Читать книгу Нервные люди - Александр Пономарев - Страница 6

– Ну все, кажется, еще одну осилил. – Секретарь государственной гражданской службы 2 класса Родион Рассольников, облегченно вздохнул и, отложив в сторону наконец-то дочитанный роман, протер красные от напряжения глаза. Что ни говори, а повышение культурного уровня дается ему совсем нелегко. Если «Каштанка» усвоилась его организмом еще туда-сюда, то с гоголевским «Ревизором» пришлось уже основательно попотеть. А Достоевский со своим «Преступлением и наказанием», тот так вообще довел Рассольникова до полного нервного изнеможения. Бросив случайный взгляд на книжный шкаф, Родион мелко вздрогнул. Ведь там на полке, отражая солнечный свет пыльными книжными корешками, его уже вовсю заждались Аксаков, Бабель и Мандельштам. Нет, прямо издевательство какое-то. Впрочем, что тут поделаешь. Такова установка руководителя Департамента, при котором Рассольников почитай уже лет десять как отвечает за одно очень важное направление – следит, чтобы во всех принтерах была заправлена писчая бумага, и своевременно обновлялся график дежурств в выходные и праздничные дни. Хотя, какая это установка – блажь, прихоть одного недалекого самодура с завышенной самооценкой.

Перед ним как наяву встала эта самодовольная рожа, когда Рассольников принес ему на согласование свой свежесверстанный график, где он ошибочно, а, следовательно, вовсе даже не нарочно, подписался секретарем первого класса. Подумаешь, самозванец какой нашелся. Ну, задумался слегка, замечтался. Приличный человек на такую ерундовину даже внимания не обратит. Так-то же ведь приличный.

– В секретари первого класса, гляжу, намылились. Не рановато ли собрались? – поинтересовался тогда глава Департамента с издевательской ухмылкой на своем круглом, как у филина, лице.

– Простите, случайно вышло, – торопливо заблеял резко вспотевший Рассольников, – больше не повторится, замечтался я что-то.

– Скажите уж лучше – размечтался.

– Я исправлю…

– Нимало не сомневаюсь. Кстати, тогда уж заодно поправьте – «в течение» пишется через е. А старорежимное «заместо» уж извольте поменять на «вместо». Не в Приказной избе служите. Да, и вот еще что. Если вам вдруг опять непреодолимо захочется размечтаться, – директор оторвался от изучения бумаги и презрительно посмотрел на подчиненного поверх очков, – то тут мое мнение остается неизменным – либо вы повышаете свой культурный уровень до приемлемого и тогда, может быть, заметьте, может быть, я переведу вас в первый класс…

– Либо? – не удержался от вопроса несчастный клерк, кусая губу.

– Либо через мой труп, – жестко резюмировал босс.

Рассольников тогда стоял как школяр на педсовете и глупо улыбался, чтобы только не расплакаться.

Нет, такое не забывается. Впрочем, как и все остальное. Вон взять, к примеру, Петрочинина. Они же с ним вместе пришли сюда из областного хозяйства. А он теперь кто? А он теперь советник уже давно. Нагрудный знак и медаль имеет. Уже и не здоровается почти. А я теперь кто? Правильно – никто, кем был, тем и остался. Секретарь, прости Господи, да и то не первого класса даже. А все почему? А все потому, что для кого-то культуры мне, видите ли, не достает.

Нет, такое не забывается. В общем, много к «их сиятельству» накопилось вопросов у него за эти десять лет. Опять же вот-командировки. Помолчим уже про Вену и Милан. Куда уж нам с нашим свиным-то рылом. Но в конце концов есть же вполне себе приличные внутренние туристические маршруты – есть белые ночи в городе на Неве, бархатный сезон в Сочи, или, в крайнем случае, всесезонное Золотое кольцо. Щас. А Петрочинин тогда на что? Однако если понадобится вдруг комаров покормить, грязь помесить или пропасть еще в каком-нибудь краю, где на дужку унитаза сесть боязно, то вот же он – Рассольников, к вашим услугам. Требуется повесить на кого-то ненормированный рабочий день или отпуск в декабре? Опять – а где тут наш жалкий, безотказный, глупо улыбающийся Рассольников?

Ну почему, почему одним все – милости, чины, награды и отпуск в июле, причем просто так, за здорово живешь, – рассуждал он, обжигаясь горячим кофе, – а другим – «только через труп». Ну чем я хуже? Я тоже, в конце концов, право имею.

Блуждающий, растерянный взгляд Родиона упал на томик Достоевского. Интересно, а смог бы он, Рассольников, тоже – тут его прошиб холодный пот, ладони стали липкими, а в животе мерзко заурчало – доказать свое право? Способен ли он на настоящий, дерзкий поступок? От такой рефлексии Рассольникова сразу же зазнобило.

Остаток дня он ходил сам не свой, все валилось из ватных рук. Даже традиционный субботний интим с супругой не восстановил его душевное равновесие. Да и не вышло никакого интима-то, откровенно говоря. Ведь сейчас вся сердечно-сосудистая система Рассольникова в приоритетном порядке снабжала кровью его мозг, истязаемый только одним вопросом: тварь я дрожащая или право имею?

Стоя в душе, пытаясь избавиться от пронзающего его плоть колючего холода, он время от времени добавлял горяченького, пока на него не полился чистый кипяток. Но Рассольников его почти не ощущал: «Тварь я дрожащая или, может быть, право имею? Или все-таки тварь? Вот в чем вопрос». И тогда он принял решение.

В течение следующего дня Рассольников был сильно занят. Во-первых, разместил объявление на портале Авто. Ру, и уже спустя несколько часов перекупщик уехал на его старенькой Ауди. Потом перетряхнул все заначки. Вечером, пересчитав собранный таким образом урожай, он вздохнул, после чего половину положил в тумбочку супруги: «Надеюсь, она меня поймёт». Подумав малость, положил еще четверть сверх того и накрыл все сберкнижкой на предъявителя: «Теперь уж точно поймёт».

Осталось только позаботиться о завтрашнем визите к руководству. Рассольников открыл ящик трюмо: так, что у нас тут интересненького – топорик, пачка писчей бумаги, опасная бритва… Было уже ближе к полуночи, когда Рассольников вытащил из пачки лист бумаги и, тихонечко прикрыв дверь в спальню, где сопела ничего не подозревающая жена, сел за стол и начал писать.

На следующий день ровно в девять Рассольников уже стоял у двери с табличкой «Директор Департамента».

С непривычки его немного мутило. В слабых коленях чувствовалась предательская дрожь.

– Ну, с Богом…

Пропустив мимо ушей истошные вопли секретарши, Родион дернул на себя дверную ручку левой рукой, потому как правую ладонь он держал за отворотом пиджака, рядом с сердцем. Его пальцы обжигались об острые края предмета, посредством которого он должен будет сейчас всем доказать, что он – Рассольников – тоже право имеет. Сейчас, сейчас… Он покажет этому самовлюбленному упырю, кто такой Родион Рассольников.

Упырь между тем, блаженно развалившись в кресле с чашечкой утреннего кофе, раскладывал пасьянс «Косынка» и мурлыкал что-то под нос из «Шербургских зонтиков».

– Вы ко мне? Я вас вроде не вызывал, – ошарашенно вскинул он брови, узрев у себя в кабинете постороннее и к тому же совершенно не влиятельное лицо.

– А если я к вам по собственной инициативе, – дерзко ответил Рассольников, не вынимая руки из-за пазухи.

– Да вы с ума сошли, выйдите немедленно и запишитесь на прием, как полагается, – директор аж привстал, чуть не опрокинув свой кофе, то ли от возмущения, то ли пораженный наглостью непрошеного визитера.

«Ты смотри, как завелся, удивлен, наверное. Погоди, то ли еще будет. Или, может быть, дать ему еще один шанс? Последний. Да, пожалуй, так тому и быть».

– Хоть вы этого и не вполне заслуживаете, но у меня к вам есть предложение. Нет – ультиматум. Либо вы немедленно производите меня в секретари первого класса и предоставляете ежегодный отпуск в июле, либо… – Рассольников осекся и замолчал, пытаясь унять нервную дрожь.

– Либо что? – в голосе шефа впервые послышались тревожные нотки. Они стояли друг напротив друга на расстоянии вытянутой руки. Голиаф и Давид, нет, скорее, Слон и Моська. Большой, грузный, статный, самоуверенный шеф и ледащий, болезненного вида маленький клерк, которого половина департамента даже и не вспомнит, как зовут.

– Ну давайте, выкладывайте уже. Неужто вы меня убьете?

Рассольников зажмурился: «Видит Бог, я этого не хотел!» – Либо вот. – И, сделав над собой невероятное усилие, он резким движением достал из-за пазухи… лист плотной бумаги.

– Что это еще за фокусы, – с недоумением повел бровью директор и брезгливо взял в руки протянутый ему листок формата А четыре.

На бумаге неровными буквами было выведено: «Прошу освободить меня от занимаемой должности по собственному желанию… Рассольников Р.В.»