Читать книгу Под властью вампира. Книга 1 - Александр Павлович Яцюк - Страница 7

– Барышня, ось тут якийсь панич приихали, – сказал Митро, подходя ближе к качалке.

Тогда только Ирина, медленно, как бы нехотя, с сожалением, возвращаясь к действительности от милых грез, открыла глаза и посмотрела на меня. Не торопясь, с томной грацией поднялась она с кресла и звучным мягким голосом спросила:

– Вы к папе? По делу?

– Нет. Я приехал повидаться с Сережей. Разрешите представиться вам, – я назвал себя и добавил: – Прошу прощения за свое неожиданное вторжение… но я мимоездом… случайно…

Последние слова я произнес запинаясь, так как мною овладело смущение. Черт побери! Да, ведь, я не придумал никакого предлога для объяснения моего непрошенного появления в незнакомом доме… В этом виновата была моя уверенность, что сумасшествие Домбровского не тайна дляАратынских.

Теперь же я был сбит с толку, не знал, что думать и бормотал, сам не зная, что. Однако, Ирина ничего не заметила или же не так истолклвала мою растерянность, потому что с нескрываемой радостью протянула мне руку и воскликнула:

– Так вы товарищ Сережи!.. Гриша Лукомский?.. Ну, так, пожалуйста. Без церемоний. Мы здесь – люди простые и друг Сережи – наш друг. Митро, можешь уходить.

Она опять опустилась на качалку, предложив мне занять один из ближайших стульев. Я не нашел ее ни похожей на умирающую, ни красавицей, как писал Домбровский, но все же Ирина была прелестна.

Я невольно засмотрелся на ее чересчур алый рот. Было что-то слегка неприятное в этой чрезмерной алости как бы припухших губ. И -притягивающее.

– Но, скажите же, как поживает Сережа? – спросил я, удивляясь беспечному и довольному виду девушки. Неужели же эти письма были, все- таки, только мистификацией? Но, ведь, Митро говорит, что «лепетитор» нездоров… И, притом, с такой неохотой, так уклончиво…

– Почему вы об этом спрашиваете? – приостановив качалку, ответила вопросом она. – Создатель! Неужели он успел сообщить вам о своем недомогании?! Вот, не думала, что он такой мнительный!… Уж не поэтому ли вы сюда и приехали?

Ирина натянуто рассмеялась и взгляд ее на минуту стал острым и подозрительным. Я растерялся, окончательно не понимая, что тут происходит, и, с недоумением посмотрев на нее, решил держаться выжидательной тактики, пока не повидаюсь с Домбровским.

– Да он мне вовсе ничего и не писал об этом, – решительно соврал я.

– Просто, его письма вдруг стали такими странными… для счастливого жениха. Раньше они были полны ликования по поводу доставшегося ему счастья, – тут я слегка поклонился в сторону девушки. Она, видимо успокоившись, улыбнулась и привела в движение качалку, а я продолжал: – И, вдруг, Сережка загрустил, захандрил… Я и подумал, – не болен ли он. А теперь очень рад, что ошибся. Ведь, я, собственно, заехал к вам за тем, что бы похитить его денька на три-четыре, а то и больше.

Не знаю, что меня подмывало так безбожно врать, но слова сами лились с моего языка. Ирина слушала меня внимательно, полузакрыв глаза и тихо покачиваясь.

– Проведаем одного приятеля, поохотимся на уток… А то, потом на Сережку надежда плоха. Что вы на это скажете Ирина Артемьевна? Отпустите его со мной или нет?

– Пожалуйста, хоть и совсем его заберите с собой. Он мне вовсе не нужен, – с презрительной гримаской произнесла она, загадочно посмотрев на меня.

– Но, знаете, Серж, действительно, не совсем здоров. Бледный такой стал… Папа говорит, что у него лихорадка. И я думаю, что ему охота может повредить. Не лучше ли будет, если вы это время проведете с ним у нас?

Не дожидаясь моего ответа, она тотчас же обратилась к проснувшемуся котенку:

– Киска, ты здесь? Ну, поди ко мне… Поди же!… Кис-кис-кис… Кисанька! У, какой же ты глупый!

Котенок не шел на ее зов. Это маленькое, рыжее создание, еще сонное, разомлевшее от солнца, стояло вытаращив глазенки на молодую девушку, с таким видом, будто намеревалось пуститься в бегство. Я осторожно подошел к нему и, без всякого сопротивления с его стороны, взял на руки. Но едва я передал его Ирине, как он жалобно замяукал, пытаясь вырваться.

– Мерси, – бросила мне она и, прижавшись к спинке пушистого зверька, стала выговаривать ему: – Ну, чего ты пищишь гадкий? И куда ты рвешься? Разве тебе плохо у меня, плохо. Скажи? Разве ты не любишь меня? Не любишь? Ну, так и я тебя не буду любить. Ты – бяка, бяка…

Затем, кокетливо выглядывая из-за рыжей спинки, она обратилась ко мне:

– Так вы остаетесь у нас, не правда ли? В нашей Аратыновке хорошо, особенно, летом. И Сережа будет так рад вам… и мы все…

– Благодарю вас, но, право, не знаю, будет ли это удобно, – нерешительно произнес я, не обращая внимания на чьи-то легкие, едва слышные шаги, приближавшиеся к нам. – Явился незваный, непрошеный…

В этот момент кто-то положил на мое плечо руку. Я обернулся – и ахнул. Передо мной стоял Сергей Домбровский, но как он изменился!

7.

Каких-нибудь два месяца тому назад это был, полный сил и молодого здоровья, жизнерадостный юноша. Теперь же я увидел лишь слабое подобие его, моего Сережи.

На бледном, осунувшемся лице глаза казались огромными. В них затаилась глубокая неизмеримая печаль и горькая покорность, какие бывают у неизлечимо больных и осознающих это людей. Полные когда-то и свежие губы поблекли и вытянулись, углы рта опустились, плечи сгорбились.

Я вскочил, пораженный и у меня невольно вырвался взволнованный крик:

– Сергей! Дружище! Да что же это с тобой?! Ирина Артемьевна! Это вы называете недомоганием?!

Она сбросила на пол котенка, который тотчас же удрал в сад, и, быстро потупившись, смущенно пробормотала:

– Право, я не замечала, что он так плох… Знаете, когда каждый день видишь…

Мне ясно послышалось ударение, сделанное ее на слове – «так». Вообще, эта девушка удивляла меня и возмущала. Ведь, не слепа же она! Откуда же такое жестокое равнодушие – ну, не к жениху (быть может, она охладела, увидела, что ошиблась в своем чувстве и разорвала прежние отношения с ним), но хотя бы просто к человеку, живущему под одной кровлей с ней, к человеку, который все же был, хоть недолго, дорог ей?

А он, бедный мой, глупый Сережка еще так много писал мне о ее «золотом» сердце… Грубое замечание чуть не сорвалось у меня с языка, но Домбровский, мягко улыбнувшись, опередил меня, сказав:

– Ну, полно, друг, полно. Не горячись… Совсем я не так уж плох, как это показалось тебе сразу. Просто, здешний климат мне не подходит. Вот, скоро уеду отсюда и тогда, увидишь, живо поправлюсь.

Произнося эти слова, он многозначительно посмотрел на Ирину. А она, видимо обрадовавшись, подхватила:

– Да, да! Конечно, ты в другом месте скоро поправишься. Все дело в климате. А вот и мама, – добавила молодая девушка, вставая.

Я тоже услышал скрип колес по песку и недовольный женский голос, говоривший:

– Осторожней, осторожней, Митро! Куда ты спешишь? Ты этак еще вывернешь меня…

Это, оказалось, везли завтракать Татьяну Павловну Аратынскую. Здоровенная босоногая дивчина и знакомый мне уже белобрысый Митро ловко, привычными руками подхватили кресло с своей госпожой, внесли на балкон и подкатили к столу.

– Феклуша, почему же завтрак еще не подан? Знаете, кажется, что я не люблю ждать… Что за беспорядки! А где барин? Неужели до сих пор не вернулся? Ах, наказание!

Голос Татьяны Павловны перешел в плаксивый тон.

– Та пан юж приихалы, – флегматично произнесла Феклуша, поправляя сбившийся на сторону платок.

– Мама, а унас гость, – сообщила Ирина, подходя к ней и жестом приглашая

меня следовать за ней. – Угадай, кто.

– Что? Гость? Кто такой? Что же ты молчишь? – упрекнула Аратынская дочь, выпрямляясь и поворачивая голову.

Это была маленткая, тщедушная, вся высохшая и старообразная жньщина с желтым личиком с кулачок и старомодной наколкой на седеющих волосах. Ирина представила меня своей матери, как друга Сережи.

Та, не скрывая ссвоего разочарования, с холодной любезностью процедила обычные слова приветствия и равнодушно протянула мне сухую ручку для поцелуя. Затем, решив, очевидно, что со мною не за чем особенно церемониться, Татьяна Павловна отвернулась от меня и раздражительно спросила:

– Где же это Артемий Григорьевич? Будем мы сегодня завтракать или нет?

Ей не успели ответить, так как в эту минуту он появился собственной персоной, а за ним внесли и суповую вазу. Высокий, плотный, громоздкий, загорелый до красна, в вышитой косоворотке и чесучевом пиджаке, он казался совсем не парой своей жене.

Последовал опять обряд представления. Я начал снова извиняться за свое непрошеное вторжение, но Аратынский не дал мне даже досказать первую фразу.

– Бросьте, молодой человек. Есть о чем говрить! – решительно пребил он меня, подходя к столу и любовно поглядывая на холодную окрошку. – Мы гостям всегда рады. А вы к тому же и друг Сережи. – он сел, заткнул за ворот сорочки салфетку и нетерпеливо поглядел на дочь, разливавшую окрошку.

Сергей ел мало, но с жадностью пил холодный квас, аппетитно пенившийся в хрустальном кувшине. Ирина и Татьяна Павловна, так волновавшаяся из-за маленького опоздания мужа к завтраку, тоже почти не дотрагивались до своих тарелок.

Я, надо сознаться, успел сильно проголодаться и отдал должную честь вкусно приготовленным блюдам. Артемий же Григорьевич ел, как-будто за всю свою семью сразу. Это, однако, не мешало ему разговаривать.