Читать книгу Последний воин Соколиной горы - Александр Никифоров - Страница 6

Конечно же, он москвич. Егор родился и вырос в этом городе, недалеко от Покровского бульвара. Каждый день, перебегал его, спеша в школу №327 на Большом Вузовском переулке. Он увлекался историей, а учитель физики и директор школы в одном лице – Петр Николаевич Степаненко, видел в своих учениках инженеров, строителей и авиаторов.

Литвинов был одним из лучших учеников школы и Петр Николаевич очень рекомендовал ему поступить в Московский механико-машиностроительный институт им. Н. Э. Баумана. Страна строила коммунизм, и Егор решил, что золото скифов может подождать, и послушал директора школы.

Когда он окончил первый курс, началась война, и он со своими товарищами пошел в военкомат, но его тогда завернули, так как брали тех, кому исполнилось 18 лет, а ему восемнадцать было бы только в ноябре. И тогда Егор пошел в рабочее ополчение, и с конца августа до октября он выезжал рыть окопы и противотанковые рвы.

Как только наступило совершеннолетие, он начал проситься на фронт. Наши войска только-только отстояли столицу, и Литвинов хотел быть в тех окопах, которые он рыл в сентябре, но военком дал ему направление в Тамбовское артиллерийско-техническое краснознамённое училище.

Туда уже с «Нового Сормова» поставили новейшие пушки ЗиС-3 для обучения курсантов. Егор еще в институте полюбил предмет «Теория машин и механизмов», и это ему очень помогло во время учебы в артучилище. Он стал лучшим наводчиком на курсе, и вскоре ротный назначил его командиром боевого расчета. Но так как отвалившаяся подошва уложила его в госпиталь, то он не сразу попал на фронт. Зато судьба свела его с прекрасной девушкой Валентиной, и это скрасило его полуторамесячное пребывание в госпитале.

«Как же здорово, что она сейчас рядом с ним. Но как она попала на фронт?» – думал Егор, периодически приходя в сознание, и слыша, как рядом хлопочет любимая девушка. Много странного сейчас слышал старший лейтенант, находясь в полузабытье. Вот пришел какой-то дядька, которого Валя называла «Реставратором», и узнаваемый по голосу бородач предложил ему:

– Скушай яблочко, Петруша. Праздник сегодня – Яблочный Спас. А нас вот Господь от «укропов» спас, вон как они нас сегодня «Градом» посыпали. Хорошо хоть целкость у них сбита. А у нас смотри, какой подарочек лежит, видно твой брат – реконструктор.

– Ух, ты, какой экземпляр, и форма у него правильная, прямо 43 год. Вот только зачем он на позиции погоны нацепил, этими погонами только лишний раз «всушников» провоцировать, – рассуждал «Реставратор». – Где вы его откопали?

– Да после бомбежки пошли позиции проверять, а он там под трехдюймовкой лежит, за сошник уцепился и орет: «Заряжай», «Товьсь», «Огонь». Еле оторвали его от пушки. Только он в себя никак не придет, лежит, заговаривается: то про сарматов, то про «Мертвую голову», то про «Тигров». А тут ненадолго пришел в себя и Валюшу нашу узнал, – рассказывал «Борода».

– А я его не знаю, Петр Николаевич. Степаныч предположил, что он из Москвы, как и я. Но я-то его в первый раз вижу, – оправдывалась девушка.

Лежа в бреду, Егор думал, почему она его совсем не узнает. Может ему лицо так сильно посекло, что его теперь невозможно узнать? Егор не понимал, как она оказалась на передовой, где Лешка и что это за люди его окружают? «Этот вот бородатый боец явно не по уставу одет, да еще с такой растительностью на лице, может меня армейская разведка подобрала», – думал Литвинов. Он слышал, что разведчикам разрешали отпускать бороды и не стричься, чтобы сливаться с местным населением, да и говорок у бородача был малоросский, как у сержанта шестого расчета. Все казалось очень странным: и это видение с сарматами и фракийцами, и какие-то «укропы» с «всушники». Резкая боль пронзила висок, и Егор опять вырубился.