Читать книгу Гвидово поле. Хроники Паэтты. Книга V - Александр Николаевич Федоров - Страница 5

С появлением Увилла замок Олтендейлов зажил новой жизнью. Он уже много-много лет не слыхал детских голосов – с тех самых пор, как сам Давин и две его сестры были детьми. И теперь он словно проснулся. Даже лица слуг, казалось, лучились каким-то теплом. Что уж говорить о хозяевах – для них наступили благословенные времена.

Первые дни Увилл, естественно, заметно грустил, хотя изо всех сил старался не показывать этого. Но грусть прошла – мальчик истосковался по отцу, и теперь с радостью нашёл его в Давине. Кара, хотя и не могла заменить ему мать, окружила его истинно материнской заботой и любовью. Она и не претендовала на то, чтобы он считал её мамой, но её собственные нерастраченные материнские инстинкты превращали её в настоящую наседку.

Давин тоже целиком погрузился в заботы о мальчике. Особенно поначалу, когда Увилл тосковал по матери, он старался постоянно искать для него интересные занятия. Они много гуляли в окрестностях Танна – городишко стоял неподалёку от границы Симмерских болот, и местность здесь отличалась от лесистых окрестностей Колиона. Тут хватало и лесов, и рощ, но было много лугов, которые убегали к влажным редколесьям преддверий болот.

В этих пейзажах порою было что-то пугающее – особенно в сумерках, когда иные чахловатые отдельно стоящие деревца превращались в ночных духов и чудовищ, а со стороны болот доносились таинственные и жутковатые звуки. А ещё под вечер или утром землю часто накрывали густые туманы, превращавшие мир в настоящее царство зыбких теней.

Увиллу очень нравились эти места. Он говорил, что тут гораздо интереснее, чем жить среди мрачного леса. Несмотря на юный возраст, он уже хорошо держался в седле, так что они с Давином частенько уезжали на несколько миль к северу, чтобы побродить по болотистым лугам.

Также немало времени названные отец и сын посвящали военному ремеслу. Давин был неплохим стрелком из лука, и они с Увиллом ежедневно тренировались на специально отведённой для этих целей площадке. Там стояли соломенные чучела, и Давин обучал мальчика премудростям обращения с луком – начиная с того, как нужно ухаживать за своим оружием, и заканчивая оценкой направления и силы ветра.

Конечно, шестилетнему мальчишке боевой лук был не по силам, поэтому специально для него изготовили маленькое, но вполне функциональное оружие. Увилл обожал стрельбу из лука. И у него было одно качество, которое Давин очень ценил. Мальчик пока ещё нечасто попадал в мишень даже с дюжины шагов, но, несмотря на возраст, он не устраивал истерик по этому поводу, не обвинял во всём лук или стрелы, не отбрасывал оружие с криком и не дулся. Его злили промахи, но это была хорошая злость, которая лишь подзадоривала упрямого мальчишку.

Но куда лучше Давин обращался с мечом, и этому искусству он хотел обучить Увилла в первую очередь. Снова специально для мальчика был сделан деревянный меч, утяжелённый металлическими частями. Давин с наслаждением проводил целые часы, обучая Увилла стойкам и ударам. Его жизнь словно наполнилась теперь новым смыслом, и он был счастлив как никогда.

В общем, уже через какие-нибудь пару недель Давин души не чаял в своём воспитаннике. Он действительно любил его как родного сына и готов был на всё, лишь бы сделать его хоть чуточку счастливее. Надо сказать, что и Увилл отвечал полной взаимностью, радуясь внезапному обретению отца.

Счастье, которое нежданно обрёл Давин, долгое время не позволяло ему увидеть скрытую печаль на лице жены. Она безумно любила Увилла, но всё же её уголки рта слегка опускались, когда она глядела на то, как муж возится с ним. По утрам её и без того опухшее лицо всё чаще носило следы недавних слёз, а из груди то и дело украдкой вырывались вздохи. Однако же прошло несколько недель, пока витавший в облаках Давин что-то заметил.

Они сидели за столом, заканчивая второй завтрак. Увилл, как и все дети, не слишком-то любящий есть, обычно лишь завтракал и ужинал, так что остальные трапезы супруги делили лишь друг с другом. Давин, в общем-то, тоже был неприхотлив в еде и мог бы, подобно Увиллу, довольствоваться лишь двумя плотными приёмами пищи, но для Кары эти минуты, кажется, были очень важны, так что он старался не пропускать ни второй завтрак, ни обед, ни полдник.

– Ты нездорова, белочка? – глядя на болезненную бледность и потухшие глаза жены, спросил Давин. Ещё со времён их помолвки он нежно называл её «белочкой», конечно же не на людях. С тех пор страсть давно уж прошла, но он продолжал это делать, зная, что Каре это приятно.

– Что-то голова болит с утра, – потирая виски, ответила та.

– Ты отчего-то грустна в последнее время, – словно только что осознав этот факт, вновь заговорил Давин, вглядываясь в супругу. – Что произошло?

– Тебе показалось, дорогой, – возразила Кара, но Давин заметил, как уголки её губ вновь скорбно опустились. – Всё хорошо.

Кара была не слишком хороша собой, особенно теперь, спустя более чем шесть лет их брака. Она была невысокой и очень грузной женщиной, причём это была не здоровая пышущая полнота. Рыхлое тело с нездоровой кожей, редеющие жёсткие волосы, множество прыщиков по всему телу. Давин давно уже не любил её как женщину, если вообще когда-то такая любовь была. Но за шесть лет Кара стала для него хорошим другом. Он бесконечно уважал её и относился к ней с большой теплотой. И меньше всего ему хотелось, чтобы она грустила.

Именно поэтому он сейчас не довольствовался её отговорками, поскольку видел, что его жена страдает.

– Ну же, белочка, расскажи мне, – мягко, но настойчиво попросил он. – Тебя что-то мучит, и я должен знать – что именно.

Несмотря на хроническую болезнь, не только изуродовавшую её, но и доставлявшую физические страдания, Кара обычно бывала весёлой и жизнерадостной. Но сейчас эта странная тоска буквально сочилась из неё, так что Давин в душе обругал себя последними словами за то, что не заметил этого раньше. Только сейчас он увидел, насколько тяжело этой женщине, которую он привык видеть улыбающейся несмотря ни на что.

И вот Кара внезапно уткнула лицо в ладони и разрыдалась. До сих пор она плакала считанное число раз, так что каждый такой случай производил на Давина неизгладимое впечатление.

– Что случилось? – утешитель из Давина был неважный, поэтому он лишь неловко поднялся и, подойдя к жене сзади, обнял за плечи.

– Всё в порядке, Давин, я просто устала, – сквозь рыдания отвечала Кара.

Но всё же было похоже, что предел её терпения был достигнут, и она уже не могла держать в себе те мысли, что снедали её всё последнее время. Поэтому крик души всё же прорвался наружу спустя всего несколько мгновений.

– Как бы я хотела умереть… – прорыдала она. – Чтобы не мешать тебе жить…

– Что ты такое говоришь, белочка? – вскричал Давин, ещё сильнее сжимая её в объятиях и целуя в заметно поредевшие волосы. – Разве ты мне мешаешь жить? Да без тебя я бы давно уже пропал!

– Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на Увилла? – в этом голосе не было ни злости, ни обвинения. Лишь горе и самобичевание. – Каждый день ты смотришь на него и думаешь о том, что у тебя нет сына!

– Это не так! – тон Давина был абсолютно искренним, хотя, конечно, в этом Кара была права. – Да и что за беда – мы ещё так молоды! Уверен, что у нас будет не один, а сразу несколько сыновей и дочурок!

– Я никогда не рожу тебе ребёнка, Давин… Я больна… Мы столько пытались – и никакого результата! Если бы я умерла, ты мог бы спокойно жениться на ком-то, кто сможет дать тебе наследника! Может быть даже и на Лауре…

– У нас будет ребёнок, слышишь! – шептал Давин, поглаживая голову жены. – Выброси эти глупые мысли из головы, белочка! Я не хочу больше об этом слышать никогда!

– Но это правда! – не обращая внимания на последние слова мужа, продолжала Кара. – Я сковываю тебя, Давин! Я мешаю тебе жить! Ах, если бы я умерла!

– Прекрати! – уже резче одёрнул он её. – Ты говоришь ерунду! Перестань немедленно, слышишь!

– Прости меня, Давин! – Кара схватила его руки и начала исступлённо целовать их, пока он их не отдёрнул. – Прости, что не родила тебе сына! Ты подожди, я больна, я скоро умру! Потерпи ещё немного!..

– Довольно с меня этого! – разрываясь между злостью и жалостью, воскликнул Давин и стремительно выскочил из столовой.

В тот день он старательно избегал оставаться наедине с Карой, поэтому увидел её лишь во время ужина, когда за столом был ещё и Увилл. Она была бледна и расстроена, но не решилась продолжать разговор. Ужин прошёл в тяжёлом молчании – обычно Кара интересовалась у Увилла, как он провёл свой день, но на сей раз она молчала. Сам же Увилл, как и все шестилетние мальчики, был достаточно эгоистичен, чтобы ничего не заметить. Он быстро проглотил содержимое тарелки и сбежал – до темноты оставалось ещё около часа, так что вполне можно было успеть позаниматься множеством мальчишечьих дел.

***

– Я должна кое-что сказать тебе, Давин.

Кара возобновила разговор спустя три или четыре дня, в течение которых Давин надеялся, что до него дело не дойдёт. Супруга в последние день или два заметно повеселела, словно с её души упал огромный камень. Давин не пытался анализировать, с чем связаны подобные изменения, но очень хотел верить, что всё позади. У него до сих пор кошки скребли на душе, но сам он не мог отыскать в себе смелости, чтобы поговорить с женой.

– Мы с Увиллом сегодня думали прокатиться до Ганских болот, – быстро ответил он. – Лошадей уже оседлали, поэтому я…

– Мы можем поговорить, когда ты вернёшься, – не сдавалась Кара.

– Хорошо, говори сейчас, – тяжело вздохнул Давин, решив, что лучше уж разделаться с этим поскорее, тем более что позже разговор рисковал затянуться надолго.

– Сначала я попрошу тебя выслушать меня спокойно и не возражать сходу, – предупредила Кара. – Я долго думала над этим, и это – не какая-то блажь. Пожалуйста, отнесись серьёзно к тому, что я буду говорить.

– Начало многообещающее, – нервно усмехнулся Давин. – Что ж, ладно. Обещаю молчать, пока ты не позволишь говорить.

– Тебе нужен наследник, Давин, – стараясь говорить спокойно, начала Кара. – Это совершенно понятно, и я это вижу. Более того, пусть ты ещё не стар, но всё же сын нужен тебе как можно скорее, ведь Торвин тоже не был старым. Кроме того, твой сын должен быть достаточно взрослым, когда тебя не станет, чтобы его не постигла участь Увилла.

Давин нервно барабанил пальцами по столешнице. Он не понимал пока до конца, куда клонит Кара, но чувствовал, что разговор будет неприятным. Его так и подмывало что-то сказать, но он помалкивал, памятуя о данном обещании.

– Я знаю наверняка, что моё лоно неспособно понести дитя, – продолжала меж тем Кара. – Но я не должна стать той, из-за которой прервётся род Олтендейлов! В конце концов, совершенно неважно, кто выносит твоего наследника!

– Что ты имеешь в виду? – вмиг забыв о своём обещании, изумлённо воскликнул Давин.

– Мы подыщем молодую и здоровую девушку из прислуги, и она понесёт от тебя. А когда ребёнок родится, я стану ему лучшей матерью на свете!

– Ты сошла с ума? – вскричал Давин. – Ты понимаешь, что говоришь?

– Я думала об этом несколько дней, поэтому отлично понимаю, о чём говорю! – отрезала Кара. – Тебе нужен сын, и это совершенно очевидно. Рано или поздно этот вопрос станет критическим, и тогда даже такой тугодум как ты додумается до этого. Так лучше уж мы оба избежим неловкостей, когда ты станешь прятать от меня своего ребёнка. Никто и никогда не узнает о подлоге – все будут считать ребёнка нашим. Он будет таким же Олтендейлом, как если бы его родила я.

– Это безумие! – помотал головой Давин, вставая. – Ты ведь возненавидишь этого ребёнка!

– Я буду благословлять его каждую секунду! – возразила Кара. – Он станет спасением для нас обоих, поверь!

– Мне пора! – резко бросил Давин, бросаясь к двери, будто к спасению. – Увилл уже заждался меня!

Кара продолжала глядеть на захлопнувшуюся дверь. Её лицо выражало сложнейшую гамму чувств – от боли до надежды. Она знала мужа лучше, чем он знал сам себя, поэтому верила, что всё будет именно так, как хочет она.

***

Прошло несколько не слишком-то приятных для Давина дней. Он никак не мог отделаться от мыслей, порождённых словами Кары, и чем дальше, тем больше понимал, что это, вполне возможно, едва ли не единственный выход из положения. Он презирал и ненавидел себя за это, но осознавал, что не может отыскать иного выхода из сложившегося положения.

Проницательная Кара дала мужу почти неделю – наверное, не случайно она называла его тугодумом и понимала, что ему требуется много времени даже не для того, чтобы принять решение, а хотя бы подойти к нему на расстояние продолжения диалога. Также она понимала и то, что сама должна стать инициатором дальнейшего разговора, потому что Давин, даже будучи окончательно уверенным в её правоте, никогда не заговорит об этом первым.

– Знаешь ли ты Нару, нашу служанку? – начала она разговор за обедом.

– Нару? – озадаченно спросил Давин.

– Да, Нару. Она помогает на кухне. Ты мог видеть её во внутреннем дворе – она частенько ловит куриц для кухни, а ещё каждый день кормит птицу. Очень миленькая, высокая, стройная. Ей семнадцать. И волосы у неё… – Кара пощёлкала пальцами, будто пытаясь подобрать слова. – Ну такие, знаешь… Прямо как у Лауры.

Давин пристально поглядел на жену и почувствовал, как щёки его наливаются кровью. Он уже понял, к чему весь этот разговор, а теперь вот почувствовал двойную неловкость. Неужели Кара думает, что он неравнодушен к Лауре? Она, конечно, весьма хороша собой и обаятельна, но… Все эти годы Давин запрещал себе думать о ней в таком ключе, и у него это неплохо получалось.

– Не знаю… Может быть… Возможно… – пролепетал он, ещё больше смущаясь от осознания того, как глупо он сейчас выглядит.

– Так вот, я хочу поставить тебя в известность, что со вчерашнего дня я сделала её нашей горничной. Теперь она будет отвечать за уборку в наших спальнях. Надеюсь, ты не против?

– Ты – хозяйка… – пожал плечами Давин, с преувеличенным усердием ковыряясь ложкой в своей миске.

– Что ж, хорошо, – кивнула Кара. – Уверена, ты останешься доволен её работой.

Давин не нашёлся, что на это ответить.

***

Через два дня состоялся очередной абсурдный разговор.

– Давин, я надеялась, что ты окажешься достаточно умным, чтобы понять всё самостоятельно! – с лёгким раздражением заговорила Кара. – Я надеялась, что ты будешь достаточно чуток ко мне для того, чтобы не заставлять говорить то, что я вынуждена буду сказать сейчас! Я разговаривала с Нарой, и она сообщила, что ты до сих пор не уделил ей должного внимания.

– Но, белочка… – смешался Давин. – Я не хочу делать тебе больно…

– И не сделаешь! – заверила Кара, хотя внимательный наблюдатель без труда разглядел бы потаённую боль в её глазах. – Она – простая служанка. Думаешь, меня может ранить, если ты пару раз облапаешь служанку? Уверена, что время от времени этим грешит едва ли не каждый сеньор. Тоже мне – проблема! Делай что хочешь, но лишь надеюсь, что ты будешь достаточно умён для того, чтобы не привязаться к этой девке.

– Кара… – вновь попытался что-то сказать Давин.

– Чем скорее девчонка забеременеет, тем скорее мы забудем об этом! – отрезала женщина. – Так что тебе придётся потрудиться. Она будет приходить к тебе каждую ночь до тех пор, покуда мы не поймём, что всё получилось.

Так оно и вышло. Молоденькая смазливая служанка тайком пробиралась в его постель практически каждую ночь. Иногда, чувствуя себя уставшим, Давин отсылал её сразу же. Но обычно она задерживалась на некоторое время. В это время в спальне не горели свечи и камин, так что лорд с трудом угадывал очертания лица девушки и, вполне возможно, даже не узнал бы её, столкнись они где-нибудь при свете дня. Он не мог не понимать – что бы там ни говорила Кара, но её ранило сложившееся положение вещей, а потому он свято соблюдал её наказ и старался воспринимать девушку (он сознательно не называл её никогда по имени) лишь как некий сосуд для его будущего ребёнка.

Прошло больше двух месяцев, в течение которых Давин добросовестно «трудился» по выражению Кары, до того времени как она, улыбаясь, сообщила, что Нара, похоже, понесла. Это была уже привычная для бедной женщины улыбка, при которой глаза почти всегда оставались печальными. Для Давина это означало, что его «трудам» пришёл конец, чему он был, говоря откровенно, немало рад.

С этого дня Нара исчезла из его жизни. Он понятия не имел – чем она сейчас занимается и где живёт. Он предполагал, что Кара держит её где-то поблизости и, скорее всего, освободила ото всех работ, опасаясь осложнений. Всё это было теперь неважно – главное было дождаться ребёнка. А ещё надеяться, что его несчастная супруга справится со всем этим.

В следующем году, в разгар месяца жаркого5 Кара одним ранним утром вызвала мужа к себе. Войдя, он увидел на её руках маленький комочек, завёрнутый в отрезы белоснежной ткани. У него появился ребёнок.

– Ну что, Давин Олтендейл, – проговорила Кара, и он заметил, что глаза её красны, будто она только что плакала. – Теперь у тебя есть дочь.

– Дочь? – опешил тот. До сих пор он почему-то даже ни разу не подумал о подобной возможности.

Волна разочарования накрыла лорда. Однако, подойдя ближе и взглянув на этого сморщенного и взъерошенного человечка с какой-то странной коричневато-фиолетовой кожей, он вдруг ощутил тепло и счастье. Это был его ребёнок!

В тот же день было официально объявлено, что госпожа Кара Олтендейл успешно разрешилась от бремени. Три дня весь Танн, не говоря уж о замке сеньора, шумно отмечал эту нежданную радость. А на двенадцатый день девочку торжественно внесли в храм Арионна для обряда наречения6. Нарекателем, по просьбе Давина, стал не кто иной как Увилл.

Счастливые родители не раздумывали с именем. Стоя перед жрецом Арионна, держащим ребёнка, Увилл произнёс ритуальную фразу: «Да будет Белый Арионн знать это дитя под именем Солейн!». Это имя для девочки придумала сама Кара, и означало оно «Лучик».