Читать книгу Пурпур и яд - Александр Немировский - Страница 21

Мешочек выпал из руки Алкима, и монеты со звоном рассыпались по столу.

– Как ты сказал? «Птенчик свое отлетал!» – перебил он боспорца.

Памфил отступил, напуганный этой неожиданной реакцией. Может быть, Аристогор прав, что не ввязывается в политику. Лучше жить впроголодь, чем ходить по острию меча.

– Это не я сказал, – пояснил он. – Это чернобородый! Разве я мог так подумать!

Алким сделал нетерпеливый жест.

– А он прихрамывал?

– Да! – обрадованно воскликнул Памфил. – Он тянул левую ногу. Но все равно я не смог его догнать. Он был на коне! Я отправился в степь искать Митридата в надежде предотвратить беду. Но боги спасли царя. Я застал его и скифа у могилки пса. Они оба стояли на коленях перед нею.

Алким сгреб ладонью горсть монет.

– Ты заслужил свое золото.

Глаза боспорца блеснули жадным блеском.

– Но если хочешь его получить, поклянись, что не будешь распускать язык. Ты не был в степи, не видел Митридата и Савмака, не знаешь, о чем совещались заговорщики в Киммерийце. Ты вернулся из Фанагории с письмом от моего брата.

– Клянусь всеми богами! Меня послал Неоптолем! Да, где же послание твоего высокочтимого брата?

Он стал с невозмутимым видом искать что-то за краем гиматия и наконец под видом письма протянул Алкиму пустую ладонь.

Алким с улыбкой пересыпал монеты во влажную ладонь боспорца.

Закрыв за лазутчиком дверь, он подошел к занавесу, отделявшему пространство за колоннами, и отдернул его. Диофант сидел, опершись щекою на кулак. На его губах блуждала загадочная улыбка.

– Ты напал на верный след, – молвил синопеец. – Если пойти по нему, он приведет тебя к тем, кто не погнушался услугами папы Харона. Допустим, им удалось осуществить свой коварный замысел…

– Что ты говоришь! – воскликнул Алким.

– Ты меня не понял. Занавес, за которым ты меня посадил, создал иллюзию театра. Я представил себя автором древней трагедии. Я разработал ее сюжет до конца. Зрители станут актерами. Но они не должны догадываться о благоприятном исходе. Тем значительнее будет эффект! Правду должен знать лишь один Моаферн. Он будет в этом представлении хорегом. Итак, действие первое. Оно начинается в гавани Пантикапея. Ты передаешь Гриллу приказ выйти в море. Как только из виду скрываются берега, ты сообщаешь кормчему и команде, что скончался Митридат, отравленный врагами. Вы поднимаете черные паруса и плывете в Синопу…

* * *

Южная гавань густо заполнена толпой. Никто не заставлял всех этих людей стоять на солнцепеке. Никто даже не объявил им, когда прибудет тело царя. Но каждому хотелось проститься с Митридатом.

В толпе можно было увидеть не только синопейцев, но и жителей соседней Армены. Амасийцы прислали послов с жертвенными дарами, поручив оставить их на могиле. Трапезундцы принесли искусно отлитую золотую доску с портретом юного царя в профиль и надписью: «Хайре, Митридатос!» Многие привели с собою детей, и они залезли на постаменты статуй. Те, кому не хватало места в гавани, устроились на палубах кораблей, увешанных черными полотнищами.

В ожидании корабля с телом кто-то рассказывал о силе и ловкости Митридата, покорившего дикого скакуна. Женщины, склонив посыпанные пеплом головы, плакали. Даже мужчины не могли удержаться от слез. Ушел царь, подававший великие надежды. Если бы не зависть богов, он стал бы славой Понта и грозой Рима. Выученики философов, длинноволосые и неопрятные юноши, воспользовались случаем, чтобы заклеймить суеверие толпы. Считалось, что зажегшаяся в день рождения Митридата кровавая комета предвещает его семидесятилетнее царствование, наполненное войнами, власть над четвертой частью ойкумены. А царь умер семнадцати лет, не обладая даже отцовским царством.

Все разговоры и толки были прерваны появлением триеры. Знатоки сразу же узнали флагманское судно боспорского флота «Парфенос». Удивительно было, что на мачтах белые паруса. Кто-то уже поносил этих боспорцев, не отдавших почестей останкам царя. Но ни у кого не вызывало сомнения, что именно на этом корабле находится тело Митридата.

Удивление боспорцев, еще издали видевших корабли с черными полотнами и огромную толпу, заполнившую гавань, было еще большим.

– Что случилось? – спрашивали они, сойдя на берег.

– Это вам лучше знать, – отвечали синопейцы. – Где тело Митридата Евпатора?

– Он провожал нас и просил передать вам привет.

Синопейцы оторопели. Кто же распространил известие о смерти Митридата? Вспомнили, что оно пришло из Лаодикеи, что о смерти царя объявил от имени убитой горем царицы Ариарат.

– В Лаодикею! – раздались крики. – В Лаодикею!

Толпы хлынули к воротам. На молу остались одни боспорцы. Они до сих пор ничего не могли понять. Им казалось странным поведение граждан этого города, ожидавших их как богов и даже не пожелавших рассказать толком, что случилось.

Ариарат лежал лицом к земле, жалкий, измученный. Сточная канава, по которой он выполз из города, давно уже кончилась. Прошла ночь. Гелиос осветил каменистую равнину, спускавшуюся к озеру. А он все еще переживал ужас тех мгновений. Толпа ревела как тысяча разъяренных быков: «Митридат жив! Смерть Ариарату!»

Все началось с того дня, когда в Синопу прибыл римский посол. Ненависть к Риму росла, как снежный ком, несущийся с горы. Она ослепила синопейцев, и они забыли, что Ариарат жрец Кибелы, что богиня жестоко карает тех, кто поднимает руку на ее служителя. Они не могут простить, что Синопа перестала быть столицей, что Лаодика не строит новых кораблей. А что дали корабли Эвергету? Где его великие подвиги? Посылка пяти триер под стены Карфагена? Неужели этим эллинам мало того, что приносит торговля с иберами и скифами? Им нужны проливы. Они хотят соперничать с Родосом и Александрией. О, они еще не знают, что такое римское войско, когда ему отдают на разграбление город!

Ариарат поднялся и, шатаясь, побрел к морю. Рыбаки, расправлявшие на берегу сети, сочли его безумным. Он и впрямь обезумел от страха и злобы. Останавливаясь, он грозил кому-то кулаками. Из его уст вылетали проклятия, перемежавшиеся с именем – Аквилий.