Читать книгу Карфаген атакует - Александр Прозоров, Алексей Живой - Страница 3

Пока они подгребали к скалистому берегу, обрамленному небольшой полоской песчаного пляжа, Федор, обернувшись, заметил в нескольких сотнях метров в стороне еще одну триеру финикийцев, севшую на мель. Солдаты выпрыгивали из нее, и вплавь добирались до суши. Кроме того, сидевшие в шлюпке морпехи по дороге выловили еще трех солдат Карфагена с других судов, взяв их на борт.

С высокого берега за ними наблюдали конные разведчики Ганнибала. А когда лодка уткнулась килем в песок, и спасенные морпехи, одетые только в исподнее, выбрались на песок, их встретила половина спейры пеших солдат, вооруженных щитами и мечами. У всех мечников были большие вытянутые щиты бордового цвета, похожие на кельтские, и короткие мечи. Головы укрывали странные кожаные шлемы с невысоким гребнем, но без всяких наверший. Носили они только белые туники, окаймленные пурпурной полосой. Панцирей Федор не заметил. Впереди стоял командир – загорелый бородатый мужик в высоком шлеме с навершием и плюмажем из перьев.

«Судя по одежке, – подумал Федор, разглядывая их туники, перетянутые ремнями, и вспоминая рассказ погибшего Софоникса, – иберийские пехотинцы».

– Вы с корабля Адонисла? – спросил бородатый ибериец в шлеме.

– Да, – кивнул Федор.

– Ганнибал послал нас узнать, что сталось с флотом. Жив ли Адонисл? – спросил он, разглядывая всех прибывших на шлюпке.

– Он погиб, – ответил Федор, сплевывая соленую слюну и стараясь отдышаться после быстрой гребли, – вместе с капитаном корабля.

– А ваш командир жив? – уточнил ибериец.

– Нет, его тоже убили, – на этот раз ответил Урбал, покосившись на Летиса, – вот он видел это своими глазами.

– Это правда? – уточнил ибериец, переводя взгляд на рослого морпеха.

– Да, бой был жаркий. И его закололи римляне на моих глазах, – подтвердил Летис, с которого ручьями стекала вода вперемешку с потом, – но, Софоникс успел унести с собой немало римских жизней.

Командир иберийцев помолчал, отвернувшись в сторону песчаной отмели, откуда к ним спешили морпехи с триеры севшей на мель неподалеку.

– Что же, вы бились славно, – проговорил, наконец, командир иберийской пехоты. – Я доложу об этом Ганнибалу. А вы дождитесь остальных и следуйте все вместе в лагерь. Он стоит у перевала, вы легко найдете его. Там примут решение, что с вами делать дальше.

Сказав это, ибериец развернулся и стал подниматься по тропе между скал. Его солдаты последовали за ним. А пехотинцы с «Удара молнии» – Федор, Урбал, Летис и малознакомый им боец – присев на край шлюпки стали дожидаться остальных морпехов. Среди них оказался командир спейры, рослый африканец, которого звали Магна. За неимением другого командира, он принял на себя командование объединенными силами спасшихся после битвы морпехов и повел их в лагерь, куда они прибыли через пару часов. Вместе с Федором и компанией из погибшего флота Адонисла здесь набралось человек восемьдесят морских пехотинцев.

Когда они прибыли в лагерь, стоявший у подножия горы, то обнаружили, что он почти пуст. В нем оставалось для охраны лишь несколько сотен пеших воинов-иберийцев и кельтов. Да еще примерно триста иберийских всадников. Вся армия уже ушла на север, а Ганнибал, похоже, не сильно опасался римского нападения с тыла, словно знал, что его не будет.

Охрана препроводила морпехов к пустому бараку, где они смогли немного отдохнуть и поесть – еду им принесли туда же. А затем, едва пехотинцы закончили обед, в барак неожиданно явился сам Ганнибал в кирасе почти черного цвета, богато украшенной золотым орнаментом. Его сопровождали пять неизвестных Федору военачальников в не менее богато отделанных доспехах. Кто это такие, морпех не знал, а объяснить было некому.

Увидев вождя, которого все знали в лицо, солдаты вскочили со своих мест. Ганнибал поднял руку в знак приветствия и, выйдя на середину широкого барака, громко спросил:

– Мне доложили, что Адонисл погиб. Кто из вас видел смерть моего флотоводца?

Летис, узрев перед собой вождя армии, от удивления потерял дар речи. Федор толкнул его в бок, но сын владельца гончарной мастерской продолжал молча смотреть на Ганнибала, так и не издав ни звука. Урбал тоже молчал. Тогда Федор решил спасти ситуацию и сказал, нарушив затянувшуюся тишину:

– Мы втроем это видели, – он указа на Летиса и Урбала, стоявших рядом.

– Как он погиб? – спросил Ганнибал, строго глянув на Федора.

– Его убили римляне из «Скорпиона», стрелой в спину – пояснил Федор и добавил. – А капитана корабля зарубили мечом.

Ганнибал ненадолго замолчал, словно обдумывая что-то.

– Вы с честью выполнили свой долг, – снова заговорил военный вождь Карфагена, – и хотя флот разбит, вы все равно настоящие герои. Мы проиграли морское сражение, но выиграли время. Римляне не смогли помешать нам пройти этот важный перевал, а теперь уже поздно.

Он сделал несколько шагов и остановился, скрестив руки на груди, словно принимая решение.

– Армия уходит дальше, – заявил Ганнибал, – у меня нет свободных судов, чтобы отправить вас в Новый Карфаген. И я тороплюсь. Поэтому вы отправитесь в поход на Рим вместе со мной. Вам выдадут новое оружие и доспехи. Если так случиться, то я снова отправлю вас служить на корабли. Но теперь, – он обернулся в сторону одного из военачальников, бородатого крепыша, – вы солдаты сухопутной армии и поступаете в распоряжение Атарбала, командира моих африканцев. С этого дня вы будете исполнять все, что он вам прикажет.

Закончив свою короткую речь, Ганнибал развернулся и вышел наружу, придерживая ножны меча. Полководцы последовали за ним. Лишь сам Атарбал задержался, чтобы узнать, есть ли среди спасшихся морпехов командиры. Отозвался только Магна.

– Ты будешь командиром этой спейры, – подтвердил его полномочия новый начальник, – немедленно следуй ко мне в шатер. Там я сообщу тебе, что ты должен будешь делать завтра.

Когда Атарбал, наконец, покинул барак в сопровождении Магны, Федор выдохнул и мысленно подытожил случившееся за последнее время: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день». Получалось, что он теперь снова должен отправиться в италийские земли. Да не просто на прогулку, а с экспедиционным корпусом Ганнибала, мечтавшего покорить или уничтожить ненавистный Рим. Чем это дело закончилось через шестнадцать лет, Федор отлично помнил из прочитанного в прошлой жизни, но его подобный конец совершенно не устраивал. Идти просто на бойню совсем не хотелось. Но в глубине души вдруг родилось какое-то смутное предчувствие, что раз уж он появился здесь вопреки здравому смыслу, то, значит, бывают на земле и другие чудеса. Кто знает, чем закончится этот поход великого Карфагенянина. И если Федор теперь служил Карфагену, а судьба снова отправляла его в римские земли, то морпех решил как-нибудь применить свои исторические познания в предстоящем походе на благо армии финикийцев. Авось, поможет.

Одно беспокоило его во всем этом сильнее, чем своя собственная судьба – Юлия. Что же будет с ней, если Ганнибал победит? Вернее, что будет с ними? Любовь к юной римлянке, дочери сенатора Марцелла, внезапно вспыхнувшая в его сердце, заставила Федора бежать из Рима в Карфаген сразу после их единственного свидания. Что сталось со знатной девушкой, ответившей на чувства простого легионера вопреки воле отца, собиравшегося скоро выдать ее замуж, он не знал, но очень хотел бы знать. Тем более, что обещал Юлии никогда не забывать о ней. Да он и не мог. Она снилась ему по ночам такой, как в день их последнего свидания – в изящной вышитой узорами столе[5] с яркими платиновыми волосами, уложенными в вычурную прическу. Он видел словно наяву ее узкое личико, обрамленное пышной короной волос, и умный взгляд серых глаз. Помнил запах этих волос и тепло юного тела.

Об их краткой связи в Карфагене не знал никто, включая благодетеля Магона. Федор решил не рассказывать даже ему о своей личной жизни у римлян, только о службе. Зато знал об этом отец Юлии, сенатор Марцелл, и запросто мог задушить дочь своей собственной рукой. С него станется. Тот еще зверь. Матерый. Никого не прощает. И Федор боялся даже подумать о том, что Юлии уже нет в живых. В любом случае, он собирался как-нибудь разузнать о судьбе римлянки во время похода и надеялся, что судьба ему подскажет, что делать. А пока выбор оставался невелик: следовать за Ганнибалом.

– Ну, как тебе такой поворот? – толкнул его в бок неожиданно повеселевший Урбал, оторвав от воспоминаний.

– Ты о чем? – не понял Федор.

– Я о том, что нам предстоит поход, о котором сложат легенды, – заявил он. – Мы идем на Рим. И, может быть, мы с тобой прославимся в этом походе, а наши имена попадут в свитки историков. А потом, спустя столетия, люди прочтут о нас в библиотеках Карфагена.

– Я так далеко не заглядывал, – честно признался Федор и посмотрел на Летиса. – А ты что думаешь обо всем этом?

– А мне все равно, – ответил здоровяк, отряхивая еще влажную тунику от крошек после недавнего обеда. – Я пойду за Ганнибалом хоть по морю, хоть по суше. На корабле, конечно, быстрее, но и на земле можно повоевать. Главное, чтобы дали кинжалы.

– Думаю, тебе не откажут, – заметил на это Федор, – особенно, если ты им продемонстрируешь, как ты их кидаешь.

Этим вечером они заночевали в полупустом лагере. Римские корабли ушли, не высадив десанта. А наутро началась новая жизнь. Морпехам, потерявшим во время боя и бегства амуницию, по приказу Атарбала выдали новую. Таких солдат оказалось немного, всего семеро. Четверо – из состава спейры погибшего Софоникса и еще трое, выловленных ими из воды по пути к берегу, – с другой квинкеремы. Все остальные морпехи, служившие под началом Магны на триере, свое оружие и доспехи сохранили. Ее капитан погиб в бою, часть морпехов тоже. Гребцов с разбитого корабля отправили служить в осадный обоз, благо дел там хватало. А из остальных сформировали спейру тяжелых пехотинцев, добавив в нее еще пятьдесят финикийцев и ливийцев, оставшихся после осады Сагунта без своих подразделений.

У морпехов с триеры были свои темно-синие панцири и короткие прямые мечи. А вот Федору и его товарищам, вместо таких панцирей выдали кожаные доспехи коричневого цвета, обшитые на груди пластинами из металла. Хорошо хоть шлемы им достались нормальные, железные, греческого образца, а не из кожи, как у иберийских пехотинцев. Федор на прочность его, конечно, не проверял, но тот факт, что у иберийской пехоты не усматривалось на теле, кроме туники, никаких панцирей и кольчуг, наводил его на мысль, что они легко могли служить Ганнибалу расходным материалом, как легковооруженные велиты у римлян. Правда, иберийцев было несравнимо больше. И не только пеших.

Единственной вещью синего цвета, предоставленной ему, оказался круглый щит с массивным умбоном. Такие же щиты вручили и всем остальным пехотинцам, оставшимся без амуниции. Пополнившие ряды новой спейры финикийцы и ливийцы были одеты и вооружены так же, как и Федор. Так что получалось, что морпехи Магны теперь немного выделялись из общего ряда своими панцирями, овальными щитами и прямыми мечами. Тем более, что Федору в качестве оружия выдали не привычный испанский меч-гладий[6], а ту самую изогнутую и слегка тяжеловатую фалькату, что он уже видел у пехотинцев в лагере возле Сагунта. Это было надежное оружие с клинком примерно в полметра.

Немного помахав приобретением в воздухе и сделав несколько рубящих движений, Федор остался доволен новым оружием, оценив его возможности. Круглый щит оказался значительно легче римского скутума, он даже годился для замаха, хотя и прикрывал не половину тела, а только треть. Зато фальката весила значительно больше меча, и от ее удара не спасала практически никакая защита. Кроме того, фалькатой можно было не просто колоть и рубить, а рубить «с оттягом», благодаря изогнутой форме более широкого в передней части клинка.

Федору дали также кинжал с отдельными ножнами. Сначала он решил прикрепить их к широким ножнам фалькаты, как это делало большинство воинов в испанской армии Ганнибала, но потом надумал повесить на пояс.

Летису, кроме аналогичного вооружения, к его большой радости тоже выдали кинжалы работы местных кельтских кузнецов. К тому же сразу два, о чем он специально попросил. Не удержался. Он хотел выклянчить еще два, но на этот раз ему отказали. Однако, та пара, что уже находилась у него в руках, была добротной работы и доставила вчерашнему морпеху настоящее удовольствие. Длинные прямые лезвия. Каждый в узких ножнах. Едва заполучив их в свое распоряжение, Летис тут же стал доводить до нужной кондиции и без того острые, на взгляд Федора, клинки.

Урбал удовольствовался одним кинжалом, как и все. Тяжелая фальката ему тоже пришлась по вкусу.

– Надежное оружие, – рассудил Урбал, взвесив его в руке.

Теперь спейра под командой Магны насчитывала сто тридцать бойцов, имела седьмой номер и входила в состав двадцатой хилиархии двадцатитысячного корпуса тяжелой ливо-финикийской пехоты, которым командовал полководец Атарбал[7]. Федор впервые слышал о таком подразделении, но Магна, его новый командир, во время коротких привалов утреннего марш-броска, когда они, преодолев перевал и оставив море за спиной, догоняли основную армию, охотно объяснил «иностранцу» с далекого севера, что хилиархия – это соединение примерно в тысячу воинов. Иногда больше. Оказалось, что Ганнибал мог менять в зависимости от родов войск и просто по своему усмотрению численный состав хилихарий и спейр. Например, спейра кельтов в этом войске могла содержать не сто с лишним, а двести или даже двести пятьдесят воинов.

Федор, с одной стороны, этому был рад, но, с другой, не мыслил армию без дисциплины и боялся увидеть в скором времени разброд и шатание. Особенно среди кельтов. Тем не менее, никакого разброда и шатания в войске не наблюдалось. В этом он скоро убедился, когда морпехи настигли, наконец, растянувшийся по горной дороге осадный обоз, охраняемый многочисленными иберийскими всадниками.

Правда, первые, увиденные им части испанской конницы показались Федору немного странными. Нет, они четко держали строй и одеждой походили на тех пехотинцев, которых он видел ранее на берегу и в лагере: белая туника, отороченная красной полосой, на голове колпак из жил, украшенный гребнем из конского волоса. За спиной круглый щит бордового цвета, в руке у каждого – копье, а на боку – уже знакомая Федору фальката. Странным было то, что они ехали по два человека на одной лошади, восседая в одном широком седле.

– У них, что, лошадей не хватает? – не удержался Федор от вопроса, когда Магна разрешил короткий привал, и морпехи уселись прямо на камни у обочины неширокой дороги.

– Почему не хватает? – удивился командир спейры. – Лошадей достаточно. Просто во время боя один, а то и оба спешиваются.

– Интересная конница, – только и сказал Федор, стараясь быстрее отдышаться.

Пока они рысцой обгоняли обоз, Федор насчитал не меньше сотни различных метательных орудий, большинство из которых оказались не полевыми, а осадными. Основную массу везли разобранными на возах, но попадались и иные, самые легкие, поставленные на деревянные колеса, их тянули за собой упряжки коней или быков. По всему было видно, что Ганнибал готовился к серьезной войне, где предстояло не только уничтожать легионы пехотинцев, но и брать города.

Обогнав грандиозный обоз и пехотные хилиархии иберийцев, они к обеду настигли африканские части, в составе которых им предстояло совершать свой путь дальше. Заняв свое место в колонне, определенное порядковым номером хилиархии и спейры, Федор перешел на шаг и смог, наконец, отдышаться, привыкая к другому ритму. Когда морпех пришел в себя, то стал смотреть по сторонам, впитывая новую информацию. А посмотреть было на что.

С двух сторон дорогу сжимали высокие коричнево-желтые скалы, а впереди поднималось облако пыли, почти перекрывая видимость. Люди, даже в большом количестве, так пылить не могли. Приглядевшись, Федор увидел впереди целое стадо из нескольких сотен боевых слонов, устроивших на горной дороге настоящую пыльную бурю. Животные резво шли вперед, размахивая бивнями из стороны в сторону. На каждом слоне сидел погонщик, позади него виднелась притороченная к спине благородного животного кабинка с крышей и деревянными бортиками, за которыми могли легко укрыться сразу несколько солдат-лучников.

Федор долго и с интересом разглядывал эти ходячие «танки» античности. Неожиданно один из слонов заревел, заставив Федора вздрогнуть. Морпех даже инстинктивно дернулся, толкнув шагавшего рядом Урбала.

– Ты чего? – поднял голову тот. – Слонов испугался?

– Немного, – кивнул Федор, – с непривычки. Подумал, вдруг он взбесится и на нас бросится. Потопчет всех.

– Не успеет, – успокоил его Урбал.

– Почему? – искренне удивился Федор. – Кто же его остановит? Летис, что ли, со своими кинжалами?

Летис, шагавший позади Федора, не расслышал издевки товарища.

– Почему Летис? – Урбал снисходительно улыбнулся. – Хотя, если он прицелится…

Житель Керкуана поднял руку и указал на ближайшего слона.

– Видишь, у каждого боевого слона на шее сидит махут, погонщик.

– Вижу, – подтверди Федор, – ну и что? Да слон его одним ударом хобота расплющит.

– Не расплющит, – возразил словоохотливый Урбал. – Махут дрессировал этого слона много лет. Слон его слушается.

– А если он все же взбесится? – не унимался Федор. – От зажигательных стрел, например.

– Ну, если боевой слон взбесился, – терпеливо объяснял Урбал, – и погонщик его не может успокоить, тогда, чтобы не потоптал своих пехотинцев, придется применить металлический клин.

– Какой клин? – не понял Федор.

– У махута на такой случай имеется при себе специальный клин, – не торопясь, рассказывал Урбал. – Довольно длинный, чтобы проникнуть глубоко.

– Ну… – начал понемногу догадываться Федор.

– Так вот, если слона уже не успокоить, – спокойно закончил Урбал, – махут просто вобьет этот клин одним ударом ему в затылок, чтобы обезвредить животное. Каждый погонщик этому специально обучен. Ведь если слон впал в бешенство, то надо спасать людей.

– Гуманно, – заметил пораженный предусмотрительностью местных полководцев Федор, припоминая, что против слонов в античных войнах, с целью испугать животных и направить их на своих солдат, применяли не только зажигательные стрелы. Был один греческий гений (Федор читал о нем), который разработал прототип противотанкового минного поля. В землю вбивались железные клинья, связанные цепями и закрепленные так, чтобы наступающий слон разодрал в кровь свои нежные ступни. Ведь этот исполин хоть и толстокожее животное с мощными бивнями, но ступни у него – самое уязвимое место. Греки не только изобрели подобное замечательное средство борьбы с могучей наступательной противника, но и успешно испытали его в боях, изувечив немало животных.

Федор присмотрелся к погонщику ближайшего слона, как раз объезжавшему очередное препятствие и ненадолго попавшему в поле зрения морпеха при развороте животного. Чайка действительно заметил у него на боку длинный металлический клин. На некоторое время Федору стало жалко слонов. «Это до первого случая, – тут же поправил себя он, отогнав размягчающие мысли, – пока слон не попер на меня самого».

К вечеру они прибыли в походный лагерь, точнее, целую систему лагерей, растянувшуюся по широкой долине на несколько километров и вопреки правилам не огороженную высоким частоколом. Удивленному Федору, прихваченному Магной с собой, в составе команды из двадцати солдат для получения палаток со склада, находившегося в дальнем конце лагеря, командир объяснил, что они передвигаются все еще по своей территории.

– Вот через пару дней, когда дойдем до реки Ибер, – пояснил Магна, поправив меч на боку, – будем уже строить лагеря регулярно. Да и с миром нас никто через Пиренеи не пропустит. Придется повоевать.

– А что там, за этой рекой? – искренне удивился Федор, припоминая, что до Рима еще далеко, и легионов поблизости размещаться не может.

Магна изумленно посмотрел на Чайку, но все же ответил, очевидно, приняв во внимание историю его появления у финикийцев:

– Там кончаются владения Карфагена.

«Интересно… – размышлял Федор, вместе с другими солдатами закидывая на повозки большие кожаные палатки, в которых им предстояло спать в походе, напоминавшие более шатры на пятнадцать человек. – Это что же получается? Для того, чтобы напасть на Рим со стороны суши, придется захватить все земли и государства, находящиеся на пути к нему? Однако! Ганнибал по мелочам не разменивается…»

Он стал последовательно вспоминать все, что располагалось между Испанией и Италией, куда вела пара очень старых дорог, точнее, два торговых маршрута, прозванные еще древними греками «путями Геракла». Сначала пунктир дорог шел через Пиренеи, затем мимо болотистых прибрежных земель через Рону, или Родан, как эта река сейчас называлась у римлян, в сторону греческой Массалии. За Массалией главная дорога разделялась еще на два ответвления. Один из них, как помнилось Федору, шел вдоль лигурийского побережья в сторону Генуи, где он уже успел побывать дважды. На этом пути жило множество кельтских племен, основавших свои города и укрепленные поселки. А второй заворачивал в Альпы, где тоже жили кельты. Там их селилось великое множество, все эти племена отличались воинственностью и далеко не всегда дружили даже между собой. Какой дорогой поведет Ганнибал свою армию, и договорился ли он предварительно с кельтскими вождями, Федор не знал.

Для начала предстояло миновать все горные племена, что живут здесь по обе стороны Пиренеев и посматривают на Рим в ожидании помощи против Ганнибала. А потом уже думать про Галлию, исконные земли кельтов[8], именуемые так римлянами. До них оставалось пока далеко. В конце концов, он не командир корпуса, хилиархии или даже спейры, а простой солдат. Стратегия сейчас не его забота.

Но окружающее не переставало его живо интересовать. Проходя рядом с повозками через лагерь огромной армии, раскинувшийся на всю долину, Федор с интересом рассматривал многочисленные и непохожие друг на друга подразделения, собранные здесь из разных концов обширных владений финикийской республики.

Изредка он расспрашивал Магну, откуда пришли и как называются те или иные солдаты. И, слушая ответы командира спейры, Федор начинал думать, что Ганнибал не стремился к излишнему единообразию в армии, на первый взгляд представлявшей собой многочисленное собрание разных народов, одетых и вооруженных по-своему, и этим сильно отличавшейся от римской, где все были «на одно лицо».

Каждым подразделением, собранным из кельтов или нумидийцев, командовал собственный вождь на своем родном языке. Солдаты из десятой хилиархии иберийцев могли абсолютно не понимать, о чем говорят их сослуживцы из пятой хилиархии ливийцев. А объединенное командование у карфагенян, скорее всего, осуществлялось только на батальонном уровне. Как Ганнибал ухитрялся управлять всей этой разношерстной массой, новобранец седьмой спейры двадцатой хилиархии африканцев Федор Чайка пока не понимал. Но, видимо, вождь Карфагена отлично знал, какие пружины в этом механизме надо приводить в движение, чтобы он работал бесперебойно. И он, судя по всему, работал.

Вечером, когда морпехи установили огромный шатер и, уставшие после первого дня похода, улеглись спать, Федор поделился своим сомнениями со всезнающим Урбалом. И с удивлением услышал от него, что верховные военачальники финикийцев считают, будто солдаты, не знающие языков друг друга, никогда не смогут составить заговор и поднять серьезное восстание против власти Карфагена.

– Из тех же соображений, говорят, Ганнибал, перед походом отослал многих иберийцев из Испании в Африку, защищать столицу, на которую могут напасть римляне, – вполголоса сообщил Урбал, – а сюда вывез ливийцев, поменяв их местами.

В принципе, Федор был с этим согласен, но управлять такой массой «иностранцев», наверняка, являлось делом не самым легким. С одной стороны, не знаешь, какой язык учить. Но с другой, в иноземный отряд тебя точно служить не отправят. Будешь тянуть лямку только со своими, с теми, кого понимаешь. Так что особых проблем именно для него не существовало.