Читать книгу Выход на «бис» - Александр Плетнёв - Страница 3

Ничего не происходило.

Нет, конечно!.. что-то произошло – резко и ощутимо упала забортная температура.

«Разменять экваториальное солнце на северные холодные широты… где-то в ожидательном подсознании почему-то такой вариант и рисовался. Чёрт его знает, почему?» – капитан 1-го ранга Скопин до крайности пытливо и внимательно вбирал любую привходящую информацию. В том числе прислушиваясь к своим ощущениям.

Ещё не ёжилось в повеявшей стылости. Стенки-переборки ещё сохраняли накопленное тропическое тепло. Но в том, что сейчас наблюдалось за стёклами ходовой рубки, было что-то иное: солнца не видно – серое однородное небо; серые во́ды – поверхность моря неестественно гладкая, точно маслянистая – длинные волны тягуче перекатывались… ни ряби, ни клохтания, ни всплеска.

По всем показаниям и работе механизмов – корабль двигался. Обороты на валах, согласно докладу, остались прежними, но на лаге ход упал на узел.

«Под воздействием внешних факторов? Какое-то сопротивление среды?»

– Я такого не помню, – едва слышно, под нос, пробормотал каперанг, силясь вспомнить – как оно там было, когда они на «Петре». «Тогда в глазах метелики гуляли. Может, похожий эффект в тот раз попросту выпал из внимания, пока экипаж аврально колотило?»

Экипаж…

Боковым зрением: справа старший помощник – раскрасневшийся, явно на взводе, из-за спин нервный замполит, тут же особист, округлённые глаза офицера РТБ. И совсем колоритный в эмоциях «штатский» – Док, взъерошивший волосы у себя на голове. Он и выдал то, что у самого вертелось на уме. Ну, или что-то похожее:

– Это же буфер. Буфер меж… – И не знал, что сказать – «меж чем». Или язык прикусил.

«И правильно – молчи уж… до поры».

Однако старпом расслышал и мигом срисовал какой-то скрытый подтекст:

– Кто-нибудь объяснит, что происходит?..

«Ну вот, – скакнула неудобная мысль, – только сейчас этого мне не хватало!»

Несложно было догадаться, что крейсер к чему-то готовят. Двойной б/к просто так не загружают. Опять же – высоколобый муж с ящиками аппаратуры, в придачу с контейнером зловещей маркировки – спецзаряды. Разумеется, вопросы у экипажа, особенно у старпома и замполита, являющихся прямыми заместителями командира корабля, зрели и напрашивались. Все они спотыкались о грифы секретных директив Генштаба, полностью ограничивающих допуск.

Согласно инструкции руководящего Центра, довести до старшего офицерского состава – «куда их Родина послала», до́лжно было уже по факту успешного перехода.

«Вот именно что – перехода „успешного“! А судя по виду за пределами корабля – что-то пошло явно не так. И что говорить сейчас людям, когда сам пока ничего не понимаешь?»

– Радиация в норме, – уже по второму разу известил дежурный офицер.

«Очень так, буднично, для слова „радиация“, с учётом ещё и странного окружающего пейзажа», – заметил по ходу Скопин.

Однако сам о последствиях ядерного взрыва не особо-то волнуясь. Сейчас его занимал эфир.

«Услышим ли на радиоволнах двадцать первый век?!»

Радист гонял аппаратуру по диапазонам, растерянно сообщая о полном отсутствии каких-либо сигналов, уже греша на выход из строя приёмных контуров. Даже «белого шума» как такового не было. Даже отголосков статики…

– Вы понимаете, – горячо зашептал на ухо учёный, – это же своеобразный тамбур межвременья! Пока мы здесь, а я полагаю, это ненадолго, необходимо включить мои приборы в активное сканирование для замеров характеристик! Это место требует особого и отдельного изучения.

«Чёрта с два», – ответить не потрудился. Только отрицательно мотнул головой.

В рубке от людского присутствия тесновато, гудела вентиляция, гоняя неумолимо остывающий воздух. Но дышалось по-странному спёрто.

Жестом дав понять вахтенному матросу – тот споро разблокировал задрайки, командир двинул к двери, распахнул, выйдя…

Вперился, дёргая спичечный коробок, нашаривая сигаретную пачку – машинально, по привычке. Так и не закурив…

«Да тут до мата, етижи-пассатижи… рукой подать!»

Атмосфера снаружи показалась вообще какой-то безвкусной. Не освежающей, невзирая на холодок, а будто вытягивающей из тебя жизненное тепло. Визуально видимость простиралась всего мили на две и… те самые блеклые маслянистые волны.

От всего этого становилось жутковато, вызывая в памяти что-то ассоциативное. Что-то похожее вертелось в голове.

Здесь и сейчас (если этому «здесь и сейчас» подходили такие понятия), ступив на территорию, запредельную для человеческого понимания, рассудок бессознательно искал спасительное объяснение неведомому. Даже из области фантастики. Лишь бы обрести хоть какие-то точки опоры и избежать паники.

«Ага – вот! Вспомнил: будто бы мёртвый мир „Лангольеров“[11]. Однако, как там Док сказал – „тамбур?“ Буфер? Подозреваю, что всё наверняка прихотливей и сложней, и мы проникли в некие пространственные координаты, выходящие за измерения, доступные человеческой науке».

Последняя прозвучавшая мысленно формулировка вызвала ироническую улыбку.

«Начитался в детстве фантастики. Прихоть разума, несвойственная вояке-служаке с одной извилиной от фуражки. Да и непозволительная, когда ты прежде всего командир боевого корабля и у тебя под началом семьсот с лишком душ. М-да, без права отвлекаться на вольное воображение».

Распределение полномочий в предстоящей миссии было чётко регламентировано штабом: полковник особого отдела, при всех его регалиях и статусе, по сути, начальник экспедиции.

«Наверное, в Кремле не нашли никого поважней, – подумалось с ехидцей, – не нашлось шишки поважней или при бо́льших погонах. Хотя что я о нём знаю, в конце концов. Есть вещи, которые нельзя доверить исключительно военным. Дипломаты и политики порой смотрят на дело более гибко, а особист вполне может олицетворять собой разностороннего специалиста. Научную часть двигал понятно кто. И я… – „водитель телеги“: в моей ответственности корабль и вся мореходно-походная часть. Так или иначе, с правом на волевые решения в экстремальные, сиречь военно-опасные ситуации».

Последующая мысленная гримаса возникла импульсивно: «Мы „пушечное мясо“ на острие науки, государственных доктрин и политических интересов. Всё в куче».

За спиной затопало, пыхтя – кто-то торопился.

– Товарищ командир, там!..

Сунулся назад в рубку и, уже переступая комингс, почувствовал загулявшую под ногами качкой палубу. И ещё – затылком, боковым зрением!.. – оглянулся…

Накатило на миг (миги!) – отдалив перспективу, за что цеплялся глаз… точно бинокль перевернуть, и… колыхнув кровяным прибоем в голову, вернуло обратно, неповторимой оптической иллюзией.

Серые краски сменились на… серые. Но это был уже другой оттенок. Живой. Появились запахи, хлынув в ноздри морским – солёным, йодистым. Стылым.

Тело наконец взбунтовалось на резкое климатическое изменение – только теперь ощутил, как кожа в безрукавке форменной «тропички» пошла мурашками.

Корабль подхватили серьёзные, бьющие в скулу накаты, горизонт раздался в стороны, явив неприветливый, увитый белыми барашками волн океан.

– Вот значит как. Мрачная Дева Атлантика, – каким-то чутьём, но почему-то убеждённый, что это именно она.

Крейсер шёл, едва выдерживая пять узлов, соблюдая полное радиомолчание, РЛС в режиме пассивной локации – всё для мер предосторожности, в целях по возможности не «светить» себя… где бы они ни объявились.

Единственное, что было в работе, это ГАС[12] – тоже на предмет безопасности – на случай под-водных сюрпризов. Например, рифов или отмелей.

В каких во́дах – в море или в океане окажется киль корабля, оставалось только гадать (немного говорливая уверенность товарища учёного не внушала уверенности, скорей давала пищу для сомнений), но желательно, чтобы подальше от чужих и недружественных берегов.

…Услышал:

– Товарищ командир, думаю, вам будет любопытно послушать радио! Не понимаю, ерунда какая-то…

«А вот теперь момент истины!»

Корабль обрёл опору. В настоящем. Он – нет. Уверенности, тем более спокойствия, и до того не было, теперь и подавно. Прошли ли тут те три года, что прошли там в СССР? Или потоки времени рассогласованы? Или вовсе разнонаправлены, почему бы нет? То, что синхронизации по датам от Рождества Христова нет и в помине, так это уже было понятно по переходу «Петра», когда их из поздней осени – в весну. И по годам – никакой математической закономерности.

«Надо было всё же проинструктировать радиста более предметно. Лучше уж какое-никакое плохонькое объяснение, чем никакое вовсе. Чтобы сразу имел представление, с чем предстоит встретиться. Ну да ничего. Сейчас разберёмся».