Читать книгу Витька – «придурок» и другие рассказы - Александр Плетнев-Кормушкин Ник Шумрок - Страница 6

«Аля с Валей»
(рассказ из серии «Мои дорогие «алкоголики»)

Оглавление

Если благосклонный читатель ожидает, что мой рассказ начнется со слов: «Когда меня выгнала очередная жена…», то я его на этот раз разочарую! Все это было во времена моей «благополучной» семейной жизни с предпоследней женой!

Расскажу старый анекдот. Приходит мужик в бюро занятости и говорит:

– Мне нужна хорошо оплачиваемая работа, потому что у меня пятеро детей!

– А что вы еще умеете делать?

У меня тогда было не пятеро, а трое, и на зарплату ИТР я не мог их прокормить. Надо было подрабатывать, и пришлось вспомнить старую специальность (электросварщика) и освоить новую – кровельщика. Устроился сразу на несколько работ, по разным трудовым книжкам. К выходу на пенсию у меня их накопилось штук пять. По одной из них я оформился кровельщиком в большой академический институт на Стрелке, ну, чтобы быть поближе к большой науке!

Там я и увидел впервые эту парочку – Алю с Валей! Это были местные сантехники. Как и положено сантехникам, они редко бывали трезвыми. Если не удавалось подхалтурить, они ходили по коридорам института и выпрашивали у научных работников «шило» в счет «предстоящих» протечек и засоров канализации. В институте их все знали, как облупленных, и, когда не было чистого, отливали спирт из коллекций! «Из-под лягушек пили, а лягушками закусывали», – шутили они.

По двору института они передвигались всегда вместе. Маленький плотный, с хитроватой улыбочкой Аля и худой, выше его на голову, напарник Валя по прозвищу «балерун»! Я никогда не видел Алю без «шведок»: даже когда он «отрубался» и падал на топчан в мастерской, шведский ключ был надежно зажат в его руке! Казалось, забери у него этот ключ, и он испустит дух, как Кощей. У Вали же из кармана всегда свисали волокна льна!

– Учись, Шурик! Когда лен наматываешь, надо поплевать на него и загладить по резьбе, тогда ни за что не потечет! – учил он меня сантехническим премудростям.

– А если водой?

– Нет, обязательно надо поплевать!

Аля, или Альберт Викторович, как обращался к нему наш главный инженер, Иван Иванович, был родом из Рязанской области и каждое лето с женой Катькой (прошу прощения, но так ее всегда называл Аля) и внуком уезжал на своем «Москвиче» на «малую родину», в деревню, где родился и вырос. Из детей у них с Катькой была только дочь, которая постоянно была занята устройством своей личной жизни, а сына «подбросила» родителям. Катьку я ни разу не видел, слышал только ее голос из телефонной трубки, когда она просила позвать Алика. Аля добирался до аппарата и неслушающимся языком плел ей, что у него «авария»; пока не исправит, котельную не запустить, трубы полопаются, и … ночевать он сегодня не приедет.

Хотя халтурили они вместе, и львиную долю работы делал Валя, добычу делил всегда Аля. А делил он ее почти так же, как Паниковский деньги Корейко: Вале, как и Балаганову, доставался мизер: мол, он и на столько не наработал! Валя только улыбался, да говорил мне: «Пусть этот хитрый «мордвин» подавится!»

Аля носил домой спирт трехлитровыми банками. Если нефть называют «черным золотом», то спирт (или «шило») в советские времена можно было бы назвать «белым золотом». Летом он обменивал это золото у себя в деревне на бензин, продукты и услуги шоферов и трактористов. Не менее хитрая, чем Аля, Катька, чтобы муж не употребил до поездки это сокровище, прятала от него спирт в самые разные места. Аля рассказывал мне, что как-то, когда Катьки не было дома, он перевернул все вверх дном в квартире, искал спирт и не мог найти.

– Знаю, что должен быть, я же недавно приносил! Все просмотрел: в шкаф с постельным бельем залез, кладовку всю перерыл. Нету! Потом смотрю, на антресоли у Катьки заготовки стоят. В трехлитровых банках компоты разные, яблоки, виноград! А в одной банке плавает несколько ягодок только! Ну, я и допер, что это спирт Катька закатала!

Алино детство пришлось на довоенное, военное и послевоенное лихолетие. Когда началась война, он был еще подростком и работал в колхозе погонщиком лошадей. Из колхоза его забрали («забрили») в армию, и обратно в деревню он уже не вернулся. Служил под Ленинградом, поэтому и осел здесь. Сначала работал по лимиту в ЖАКТе, потом, получив постоянную прописку, –где душе было угодно. А угодно его душе стало «кантоваться» в нашем институте. Зарплата небольшая, но – куча академических учреждений на Стрелке, и он, «король» сантехники, нарасхват. В этом же здании в полуподвальном помещении располагалась академическая столовая, или «академичка», как прозвали ее студенты университета. Столовая-то была, были повара, рабочие кухни, разносчицы, кассиры, уборщицы, бухгалтера, администраторы, снабженцы, были даже директор с заместителем, только сантехника своего не было. И вот эта столовая была настоящим «клондайком» для Али с Валей. За работу (а в столовой всегда что-то засоряется, течет или, наоборот, не течет) администрация щедро расплачивалась с ними продуктами. Чего еще надо, чтобы считать, что жизнь прекрасна! Выпивка и закуска рядом! Правда, мясо и деликатесы хитрый Аля тащил домой, Катьке, а Валя довольствовался простой закуской в виде котлет, салатов и прочих макарон.

С Алей я близко сошелся, когда купил подержанный «Москвич». Это была моя первая машина, да еще купленная не у знакомого, а черт знает у кого. Короче, я проездил на ней лето, а к осени она «забастовала» и отказалась заводиться. За зиму я полностью разобрал двигатель, до винтика. Купил все, что можно было, из запчастей и стал собирать, советуясь с местными водилами. Аля подходил ко мне и ехидно повторял:

– Она у тебя не заведется! Она у тебя не заведется!

Так ему хотелось, наверное! Но к его удивлению весной собранный драндулет завелся! После этого случая я сильно «подрос» в его глазах, а ведь он относился ко мне с подозрением: БИЧ6, да еще и непьющий! Правда, с тех пор я уже валялся по очереди под своей машиной и под Алиной!

Для института мои герои мало что делали. Забавно было наблюдать, как помянутый выше главный инженер, Иван Иванович, одев на себя робу, копается по колено в воде в какой-нибудь траншее, а пьяные Аля и Валя, которые, в общем-то, и должны были это делать, стояли рядом и давали ему советы:

– Иван Иваныч, правее копните! Да не туда, чуть выше возьмите!

В общем, проработав тридцать лет в институте, Аля зарвался, решив, что он незаменим, и, если его уволят, то все в одночасье рухнет, и перестал вообще что-нибудь делать: только ходил по двору со своим ключом. Но вот в институте сменился главный инженер. При очередной аварии «новый» дал Але задание – откопать место протечки, а Аля «послал» его, заявив, мол, сам копай! Но тот копать не стал, а пошел к директору и нажаловался. Директор тоже был новый, не знал о прежних Алиных «заслугах», вспылил, и Алю уволили. Но этот хитрый «мордвин», конечно, не пропал, и я часто встречал его на Стрелке с неизменным шведским ключом в руке.

Да, давно пора представить моему благосклонному читателю Валю, или Валентина Леонтьевича, как его величал все тот же Иван Иванович. Лично я называл его не Валей и не Валентином Леонтьевичем, а просто – Валентин. Это был весьма примечательный человек: добрый, отзывчивый, бескорыстный, готовый отдать последнее, если у него это последнее попросят! Я часто в шутку говорил:

Валентин, вот если бы все люди были, как ты, мы бы уже давно при коммунизме жили!

Он, расплывался в улыбке, но я добавлял:

– Единственный недостаток в том, что ты – алкоголик!

Он не обижался на мои слова, только, как и все алкоголики, начинал доказывать, что он может не пить, если захочет! Но «хотеть» он не хотел! Валентин, как и Аля, хлебнул лиха в детстве: когда началась блокада, ему было шесть лет. Всю блокаду он прожил в Ленинграде, естественно, пережив многое.

Почему его называли «балеруном»? Да потому, что в свое время он окончил знаменитое Вагановское училище. Распределили его по окончании в Петрозаводск, в республиканский ансамбль песни и пляски. Он не только сам танцевал, но и ставил танцы, был известен в культурных кругах Карелии. Его даже номинировали в свое время на звание «заслуженного артиста Карелии», но его обошел кто-то более пробивной, а Валентин, лишенный всякого честолюбия, за звание не боролся.

Общаясь с ним, я часто сводил разговор к танцам, и тогда он преображался, лицо светлело: он вскакивал и рассказывал, как он придумал такой-то разворот и как соединил такие-то па, и все показывал тут же! Там же, в ансамбле он познакомился с будущей женой – Валентиной! Так и звали их, как в известном фильме: «Валентин и Валентина»!

Нет, тогда он еще не пил, как сантехник, но большой творческий коллектив и гастроли предполагают застолья, выпивку для снятия усталости. Тем более Валентин, с его добрым, открытым характером, был душой коллектива и активным участником застолий. Естественно, он стал пить много больше, чем полагалось.

Жизнь как будто сама подталкивала его к «сантехническому» финалу. Его пригласили в Ленинград, в известный коллектив, и Валентине место обещали, но нелепые советские законы поломали все планы. Хоть Валентин и родился в Ленинграде и блокаду здесь пережил, но семейного человека не могли прописать даже у родителей. Пришлось Валентину пойти в ЖЭК сантехником, получить служебное жилье, а по вечерам вести хореографический кружок в районном ДК. Но на двух стульях, как говорится, не усидишь, тем более человек он был веселый, общительный, а работа тяжелая, грязная. Устанешь, коллеги пристанут, дескать, «ты меня уважаешь?», «давай, Леонтич, по чуть-чуть, расслабимся…» Короче, пришлось преподавательскую деятельность свернуть, а «сантехническую» развернуть! И, как говорилось в советских фельетонах, «покатился Валентин под откос».

Как он попал в напарники в Але, я не знаю, теперь и не у кого спросить: обоих уж нет в живых.

У него была своя комната на Гороховой, но жил он здесь же во дворе, во флигеле, у дворничихи Маши. Маша – под стать кустодиевской купчихе: крепкая, дородная женщина, «кровь с молоком», убирала несколько участков, бегала, как заводная. Бывало, услышишь из-за угла ее звонкий голос и думаешь:

Ну, Леонтьевич опять попал под раздачу!

Повернешь за угол, а Маша строчит матюгами, как из пулемета (та-та-та…), а Валентин пьяненький, с добродушной улыбкой в ответ:

– Маша! Я же тебя люблю…

– Да пошел ты со своей любовью на…(та-та-та…).

Бывало, зайдет сильно пьяный, я ему и говорю:

– Валентин! Тебя же Маша домой не пустит такого «красивого!»

Улыбается:

– Пустит, до пенсии еще неделя. Вот как пенсию ей отдам, тогда может выгнать.

Так оно не раз и бывало. Маша выгоняла его «окончательно», он жил несколько дней у себя на «Горошке» или в мастерской, пока она его не принимала обратно, до следующей пенсии!

Мы c Валентином несколько раз ездили на мотоциклах в Медвежьегорск за брусникой и останавливались у сестры Валентины – Альки. Надо признать, что у него сохранились теплые отношения с братом, сестрой Валентины и тёщей. Привечали его, как родного. Прибегал Юрка – старший брат, приходила теща, обнимались, целовались. Валентин всем привозил подарки: Юрке – марочный коньяк, Альке – духи, теще – платок или шарф.

Раздав подарки, приступали к приготовлению ужина. В первый свой приезд мы набрали по дороге грибов: брали все подряд – козлят, опят, моховиков. Хозяева сунули нос в наш мешок и скривили губы:

– А что это у вас за грибы?

– Моховики, козлята, опята!

– Не–е! Мы такие не берем, только белые и красные!

С Валентиной я познакомился в следующий наш приезд. Мы приехали на машине и собрались за грибами. Валентин, узнав, что с нами собралась ехать Валентина, отказался составить нам компанию. Я даже не ожидал этого от него: они так и не примирились! Зато Валентина уже после его смерти подружилась с Машей, а сдружила их болезнь Лёшки – сына Валентина и Валентины. Как-то Маша позвонила мне и сказала, что Лёша лежит в больнице, предстоит операция, и нужна донорская кровь. Я, естественно, сдал для него кровь, и с тех пор сын моего друга стал и моим сыном – кровным. А Лёшка в знак благодарности подарил мне замечательную акварель, выполненную его кистью.

6

БИЧ – бывший интеллегентный человек. Вспомните у Высоцкого: « Что такое эта Вача, расспросил я у БИЧа…»

Витька – «придурок» и другие рассказы

Подняться наверх