Читать книгу Золотой век. Избранное - Александр Пушкин - Страница 3

Константин Батюшков
(1787–1855)

Оглавление

Выздоровление

Как ландыш под серпом убийственным жнеца

Склоняет голову и вянет,

Так я в болезни ждал безвременно конца,

И думал: Парки час настанет.


Уж очи покрывал Эреба мрак густой,

Уж сердце медленнее билось:

Я вянул, исчезал, и жизни молодой,

Казалось, солнце закатилось.


Но ты приблизилась, о жизнь души моей,

И алых уст твоих дыханье,

И слёзы пламенем сверкающих очей,

И поцелуев сочетанье,


И вздохи страстные, и сила милых слов

Меня из области печали —

От Орковых полей, от Леты берегов —

Для сладострастия призвали.


Ты снова жизнь даёшь; она твой дар благой,

Тобой дышать до гроба стану.

Мне сладок будет час и муки роковой:

Я от любви теперь увяну.


не позднее 1817


Женщина, сидящая под ивами

Вашингтон, Национальная галерея искусства, 1880

Мой Гений

О память сердца! ты сильней

Рассудка памяти печальной,

И часто сладостью своей

Меня в стране пленяешь дальной.


Я помню голос милых слов,

Я помню очи голубые,

Я помню локоны златые

Небрежно вьющихся власов.


Моей пастушки несравненной

Я помню весь наряд простой,

И образ милый, незабвенный

Повсюду странствует со мной.


Хранитель, гений мой – любовью

В утеху дан разлуке он:

Засну ль? приникнет к изголовью

И усладит печальный сон.


июль-август 1815


Пейзаж острова Сен-Мартен

Потсдам, Музей Барберини, 1881

Пробуждение

Зефир последний свеял сон

С ресниц, окованных мечтами:

Но я – не к счастью пробуждён

Зефира тихими крылами.


Ни сладость розовых лучей

Предтечи утреннего Феба,

Ни кроткий блеск лазури неба,

Ни запах, веющий с полей,


Ни быстрый лёт коня ретива

По скату бархатных лугов,

И гончих лай, и звон рогов

Вокруг пустынного залива:


Ничто души не веселит,

Души, встревоженной мечтами,

И гордый ум не победит

Любви – холодными словами.


осень 1815



Маннпорт близ Этрета

Нью-Йорк, Музей Метрополитен, 1886

«Есть наслаждение и в дикости лесов…»

Есть наслаждение и в дикости лесов,

‎Есть радость на приморском бреге,

И есть гармония в сём говоре валов,

‎Дробящихся в пустынном беге.


Я ближнего люблю, но ты, природа-мать,

‎Для сердца ты всего дороже!

С тобой, владычица, привык я забывать

‎И то, чем был, как был моложе,


И то, чем ныне стал под холодом годов.

‎Тобою в чувствах оживаю:

Их выразить душа не знает стройных слов

‎И как молчать о них, не знаю.


Шуми же ты, шуми, огромный океан!

‎Развалины на прахе строит

Минутный человек, сей суетный тиран,

‎Но море чем себе присвоит?..


июль-август 1819


Маленькая ферма в Бордигере

(фрагмент)

Омаха, Художественный музей Джослина, 1884

Из цикла «Подражание древним»

«Без смерти жизнь не жизнь: и что она? Сосуд…»

Без смерти жизнь не жизнь: и что она? Сосуд,

Где капля мёду средь полыни;

Величествен сей понт! Лазурный царь пустыни,

О солнце! чудно ты среди небесных чуд!

И на земле прекрасного столь много!

Но всё поддельное иль втуне серебро:

Плачь, смертный! плачь! Твоё добро

В руке у Немезиды строгой!


«Взгляни: сей кипарис, как наша степь, бесплоден…»

Взгляни: сей кипарис, как наша степь, бесплоден, —

Но свеж и зелен он всегда.

Не можешь, гражданин, как пальма дать плода?

Так буди с кипарисом сходен:

Как он уединён, осанист и свободен.


1820–1821


Висящие фазаны

Частная коллекция, 1882

Золотой век. Избранное

Подняться наверх