Читать книгу Витька – «придурок» и другие рассказы - Александр Плетнев-Кормушкин Ник Шумрок - Страница 3

Когда мне приходится вязать «булинь»², я всегда вспоминаю Витю Чуракова. Он когда-то научил меня вязать этот узел одной рукой.

– Представь себе, – говорил он, – что тебя в шторм выбросило за борт, и одна рука у тебя не действует! На корабле, конечно, крики: «Полундра, человек за бортом»! Тебе бросают конец. Хватаешь его здоровой рукой, обносишь вокруг тела, делаешь колышку, ходовой конец пропускаешь под коренной, затягиваешь, и тебя, беднягу, благополучно вытягивают из воды.

К счастью, меня миновала участь быть выброшенным за борт корабля, но булинь я вяжу с тех пор с закрытыми глазами. Витя знал много узлов, потому что вырос в семье моряков. Его отец преподавал такелажное дело в морском училище на Сахалине, а до преподавательской работы он ходил на Тихом океане капитаном. Витя рассказывал, что как–то раз отец списал на сушу всю команду, которая не хотела выполнять какой-то его абсурдный приказ.

Вызывает он первого матроса, спрашивает:

– Будешь выполнять приказ?

– Не буду, глупостями не привык заниматься!

– Списан на берег!

Вызывает следующего:

– Будешь выполнять?

– Нет!

– Списан!

Так всю команду и списал. Уж не знаю, после этого ли случая, или какого другого, но пришлось «морскому волку» самому сойти на берег, а, может, руководство порта его «списало». В общем, стал он преподавать в морском училище в Корсакове, у «далекого пролива Лаперуза»!

Еще один забавный случай рассказывал Витя про своего отца. Однажды мать уехала куда-то на «юга», прямо как в песне Вадима Егорова:

Нам с сестренкой каюк, наша мама на юг улетела недавно.

Это ж всякий поймет, жизнь без мамы не мед, а с отцом и подавно.

В доме трам-тарарам, папа нас по утрам кормит жженою кашей.

Но отец не кормил Витю с братом Вовой «жженою кашей», а водил в столовую. Уж не знаю, что из еды он им заказывал, но шепотом добавлял:

– Дети, ешьте больше горчицы: она бесплатная!

Витя, похоже, унаследовал от отца многие черты характера. Я был наслышан о нем, прежде чем столкнуться нос к носу. В нашем институте меняли кровлю, и меня поставили наблюдать за «пришлыми» кровельщиками, ну и поработать в их «бригаде». Нет, ничего общего с бригадой из нашумевшего сериала эта не имела, кроме того, что нас тоже было четверо. Собрались в основном финно-угорцы: я – почти чистокровный мордвин, Гена – чуваш, Вася – коми-пермяк и последний, с виду русский, имени которого я уже и не припомню. Помню только, что у него было удалено одно легкое, но это совершенно не мешало ему пить запоями. Гена с Васей запоями не пили: они просто пили, и пили много и часто. Трезвыми я их видел только по утрам. Их рабочий день начинался с того, что Вася обходил все академические институты на Стрелке³ в поисках того, кому можно «загнать» один-два листа оцинковки и выручить деньги на бутылку водки. И почти всегда это ему удавалось, потому что в те времена оцинкованное железо было в большом дефиците и в продажу не поступало, а тут тебе его предлагают, да еще и за полцены! Какой дачник от этого откажется? Почти всегда наш «предприниматель» возвращался с деньгами.

– Вот, салага, учись деньги делать!

Гена радостно жал ему руку и бежал в магазин! С закуcкой у них проблем не было: жены собирали им каждый день «тормозок» в надежде на то, что они хоть какую-то денежку принесут в семью. Поправив таким образом здоровье, они начинали учить друг друга кровельному мастерству.

– Да кто так клямера режет, придурок? Берешь обрезок железа, режешь в лапшу и …

– Сам ты м.., чудак на букву «М»! Надо отрезать на всю длину и …

– Не слушай ты его, Шурик, он пургу гонит, а надо здесь кияночкой подогнуть на треть и на полтора фальц отступить…

Друг друга они не слушали, а пытались показать мне, кто из них лучший кровельщик.

Именно от Васи с Геной я и услышал впервые про «Витьку-придурка»! Придурком он у них прослыл за то, что не давал им пить на работе и продавать железо на сторону!

Позже Витя так объяснял мне логику своего поведения:

– Какой смысл продавать железо? Да положи ты этот лист на кровле и заработаешь вдвое больше, чем выручишь, если продашь!

Но ребята «клали с прибором» на Витину логику и прозвали его придурком! Они руководствовались своей логикой. Ведь, положив этот лист, они деньги получат в лучшем случае через неделю – две! А поправить здоровье нужно, как говорят психологи, «здесь и сейчас»!

Витя, конечно, никаким придурком не был, но, как говорят в народе, имел много «тараканов в голове». Хотя, у кого из нас их нет? Только у каждого свои «тараканы»! Вот об этих Витиных «тараканах» я тебе, мой благосклонный читатель, и расскажу.

Он был хорошим кровельщиком, как говорится, мастером от Бога: сам подбирал себе бригаду, сам «банковал» и руководил. И, как его отец, частенько «списывал» пьяниц с крыши на землю, потому и испытывал постоянный «кадровый голод», ибо где же у нас в стране найдешь хорошего работника, который бы не пил? Когда я впервые столкнулся с ним на объекте, в его «бригаде» был, как у Остапа Ибрагимовича Бендера, «мальчик» лет пятидесяти, пьянство которого он с трудом терпел, потому что не мог работать совсем один. Мальчика звали Александром Викторовичем. Кровельщик он был никакой, но Витя, чтобы уж совсем не втаптывать человека в грязь, называл его «мастером по деревяшке»! Бывший интеллигентный человек (БИЧ), образованный, начитанный, с ним было интересно общаться. Нам обоим нравился Сережка Довлатов и совсем не нравилось кровельное дело. Мы работали, чтобы заработать, а Витя – чтобы совершенствовать мастерство. Он любил свое ремесло и относился к нему с душой.

С первых дней общения Витя и Александр Викторович пытались узнать мое отчество, но я его от них скрывал. Тогда они стали выпытывать его у сына. Тот по моему наущению сказал им, что я Филиппович. Так они меня и стали называть, а я в ответ только хитро улыбался .

Витя, как бригадир, сам определял размер заработка членов «бригады» и был экономным, видимо, в папашу. Правда, меня почему-то он сразу зауважал (Вася наплел ему, что у меня, якобы, два высших образования) и не обижал в расчетах. Стоит, правда, заметить, что его экономия всегда выходила ему боком.

У него были старые «Жигули», но он мечтал купить себе длинную «Ниву». Водительские права он получил когда-то в военном училище, но водить машину так и не научился. Например, как-то зимой не смог въехать в гараж на своей «лайбе».

– А вот, если бы у нас была длинная «Нива», – говорил он своему пятилетнему сыну Степашке, – мы бы в гараж въехали сразу!

Степашка, похоже, пошел экономным в папу и деда и заявил, что ему не надо игрушек, только бы папа купил длинную «Ниву». Но папа новую машину так и не купил. Первый раз его сбережения в валюте «сгорели в дефолте» 1998 года. Нет, он не рвал на себе волосы, не горевал, а стал снова копить. Но теперь Витя не связывался с банками, а стал носить, как он выражался, «кэша» с собой. Однажды, выдав бригаде аванс, он сунул пачку купюр мимо потайного кармана, и их разнесло порывом ветра с крыши вниз. Мы потом долго собирали их в кустах ближайшего сквера, но часть денег унесло ветром, пока мы спускались вниз. Мы с Александром Викторовичем потом часто шутили, что Витя долго не дает нам денег, потому что перечитывает роман Митчел «Унесенные ветром»!

Мы познакомились с ним в августе 1998 года на объекте в Сестрорецке. Я работал один, а Витя, зла не помнящий, взял к себе в бригаду, кроме Александра Викторовича, еще и Васю. Тот держался почти две недели, но сразу после аванса «пропал», оставив на стройке весь свой инструмент.

У Вити были свои правила расчетов и свой «кодекс поведения кровельщика»! Он почему-то решил, что должен мне какую-то сумму денег за сделанный участок, и потащил нас с Александром Викторовичем в кафе. Дело было уже зимой: мы втроем (как были в ватниках и валенках) «забурились» вечером в кафе сестрорецкого курорта. Представляете, как на нас смотрела местная публика? Но мы, выпив для начала текилы, мало на кого обращали внимания. А зимой в сестрорецкий курорт сыновья «ссылают» своих престарелых родителей, а мужья – «больных» жен! Александр Викторович после первой осмелел и стал приглашать дам на танец, я же подсел к подвыпившей «блондинке» за стойку бара!

– Вы не с Луны ли сюда свалились? – заплетающимся языком спросила она.

– Ну что ты, золотце! Мы пришли на буерах из Финляндии, по льду залива! Из Котки! Устали, как черти! Замерзли!

– Ой! Как интересно! А где эти ваши буеры? Никогда не видела!

Я повел еле держащуюся на ногах девицу к окну и стал тыкать в сторону здания, заслонявшего вид на залив.

– Вон там, за этим зданием стоят, прямо на льду. Видишь, форштевень торчит? Поедем, красотка, кататься?!

– Народ! Поехали на буерах кататься по льду! Ребята приглашают!

Я, честно признаться, слегка струхнул и стал придумывать «ходы отступления», но ее увели у меня из-под носа члены её «банды»!

А мы быстренько ретировались на свои «буера».

Так незаметно мы и проработали зиму, а весной я «сосватал» Витю с «мальчиком» к своему родственнику в реставрационную фирму! Витя сделал там какой-то козырек из меди, показал свое мастерство, и его «бригаду» пригласили в Старую Ладогу переделывать купол храма Георгия! Я очень не хотел идти в Витину бригаду, но перспектива поработать в Старой Ладоге взяла верх над желанием быть фрилансером.

Старую Ладогу считают первой столицей Древней Руси, правда, только те реставраторы и археологи, кто там работает и копает. Именно сюда, в Ладогу, в девятом веке пришел со своей дружиной, а, говоря современным языком, организованной преступной группировкой (ОПГ) некто Родерих, он же Рюрик, он же Хрёрик, он же Жорик! Пограбив Ладогу и её окрестности и пообещав населению «крышу», этот Хрёрик поднялся выше по течению Волхова и стал грабить Новгород и окрестности. Здесь он задержался и дальше не пошел. Видимо, лень было варягам грести против течения, да и удобнее было ждать в Новгороде гостей из разных там «греков и хвалис»⁴, поэтому памятник тысячелетия Руси царь Александр вторый поставил не в Ладоге, а в Великом Новгороде. А Ладога ныне – маленький поселок в Ленинградской области. Правда, не каждый поселок может похвастаться наличием средневековой крепости, разве что только Копорье.

Истины ради нужно заметить, что все средневековые крепости на северо-западе похожи друг на друга, как две капли воды, и все потому, что восстанавливались они в советские времена по проекту одной конторы – «Союзреставрация», по однотипным проектам и чертежам. И вот башни и стены крепостей Изборска, Копорья, Ивангорода и Ладоги похожи друг на друга, как близнецы-братья, или как сестры-близняшки!

Работать на реставрации древнерусских памятников очень просто. Если что-то шло криво-косо, Александр Викторович ссылался на «русский стиль!»

– Александр Викторович! Это сколько нужно выпить, чтобы так накосячить с деревяшкой? – ехидно замечал Витя огрехи нашего деревянных дел мастера.

– Витя, ты не понимаешь! Ты посмотри, как с северной стороны закомары идут? Видишь? А с восточной, над центральной апсидой, справа под свес подходит, а слева – на полметра ниже. А посмотри на знаменитую церковь на Нерли? Там под барабаном не куб, а хрен знамо чего? Это ж «русский стиль!»

Александр Викторович закончил когда-то художественное училище и кое-что в архитектуре понимал, но чаще всего «русским стилем» оправдывал все наши «косяки».

Да, два месяца мы работали и жили в Ладоге под Витиным руководством. Вначале нас поселили в Клементовскую башню крепости. Лето было жарким, и днем в башне было хорошо и прохладно. Только нам редко приходилось пользоваться этой привилегией, ибо работать нужно было на солнцепеке. Ночью же мы дрожали от холода в своих спальных мешках в этом каменном мешке. По утрам, чтобы согреться, мы переплывали «седой» Волхов туда и обратно, что оказалось не столь уж и трудным делом. Честно говоря, седым он был до того, как дедушка Ленин решил построить на Волхове, в пятнадцати километрах от Ладоги, электростанцию. После этого волховские пороги, из-за которых его и прозвали «седым», ушли под воду, как и днепровские, так хорошо описанные Константином Багрянородным!⁵

Правда, мы решились переплывать Волхов не сразу, а спустя неделю после приезда. Нас пугали местные жители какими-то водоворотами, ключами, но мы, единожды переплыв его, выполняли эту процедуру дважды в день. Мы – это Витя, я и мой сын-подросток 14 лет. Александр Викторович в этих экзерсисах не участвовал. Он в это время (втихаря от Вити) выпивал свои утренние и вечерние «наркомовские» сто грамм. Витя догадывался об этом, но скандала не поднимал, ибо кому-то надо было делать «деревяшку».

Когда мы покоряли Волхов в первый раз, Витя плыл классическим брассом, не глядя по сторонам. Его снесло течением, и он вернулся назад спустя полчаса. Я же «молотил» вольным стилем, т.е., как собака, тюлень и кошка одновременно, но плыл под углом к течению, и меня не снесло. Отдохнув немного, я таким же манером вернулся обратно, и мы с Александром Викторовичем стали ждать Витю. Вот он своим классическим брассом доплывает до берега и торжественно объявляет:

– Ну, все! Волхов покорен!

– Да, – кивает Александр Викторович, – покорен, но первым его покорил Александр Филиппович!

– Как это? – удивился Витя. – Не может быть! Вы меня разыгрываете?

Так и не поверил до тех пор, пока я не сплавал туда-обратно у него на глазах.

Как и подобает шизоиду, он делился с малознакомыми людьми интимными подробностями своей жизни. Так, при нашей первой встрече он сразу рассказал мне все о себе, о своей семье, даже о неудачнике (по его понятиям) брате, капитане океанского судна, который «кормит чужого ребенка»!

И про маму, которая (тут Витя начинал копировать ее голос) вошла в такой возраст, что начала «усыхать»!

– Представь себе, сколько ей еще «усыхать», если сейчас она весит 120 килограммов?

Про Таню, Зиночку и Степашку с Толиком и говорить нечего. Эти имена были у него на устах постоянно. Витя жил на два дома: то у Тани, матери Степашки и Толика, то у себя.

У него была привычка покупать понравившиеся ему вещи в количестве, кратном пяти, – 5, 10, 15, но одевался он всегда почти, как бомж. Я все время видел его в одной и той же вязаной шапочке, одних и тех же брюках и, в зависимости от сезона, старом пальто или плаще. Он занашивал их до дыр, а новые вещи складывал в своей квартире. Так же он поступал и с инструментом. Если нужно было для работы какое-либо приспособление, он говорил:

– Это надо искать в «верхних» слоях! Если найду, то принесу!

– Надо будет поискать в «нижних слоях» или в «средних»!

Я воспринимал это как фигуру речи, пока не побывал в его купчинской квартире. Сам он ни к кому в жилище не заходил и никого к себе не приглашал. Объяснение было довольно абсурдное, но в рамках его «кривой логики»:

– А вдруг тебя «обнесут», и ты подумаешь на меня!

Витя упал с крыши и разбился насмерть. Нелепая ошибка – зацепился валенком за завернутый лист железа, тело изменило направление движения, и он полетел вниз.

После похорон Таня попросила меня помочь вынести из его квартиры мусор. Я легкомысленно согласился, о чем потом сильно пожалел. Воочию убедился, что «слои» действительно существуют, только их было не три, а тридцать три. Однокомнатная квартира улучшенной планировки почти под потолок была забита разным хламом. Наряду с хорошими вещами и одеждой, электроинструментом, бытовой техникой, было столько «дерьма», что ни пером описать. Передвигаться приходилось, как по поверхности Луны. Кратеры резко сменялись впадинами, в которые я проваливался по пояс. Трудился я в поте лица неделю, но успел расчистить только прихожую и часть комнаты. В кухню и ванную пробиться мне так и не удалось. К моему счастью (а Таниному несчастью), объявилась первая жена Вити – некая «блондинка» Зиночка, о которой я неоднократно слышал, но ни разу не видел. Квартиру эту они с Витей получили когда-то на двоих, работая в СМУ. Зиночка сразу же наложила на квартиру свою, не скажу «лапу», но «твердую женскую руку», забрала у Тани ключи, и дальнейшие работы по очистке проводили ее знакомые мужики со стройки. Ну, а мне и легче!

Да, «усох» первым Витя, а мамаша, как выразилась Таня:

– «Тихой сапой» вступила после его смерти в права наследства четвертой части квартиры. Ну, прямо как Достоевский с его «куманинским наследством»!

А бедный Степашка так и остался без длинной «Нивы»!