Читать книгу Так и Не Вернулся. Начало - Александр Мурзаев - Страница 3

Пробуждение началось как обычно. Деконструкция жизни – это ощущалось, как никогда; не позавчерашними часами и вчерашними минутами, а секундами. Время сжималось, я вместе с ним: мой «идеальный штормик».

Потрескавшиеся краснотой глаза в пыльном зеркале, которым, оставшееся «Я», несколько раз задало вопрос: «Кто этот человек – никто его раньше не видел?». Всё по канонам психоанализа, в этот раз не «по-Голливудски», а по-настоящему, ментально трезво, хоть и с похмельным рассудком. А возможно, наоборот, с прояснением отделов, спящих синтетическим сном под грузом тупикового быта. Ответ казался ближе истины.

Я не проводил привычных ритуалов по самоутверждению – сразу пошёл на улицу. Во двор, для начала; лучше бы этого не делал… Кромешная тишина и никого в полном «ничто». Одна судорожно-кричащая мысль: «Я не хочу быть в таком мире! Не хочу, чтобы мир был таким» – плавное её угасание, а в ответ – ржаво-скрипящие качели; откуда? Прощальное дуновение невыносимо тяжёлого ветерка? Или я пару раз качнулся на ней, мысленно, визуально-ностальгически? Стоп!

Никогда не любил качели, ни в каких проявлениях, хоть моя жизнь и не отличалась пологостью. Деперсонализация? Не думаю. Пора возвращаться; куда? Я и не выходил, а стою на балконе. А может, уже ушёл достаточно далеко? Хорошо, что в золотом сейфе, под сломанным видеомагнитофоном, заваленным кассетами в перепутанных коробках, хранился пистолет – настоящий, заряженный, с разрешением. Почему бы нет? День курка! Депрессия – не моя профессия. Надо брать от жизни всё. Время охоты началось; ни один таракан не проскочит! Забавно, в своей кухне я готов перебить всю посуду и мебель, гоняясь за одним тараканом: и не убить его в итоге. Увидев же их хоть сотню в подъезде, краем глаза не пошевельну: даже пожелаю им «хорошего вечера». Вот оно – чувство собственности! Я типичный отпрыск капитализма… Что там по телевизору?

Ирония, «зомбоящик», как его называет прогрессивная молодёжь – единственное, что наполняло мою квартиру жизнью. И вот, в секунды экзистенциального отчаяния вновь обращаюсь к его экрану. Опять ток-шок: пятеро незнакомцев вокруг стула, на который должны садиться по очереди, рассказывая, что их привело к попытке суицида? Ммм, занимательно…

– Здравствуйте, я Болт.

– Привет, Болт! – трогательно хором.

– В последнее время меня раздражали телефонные звонки, нарушающие сон. Спал чаще всего днём. В то же время, они – единственное, что придавало стимул к жизни; вдохновляло бороться с гравитацией, двигаться, подниматься! Но, – драматичная пауза, – связь! Её качество настолько ущербное, что разговоры обрывались, не успев начаться. Реклама операторов нагло врёт! Это погружало в смятение и ярость. Потеря сна и мотива борьбы с диваном. Что мне оставалось? – плачет. – Теперь смысл моих восстаний – поиск стабильных зон для соединения в комнате. Нашлась одна точка возле окна…

Следующая сцена после рекламы: Болт валяется, как уж, на полу, его скручивают полайсменты под аплодисменты зрителей в студии. Он вырывается диким зверем, крича так, что доносилось во все уголки Вселенной: «Пошли на хуй! Как же вы заебали своей тупостью!». По словам экспертов из следующего аналитического шоу: «Болта ожидаемо никто больше не видел – ни на экране, ни в жизни»; добавив, что скоро система видеонаблюдения «Оруэлл-Сити» минимизирует риски и опасность… Вау! У мордоровцев появилось чувство юмора с налёТИКОМ самоиронии, но, как говорит наш агент по «инфоотдаче»: до «такта» им, как задницей ползком до Марса; и мы великодушно не будем это комментировать.

Как меня зовут? Не всему можно дать имя. Главный ли я герой? Нет, я не герой, а консультант по всем известным багам в системе, обслуживающий фирму, которую противно и стыдно называть… Научный интерес: «уберут» ли меня как индивидуума, о многом догадывающимся? С одной единицей сложнее провести рокировку, чем с большими числами; чем больше система, тем чаще и грубее в ней ошибки.

В квартире вырубили свет. Вовремя. Я приставил острое, как игла, горячее дуло к холодной, онемевшей голове, и. Потерял сознание. Последнее, что помню – не успел нажать на курок, стон незнакомой девушки, звуки разбивающегося зеркала; необъятный духовный шок, незначительный на фоне рябящих стен, издающих вопль. Все рациональные цепочки выпадают. Что тут можно утверждать… Этот новый мир подозрительно похож на старый, только хуже.

Запись номер стёрт. Медленно просыпался в течение дня. Утро – понятие растяжимое. Скрип кровати у соседей – громче ревущих истребителей, танцующих над жилым сектором. Корпус принадлежит фирме, где который год заканчиваю стажировку в отделе «Суггестии и сказочных императивов», поэтому здесь обнулили соблюдение прав жильцов на допускаемый уровень децибел; и скоро проведут испытания «Массового чипирования». Догадываюсь, это вызовет недовольство. Через две недели об этом забудут. Один плюс: ощущение сопряжения немного понизит чувство одиночества и гражданского вакуума.

Ненавижу абстракцию за уход от реальности, но люблю за приближение к сути. Так вот, утро у меня начинается с очень крепкого и мазохистского кофе; наматываю ленты новостей в соцсети, сквозь страх и раздражение делаю репосты неудобных для «Генеральных фирм» записей. Почему страх? Набирают обороты репрессивные установки. Зачем это делаю? Борьба со страхом не даёт сознанию забетонироваться. О высоких чувствах речи не идёт – важно не отключиться от реальности; кому я буду нужен с капсулами страз в глазах из розового стекла, когда дело коснётся полномасштабной войны за правду?

Фирма на грани общественного сомнения. Бюджетники обезумели – за людей не считают тех, у кого нет денег: «Мы не подаём бедным, они сами виноваты» – а богатым подаёте? Чинпопники потеряли страх – за деньги налогоплательщиков организовывают вырубки лесов под видом «санитарных», чтобы тайно продавать «китайским партнёрам». Заслуженные цирки в бессрочном простое: тигров кормят дрессировщиками. Институты «поддержания стабильности» входят в фазу пассивной агонии. Через километры бюрократии, нуждающимся во время пандемии раздают «репродукты»: голодному показывают картинку с едой, связывая ему руки и рот. Независимые СМИ выгоняют с телевидения, или переманивают на «федеральную кормушку».

Профессор Крант Ы, учёный-историк, ещё в октябре 2051 года предупреждал о «Глобальном обломе». У меня на полке сохранилась одна его книга – «Не напрягайся, пацанчик», то самое, классическое издание: пустая обложка, 2000 чистых страниц, на 1993 стр. мелким шрифтом от руки надпись «Всё тщетно». Шедевр! Не знаю, осталась ли она в школьной программе; кажется, её заменили на «Курс по “Гриффинам”»; смело, но при всём уважении, это контрпродуктивная акселерация.

Запись номер стёрто до дыры. Я не способен любить и быть любимым. Часть меня, всё же, смогла осознать значимость самого созидательного чувства. Давно в молодости, и хочется сказать, что «неправда», я влюбился, кажется, в 11-й раз, но по-серьёзному – впервые. Однако и это не любовь, как сейчас понимаю, при этом – нечто близкое к настоящим переживаниям именно за другого человека. Проказница-судьба, в самый уязвимый для сердца момент, свела с очаровательной девушкой: сначала в магазине; потом несколько запланированных-случайных встреч в пригороде; яркая, цветочная кульминация, не слабее романа на 800 авторских листов – посиделка в кафе, 3 часа разговора ни о чём, о самом главном, если вспоминать… Её нежная эстетичность соответствовала этике деятельности – она посвятила себя живописи, и писала исключительно колоритные, пульсирующие картины. Даже в безнадёжно серых пейзажах её кисть усиливала цвета и свет так, что в них рождалась жизнь, мгновенно передаваясь зрителю… Кто же знал, что смакование настоящей пред-любви оборвётся так резко, как началось. Больно вспоминать. Время не залечивает подлинные раны.

Мы хотели погулять вдоль леса. Прогноз давал солнечную погоду с небольшими осадками во второй половине дня. Мы взяли зонты, но знали, что не воспользуемся ими: она любила дождливые и грозовые приключения, а я начинал любить то, что любила она, так сильно – до рассеянности рассудка. Тогда этого не замечал, целиком находясь в ней, а она около меня, награждая самой искренней улыбкой, которую я не видел ни до, ни после, как оказалось, последней встречи… Я затормозил – в кроссовку попал камешек; пришлось присесть, чтобы вытряхнуть. Милая Ми не хотела останавливаться, а я был уверен, что догоню её, и ничего не случится. Чем дальше её смех и мельче складки платья, вальсирующие с ветром, тем тревожнее становилось моим пальцам, завязывающим узел… Раздался удар молнии, как взрыв снаряда. Инстинктивно поднял голову в небо, которое незаметно заволокло чёрными тучами; на горизонте разбросало осколки Солнца, а лоскутья синевы давали кровоподтёки. И ещё… Пожалуй, тяжелее этого обрыва – моё сердце не испытывало. ТИШИНА. Ветер, птицы, растрёпанный шелест, сигналы машин в черте города; нарастающая дробь дождя, но не было самого главного – её СМЕХА. В противовес усиливался молчаливый КРИК из парализованного горла, кажется, ещё моего тела. Но я был уже не там: «Мне так ХОЛОДНО» – её последние слова на этой глухой планете. Я не желал оставаться на земле, на которой лежало её бездыханное тело, придавленное деревом. Хотелось думать, что она шутливо обнимается с природой, чтобы по новому открыть глаза, продолжить прогулку; написать картину о том, как мы все едины и уязвимы; поговорить ни о чём в пустом и тёплом кафе… Неважно, сколько прошло лет. Для меня эта незавершённая прогулка так и не завершилась. По-прежнему вижу её робко-улыбающееся лицо; слышу тёплое дыхание сквозь ветер и грозы, реанимирующее моё априорно чёрствое сердце… Милая Ми, на самом деле ты пережила меня – вечностью своей любви, воплощением моей совести. Прости.

Свобода… Начинается со слова. Но у нас она приговорена к просиживанию среди глухих, леденящих стен, где можно говорить всё, что угодно, но так, чтобы тебя не слышали софутлярщики. Подло и невежественно, когда мы, иногда, относимся к животным, как к людям. Разум, обращённый в заигрывание во имя прибыли и власти. Люди ничтожны. Приходится испытывать ничтожность вместе с ними. Откуда во мне прорастающая мизантропия? Отвращение к родине и тяга к чужбине, до свинчивания крови в венах…