Читать книгу По зову Большой Медведицы. С любовью к Тикси - Александр Обоимов - Страница 4

Хара-Улах – так называется небольшая река на севере Якутии, впадающая в море Лаптевых. В переводе с якутского – «Черная речка». Термин «черный», как правило, вызывает тягостные ассоциации. И данный случай – не исключение. Это единственная река на сотни километров вокруг, куда не заходит с моря рыба. И главное – тут часто случаются трагедии. Одна из крупнейших произошла в 1736 году, когда во время зимовки в устье реки от холода и болезней почти полностью погиб отряд Второй Камчатской экспедиции под командой лейтенанта Питера Лассиниуса. Прошло более двух с половиной веков, а многие обстоятельства тех печальных событий до сих пор не имеют объяснений.

Море Лаптевых от Камчатки отделяет не одна тысяча километров. Поэтому работа «камчатской» экспедиции в этих местах кажется на первый взгляд странной. И тем не менее нет ничего реальнее. Это «самая дальняя, и трудная, и никогда прежде небывалая» – так определяли. Вторую Камчатскую экспедицию под командой Витуса Беринга в XVIII веке. Можно добавить – определение не изменилось до сего дня. Она так и остается самой крупной в истории научной экспедицией, предпринятой силами одного государства и по длительности, и по составу участников, и по результатам.

Экспедиция работала десять лет – с 1733-го по 1743 год. Ее главным достижением стала первая достоверная карта страны. Были описаны все северное и восточное побережье России от Северной Двины до Амура, огромные внутренние пространства Восточной Сибири, Курильские и Алеутские острова, разведаны пути в Японию и Америку. Собраны уникальные сведения о природе и истории Сибири и Дальнего Востока. И важнейший политический итог: владения Российской империи распространились на три части Света: Европу, Азию и Америку. Во время экспедиции российские корабли «Св. Петр» и «Св. Павел» под командованием Витуса Беринга и Алексея Чирикова впервые в отечественной истории пересекли океан. Исследовательские работы потребовали огромных материальных и людских ресурсов. Тринадцать кораблей, построенных в Архангельске, Тобольске, Якутске и Охотске, обслуживали шесть морских отрядов, которые в достаточной степени были обеспечены оборудованием и провиантом. Экипажи судов полностью укомплектованы. По особой программе работала группа профессоров и студентов Академии наук. Затраты составили астрономическую по тем временам сумму – почти 5% годового бюджета государства. Число участников основных и вспомогательных отрядов составило порядка 5000 человек. Точную цифру назвать невозможно, так как к работе по перевозке грузов привлекалось местное население.

Работы велись в исключительно трудных условиях. В Сибири практически отсутствовало промышленное производство и зерновое хозяйство. Стало быть, требовалось везти с собою из европейской России за Урал абсолютно все: пушки, якоря, канаты, паруса, паклю, мачтовый лес, железо, порох, инструменты, бумагу, продовольствие (в основном муку). Где могли, использовали водный путь, а так – на лошадях, собаках, иногда сами впрягались вместо животных.

Мешали и административные препоны. Формально границы империи достигали Тихого океана. Реально – правительство оперативно контролировало ситуацию лишь до Западной Сибири. Тобольск был крайним городом, где заканчивался Сибирский тракт, обеспечивающий надежное сообщение со столицей. Здесь же были последние атрибуты центральной власти: таможня, почта, регулярные войска. Далее на восток страна жила по своим законам, завися больше от местных чиновников, чем от Петербурга. Охрану территории и сбор дани осуществляли казаки, письма и указы приходили с оказией. Произвол чиновников не имел границ, они не боялись никого и ничего, обворовывали и местное население, и казну. Экспедиция была им досадной помехой, поэтому, несмотря на сенатские указы, местные администрации часто вместо помощи создавали дополнительные проблемы.

Два года потребовалось, чтобы добраться до Якутска, заложить верфь и построить судно. Наблюдая современные «долгострои», можно только удивляться темпам ХVIII века. Но в Петербурге считали иначе: Беринга упрекали за медлительность и постоянно торопили.

Макет бота «Иркутск»

Наконец в июле 1735-го бот «Иркутск» отправился в путь. На проводы пришли начальник экспедиции Витус Беринг и его помощник Алексей Чириков. Все было очень торжественно: палили пушки, кричали: «Ура!»

Экипажу «Иркутска» под командой лейтенанта Питера Лассиниуса надлежало за два года положить на карту пространство от устья Лены до Камчатки. Сегодня понятно, что это не реально, но тогда никто об этом не знал.

Питер Лассиниус родился в Западной Норвегии, на территории, входившей в XVIII веке в состав королевства Дании. Точная дата рождения неизвестна. В 1725 году принят на русскую службу. Исполнял должность штурмана, видимо, хорошо, так как в 1732 году его зачислили в экспедицию Беринга.

По рекомендации Сената командный состав Второй Камчатской экспедиции формировался из изъявивших желание россиян. Из-за недостатка добровольцев Беринг предложил допустить нескольких иностранных подданных, среди которых был и Лассиниус. Последнего пожаловали в чин «лейтенанта майорского ранга» и назначили начальником отряда. Это характеризует его как высокого профессионала, ибо отбор был весьма строг. Действительно, из выпускников Морской академии у Беринга оказались самые лучшие офицеры и штурманы.

Плавание по реке на парусном судне – непростая задача. В данном случае она усугублялась отсутствием карт и лоций. Конечно, на судах имелись лоцманы, но они не имели опыта проводок кораблей с осадкой два метра. Бот «Иркутск» представлял собой одномачтовое судно длиной 18,3 метра, шириной 5,5 метра. На нем находились 52 человека, снаряжение и запас продовольствия на два года. Объем груза превышал возможности корабля. Поэтому часть припасов везли на малом боте (большая шлюпка) и дощаниках – плоскодонных речных судах. В устье дощаники пришлось отпустить.

Выход в море серьезно осложнил «жилищный вопрос». После перегрузки всех припасов на борт и заполнения бочек пресной водой теснота стала невероятной. Десять человек не помещалось ни в жилых помещениях, ни в трюме. Они ночевали на палубе. На широте 73 градуса в августе холодно даже днем, а ночью вполне реальны заморозки. Перегруженное судно плохо держалось на волне, в шторм вода захлестывала палубу. Часть экипажа – солдаты сибирских гарнизонов – не имела запасной одежды, люди мерзли.

Самым крупным препятствием на пути стали льды. Они встретили моряков сразу по выходе в море. День ото дня ледовая обстановка осложнялась. Стала очевидной необходимость выбора места зимовки. Никто не ожидал, что это случится всего в 100 километрах от дельты Лены.

Несколько дней ушло на поиск подходящего места. Идеального не нашлось, поэтому выбор пал на устье небольшой реки Хараулах. Сегодня мы знаем, что место было выбрано неудачно – река безрыбна. А чуть восточнее – устье реки Омолой, где с незапамятных времен вели лов казаки и промышленники.

Бухта Буорхая

Но лоцман Иван Кудрин заявил, что далее «годных для отстоя мест не имеется». Не верить ему оснований не было. О безрыбье никто не знал, а очевидные плюсы у речки Хараулах были. Во-первых, широкая дельта защищала от морских штормов, во-вторых, в ней не опасен весенний ледоход и, наконец, на берегу лежал выброшенный морем лес, плавник, что решало вопрос строительства жилья и дров на зиму. В предпоследний день августа вошли в устье. На шлюпке завозили якоря, закрепляли их и подтягивали корабль, помогая веслами, по возможности, парусами. Окончательно остановились в двух километрах от моря, где лежал плавник, и имелась возможность надежно закрепить судно.

Позже, уже в XX веке, Лассиниусу поставили в вину ошибку при выборе места для строительства казармы. Будто бы это был низкий затопляемый участок дельты. Но это мнение не подтверждается документами. В рапорте указано наличие большого числа нор леммингов, значит, казарма строилась не на болоте.

Подготовка к зимовке началась с первого дня. Таскали бревна, пилили доски. Всего было заготовлено порядка пятисот бревен. Из них сделали казарму размером 25 на 9 метров, разделенную перегородками на 4 части: для лейтенанта, священника, унтер-офицеров, нижних чинов. К ней примыкали кухня, нужник и сени. В казарме сложили 3 печи и для священника камин. Печи топились из одного помещения. Срубили баню, где могли мыться одновременно десять человек.

Сразу стали подготавливать к зимовке судно. Сняли такелаж, мачту, укрепили руль, готовили лес для выварки смолы, для чего пытались выкопать яму. Копать в мерзлоте трудно, осенью почти невозможно, поэтому ложе для выварки решили не выкапывать, а выложить дерном наподобие кратера вулкана. Казалось, все складывается благополучно. Лассиниус написал Берингу бодрый рапорт и отправил его в Якутск с нарочным и лоцманом Кудриным, присутствие которого далее считал бессмысленным.

Памятный знак на мысе Хараулах

Лассиниус уже думал над планами следующего года. Но судьба распорядилась по-своему. Экипаж бота был по своей структуре неоднороден: здесь и добровольцы из Петербурга, и сибирские солдаты, и ссыльные. Начали возникать конфликты. Ухудшению взаимоотношений способствовало распоряжение командира уменьшить вдвое нормы питания. Назревал бунт, и повод не заставил себя ждать. Несколько матросов копали яму для выварки смолы. Мерзлый грунт был прочнее бетона. Люди совсем выдохлись и отказались работать дальше. Унтер-офицер Борис Рассилиус в ярости ударил Александра Коробова. Команда потребовала суда над унтер-офицером. Лейтенант встал на защиту Рассилиуса. Тогда Коробов заявил на Лассиниуса «слово и дело».

Объявить «слово и дело» – значило обвинить в государственной измене. Обвинителя и обвиняемого надлежало немедленно арестовать и отправить в якутское отделение Тайной канцелярии для следствия. Матросы предложили подштурману Василию Ртищеву принять команду. Тот понимал, что в этом случае его могут причислить к бунтовщикам, и отказался. Тогда решили всю вину свалить на Рассилиуса. Его арестовали и под караулом отправили в Якутск.

Факт необъяснимый. Возможно, это было связано с началом повальной цинги. Лассиниус был к этому времени уже серьезно болен. Он все время мерз и никак не мог согреться. Рядом с ним постоянно стоял котел с углями, но ничего не помогало.

Многие историки считают, что тяжелая форма цинги стала результатом уменьшения рациона питания. Но была еще одна причина. Несмотря на обилие печей, большая казарма прогревалась плохо. Пол был постоянно влажный, на стенах – иней. Мерзли все. Наступившая полярная ночь, холод, пурги и конфликты действовали на людей угнетающе. Сегодня известно, что при стрессовых ситуациях организм человека не усваивает витамин С, что может вызвать цингу, причем в самой опасной ее форме. Без сомнения, командир сильнее других переживал напряженность в отношениях участников отряда, а подчас и открытую враждебность.

И вполне могло быть, что именно в его организме болезнь протекала быстрее и интенсивнее. Судовой врач Симон Гренер оставил ее описание: «…поначалу были боли в разных местах, не хватало воздуха, на теле появлялись синие пятна, слабость, дрожание в ногах. Больные сильно чихали, и при чихании у них были острые колющие боли в крестце. Зубы шатались, рты источали плохой запах».

Командир Питер Лассиниус умер первым. Это случилось 30 декабря 1735 года. Ему единственному сделали вскрытие, подробное описание которого сохранилось до наших дней. Именно на этой основе судмедэксперт профессор В. Н. Звягин пришел к выводу, что причиной смерти Лассиниуса стала уремия, то есть самоотравление организма ядовитыми продуктами обмена веществ. Это часто случается при остром нефрите. Нефрит – болезнь почек, которая обычно возникает при переохлаждении. Тяжелая форма цинги усугубляла положение.

После лейтенанта люди умирали один за другим. За судном уже давно перестали присматривать. Морозы стояли лютые, ветры валили с ног. Порою больные не могли вынести на улицу тела умерших, и их трупы по несколько дней лежали в казарме. Такую жуткую картину застал прибывший от Беринга курьер. Он немедленно отправился за 500 километров на реку Оленек за помощью в другой отряд экспедиции Беринга. Вскоре пришла подмога, смерть отступила. Но 40 человек не пережили зиму. В живых осталось только восемь человек.

Узнав о трагической судьбе отряда, начальник Великой Северной экспедиции Витус Беринг отдал распоряжение сформировать новую команду бота «Иркутск». Отряд возглавил лейтенант Дмитрий Лаптев, его помощниками стали лейтенант Плаутинг и подштурман Щербинин.

Дельта реки Хараулах

31 мая 1736 г. отряд Лаптева на трех дощаниках вышел из Якутска и по Лене добрался до мыса Быковского. Льды не позволили небольшим судам продвигаться дальше, поэтому Дмитрий Лаптев отправился в Хараулах, где зимовал «Иркутск». В конце июля на переоснащенном судне Лаптев вышел в море, через десять дней бот дошел до места, где были оставлены дощаники с провиантом.

11 августа 1736 г. «Иркутск» отправился в очередное плавание, но пройти на восток судну вновь не удалось. К северу от мыса Буорхая на широте 73° 16′ мореплаватели встретили непроходимые льды, судну грозила опасность быть раздавленным ими. 14 августа Лаптев созвал совет, который, обсудив положение отряда, решил вернуться к устью Лены. На совете было принято и такое решение: «И на предбудущий год на море не выходить, понеже к проходу до реки Колымы и до Камчатки, по всем обстоятельствам, ныне и впредь нет никакой надежды».

Берег Лены близ Булуна

Отряд остановился на зимовку в устье реки Борисовой близ Булуна. На современных картах такой реки мне обнаружить не удалось, но зато обнаружил реку Берыс. Скорее всего это она и есть. Зимовала экспедиция в пяти юртах. Зимовка проходила сложно, цингой переболели почти все участники экспедиции, но смертный случай был всего один. Больных Дмитрий Лаптев лечил «кедровым стланцем», образцы которого он позже даже представил в Адмиралтейств-коллегию.

По окончании зимовки Лаптев отправился в Петербург, чтобы доложить о ходе экспедиции. В конце 1737 г. Адмиралтейств-коллегия приняла решение о продолжении работы всех отрядов Великой Северной экспедиции до тех пор, пока ее цели не будут достигнуты. 27 февраля 1738 г. Адмиралтейств-Коллегия заслушала рапорт начальника Ленско-Колымского отряда Дмитрия Лаптева и рассмотрела привезенные им карты. Несмотря на заявление Лаптева о невозможности прохода морем от устья Лены до Колымы, ему было предписано продолжить поиски этого пути, а также провести сухопутное обследование берегов. Отряду было поручено особое внимание уделять устьям рек, промерять их глубины, делать съемку берегов и устанавливать их пригодность для зимовки судов.

Вернувшись в Якутск, Лаптев занялся подготовкой к новому плаванию. Ранней весной 1739 г. из Якутска на реку Яну был направлен матрос Лошкин. Ему было поручено провести опись берегов от Яны до мыса Святой Нос, а затем вернуться в устье Лены. Одновременно на Индигирку с целью описи ее берегов отправился геодезист Киндяков. В случае неудачи морского похода вокруг Святого Носа Дмитрий Лаптев планировал для продолжения экспедиции построить суда на Индигирке.

В июле 1739 г. отряд Лаптева по Лене вновь вышел в море. Выполнив опись губы Буорхая, экспедиция продолжила путь на восток. В течение нескольких дней судну пришлось продвигаться сквозь льды, затем оно вышло на чистую воду, а в начале августа подошло к одному из рукавов Яны. Удачно начавшийся поход едва не закончился трагически – северным ветром в устье реки нагнало мощный лед, грозивший раздавить бот. К счастью, этого не произошло, и спустя несколько суток путешественники возобновили плавание. По время вынужденной стоянки в устье Яны моряки занимались описью берегов реки и промером глубин.

В середине августа мореплаватели добрались до Святого Носа. Обрывистый каменный мыс был окружен льдами, но между берегом и полем льда обнаружился канал чистой воды, по которому «Иркутск» прошел через пролив между морем Лаптевых и Восточно-Сибирским морем. Однако приблизиться к берегу судну не удалось. Лаптев несколько раз посылал на берег матросов на шлюпках, чтобы описать местность и найти гавань, в которой можно было бы укрыть судно. Две поездки на берег закончились неудачей – моряки на судно не вернулись.

В конце августа, когда судно находилось вблизи устья Индигирки, море начало замерзать. Во время шторма лед взломало, и бот вынесло в море. К счастью, через несколько часов ветер сменил направление, судно направилось к югу и встало на якорь у восточного протока Индигирки. Отправленная на берег группа моряков обнаружила там своих товарищей, считавшихся погибшими, и доставила их на судно.

Приближалась зима, льды мешали завести судно в реку на зимовку. Запасы топлива подходили к концу, и Лаптев принял решение оставить судно и выгрузиться на берег. По рассказам геодезиста Киндякова, обследовавший Индигирку весной того же года, недалеко от места, где бросил якорь «Иркутск», находилось поселение Русское Устье. На нартах участники экспедиции добрались до этого селения и благополучно перезимовали. Лаптев отправил в Петербург рапорт и составленную им карту исследованных отрядом берегов.

Во время зимовки 1739—1740 гг. участники экспедиции продолжили обследование побережья. Матрос Лошкин прошел с описью до реки Алазеи и по Голыжинскому протоку Индигирки, Щербинин и геодезист Киндяков описали восточное и среднее устье реки. Весной 1740 г. Киндяков произвел опись берега от Алазеи до Колымы, Щербинин нанес на карту берега реки Яны, а сам Дмитрий Лаптев описал Хрому.

В июне 1740 г. Лаптев получил ответ Адмиралтейств-коллегии, в котором говорилось: «Исполнять, усмотряя по тамошнему состоянию с крайнею возможностию и ревностию, по наилучшему его рассуждению; а Чукотский Нос, ежели возможно, обходить водою; ежели ж, за препятствием от льдов, водою идти будет невозможно, то сухим путем». Отряд стал готовиться к продолжению плавания на восток.

В июле, прорубив канал во льду, моряки вывели «Иркутск» на чистую воду. Однако пришедший в движение взломанный лед, подойдя к берегу, выбросил бот на мель. В течение двух недель участники экспедиции предпринимали попытки снять судно с мели, а затем еще две недели ожидали, когда изменится ледовая обстановка. Лишь 31 июля экспедиция смогла продолжить путь. 2 августа моряки увидели остров, названный островом Св. Антония (сейчас – Первый Медвежий остров). 4 августа путешественники дошли до устья Колымы. Лаптев отправил в Нижнеколымск сообщение, в котором говорилось, что отряд продолжит плавание к Чукотскому Носу.

Однако уже спустя несколько дней «Иркутск» вновь оказался во льдах. Погода стала ухудшаться, шел снег, количество льда заметно увеличивалось, и дальнейшее продвижение на восток стало опасным. 14 августа у берегов Большого Баранова Камня участники экспедиции единодушно решили вернуться на зимовку. 23 августа бот бросил якорь в Нижнеколымске. В октябре Лаптев отправил в Петербург отчет о плавании и карту побережья между Леной и Колымой. Во время зимовки, прошедшей без происшествий, сухопутные партии экспедиции обследовали верховья Колымы и путь от реки Ангарки до Анадыря.

29 июня 1741 г. Лаптев предпринял последнюю попытку пройти морем на восток. Ледовая обстановка не благоприятствовала плаванию, лишь 25 июля путешественники дошли до Большого Баранова Камня, где их вновь остановили льды. Для разведки безопасного пути для судна Лаптев выслал вперед на двух дощаниках группу моряков под командованием штурмана Щербинина, однако лодки были раздавлены льдами, а их команда едва спаслась. Льды угрожали и «Иркутску», поэтому Лаптев принял решение вернуться к устью Колымы.

В распоряжении Адмиралтейств-коллегии руководителю отряда было предписано прекратить поиски морского пути, если два года подряд в одном и том же месте будут встречены непроходимые льды. 6 августа 1741 г. совет, собранный Лаптевым, принял решение не выходить в море в следующем, 1742 г. Отряд возвратился в Нижнеколымск, откуда в конце октября 1741 г. на 45 собачьих упряжках выехал в Анадырский острог.

Зимой 1742 г. путешественники совершили походы для описи реки Анадырь, а также побережья между устьями рек Анадырь и Пенжина. Осенью отряд вернулся в Нижнеколымск, а Дмитрий Лаптев выехал в Якутск, а затем по распоряжению А. И. Чирикова – в Петербург.

Работа Ленско-Колымского отряда была завершена. На карте России появились очертания восточного побережья Северного Ледовитого океана. Много времени утекло с тех пор, на берегах моря Лаптева появились поселки, вертолеты совершают регулярные рейсы в глубинку арктической Якутии, и только крики чаек все также оглашают далекие берега суровых мест…

Дмитрий и Харитон Лаптевы – бесстрашные выдающиеся люди своего времени – вложили много труда в дело исследования Арктики. Названные в честь их: западный берег Таймырского полуострова – берегом Харитона Лаптева, а водное пространство между этим полуостровом и Новосибирскими островами – морем Лаптевых – напоминают нам о тех огромных делах, которые совершили эти достойные представители Арктической истории.