Читать книгу Выход на «бис» - Александр Плетнёв - Страница 4

Быстрые решения…

– Док! Мы можем обратно?! – первая реакция на услышанное в наушниках.

В наушниках: всё новостное поле радиоэфира акцентировалось на одной теме – войне!

Пойманный на устойчивой волне диктор национального канала США бравадной скороговоркой (трудно поддающейся быстрому переводу) разглагольствовал об успехах американских ВМС против Японии на Тихом океане и… ничего конкретного – боевые действия за атоллы и какие-то острова Филиппинского архипелага с малоговорящими (кто не в теме) названиями.

Поиск дальше по шкале приёмника шипением и прорывами морзянки остановился на другом англоязычном, где, наконец, как само собой разумеющееся проскользнула так необходимая дата: «…сегодня на двадцатые числа октября 1944 года войска под командованием фельдмаршала Монтгомери ведут упорные бои общим направлением на запад и центр Германии…»

Тысяча девятьсот сорок четвёртый! И этим всё сказано!

За кормой не просто мили – годы… и извивы невообразимых путей-дорог – из реальности – к пугающим альтернативам. Мироздание сыграло по своим правилам, по бог знает каким законам неумолимой и безжалостной физики, клацнуло челюстью и осклабилось, спустив их по ветке времени ещё на… четыре десятка лет! Вот так!

Во как!

Быстрые решения… но выуживая из диапазона Москву со сводкой Советского Информбюро, первым был простой и честный посыл: «В ВОВ?[13] Но почему тогда не в „сорок первый“, по закону-то – жанра?»

Впрочем, ужимки недоумения отступали, находя и в данном варианте вполне рациональные зёрна: уж насколько теперь всё становилось запутанным с этими переходами, но определённо не поспоришь – для СССР 1944 года крейсер, напичканный опережающими даже на десяток лет вперёд оружейными системами, несомненно, был бы хорошим технологическим заделом. И не только.

В голове даже проскочили какие-то комбинации в послевоенном устройстве миропорядка, которые мог бы разыграть Сталин, получи… и тут главный аргумент неоспорим. Рисовалась картина почему-то взглядом военных атташе США и Великобритании: усатый диктатор Дядя Джо в полувоенном френче, понятно, что с трубкой, говорящий неторопливо и с непременным акцентом: «Мы тоже имеем и могли бы применить ядерное оружие. Ещё в Германии. Могли в Маньчжурии против Квантунской группировки империалистической Японии. Но советским вооружённым силам не нужны столь разрушительные бомбы, чтобы разбить любую вражескую армию. Это оружие массового истребления. Варварское оружие». И предложит иностранцам съездить на полигон, где им и продемонстрируют…

«Кое-что из наших запасов в арсенале „Вихря“».

На этом все благие державно-прогрессорские помыслы у капитана 1-го ранга Скопина заканчивались. Трезвый взгляд на вещи порождал лишь – тоскливое понимание, с какими сложностями теперь предстоит столкнуться.

«Для начала надо дойти».

Мощность приёма радиопередатчиков США и Канады говорили о том, что сейчас они где-то на севере Атлантики. Опытному штурманяге теперь, когда стали известны необходимые исходники, определить относительные координаты, а затем и точные, труда не составит. Но по-любому северные порты СССР являлись безальтернативным местом, куда им оставалось и следовало править корабль. Попытаться проскочить незамеченными задворками высоких широт. В одиночку.

Кронштадт?.. – даже не рассматривался! Это путь сквозь полыхающую в Европе войну. Узостями, проливами, где помимо всего прочего кишмя кишит расставленными минами. А незнакомый силуэт корабля будет приманивать в прицелы всех кому не лень, все противоборствующие стороны.

В условиях текущей войны и по северному маршруту пройти чисто скорей всего не получится: насыщенный трансконтинентальный морской трафик, нацистские U-боты[14], патрульные корабли и авиация «союзников»[15].

А в порту Мурманска ждут злые до шпионов и провокаций чекисты. Опыт уже был, с легализацией в советском 1982 году, и Скопин не без смятения представлял (не представляя), каково же им будет здесь и сейчас – какими взглядами будут смотреть «энкавэдэшники» на фантастический рассказ о пришельцах из будущего: «Кто такие? Откуда такие? Кто-кто?!.» Тогда как главный «параноик» сидел в Кремле… и можно без кавычек – оправданно! Оправданно, зная тенденции послевоенного противостояния, которое сложилось между Западом и СССР. Страна переживала тяжёлую войну, конец которой был не за горами, и помимо фашистских недобитков уже начинали вести свои подковёрные игры британская, американская разведки.

«Хотя корабль… целый корабль! – это аргумент. Но вот под советским флагом… Появиться под военно-морским флагом СССР в советском порту, когда данного крейсера в реестре нет и не значилось – сразу поставить себя в нелегальное, провокационное положение. И уязвимое. Явиться под флагом нейтрала? Типа мы от тётушки Чарли из Бразилии. И пока будут разбираться, попробовать выйти по инстанциям на высшее руководство? Пф-ф… даже в абстрактной версии это выглядит коряво и несообразно. До Сталина достучаться из любого положения будет непросто. И не факт, что товарищ Джугашвили отреагирует адекватно».

Почему-то на приём к Сталину «стоять – бояться» ну вот никак не хотелось.

– Док! Мы можем обратно?! Мы не там… нас вышвырнуло в «сорок четвёртый». На дворе Великая Отечественная…

* * *

«Обратно» – с ходу, по горячему следу, как надеялось, оказалось невозможным. Включённая на сканирование научная аппаратура никаких аномалий уже не обнаружила. Даже остаточных намёков или отголосков. Стрелки приборов лежали в левом положении, и ни одна не дрогнула, не сошла с нолей. На развёртке осциллографа ни пиков, ни впадин – прямая линия.

– Дырка схлопнулась. И впору предполагать, что этот сфинктер-клапан вообще работает в одну сторону, – заметно расстроенно объявил Док, по озадаченному выражению лица явно пристраивая ещё один элемент к своим головоломкам.

Потом, правда, обнадёжил, что не исключает вероятности нащупать что-нибудь в дальнейшем…

«По пути? – дорисовывал версии Скопин. – Если по пути попадётся „удобная“ аномалия, подрывом ещё одной ЯБЧ махнуть… Вопрос – куда?»

Вдруг пришла догадка, что его порыв «по-быстрому вертать обратно» был опрометчивым!

«А какие гарантии, что мы вернулись бы в 1985 год? Нет, смотрим: „Петром“ непреднамеренно вышло вниз, в смысле – в прошлое на тридцать четыре годка. Сейчас сразу на сорок почитай. А вдруг обратно или вверх по шкале времени вообще не предполагается?! И следующий будет тоже вниз. А? Ещё минус на сорок? Вот-вот! – аккурат в злополучную РЯВ[16]».

Гипотеза на этом скоротечном сравнительном анализе показалась столь стройной, что захотелось немедленно поделиться своим соображением с участниками их «блиц-совещания в узком кругу».

Он и поделился, вызвав ответный взгляд у товарища учёного – уважительный и… немного растерянный.

«Что, Док, пугает перспектива никогда не вернуться?» – озвучивать не стал, пустое. Но мысли скакали дальше, по дороге необратимости.

«И допустим. Что?.. – явимся к царю-самодержцу, все сплошь красные командиры? Противоречий не избежать. Да и не в том дело. Техническая база России 1904 года крайне низка, чтобы рассчитывать на скорую и продуктивную отдачу (это если задумываться о прогрессорстве). А там, далее – ожидаемая череда революций, избежать которые… – получится ли? Нет? Возможно, что и нет. И тогда можно попасть под маховик русского бунта, бессмысленного и беспощадного. Выходит, что послевоенный Советский Союз стабильней и предпочтительней? Выходит, что так».

Откашлялся для проформы и осторожно заметил:

– В любом случае искать какие-то новые проходы дело скорей всего небыстрое. И не в ресурсах. Сейчас надо решать насущные проблемы. Тоже далеко не прозаичные.

– Что будем говорить экипажу? – принуждённо выдавил особист. – В первую очередь офицерскому составу. Все прекрасно видят – что-то произошло.

– Да. Трудно было не ощутить резкий переход из тропиков в северные широты, – язвительно подметил каперанг. Тут же пожалев – желчь не по адресу. Да и прав был полковник. Дисциплина дисциплиной, но затягивать с разъяснением обстановки было нельзя. Слишком уж всё выходило за рамки обыденного. Копящиеся вопросы в любой момент могли лопнуть нарывом. Сейчас необходимо выбрать общую стратегию и в темпе решать – что и кому из команды можно рассказать, а чего знать им совсем необязательно.

– Экипаж и корабль – это ваши приоритеты, товарищ капитан первого ранга, – холодно произнёс полковник КГБ, – единственное, я бы не акцентировал, то есть категорически умолчал о конкретной цели эксперимента. Никто не должен усомниться в том, что мы контролируем процесс. Всё идёт по плану. И уж тем более следует обойти вопрос возвращения.

Мрачен был полковник. Все его инструкции летели в тартарары. Всё придётся перестраивать буквально на ходу, полностью пересматривать не просто планы, а смыслы экспедиции. Импровизировать. Смотреть на картину более широко, нежели было установлено изначальной задачей.

Но Скопин не сомневался, что оборотистый особист Вова уже просчитывал варианты встречи с пращурами.

Перевёл взгляд на циферблат наручных часов – тридцать минут как они уж здесь. Целых полчаса как «серое» сменилось на… серое.

Крейсер на малом шестиузловом ходу, в незнакомых водах, в пассивном режиме своих радиотехнических средств, по состоянию «Боевой тревоги», в состоянии ожидания…

– Надо определяться наконец…

И выругался. Мысленно. Не так он себе это представлял.

Пройди всё, как было запланировано, последовательность действий у него, как у командира, была внятно прописана: перво-наперво выход на командование флота через радиоузел «Кактус»[17], по шифр-коду ТАРКРа «Пётр Великий». Наверняка переполошив там всех (ещё бы – пропавший крейсер объявился)! А то, что вместо него другой, с этим как-нибудь уж объяснился бы. В штабе ВМФ, может, и посомневались, но однозначно бы прикрыли в итоге, залегендировав вымпел – …давно списанный корабль… давно списанной страны.

Уникальный силуэт «Кондора» на океанских маршрутах вряд ли избежит случайных зрителей – кто-то, с любого «торгаша», да и сыпанёт в тырнэт фотки-видео. Поначалу принимаемые за фейки, но… вскоре «поохотиться на призрак из прошлого» – поглазеть, всё одно бы сбежались чьи-нибудь ВВС и ВМС под заведомо недружественными флагами.

«В любом случае „там“ я был бы „дома“, и единственный на крейсере имеющий представление о текущей реальности. Мог выбирать курс и действовать на своё авторитетное усмотрение. Сейчас… – Геннадьич одёрнул себя: – Вот именно! Надо думать о „здесь“ и „сейчас“ – единолично уж не потяну. Нелишне будет организовать походный штаб. Подтянуть к допуску (частичному допуску) старпома и замполита, хотя бы из субординационных соображений – всё-таки прямые заместители командира. Задействовать всех, кто обладает хоть какой-то компетенцией по данному историческому периоду: на срочную перспективу сделать подборку всего, что касается военной сферы (ТТХ самолётов, кораблей, субмарин); затем, когда дойдём до „бе́рега“, понадобится знание политических конъюнктур».

* * *

– Командирам боевых частей собраться в кают-компании, – проорала корабельная трансляция.

Скопин заметил, что вахтенный офицер пропустил слово «срочно», однако в его голосе и без того было что-то нагнетающее.

Нагнетать поневоле приходилось и самому. Что бы ни ожидали от него услышать подчинённые, каперанг вполне себе отдавал отчёт, что одним сухим уставным подходом здесь не обойдёшься.

Однако возобладала вбитая погонами привычка… а попросту: собрать старших, зачитать приказ, поставить задачу – «разойтись, выполнять».

Затем можно ещё выступить по «трансляшке», пошокировав остальной экипаж «командирской белой горячкой» – что-то типа: «Товарищи моряки, мы прокатились на машине времени в прошлое! Поздравляю!» Но как бы там ни было, дальнейшая работа с личным составом, по дивизионам, дело «бычков»[18] и их замов – озадачить соблюдением дисциплины и боевого порядка. И Геннадьич не сомневался (опыт-то уже был): чем моложе пацаны – младшие офицеры и мичмана́, старши́ны и рядовые, тем легче воспримут. Так как проще смотрят на жизнь – вперёд и без оглядки.

И вообще, психическое состояние людей – это прерогатива замполита, так сказать, «инженера человеческих душ». Вот пусть и занимается.

Единственное отступление, дабы облегчить прелюдию, сделал вначале.

Накануне, ещё «на той стороне», в паузе ожидания на крейсере крутили совсем свежий зарубежный фильм – «Филадельфийский эксперимент» (ещё один зачёт руководству в мягкой подготовке экипажа к специфическим неожиданностям).

Отсюда и зашёл:

– Так вот, товарищи офицеры. У американцев это всё кинофантастика и страсти-мордасти в сюжете. А у нас по-настоящему!

Следом что-то там докладчиком поддакнул Док, в заумных терминологиях. Не подкачал и замполит, уже «обработанный» особистом, толкнув пламенную речугу, в стиле: «Партия и правительство доверили нам важную миссию, на передовом рубеже науки и прогресса!» (Когда только успел текст состряпать?..)

Реакция «аудитории» не выходила за рамки ожидания – безусловный эмоциональный набор: отвисшие челюсти, озабоченный и возбуждённый ропот – пережёвывали, переваривали. Дисциплинированно. Без истерик. По-военному.

Командиру же… сейчас ему было плевать на рефлексии. Он вообще хотел избежать излишних дискуссий о технической стороне эксперимента (экспедиции, операции, миссии… выбирай по вкусу). Целях. Сути. Замыслах!..

Обходя и тот момент, что если всё, как заявлено – в оптимальных параметрах, то почему они не где-нибудь поближе – в Баренце, а у чёрта на рогах в Атлантике, со всеми вытекающими сложностями?..

– Товарищи офицеры, я жду от вас полной собранности…

«…жду от вас полной собранности и…», «и»-продолжение с языка не слетело. Имея острую потребность в любой информации по текущей реальности Второй мировой войны, Скопин, однако, не позволил себе показать некомпетентность.

«Мы же подготовлены. У нас же всё под контролем, мать его. Всё идёт по плану, как пытается изобразить особист».

Короткая пауза командира осталась заметной лишь многоточием…

– Цель – Мурманск! Полторы тысячи миль в условиях идущей мировой войны! Которая охватывает и наш маршрут. Пусть Германия на исходе и практически разбита, немецкие субмарины всё ещё сохраняют потенциал. Особенно базирующиеся в Норвегии. Опять же, люфтваффе и остатки какого-то надводного флота.

– «Тирпиц» англичане потопили 12 ноября сорок четвёртого, – подкинул не сдержавшийся командир БЧ-1[19].

И Скопин поставил галочку в уме: «Ну, вот и первые знатоки прорезаются»… улыбнувшись одобряюще, мол, принял к сведению – в теме.

Продолжил:

– Наша задача стои́т так: дойти до подконтрольных СССР вод, по возможности не ввязываясь в войну. Здесь, где доминируют силы антигитлеровской коалиции, в конце концов, справятся и без нас. Напротив, всячески следует избегать контактов с англосаксами. Надо объяснять, почему?

Поясню. Наш расчётный курс предполагается проходом северными широтами и неизбежно попадает в полосу ленд-лизовского трафика, следующего из Канады и США в советские порты. Будет непростительным легкомыслием исходить из того, что нам удастся проскочить совсем уж незамеченными. Сейчас (в данный момент) мы находимся в пределах четырёхсот миль к юго-западу от Исландии, в зоне действия базирующейся на острове патрульной авиации США. Небо, как видите, подзатянуто, но тем не менее… В любой момент нас может обнаружить какая-нибудь противолодочная «Каталина»[20], имеющая, кстати, радар на борту. Океан только кажется пустынным. Особенно когда молчат наши РЛС. Они потому и молчат, чтобы не «светиться» лишний раз. Минусом пассивной работы радиолокационных средств – собственная уязвимость.

Однако… На данном рубеже, кроме английских и американских ВМС, ну, может быть, ещё канадцев, из надводного никто не ходит. Кроме их ВВС никто не летает. Какой толк в том, что мы раньше обнаружим какую-то воздушную цель? Разведчика. Не сбивать же. Сами англосаксы, при всех оговорках, всё же не станут стрелять, прежде не удостоверившись в принадлежности незнакомца. Нас попытаются идентифицировать. Странная надводная архитектура крейсера (полкорабля, полпалубы) однозначно привлечёт внимание. Орудий, артиллерии у нас, даже по меркам вспомогательного крейсера, считай, что нет. Зато лес антенн. И если не светить Ка-25…

Небольшая пауза – дать осмыслить, упорядочить и принять данность.

…и можно дальше:

– А тут уж как есть – военное назначение корабля никуда не спрячешь. Разумеется, наводящие вопросы у них возникнут! Сочтут гидроавианосцем. Пусть бы. Пусть с самолёта увидят флаг… ну, там… помашут рукой… Может, парой слов с ними в эфире перекинемся. Ответим: «Русские!» Почему бы и нет?! Мало ли чего сейчас перегоняют в СССР. Помню: эсминцы, линкор «Архангельск». Правда, это из Великобритании. Из США́[21] – тральщики, фрегаты, лёгкий крейсер «Милуоки»[22]. Всех силуэтов пилоты могут и не знать. Но однозначно – прилетят на базу, доложат. Там начнут разбираться, созваниваясь по инстанциям. Вплоть до того… – что им помешает напрямую обратиться в Москву и поинтересоваться: «Есть ли такой корабль в реестре?» И когда нынешний главком флота Кузнецов удивится и скажет: «Нет, знать таковых не знаю» (от нас откажутся, даже не подозревая, от чего)… Вот тогда наш сомнительный статус даст союзничкам все – основания на подозрения. И досмотр…

По офицерам пробежался возмущённый ропот…

– А что вы думали?! – фыркнул зло. – Они тут, здесь по месту, в Атлантике «сорок четвёртого», как ни крути, бесспорно – хозяева. Воздушный разведчик улетит, но явится какой-нибудь HMS или USS[23], коли поблизости окажется. И вероятно, что окажется. С артиллерией и инспекцией: «Кто такие? Предъявите документики, господа рейдеры под чужим флагом!»

То, что он ляпнул про «допустить чужих на борт», это так, вертелось в голове одним из умозрительных вариантов: если на них выйдет быстроходный крейсер и англосаксы посмеют «тормознуть» военный корабль под флагом СССР.

«Показать, что мы действительно русские? Ерунда всё это. Любые состряпанные документы – филькина грамота. Любая надуманная легенда: корабль на перегоне или некий секретный „Сталинский экспресс“, не выдержит критики. Будь мы хотя бы классическим крейсером под стать эпохе, а не „полкорабля, полпалубы“. Мимо такого не пройти. Как скоро они, взглянув на лес антенн, сообразят, что наш „Кондор“ выбивается из формата?»

Чем больше Скопин обдумывал вероятные и логические сценарии встречи с американцами или англичанами, тем больше склонялся к мысли, что показывать им себя никак нельзя.

«Мы для них сюрприз… и приз – плиз. Ценный».

По правде говоря, он готов был сбивать любые воздушные разведчики. А от встреч с надводными кораблями, пользуясь преимуществом РЛС, считал, вполне сносно можно уклоняться.

Проблема была в том, что, сбивая «союзников», они выводили ситуацию на тонкие грани.

«Потянуть за собой дурной след исчезающих самолётов, а то и случайных свидетелей полёта ЗУР – тем самым ступить на скользкий путь прямого противостояния. И тогда за „советского летучего голландца“ могут взяться всерьёз, с полным основанием записав во враги. Не дай бог, рассорив Сталина с союзниками. Чёрт!.. Проскочить бы Исландский рубеж… А уж там выйдем на оперативный простор. Мимо Ян-Майена, Медвежьего[24], забирая выше к северу, к Полярному кругу, в Баренцево море – в зону ответственности советского флота».

Исландский рубеж – оперативный район, пролегающий от берегов Гренландии до северной части Великобритании. Включая Фарерские острова. Проход между Исландией и Фарерами шире Датского пролива[25], однако ближе к Британскому архипелагу, с заведомо более плотным присутствием патрульной авиации англичан. А радиоразведка у англичан, включая развёрнутую службу радиопеленгации, поставлена наилучшим образом.

Что безмерно радовало – метеосводка, дающая неплохие шансы, – с воздуха, по крайней мере визуально, их будет затруднительно увидеть. Просветы в облаках были, но небо затягивало порой так, что нижняя кромка опускалась до ста метров и… всё говорило за то, что погода будет только портиться.

«Сигнальную вахту обязательно усилить! Повышенное внимание акустиками. Ход будем держать умеренным, так что возможность слушать окрестное море, на предмет посторонних винтов, у нас будет. А когда начнёт неизбежно темнеть… Ночью, конечно, в условиях и без того туманной взвеси, без РЛС будет опасно. Не хотелось бы налететь на кого-то впотьмах. С другой стороны…»

С другой стороны, с языка так и лез избитый ярлык: «Не так страшен чёрт, как его малюют!»

«И чего я в самом деле?! Не переоцениваю ли я возможности нынешних средств радиообнаружения? Напрасная перестраховка?! Не спорю, короткое, с отмеренной периодичностью включение (в режиме „однообзор“ – один круг на развёртке „Ангары“[26]) верно заявит о себе, как о каком-то мощном неизвестном источнике излучения. Пеленгация даст какое-то направление на источник. И приблизительную, но отнюдь не достоверную дистанцию. И?..»

Безбрежность океана, когда дальность радиогоризонта 36 километров, а визуально и до десяти не дотягивает, была совсем не кажущаяся.

И если действовать безупречно…

* * *

Под ногами мягко «загуляла» смешанная (одновременно бортовая и килевая) качка – крейсер выписывал плавную дугу, разбивая волны подставленной правой скулой.

Определились. В целом коллегиально, но больше, конечно, за мнением командира, выбрав переход через Датский пролив. Полагая, что там будет менее оживлённо в плане судоходства, а коли их разглядят (да наверняка) расставленные американцами в Исландии и Гренландии радиолокационные станции, то не станут бить тревогу – крупная засветка никак не может быть немецкой субмариной.

Какая-никакая, но определённая логика в этих прикидках была.

Собственно, до того чтобы втянуться непосредственно в Датский пролив, так, чтоб по правому траверзу за горизонтом терялись исландские берега, а по левому паковые льды Гренландии, на 12 узлах шлёпать ещё часов пятнадцать.

Сами «эрэлэской» всё же разово «мазнули», готовые это делать периодически по необходимости – на зелёном экране навигационного локатора оббежавший по кругу луч поискового вектора пока ничего не выявил.

Осназовцы (радиоразведчики) доложили, что чётко слышат только береговые радиостанции, но похожих на корабельные или самолётные поблизости не идентифицируют. И вообще-де в данном районе наблюдается плохая проходимость радиоволн. В связи ли с погодными условиями, либо тут так называемая «локационная яма».

«Ну и добре».

Раздав ещё какие-то дополнительные распоряжения, Скопин, прихватив навигационный журнал, направился к себе в каюту. Надо было спокойно посидеть над заполнением, расписав всю последовательность происходящего, указав теперь не только настоящее место, координаты, курс, но и дату – 1944 год.

Вследствие «перехода» они не только оказались в другом часовом поясе, но и «перескочили» с раннего утра за полдень. Это тоже требовалось отобразить, скорректировав корабельный распорядок.

До слуха доносились фоновые звуки: металл задраек, голоса, хождение-топот, дурные децибелы боцмана, подвахтенные, вахтенные – кто ещё не успел, переодевались, сдавая «тропичку» каптёрщикам.

Готовность по кораблю объявили по состоянию «2». Нельзя держать людей в долгом напряжении.

Он даже не подозревал, насколько скоро снова придётся пробить «боевую тревогу».