звук раздражал и вызывал желание немедленно встать и закрыть кран. Но сначала надо бы открыть глаза… что Клара и сделала.

Место, где она проснулась, было не из приятных. Отсутствие окон и сырой холод наводили на мысль о том, что это подвал. Стены из тёмного выщербленного кирпича плавно переходили в низкий сводчатый потолок, выложенный всё той же древней кладкой. Из потолка торчали ржавые крючья непонятного назначения. В целом, интерьер напоминал классическую пытошную времён Малюты Скуратова.

Клара рывком села и огляделась. Так, руки и ноги у неё свободны, рот тоже. Да только вот толку от этого – ноль. Судя по всему, сквозь эти вековые стены наружу не вырвется ни единого звука, так что кричать бесполезно. Бежать? Окон нет. Должна быть дверь, но где она?

Девушка попыталась встать на ноги. Её шатало, но, худо-бедно, перемещаться она могла. Держась за стену, Клара отправилась на поиски двери. Мрачное помещение, похоже, было тупиком какого-то коридора: стены плавно загибались налево, делая поворот. Дверь, видимо, находилась где-то там. Девушка робко двигалась вперёд на подгибающихся ногах.

«Холодно, Господи, холодно-то как!» – зубы её застучали. По коже забегали противные мурашки. Холод усиливался и Клара, забыв о том, что на дворе стоит жаркий июль, ошибочно решила, что там, куда она направляется, есть выход на улицу, откуда и веет ледяным сквознячком.

За поворотом и в самом деле открылся длинный прямой коридор всё с тем же низким сводчатым потолком. Коридор слабо освещался редкими и тусклыми лампами. Клара двинулась вперёд, по-прежнему боясь оторвать руку от осклизлой стены.

Спереди донёсся странный звук: будто несколько человек в нетерпении постукивали ногтями пальцев по столу. Звук отчего-то был Кларе неприятен и быстро нарастал. К множественному цоканью добавилось ещё и шуршание с попискиванием. Что-то приближалось.

Девушка остановилась и всмотрелась в конец коридора, пропадающий в полумраке. Ничего не видно. А звук становился всё громче, общий фон уже можно было расчленить на составляющие его, отличные по частоте и силе. Клара напряжённо вглядывалась в темноту. Показалось ей, или в самом деле во мраке определилось какое-то движение? Девушка сделала несколько несмелых шагов вперёд, присматриваясь…

Навстречу ей по полу потекла, заструилась темнота. Клара невольно вскрикнула: тёмная волна стремительно накатывала на неё, грозя захлестнуть ноги. Испуганная девушка попятилась и тут, наконец, поняла, что перед ней.

Крысы. Сотни, а может быть и тысячи крыс целеустремлённо мчались к ней, цокая коготками и шурша хвостами по каменному полу. Клара в ужасе развернулась и бросилась бежать, забыв о том, что там, откуда она пришла, тупик. Но, пробежав два или три шага, девушка поскользнулась на сыром камне и с размаху больно упала на пол.

Тут же её накрыла серая визжащая волна. Клара закричала, почувствовав на своих ногах, спине, затылке топот и царапанье сотен маленьких когтистых лапок. Мерзкие животные были повсюду: они залезли за ворот, под юбку; ворочались, запутавшись в волосах, тыкались мордами в уши, нос. Клара прекратила кричать, испугавшись, что крысы проникнут в рот. Теперь она просто лежала молча, плотно сжимая губы, трясясь от ужаса и омерзения; а по ней волна за волной проходила нескончаемая серая армия.

Стоп! Именно «проходила»! Крысиный поток просто перетекал лежащую на его пути Клару и, не задерживаясь, двигался дальше. Девушка облегчённо вздохнула. Стало быть, они не нападают на неё! Они просто бегут куда-то, к какой-то своей цели… или откуда-то? Невольно вспомнилось банальное: «крысы бегут с корабля». Наверное, всё-таки, они спасаются от чего-то. Но от чего? Что могло обратить в бегство всю эту крысиную армаду?

Последние животные бодро протопали по Клариной спине и скрылись за поворотом. Девушка выждала ещё немного и опасливо приподняла голову. Крысы исчезли. В коридоре стояла полная тишина. Даже звук капающей воды, ставший уже привычным здесь фоном, исчез. Клара поднялась и продолжила свой путь туда, откуда бежали крысы.

В конце коридора и в самом деле обнаружилась дверь. Тяжёлая, окованная старым железом, с толстым кольцом вместо современной ручки, эта дверь могла бы стать непреодолимым препятствием на пути Клары. Если бы была закрыта… Но нет, створка была распахнута и из тёмного проёма ощутимо тянуло холодом. Выход?

Отбросив сомнения, девушка шагнула за дверь. И чуть не споткнулась о ступеньку узенькой винтовой лестницы, уходящей куда-то вверх. Клара, осторожно нащупывая ногами ступени, начала подъём. С каждым шагом становилось всё холоднее. Несмотря на то, что дорога шла вверх, у Клары не было ощущения того, что она направляется к выходу из этого мрачного подземелья. Скорее наоборот, чем ближе становилась верхняя лестничная площадка, тем больше Кларе казалось, что впереди её ждёт западня. И ужас, в сравнении с которым всё, перенесенное ею за последние часы, покажется лишь невинной детской забавой.

Но выбора не было: позади был тупик. И девушка продолжала идти вперёд, пытаясь вспомнить, что же говорил её мучитель о том, что ждёт её здесь. Встреча с хозяином. Хозяином кого? Или чего? Кто он, этот хозяин? Скорее всего, такой же маньяк, как и её непрошенный гость, только во много раз злобнее…

Клара остановилась перед второй дверью, точной копией предыдущей. Как и первая, эта тоже была открыта. Девушка шагнула вперёд и очутилась в небольшой комнате, похожей на ту, в которой она очнулась. Единственным отличием было висящее на стене огромное, в полтора человеческих роста, зеркало. Оно было обрамлено массивной затейливой рамой, по виду бронзовой и старинной.

Зеркало смотрелось тут, в этом мрачном склепе, совершенно нелепо: предметом из какой-то другой жизни, где есть огромные бальные залы со множеством свечей, где оркестры играют полонезы и мазурки, а перед подобными зеркалами прихорашиваются бывалые светские львицы, украдкой рассматривают себя робеющие дебютантки и подкручивают усы бравые драгунские поручики.

Клара подошла ближе и критически принялась рассматривать своё отражение. У зеркала было совсем холодно: будто бы в раму было вставлено не стекло, а отшлифованный кусок льда. Девушка приложила руку к блестящей поверхности и тут же одёрнула её: пальцы обожгло холодом.

И случилось невозможное: по ровной доселе поверхности зеркала от того места, где рука коснулась стекла, побежали, расходясь волны, словно от брошенного в спокойный пруд камня. Кларино отражение поплыло, смазалось на мгновение и вновь успокоилось. Но кое-что изменилось.

Из глубины зеркала на отражение девушки надвигалась темнота. Словно огромная бесформенная амёба медленно приближалась к стоящей в раме Кларе-2, поглощая свет и всё, что он освещал. Вместе с темнотой оттуда же, из неведомых глубин зазеркалья, волнами выплёскивался холод. Рама зеркала покрылась инеем.

Тьма наплывала на отражение неотвратимо, уверенно, с неторопливостью удава, заглатывающего беспомощную жертву. Клара поняла, что сейчас произойдёт что-то страшное и необратимое. Она закричала и замолотила кулачками по ледяном стеклу, оставляя на нём окровавленные клочья мгновенно примерзающей кожи.

Но отражение её всё так же спокойно стояло, безмятежно разглядывая мечущуюся по эту сторону зеркала девушку. Тьма уже начала укутывать своим саваном Клару в зеркале и одновременно с этим послышался глухой, лишённый всяких эмоций голос:

– Я Хозяин. Беру своё.

Клару бил озноб. Её отражение в зеркале почти полностью поглотила темнота. Ещё мгновение, ещё… и вот всю заиндевевшую раму заполнила ровная непроницаемая темнота. Клара в тщетной надежде пыталась высмотреть в ней своё отражение, но видела только пустоту, заключённую в красивую старинную раму. Прошло ещё несколько мгновений.

Мрак зазеркалья начал рассеиваться. Вот в зеркале проступили контуры стен, вот уже видна тяжёлая кованая дверь… зеркало, наконец, очистилось полностью. Девушка в ужасе вгляделась в него: отражалась лишь пустая комната. Клары в ней не было. Она вскрикнула и замертво рухнула на холодный пол.

Anamnesis morbi. История болезни

Подняться наверх