Читать книгу Siltntium! Пугачевские дети (сборник) - Александр Образцов - Страница 36

– Неприятности, шеф? – Ахуткин присел на подоконник, прикурил и выдохнул дым в окно.

Балбошин молча глянул на него и засопел, сцепив руки в замок на столе.

– Не берите в голову, – продолжал Ахуткин, легкомысленно качая ногой. – Перемелется. Стерпится. Слюбится.

Балбошин двинул бумагу по столу. Ахуткин достал ее, не вставая и, пока читал, забыл о сигарете. Нижняя челюсть его пошла вперед, нижняя губа потянулась к носу, брови образовали крышу над очками.

– Смеяться? Плакать? – спросил он, передавая бумагу Балбошину.

– Дома смеяться будем, – сказал Балбошин и, помолчав, спросил: – Надумал что-нибудь?

Ахуткин воткнул сигарету в пепельницу и, встретившись взглядом с Балбошиным, неожиданно засмеялся.

– Случай… – говорил он сквозь смех, отирая слезы, – войдет в историю… градостроительства…

– Ты что? – сердито спросил Балбошин.

– Пардон, шеф, – пробормотал Ахуткин. – По-моему, есть два выхода, – оправился он окончательно, нагнав морщины у переносицы, – тактично и в то же время решительно заявить о том, что проект утвержден, и изменения в такой форме делают нецелесообразным его реализацию, так как объект находится в центре застройки. Или?.. Или придумать дому биографию и вписать его этаким коконом, от которого разбегутся кварталы… Не знаю. Нужно подумать.

– Подумать! – передразнил Балбошин. – А кто должен был думать раньше? Это письмо написано год назад. Год! Ах, черт подери! – он вскочил с кресла и забегал по кабинету. – И ведь приписка! Приписка: копия направляется в ЦК! И ведь зарегистрировано, подшито и – никто ни слова!

Зазвонил телефон.

– Балбошин, – бросил в трубку Балбошин. – Да, – лицо его вытянулось. – Да, конечно, конечно… Четвертый этаж… Да… Вас встретят… Конечно…

– Вот, – сказал он, положив трубку. – Иди, встречай. Первая тучка. Член партии с двадцать второго года. Ты уж… так, знаешь, окажи…

Минут пять спустя в кабинет живо вошел старый человек с быстрыми глазами.

– Шидите, шидите! – закричал он с порога, затем подбежал к окну и закрыл его. – Единштвенное, чего я в жижни опашалша – это шквожняков. Ждравштвуйте. Жаножин. Член с двадцать второго. Шражу к делу. Итак?

– Вот какое дело, товарищ Занозин, – начал Балбошин.

– Жаножин.

– М-м, товарищ… Заножин?

– Да нет, – Жа-но-жин.

– Жанозин?

– Вы иждеваетеш надо мной? Я же вам рушшким языком говорю – Жаножин!

– Ну, хорошо, как вас по имени-отчеству?

– Алекшандр Иваныч.

– Алекшандр… простите! Александр Иваныч, дело в том, что проект застройки уже утвержден горсоветом.

– Какой проект?

– Проект… Как какой? Проект застройки старого района города на Тверской, у Смольного. Вы вместе с группой старых большевиков писали по этому поводу…

– Да, я подпишалша! Я шражу подпишалша. Потому что так нельжя, товарищи дорогие! Что же это получаетша? Штарику уже и выйти некуда? А детишки? Наша шмена, наше шчаштье? Никаких гаражей!

– Вы что-то путаете. В письме… – Балбошин взял со стола бумагу.

– Читайте, – сказал Жаножин.

– Но вы ведь знаете его содержание.

– Читайте, читайте. А потом будем говорить.

– Хорошо, – сказал Балбошин. – Так… «Дорогие товарищи!

Мы, группа старых большевиков, обращаемся к вам по делу, не терпящему малейших отлагательств. Наш славный революционный город хорошеет день ото дня…»

– Нина пишала. Ее шлог, – сказал Жаножин. – Продолжайте.

– …«хорошеет день ото дня. Возводятся новые кварталы. Старое идет на слом. Но иногда архитектурное управление допускает отклонения в своей работе. Всех нас, например, глубоко поразило решение застроить участок Тверской улицы у Смольного новыми домами. Дело даже не в том, товарищи, что каждый клочок земли возле Штаба Революции – святыня, касаться которой нужно с большой бережливостью. По этой улице ходил Ильич! Дело еще и в том, что он не только ходил по Тверской улице, но и посещал на ней некоторые дома. У нас нет, к сожалению, точных сведений о том, куда именно и когда Ильич заходил, но один из наших товарищей помнит точно день и час, когда он встретил Его в одном из домов Тверской улицы. Это было 27 октября (старого стиля) в 12 часов дня. Он встретил Его неожиданно, но эта встреча запомнилась товарищу на всю жизнь. Этот дом N 8, между двумя парадными, вход вниз. Так нельзя, товарищи! Надо сохранить этот дом для наших детей! Подписи».

– А-а! Конечно! – воскликнул Жаножин. – Вы что, уже жаштроили?!

– Нет, нет, успокойтесь, – поспешно сказал Балбошин. – Я же объяснил вам, что решением горсовета…

– Решением горшовета… – горько сказал Жаножин. – Пишульки, бумажки… А ведь я, шлышите? я видел Его!

В кабинете стало тихо, только из-за приоткрытой двери раздавался смех чертежниц. Ахуткин на цыпочках подошел к ней и прикрыл.

Старик заплакал. Слезы скапливались между красных безбровых век и неравномерно текли по морщинам.

– Я видел Его… – повторил он плачущим голосом. – Вы вще можете ражрушить, вще, вще!

– А… как это было? – робко спросил Ахуткин.

– Было, было… Вще было ощенью. Я, молодой подмаштерье, шел по Твершкой. Я жил на Кирочной и шел по Твершкой… И мне вдруг штрашно жахотелош шать…

– Э, что? – спросил Ахуткин.

– Шать, шшать! – закричал Жаножин. – Может человек жахотеть шшать или нет? И мне жахотелось. Вхожу, как шейчаш помню, дом вошемь… Шмотрю, кто-то шшыт рядом. Я и не понял – шшыт и шшыт. Вышли мы вмеште. У входа двое, в черных пальто. Один шпрашивает: «Ну что, товарищ Ленин, пошли?» И он отвечает, как шейчаш помню, вще помню! «Пошли, – говорит, – товарищи!» Э-э, да что там! – махнул Жаножин рукой, – доштукалиш, грамотные штали! Гараж штавите, о штариках не думаете! И руки не подам!

Жаножин ушел.

Архитекторы молча, не глядя друг на друга, посидели, затем Ахуткин включил репродуктор на полную громкость.