Читать книгу Студенческие будни - Александр Олегович Лобанов - Страница 3

В славные времена СССР наше высшее учебное заведение было Институтом. Затем, в тысяча девятьсот девяносто пятом году, после соответствующей реструктуризации, ВУЗу присвоили высокое звание Академии. Именно в Академию поступали Лёха и остальные будущие пивовары в тысяча девятьсот девяносто восьмом. "Обучаться в Академии", – согласитесь – звучит весьма солидно. Клянусь зачёткой, ни один злопыхатель не посмел бы сказать Лёхе в лицо, что он не достоин именоваться академиком. Но жизнь не стоит на месте, и всего год спустя руководство ВУЗа решило замахнуться на большее, а именно: получить статус Университета. Захотело – и сделало, то есть – получило. Теперь наш ВУЗ стал именоваться Университетом Низкотемпературных и Пищевых Технологий (сохранив, тем не менее, старое доброе прозвище "Холодильник").

У многих далёких от понимания кулуарных тонкостей студентов немедленно возник один очень важный вопрос: "А в чём вообще разница?" (Как он мог не возникнуть? Ведь когда ты гордо расскажешь об этом изменении в названии ВУЗа друзьям, родственникам, соседям по подъезду – они тоже попросят у тебя разъяснения.) Поскольку я, автор, никаких полезных знакомств в ректорате или хотя бы в деканате не имею и обратиться за комментариями к вышестоящему начальству никак не могу, то что же мне остаётся? Лишь довольствоваться слухами, домыслами и личными наблюдениями – благо наблюдать было за чем…

Вот, например: присвоение нового звания поразительно точно совпало с ремонтом мужского туалета во втором корпусе. Говорят, это событие даже сопровождалось торжественным перерезанием красной ленточки проректором по хозяйственной части (если на самом деле такой должности не существует – неплохой повод её ввести). Отреставрированный сортир был не чета себе прежнему: светлая кафельная плитка приводила посетителей в совершеннейший восторг, удобные и уютные кабинки вызывали бурное и неподдельное восхищение, мусорный бачок поражал изяществом форм. Ни один, даже самый заядлый курильщик не смел нарушить строжайший запрет ректора на курение в пределах ВУЗа, когда со стены на него укоризненно смотрело отражённое в зеркале над раковиной его собственное – изрядно помолодевшее благодаря мягкому освещению – румяное лицо. Лицо, прозревающее самую душу, как будто спрашивающее: "Неужели тебе не стыдно? Что бы сказала твоя старенькая бабушка, взгляни она на тебя сейчас? Разве ты не помнишь, как обещал ей никогда-никогда не брать в руки сигарету? Эх ты!.." Теперь курить ходили на улицу.

Новый сортир пробуждал самое лучшее в каждом, даже, казалось бы, давно зачерствевшем сердце; и не зря Лёха утверждал, что вот именно такие туалеты у них в Кронштадте: патриотизм и любовь к своему городу – не похвальное ли и замечательное это чувство? И вовсе не важно – такие или же не такие сортиры в Кронштадте; главное, что Лёха сам в это верил, и от этой веры становился лучше.

И даже если не в наличии столь совершенных в техническом и дизайнерском плане туалетов заключается основное различие между Академией и Университетом – это тоже совершенно не имеет значения. Лично для меня, пускающего сейчас скупую слезу из уголка глаза автора сих строк, большего и не требуется. И я не боюсь во всеуслышание высказать своё мнение прямо здесь, под благодатной сенью этих энергосберегающих ламп дневного света!

"Просто дэбил какой-то," – разглядел я ненароком в глазах проходившего мимо Препода, явно возмущенного этим моим заявлением. Не суди его строго, взыскательный читатель. Вот если бы он был чуть менее образован, например, было бы у него не три, а всего лишь два высших образования, он бы, конечно, подумал несколько иначе, возможно, вот так: "Просто дебил какой-то". С одним высшим образованием он подумал бы: "Просто дибил какой-то". А если бы у Препода вовсе не было высшего образования, он бы со мной согласился.

Пожалуй, это место в нашем повествовании подойдёт для того, чтобы уделить преподавателям немного дополнительного внимания. Некоторые читатели уже вероятно задавались вопросом: "Что это ещё за какой-то безликий "Препод"? И что за предмет он преподаёт?" Прошу прощения, что столь долго не уделял данному вопросу должного внимания, но на самом деле всё очень просто: за давностью прошедших лет, у любого бывшего студента, не обладающего феноменальной математической памятью, все многочисленные лекторы медленно и постепенно, но всё же неотвратимо слились в некую абстрактную фигуру, наделённую поистине причудливыми и гипертрофированными чертами. Дисциплин в ВУЗе много (ведь Университет подразумевает универсальность знаний, а посему волей-неволей придётся изучить весь их спектр: от культурологии, философии и правоведения до теоретической механики, начертательной геометрии и сопротивления материалов), много и преподавателей; и спустя двадцать лет ты уже не помнишь ни их лиц, ни фамилий (но если помнишь хотя бы названия предметов – значит их работа была проделана не зря).

Конечно, те дисциплины, которые условно могут считаться подготовительными к специальности, такие как, например, в случае студентов-биотехнологов: аналитическая и органическая химия, микробиология, биохимия, тепло- и хладотехника и ещё целый ворох других, менее очевидно необходимых… короче, некоторые предметы стоят особняком, и – соответственно – преподаватели этих дисциплин гордо возвышаются над тёмной пучиной потерянной памяти.

На занятия по этим дисциплинам мало кто смел цинично и нагло забивать, особенно в том случае, если лектор проверял присутствующих по списку лично, а не наивно доверял расставление букв "н" коррумпированному старосте.

Но прийти на лекцию – ещё не значит: писать лекцию. Всё-таки это пока ещё не специальность. "Вот когда начнётся специальность – вот тогда надо будет поднапрячься, а сейчас… кому вообще нужны эти метрология и стандартизация или макроэкономика?" Сколько раз я слышал подобные утверждения от одногруппников, да и студентов параллельных потоков тоже. Главное, мол, чтобы тебя не отчислили до начала специализации; и тогда, сразу и резко, ты примешься упорно заниматься, а на младших курсах излишняя суета не имеет абсолютно никакого смысла. Звучит вроде бы логично, но мои личные наблюдения говорят о том, что практически все, кто рассуждал подобным образом, и на старших курсах тоже (если им вообще удавалось до них продержаться) уверенно продолжали забивать и лоботрясничать – просто находили для этого другие поводы и доводы. C'est la vie…

Так вот, на лекциях, допустим, по аналитической химии, у профессора Карасёва всегда был аншлаг. Однако, после слов: "Уважаемая публика, сядьте!" – записывать начинали далеко не все. И поэтому на пути к усвоению лекционного материала у наиболее отличных отличников встречалось множество самых разных препятствий. Если сосед слева слушает плейер на угрожающем целостности барабанных перепонок уровне громкости и, не реагируя на внешние раздражители, вникает в новое творение группы "Руки Вверх!" – это ещё ладно, не обращайте внимания. Если сосед справа, толкая вас под локоть, интересуется насчёт административного центра Адыгеи (шесть букв, вторая "а", пятая "о"), то какой же вы отличник, если таких вещей не знаете? Не стоит также отвлекаться на возмущённые возгласы вроде: "Э-э! Слышь, откуда у тебя крестовый король?" или "А-восемь? Ранил…" – это не вам. Гораздо хуже, если у вашего виска просвистела запущенная с заднего ряда мятая бумажка. Разумеется, она была адресована тоже не вам, но это, право же, совершеннейшее безобразие. Даже самый правильный и прилежный отличник вряд ли будет способен в полной мере усвоить теоретические основы кислотно-основного и окислительно-восстановительного титрования.

Но профессор Карасёв своё дело знал, и отвлечь его было нелегко. Лишь изредка поворачивался он к бурлящей аудитории со словами: "Уважаемая публика, тише! Не мешайте своим коллегам!" Или, например: "Уважаемая публика! Не забывайте, что через две недели у нас коллоквиум по данной теме!"

На эту фразу студенты реагировали по-разному: некоторые легкомысленно – "Через две недели? Пфу! Ещё целых две недели – целое море времени…", а некоторые, наоборот, весьма озабоченно – "Что?! Две недели? Осталось только две недели? Я же не успею подготовиться! Блин, блин, блин…" Предоставляю читателю самому решить: кто из них ботаник, а кто раздолбай.

Ну да ладно, что-то я отвлёкся. Часы уже показывают без пяти минут одиннадцать, а значит наступает время следующей пары. Сейчас прозвенит звонок (фигурально выражаясь: никаких звонков в нашем ВУЗе конечно же не было – это ведь не школа какая-то и не театр), откроется дверь, и на сцену – то есть на кафедру – выступит она…