Читать книгу Кто поставил Горбачева? - Александр Островский - Страница 6

Через десять лет после того, как был взят курс на строительство «коммунизма», в возможность решения этой задачи к 1981 г. перестали верить даже самые наивные люди. Идея, с помощью которой руководство КПСС пыталось увлечь советских людей на «штурм небес», стала средством дискредитации партии. И уже в 70-е годы в советском обществе появились симптомы той болезни, которая затем привела к его гибели. Как это ни пародоксально, одним из этих симптомов стала болезнь первого лица в государстве.

Л.И. Брежнев отличался довольно крепким здоровьем. Правда, еще в 1952 г. он перенес инфаркт[322]. Летом 1957 г. у него произошел сердечный приступ[323]. В 1968 г. случился новый приступ[324]. Несмотря на это, до начала 70-х годов он держался достаточно бодро.

«Первые серьезные проблемы со здоровьем», утверждал бывший руководитель КГБ Украины В.В. Федорчук, появились у Леонида Ильича в 1972 г.[325]. Это свидетельство подтверждает дневник бывшего первого секретаря ЦК КП Украины П.Е. Шелеста. 11 ноября 1972 г. он записал разговор с начальником 4-го Главного управления Министерства здравоохранения СССР Евгением Ивановичем Чазовым, который сообщил ему, что «состояние здоровья Брежнева неважное» и «что ему сделана операция»[326].

Если верить В.В. Федорчуку, именно тогда, в 1972 г., у Л.И. Брежнева появилось желание уйти с занимаемого им поста и он рекомендовал на это место первого секретаря ЦК Компартии Украины В.В. Щербицкого. Однако Ю. В. Андропов «через своего доверенного человека академика Чазова» якобы «уговорил Владимира Щербицкого отказаться от предложения Брежнева»[327].

Не ставя под сомнение сам этот факт, есть основания думать, что в данном случае В.В. Федорчук или же бравший у него интервью журналист сдвинули этот эпизод с более позднего времени.

Из воспоминаний Е.И. Чазова явствует, что состояние здоровья Леонида Ильича действительно стало вызывать у него тревогу с 1972 г.[328]. По одним данным, тогда же[329], по другим – весной 1973 г. он счел необходимым поставить в известность об этом председателя КГБ Ю.В. Андропова[330].

Советской дипломат Г.М. Корниенко тоже обратил внимание на здоровье Л.И. Брежнева в 1973 г., когда тот опоздал сначала на встречу с Г. Киссинджером в Москве[331], затем на встречу с Р. Никсоном в Вашингтоне[332]. В том же 1973 г., видимо, после консультации с Ю.В. Андроповым, Е.И. Чазов имел с Л.И. Брежневым разговор о его здоровье[333]. Тогда же, в 1973 г., при Л.И. Брежневе появилась медсестра Н. А. Коровякова[334], которая начала снабжать его сильнодействующим снотворным, имевшим наркотическое влияние[335].

Если в 1972–1973 гг. состояние Леонида Ильича стало ухудшаться, «с 1974 г.» он «начал болеть»[336]. Летом 1974 г. «за два дня до отъезда» в Польшу «личный врач Брежнева» «с тревогой сообщил» Е.И. Чазову, «что, приехав на дачу, застал Брежнева в астеническом состоянии». «С большим трудом» его удалось вывести из него, и «19 июля восторженная Варшава встречала руководителя братского Советского Союза»[337].

«В декабре 1974 года, – вспоминал Г. Арбатов, – на военном аэродроме близ Владивостока, едва успев проводить президента Форда, Брежнев почувствовал себя плохо. Дело… было настолько серьезным, что отменили посещение города, где уже вышли на улицы люди для торжественной встречи… На следующий день Брежнев, несмотря на состояние здоровья, отправился в Монголию… А вернувшись оттуда, долго и тяжело болел, настолько долго, что это дало толчок первой волне слухов о его близящемся уходе с политической сцены»[338].

30 декабря 1974 г. в связи с назначением на пост начальника Первого главного управления КГБ (внешняя разведка) Владимир Александрович Крючков был представлен Л.И. Брежневу: «За столом, – вспоминал он, – сидел совершенно больной человек, который с большим трудом поднялся, чтобы поздороваться со мной и долго не мог отдышаться, когда после этого буквально рухнул опять в кресло»[339].

В тот же день, в кабинете Ю.В. Андропова В.А. Крючков стал свидетелем следующего разговора руководителя КГБ с секретарем ЦК КПСС Д.Ф. Устиновым: «Пора, наверное, найти какой-то мягкий и безболезненный вариант постепенного отхода Брежнева от дел. Продолжать и дальше управлять страной в таком состоянии он уже не может физически». «Устинов ответил, что придерживается такого же мнения», но «постепенный отход» затянулся на целых восемь лет»[340].

После встречи нового года Л.И. Брежнев на некоторое время исчез с экранов, со страниц газет и журналов. Бывший сотрудник аппарата ЦК КПСС Виктор Прибытков утверждал, что в 1975 г. Леонид Ильич перенес «обширнейший инфаркт» и только «чудом [его] вернули с того света»[341]. 1975 г. как год инфаркта называет бывший генерал КГБ Н. С. Леонов[342]. По словам, Н. А. Коровяковой, Л.И. Брежнев перенес инсульт[343]. Е. И. Чазов отрицает факт инсульта и пишет, что в 1975 г. у Леонида Ильича произошел новый срыв[344].

«В 1974 или в 1975 году, – вспоминал В.В. Гришин, имея в виду Л.И. Брежнева, – он месяца три не работал, находясь в загородной больнице, перенес какое-то заболевание. Официально об этом ничего не говорилось. Даже большинство членов Политбюро ЦК не были поставлены в известность, что же с ним было»[345].

9 февраля 1975 г. сотрудник аппарата ЦК КПСС Анатолий Сергеевич Черняев отметил в своем дневнике: «Болезнь Брежнева. Слухи о необратимости, о преемниках, по «голосам» и в народе»[346].

Болезнь Л.И. Брежнева, по всей видимости, продолжалась до конца февраля 1975 г. 2 марта A.C. Черняев записал: «На последнее заседание Политбюро неожиданно пришел Брежнев. Не ждали»[347]. Поскольку заседания Политбюро проходили по четвергам, в данном случае речь идет о заседании 27 февраля. Это дает основание предполагать, что Л.И. Брежнев болел около двух месяцев.

Не исключено, что именно к этому времени относится эпизод, о котором поведал в своих мемуарах A.A. Громыко. По его словам, однажды он с Ю.В. Андроповым «договорились намекнуть Брежневу» на желательность его ухода с поста генсека. Однако Леонид Ильич никак не отреагировал на этот намек[348].

Между тем именно тогда впервые в обществе почти открыто заговорили о возможных переменах на вершине власти, в связи с чем в качестве его преемника молва стала называть Григория Васильевича Романова. В это время ему было 52 года, он уже пятый год руководил Ленинградским обкомом КПСС, с 1973 г. был кандидатом в члены Политбюро[349].

И почти сразу же появились слухи, будто бы Г.В. Романов живет как барин и свадьбу дочери устроил не где – нибудь, а в Таврическом дворце, причем для этого использовал царскую посуду чуть ли не времен Екатерины II[350]. Как потом выяснилось, эти слухи не имели под собой никакого основания. От кого они исходили, можно только предполагать.

К весне 1975 г. Л.И. Брежнева поставили на ноги. Но когда 28 июля того же года он отправился в Хельсинки[351], его сопровождала специальная «реанимационная бригада»[352].1 августа состоялось подписание Заключительного акта Хельсинкского совещания[353], после чего уже 2-го числа советская делегация вернулась в Москву[354], «…на международном совещании в Хельсинки, – вспоминал фотограф Л.И. Брежнева, – ему стало плохо. После этого приступа он болел чуть ли не до начала зимы"[355].

«В Москве, – пишет Е.И. Чазов, – Брежнев был всего сутки, после чего улетел к себе на дачу в Крым, в Нижнюю Ореадну. Все встало на «круги своя». Опять успокаивающие средства, астения, депрессия, нарастающая мышечная слабость, доходящая до прострации. Три раза в неделю, скрывая от всех свои визиты, я утром улетал в Крым, а вечером возвращался в Москву. Все наши усилия вывести Брежнева из этого состояния оканчивались неудачей. Положение становилось угрожающим»[356].

«При встрече я сказал Андропову, – читаем мы в воспоминаниях Е.И. Чазова, – что больше мы не имеем права скрывать от Политбюро ситуацию, связанную со здоровьем Брежнева и его возможностью работать. Андропов явно растерялся… Чтобы не принимать опрометчивого решения, он сам вылетел в Крым, к Брежневу. Что было в Крыму, в каком виде Андропов застал Брежнева, о чем шел разговор между ними, я не знаю, но вернулся он из поездки удрученным и сказал, что согласен с моим мнением о необходимости более широкой информации Политбюро о состоянии здоровья Брежнева»[357].

Однако когда в известность об этом был поставлен М.А. Суслов, они вместе с Ю.В. Андроповым решили, «что пока расширять круг лиц, знакомых с истинным положением дел, не следует, ибо может начаться политическая борьба, которая нарушит сложившийся статус-кво в руководстве и спокойствие в стране»[358].

11 сентября A.C. Черняев отметил в своем дневнике: «Все заметнее недееспособность Брежнева. Вернулся из отпуска…

29 августа, но нигде еще не появился, и в ЦК его не чувствуется. А поскольку все сколько-нибудь существенное замкнуто на него, дела стоят»[359].

Между тем его ждал целый ряд уже давно намеченных мероприятий. Характеризуя его график, A.C. Черняев пишет: «Кошта Гомеш, Жискар д’Эстен, съезды в Польше и на Кубе, какой-никакой пленум ЦК…и все на оставшиеся три месяца»[360].

Французский президент Жискар Д'Эстен находился в Москве 15–18 октября. К этому времени Л.И. Брежнева привели в форму, и он более или менее успешно провел с ним переговоры[361]. Затем мы видим Л.И. Брежнева 7 ноября на трибуне Мавзолея[362], после чего он снова заболел.

«Вернувшийся из Крыма Брежнев, – констатировал Е.И. Чазов, – ни на йоту не изменил ни своего режима, ни своих привычек. И, естественно, вскоре оказался в больнице, на сей раз на улице Грановского. Состояние было не из легких – нарастала мышечная слабость и астения, потеря работоспособности и конкретного аналитического мышления»[363].

Едва только Леонида Ильича положили в больницу, как к нему явился председатель Президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорный. Однако Е.И. Чазов категорически запретил пускать его к генсеку, заявив, что сейчас Леониду Ильичу нужен покой: «Если Политбюро интересуется состоянием здоровья Брежнева, я готов представить соответствующее заключение консилиума профессоров». Н.В. Подгорный вынужден был удалиться[364].

Этот визит был неслучайным.

«Подгорный, – вспоминал позднее Г.И. Воронов, – мне говорил: «Мы пытались Брежнева убрать» и «поставить официально вопрос на пленуме»[365].

Мы не знаем, называл ли Н.В. Подгорный Г.И. Воронову, кто именно пытался убрать Л.И. Брежнева. Единственно, что следует отметить, подготовка отставки генсека была невозможна, если в ней не участвовали спецслужбы.

Из интервью Г.И. Воронова явствует, что Ю.В. Андропов (который, как мы знаем, накануне считал необходимым смещение Л.И. Брежнева с поста генсека) прямо или через посредников был посвящен Н.В. Подгорным в его намерения. Причем на эту тему с ним разговаривали «несколько раз»[366]. Это дает основание утверждать, что Ю.В. Андропов не отверг сделанное ему предложение и не поставил о нем в известность Л.И. Брежнева, хотя по долгу службы обязан был это сделать.

Как явствует из интервью Г.И. Воронова, Н. В. Подгорный и его соратники посвятили в свой замысел и первого секретаря МГК В.В. Гришина. Причем поскольку с ним тоже разговаривали «несколько раз»[367], это означает, что он тоже не отверг сделанного ему предложения и тоже не поставил о нем в известность Л.И. Брежнева.

До сих пор это свидетельство Г.И. Воронова не привлекало к себе внимания. Между тем оно перекликается с воспоминаниями Е.И. Чазова.

Отметив факт появления Н. В. Подгорного в ЦКБ, Е.И. Чазов пишет: «Я тут же сообщил о неожиданном визите Андропову, а тот Суслову. Между тем события, связанные с болезнью Брежнева, начали приобретать политический характер. Не могу сказать, каким образом, вероятнее от Подгорного и его друзей, но слухи о тяжелой болезни Брежнева начали широко обсуждаться не только среди членов Политбюро, но и среди членов ЦК»[368].

И далее: «При встрече Андропов начал перечислять членов Политбюро, которые при любых условиях будут поддерживать Брежнева. Ему показалось, что их недостаточно. «Хорошо бы, – заметил он, – если бы в Москву переехал из Киева Щербицкий. Это бы усилило позицию Брежнева. Мне с ним неудобно говорить, да и подходящего случая нет. Не могли бы вы поехать в Киев для его консультации, тем более что у него что-то не в порядке с сердцем, и одновременно поговорить, со ссылкой на нас, некоторых членов Политбюро, о возможности его переезда в Москву»[369].

Спрашивается, в каком же качестве член Политбюро, первый секретарь крупнейшей республиканской партии В.В. Щербицкий мог согласиться на переезд в Москву? Только в качестве премьера или генсека. Бывший его помощник В.Врублевский подтверждал факт подобного обращения к В.В. Щербицкому и уточнял, что речь шла не о замене H.A. Косыгина на посту премьера, а о замене Л.И. Брежнева на посту генсека[370].

Таким образом, Е.И. Чазов фактически признает, что получил от Ю.В. Андропова предложение прощупать возможность привлечения В. В. Щербицкого к «заговору».

Через некоторое время Е.И. Чазов был в Киеве. После того, как он осмотрел В. В. Щербицкого, тот пригласил его к себе на дачу. «Был теплый день, – пишет Евгений Иванович, – и мы вышли погулять в парк, окружавший дачу. Получилось так, что мы оказались вдвоем со Щербицким. Я рассказал ему о состоянии здоровья Брежнева и изложил просьбу его друзей о возможном переезде в Москву. Искренне расстроенный Щербицкий ответил не сразу. Он долго молчал, видимо, переживая услышанное, и лишь затем сказал: «Я догадывался о том, что вы рассказали. Но думаю, что Брежнев сильный человек и выйдет из этого состояния. Мне его искренне жаль, но в этой политической игре я участвовать не хочу»[371].

Когда Е.И. Чазов вернулся в Москву и проинформировал Юрия Владимировича о результатах своей поездки, «тот бурно переживал и возмущался отказом Щербицкого. «Что же делать? – не раз спрашивал Андропов, обращаясь больше к самому себе. – Подгорный может рваться к власти»[372].

Если учесть, что, согласно воспоминаниям Г.И. Воронина, Н.В. Подгорный сам или же через кого-то уже имел разговор с Ю.В. Андроповым на тему об отстранении Л.И. Брежнева от власти, то приведенные слова («Подгорный может рваться к власти») явно были дымовой завесой.

Почему же так сокрушался Ю.В. Андропов? А потому, что достаточно было В.В. Щербицкому сообщить Л.И. Брежневу о разговоре с Е.И. Чазовым, и на этом карьера Ю.В. Андропова могла завершиться.

«Остается одно, – заявил он Е.И. Чазову, – собрать весь материал с разговорами и мнениями о его болезни, недееспособности, возможной замене. При всей своей апатии лишаться поста лидера партии и государства он не захочет, и на этой политической амбиции надо сыграть»[373].

Спрашивается: а разве Юрий Владимирович приглашал В.В. Щербицкого в Москву для того, чтобы повысить жизнеспособность генсека? Какая же тогда могла быть связь между неудачным обращением к В.В. Щербицкому и подобной запиской?

Напрашивается предположение, что записка должна была не повысить жизнеспособность Леонида Ильича, а отвести подозрения о возможной причастности Юрия Владимировича к подготовке «заговора» против него. Но тогда получается, что, оказавшись перед угрозой разоблачения, Ю.В. Андропов решил «сдать» Л. И. Брежневу некоторых лиц из партийной верхушки, находившихся в оппозиции к генсеку.

Основанием для такого предположения служат следующие слова Николая Викторовича, сказанные им Г.И. Воронову по поводу Л.И. Брежнева:

«Последний раз перед одним из пленумов мы…решили официально поставить вопрос о его уходе. Вдруг мне звонит Брежнев и говорит: «Что ты там затеваешь, я здоров!» Кто-то ему из этой компании докладывал или слушали нас спецслужбы»[374].

В связи с этим привлекает внимание Пленум ЦК КПСС, который состоялся 1 декабря 1975 г. Созванный для утверждения плана развития народного хозяйства и государственного бюджета на 1976 г.[375], он на самом деле был не рядовым. Дело в том, что на нем из ЦК были выведены Г.И. Воронов, А.Е. Кочинян, Я. Насриддинова, В.П. Мжаванадзе, А.Н. Шелепин и П.Е. Шелест[376].

Факт этот известен. Однако до сих пор никто не обращал на него должного внимания. Между тем избрание в состав ЦК КПСС – это прерогатива съезда. Следовательно, от съезда до съезда члены ЦК КПСС имели своеобразную неприкосновенность. Правда, еще в 1921 г. в партийный устав был внесен пункт, который при определенных обстоятельствах позволял ЦК исключать из своих рядов некоторых его членов.

Что же такого совершили названные члены ЦК КПСС? До сих пор ответа на этот вопрос мы не имеем. Не исключено, что именно их фамилии фигурировали в упоминавшейся записке Ю.В. Андропова.

Вскоре после декабрьского пленума Л.И. Брежнев во главе советской делегации отправился в Варшаву на VII съезд ПОРП. Возглавляемая им делегация выехала из Москвы 6 декабря 1975 г.[377]. На следующий день она прибыла в столицу Польши[378].

«Я, – рассказывал позднее лечащий врач Л.И. Брежнева Михаил Титович Косарев, – вспоминаю мою с ним первую зарубежную поездку – на съезд Польской объединенной рабочей партии… Мы настолько стали следить за Леонидом Ильичом, чтобы он не злоупотреблял таблетками и был в форме, что он даже дежурному охраннику сделал запись в журнале красным карандашом: «Если Чазов с Косаревым придут меня будить, применить табельное оружие». А ведь на следующее утро надо было идти на съезд»[379].

Съезд открылся 8-го под звуки «Интернационала»[380]. Во время пения «Интернационала» Леонид Ильич вдруг начал дирижировать залом, в котором сидели делегаты съезда и гости из других стран. Некоторые решили, что он был пьян. Мы помним, как в таком состоянии через двадцать лет в ФРГ демонстрировал свои дирижерские способности Борис Николаевич Ельцин. Но Леонид Ильич был трезв. Что же произошло? Ответ на него может быть только один – он находился в наркотическом состоянии.

Под впечатлением произошедшего, входивший в состав советской делегации В.В. Щербицкий решил переговорить со своим другом: «Я деликатно, – подчеркивал В.В., – завел разговор о том, что годы идут, сил не прибавляется, пора, видимо, подумать о переходе на покой». «Да, ты что, Володя, – обиделся на меня Леонид Ильич, даже слезы на глазах выступили. – Не ожидал я этого от тебя»[381].

На следующий день, 9-го, Л.И. Брежнев выступил с приветственной речью[382]. И хотя съезд продолжался до 12-го[383], уже 10-го советская делегация отправилась в обратный путь[384], 11-го она вернулась в Москву[385].

Если в конце 1974 г. Ю.В. Андропов и Д.Ф. Устинов считали необходимым подумать о перемещении Л.И. Брежнева с должности генсека, то в 1975 г. их позиция в этом вопросе (по крайней мере, видимая) изменилась.

«Во время одной из очередных встреч со мной как врачом, – вспоминает Е.И. Чазов, – ближайший друг Брежнева Устинов, который в то время еще не был членом Политбюро, сказал мне: «Евгений Иванович, обстановка становится сложной. Вы должны использовать все, что есть в медицине, чтобы поставить Леонида Ильича на ноги. Вам с Юрием Владимировичем надо продумать и всю тактику подготовки его к съезду партии. Я в свою очередь постараюсь на него воздействовать»[386].

Не исключено, что причина подобного изменения позиции Ю.В. Андропова и Д.Ф. Устинова, была связана с опасениями перехода власти от группировки Л.И. Брежнева к группировке Н.В. Подгорного.

«К моему удивлению, – пишет Е.И. Чазов, – план Андропова удался. При очередном визите я не узнал Брежнева». Мне он прямо сказал: «Предстоит XXV съезд партии, я должен хорошо на нем выступить и должен быть к этому времени активен. Давай, подумай, что надо сделать»[387].

«Первое условие, – утверждает Е.И. Чазов, – которое я поставил, – удалить из окружения H., уехать на время подготовки к съезду в Завидово, ограничив круг лиц, которые там будут находиться и, конечно, самое главное – соблюдать режим и предписания врачей. Сейчас я с улыбкой вспоминаю те напряженные два месяца, которые потребовались нам для того, чтобы вывести Брежнева из тяжелого состояния». Самым главным в этом отношении Е.И. Чазов считает то, что Л.И. Брежнев сдался и медсестра Н. Коровякова была удалена[388].

После этого, по словам Е.И. Чазова, Леонид Ильич «на глазах стал преображаться. Дважды в день плавал в бассейне, начал выезжать на охоту, гулять по парку. «Дней через десять он заявил: «Хватит бездельничать, надо приглашать товарищей и садиться за подготовку к съезду»[389]. На самом деле Л.И. Брежнев собрался еще быстрее. Из Варшавы он вернулся 11 декабря, а подготовка к съезду при его участии началась в Завидово 15 декабря[390].

Однако полностью восстановить его работоспособность не удалось. В середине декабря Леонид Ильич планировал быть на Кубе[391], однако вместо него 14-го туда отправился М.С. Суслов[392].

Существует версия, что в 1975 г. Леонид Ильич впервые поставил вопрос о своей отставке. На самом деле это было не совсем так.

«19 декабря, в день своего рождения, – вспоминал о Л.И. Брежневе его личный фотограф, – он обратился к пришедшим его поздравить членам Политбюро и сказал: "Не пора ли мне на пенсию?" Но те, все как один, стали его разубеждать: "Что вы, Леонид Ильич, вы – наше знамя! Оставайтесь, отдыхайте больше, а мы будем больше работать!»[393]

Начавшаяся работа над материалами съезда продолжалась около двух месяцев, в течение которых Леонид Ильич почти безвыездно находился в Завидово[394].

«24 февраля 1976 года, – читаем мы в воспоминаниях Е.И. Чазова, – 5 тысяч делегатов XXV съезда партии бурно приветствовали своего Генерального секретаря. Доклад продолжался более четырех часов, и только небольшая группа – его лечащий врач М. Косарев, я да охрана знали, чего стоило Брежневу выступить на съезде. Когда в перерыве после первых двух часов выступления мы пришли к нему в комнату отдыха, он сидел в прострации, а рубашка была настолько мокрая, как будто он в ней искупался. Пришлось ее сменить. Но мыслил он четко и, пересиливая себя, даже с определенным воодушевлением, пошел заканчивать свой доклад»[395].

И далее:

«Он не забыл предсъездовской активности Подгорного и с помощью своего ближайшего окружения – Устинова, Андропова, Кулакова и начавшего набирать силу Черненко – нанес удар по нему и Полянскому на съезде. Как правило, состав ЦК предопределялся до съезда, прорабатывались и создавались определенные механизмы выборов, которые, в частности, обеспечивали почти единогласное избрание в состав ЦК членов Политбюро. На сей раз два члена Политбюро – Подгорный и Полянский – получили большое количество голосов «против», которое должно было отражать негативное отношение к ним значительной группы делегатов съезда»[396].

После этого Д.С. Полянский был выведен из состава Президиума ЦК КПСС[397]. В.Н. Подгорный был отправлен в отставку на следующий год[398].

На этом съезде Л.И. Брежнев нанес удар не только по Д.С. Полянскому и Н.В. Подгорному, но и по их сторонникам. Сопоставление списков членов ЦК КПСС 1971 и 1976 гг. показывает, что на XXV съезде КПСС список членов ЦК обновился на 85 человек – 35 %, а с кандидатами в члены ЦК на 122 человека – 31 %.

Таблица 4. Изменения в составе руководящих органов КПСС (1971–1976)

Источник: Зенькович Н. А. Самые закрытые люди. М., 2002. С. 749 – 752. 1971 – общая численность членов ЦК и ЦРК, 1976 – численность членов ЦК и ЦРК, избранных на предшествующем съезде.

Первая подобная чистка послевоенного ЦК была на XX съезде КППС в 1956, потом на XXIII съезде в 1966 г. и на XXVII съезде 1986 гг. В первом случае это было связано со смертью И.В. Сталина, во втором – с отставкой Н.С.Хрущева, в последнем – с началом перестройки. 1976 г. в этом отношении, казалось бы, ничем не выделялся. Это дает основание думать, что накануне съезда действительно имело место обострение внутрипартийной борьбы, отголоском которой и стала подобная кадровая перетряска в высшем эшелоне партийной власти.

«Именно с этого времени – времени после XXV съезда партии – пишет Е.И. Чазов, – я веду отсчет недееспособности Брежнева как руководителя и политического лидера страны, и в связи с этим – нарождающегося кризиса партии и страны»[399].

Если в 1975 г. Л.И. Брежнев с обидой встретил предложение В.В. Щербицкого подумать об уходе на отдых и явно с провокационной целью поднял вопрос об отставке на своем днем рождения, то по мере того, как болезнь продолжала прогрессировать, его отношение к этой проблеме стало меняться. По некоторым данным, уже в следующем 1976 г. он стал задумываться о возможности ухода на пенсию.

Важной вехой в этом отношении стал 1977 г.

Бывший и помощник Ю.В. Андропова И.Е. Синицын утверждает, что «в начале 1977 г.» Л.И. Брежнев снова «серьезно и надолго заболел»[400].

К концу года состояние Леонида Ильича оказалось таким, что он не смог не только выступать, но даже присутствовать на пленуме, который состоялся 13 декабря[401]. Правда, чтобы не привлекать к этому внимания и не расстраивать советских людей, в информационном сообщении было сказано: «На Пленуме с большой речью выступил Генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель Президиума Верховного Совета СССР Л.И. Брежнев» [402].

«Из совершенно надежного источника мне известно, – вспоминал один из ближайших помощников Л.И.Брежнева А.М. Александров-Агентов, – что Леонид Ильич дважды ставил перед своими товарищами вопрос об уходе в отставку. Но «старики» (Тихонов, Соломенцев, Громыко, Черненко и, может быть, Устинов) решительно были против»[403].

Впервые, по всей видимости, он сделал это в 1978 г.

По свидетельству М.С. Горбачева, вскоре после того, как В.В. Щербицкий отметил свое 60-летие (а родился он 17 февраля 1918 г.[404]) Л.И. Брежнев сказал ему, «указав на свое кресло»: «Володя, вот место, которое ты займешь после меня»[405]. Это свидетельство перекликается с воспоминаниями В.К. Врублевского, который писал, что в 1978 г. Л.И. Брежнев предложил В.В. Щербицкому заменить его на посту генсека, но тот отказался[406]. Не исключено, что именно этот эпизод имел в виду и В.В. Федорчук, сдвинув его, правда, с 1978 на 1972 г.

В 1978 г. вопрос о возможном уходе Л.И. Брежнева в отставку был вынесен на страницы зарубежной печати. В мае югославская газета «Борьба» опубликовала статью о секретаре ЦК КПСС Ф.Д. Кулакове под названием «Будущий Генеральный секретарь ЦК КПСС»[407]. Когда в 1975 г. появились подобные же слухи о Г.В. Романове, они были парализованы слухами о его злоупотреблениях. Когда преемником Л.И. Брежнева стали называть Ф.Д. Кулакова, он неожиданно умер. Его не стало 17 июля 1978 г.[408].

Согласно официальной версии он умер скоропостижно от остановки сердца[409]. Но эта версия была встречена с недоверием даже на Лубянке. Передавая те слухи, с которыми приходилось иметь дело ему, бывший помощник Ю.В. Андропова И.Е. Синицын пишет: «Кулаков был найден на даче мертвым с пулей в голове»[410]