Читать книгу Как я стал предателем - Александр Накул - Страница 6

2 августа 1992 года

Японская Социалистическая Республика (Хоккайдо)

Центр острова, зона А возле Объекта 104

А каким было моё первое предательство?

О, сейчас расскажу.

Первое настоящее предательство – оно как первый экзамен, первый поцелуй, первый нетрудовой заработок.

Итак, когда завыла сирена, мы все трое были в лаборатории.

– Вернёмся?– спросил я.

– Можем попытаться,– отозвался Ямамото,– но скорее всего, это учебная.

– В случае учебной мы всё равно должны покинуть зону А.

– Я знаю,– произнёс он. И не тронулся с места.

Я подошёл к окну и попытался определить, что происходит на строительстве. Но сколько не вглядывался в солнечную даль, никаких перемен не заметил. За Снегозащитной рощей всё шло своим чередом и работало, как положено.

Но это ничего не значило. Я попытался припомнить. Как обычно и бывает, всё, чтотсказано на этот случай в инструкции, напрочь вылетело из головы. А ведь я инструкцию не только учил, но и сдавал.

– Слушая, ты не помнишь,– я обернулся к Антону,– в зоне Б положено прекращать, если учебная тревога?

– Даже если положено, они не прекратят,– как всегда невозмутимо отозвался Москаль-Ямамото,– Им начальство потом за простой всем конечности поотрываеь.

– Разве у них не одно начальство с теми, кто тревогу даёт?

– Ну ты тёмный! Строители – подрядчики Академии, заказчик – армия, а тревогу дают краболовы. Они даже не предупреждают, чтобы внезапней было.

– Глупость какая. Получается, если на Штыре и правда случится авария, на сирену все просто забьют.

– Если на Штыре и правда случится авария, но дадут Красную. Её ни с чем не перепутаешь. И знаешь, что?

Москаль-Ямамото посмотрел на Штырь, словно на Объекте 104 было что-то написано.

– Давай, говори.

– Если на Штыре и правда случится авария, то местным жителям уже никакая тревога не поможет. Вот так. Так что пусть гудят и жужжат, сколько влезет. Главное, чтобы Красную не включили.

И, надо сказать, Антон оказался прав. Когда пошла волна и Красную врубили по всему острову, толку от неё оказалось немного.

Но в тот день тревога была обычная.

Как нетрудно догадаться, так мы в тот день никуда и не эвакуировались. Сидели за лабораторным столом и болтали, как в кафешке.

…– Но у нас даже теперь много хороших физиков,– заметил Москаль,– до революции ничего подобного не было. А потом – как грибы после дождя. Капица, Ландау…

– Шубин,– добавил я. Этой весной у нас как раз прошла лекция Величковского.

– Да, Шубин. Но не этот. Двух Шубиных физика конденсированного состояния не выдержит. Качалов, Флигендберд. И, в перспективе, Ватанабэ.

– Наш Такэси?

– Думаю, да. Есть все шансы. Он не только ничего кроме физики не умеет – это у нас в лицее нормально, есть даже те, кто умеет на одну вещь меньше. Он ещё впридачу ничем другим не занимается. А вот последнее – редкость. Особенно среди советских учёных нашего времени. Кого не возьми – либо в дурке лежал, либо барыжит красной курильской икрой по кооперативной линии, либо раввин-активист. Что, в принципе, одно и то же.

– А ты реактивами не барыжишь?

– Ну я же не учёный. Я на него просто учусь.

– Я думаю, всё дело в сталинских временах.

Стукнула входная дверь. Похоже, датчики запомнили, что мы вошли и не вышли.

– Опять проклятый Сталин дотягивается?

– Мне профессор Флигенберд рассказывал. Что даже он, уже при Брежневе, пошёл в учёные потому, что там власть не трогала. Можно было изобретать, придумывать и решать задачки на партсобрании. Ни рабочему, ни крестьянину, ни комсомольцу это не светило. Он так и сказал – предприниматели шли в науку, потому что нигде больше нельзя было предпринимать

– Так предпринимательством можно и на рынке заниматься. Или в мастерской. Заведи артель и предпринимай, чего хочешь.

– Нет, это-то понятно. Торговать или артель завести ты мог и при Сталине. Но миллионером через это ты стать не мог.

– Но ведь и через науку тащемта миллионером не станешь. Только академиком. Хотя оклады у них, конечно, достаточные. Вполне на уровне миллионеров. Наших, разумеется. Не долларовых.

По лестнице поднимались.

– Тут другое. Кто такой богатый? Это тот, у кого достаточно денег, чтобы не беспокоиться о деньгах.

– В этом смысле Гриша у нас – миллиардер.

– Это не совсем так. Гриша не думает о деньгах, это верно. Но он постоянно о них беспокоится.

В лабораторию вошли трое. Мы усиленно делали вид, что не испуганы.