Читать книгу Мои воспоминания - Александр Радамесович Dave - Страница 5

Глава 4. Деда Ваня, мой день рождения и «Детский Мир». Часть 2.

Оглавление

А дедушка у меня был мировой человек, такой удивительной биографии, и невероятной судьбы, что иногда, вспоминая об этом, мне кажется, что все это не могло случиться с одним человеком и в одной жизни!

Родился он, страшно сказать, аж в позапрошлом веке, в 1895 году, в благополучной и вполне обеспеченной семье в городе Тифлис.

Тогда это был очень колоритный, и интернациональный город, впрочем, справедливости ради следует отметить, что подавляющее большинство населения составляли армяне.

Когда дедушке исполнилось, кажется, 8 или 9 лет, его отдали учиться в самую лучшую по тем временам, Нерсесяновскую гимназию при Тифлисской Духовной семинарии, я искал информацию о ней, что-то очень скупое есть в Википедии.

Учился он там очень хорошо, и с отличием выпустился из неё примерно в 1914 году.

У меня дома, я точно помню, был альбом с выпускниками этого славного заведения различных годов и очень многие, впоследствии, стали выдающимися Государственными Деятелями, или видными учеными. Например, я совершенно точно знаю, что там, в свое время, учился Анастас Микоян (справка для тех, кто не знает, это человек сумел удержаться при трех Генсеках, начиная со Сталина, и, заканчивая Брежневым, и занимал разные посты в ЦК и правительстве).

И тут грянула первая мировая война. Будучи истинным патриотом, и хорошо понимая, какая опасность грозит армянам со стороны Османской Турции, настроенной крайне враждебно против христианской Армении, он добровольно поступил на ускоренные курсы прапорщиков, и сразу же был отправлен на Южный (Закавказский фронт). Подробности как он воевал, я не знаю, но то, что он был награжден Георгиевским крестом за смелость, мужество и отвагу, а также умелое руководство взводом, это остается фактом.

А тут как раз 17 год, революция. Спросить теперь уже не у кого, поэтому глубинного анализа провести не могу, но дедушка сразу же и безоговорочно принял революцию, и уже в составе Красной Армии прошел всю Гражданскую Войну там же, на Кавказе.

А потом мирная жизнь, и дедушка по призыву партии пошел на агронома, восстанавливать надо было не только промышленность, но и сельское хозяйство.

Проработав несколько лет, он понял, что это не его стезя, и резко сменил профессию, отучившись в педагогическом, и став преподавателем физики в школе.

Это и стало делом всей его жизни, и профессией и хобби одновременно. Уже живя в Москве с нами и будучи давно на пенсии, он перевез с собой из Тбилиси почти весь физический кабинет, приборы, почти все из которых он собирал сам, кропотливо и с любовью.

А потом война, уже Великая Отечественная, и снова фронт. Дедушке уже было далеко за 40. В числе немногих он вплавь добрался из отступающего Крыма (через Керченский пролив) на ту сторону, под непрерывным артобстрелом и огнем пулеметов самолетов, пролетавших над морем на бреющем полете.

Для справки из википедии: “Керченский пролив – пролив, принадлежащий акватории Азовского моря и соединяющий его с Чёрным морем. Западным берегом пролива является Керченский полуостров Крыма, восточным – Таманский полуостров. Ширина пролива – от 4,5 до 15 км. Наибольшая глубина – 18 метров. Важнейший порт – город Керчь”.

Но он выжил, хотя и был легко контужен, но, слава богу, не ранен.

А потом опять фронт, и на это раз он опять попал в передрягу, отступая в июле 1942 года к Ростову, дедушка был вторично контужен и захвачен в плен.

Сколько времени он пробыл в плену, я точно не знаю. Могу только предполагать, что не так долго, поскольку очень быстро немцы, разбитые и под Сталинградом, и на Кавказе, стремительно покатились назад, и к осени уже и место, где держали дедушку в качестве разнорабочего, находилось в непосредственной близости от театра военных действий.

Спасло дедушку хорошее знание немецкого (дедушка помимо русского владел ещё армянским, грузинским, персидским и немецким языками), он случайно подслушал разговор двух офицеров, о том, что те скоро будут “драпать”.

Тогда они с товарищем каким-то чудом сумели спрятаться в стоге сена, и укрывались там несколько дней до прихода Красной Армии.

А потом, конечно же была проверка особым отделом, и, о чудо, дедушку не отправили в дисбат или того хуже, не дали срок, а просто поверили всему и отправили на фронт. Невероятно, скажете Вы, но это действительно было так!

И прошел дедушка всю войну, до Берлина, правда, его часть не добралась, а застряла где-то в Восточной Пруссии. Был награждён медалями за “Боевую Отвагу” и другими наградами и знаками отличия, правда ордена не заработал, ну, тут как говорится, воевал честно и не трусил, значит, на орден и не отличился, главное, что домой живым вернулся!

А дома снова работа, снова школа, и любимый “хлеб”, учить детей физике. И все тихо, и мирно, пока не грянул гром в 1949 году.

А теплым ноябрьским вечером в дверь квартиры резко позвонили…

На пороге стояли двое аккуратно одетых, прилизанных молодых человека, все было понятно итак, без слов. “Собирайтесь”, коротко бросил один из них. И, увидев остолбеневшее от ужаса бабушкино лицо, уже мягче добавил: “Не торопитесь, у Вас есть время собраться, и возьмите с собой все теплые вещи, какие найдете!”

Меньше чем через час они уже ехали в товарняке, переоборудованном для перевозки людей, вместе с такими же, как и они, ни в чем не повинными людьми. Ехали долго, несколько суток, без удобств, и я уже даже и не знаю, чем они вообще питались в дороге.

А потом внезапная остановка в какой-то глухомани. “Всем выходить из вагонов”, скомандовал кто-то. Они вышли. Кругом заснеженная равнина, на улице около минус 30, середина ноября, Туруханский край. А В Тбилиси было +20С. “Видите вдалеке огни”, снова раздался голос старшего. Вам туда, там село, там размещайтесь, кто, где сможет. И все, дальше только рассчитывайте на себя.

И они дошли… дошли, в числе тех немногих, кто сумел дойти, почти половина просто замерзли по дороге, потому что началась пурга, и они собственно и не были готовы к таким холодам.

Но это было только начало. Потом они долго искали, где можно было бы переночевать, хотя бы на одну ночь, никто особо не хотел связываться с сосланными. Но им повезло, какая-то бабушка их приютила, и оставила жить у себя. Каким-то чудом они выжили, пережив долгую и суровую зиму в тех краях.

А дальше была короткая весна и еще менее короткое, хотя и почти жаркое лето. И дедушка обивал пороги, чтобы ему разрешили работать по специальности, учителем, а сосланным это было категорически запрещено. И он ждал, сейчас не могу точно сказать, сколько, но два или три года.

Но… опять случилось чудо, и осенью 1952 дедушке дали класс, и сразу выпускной, то есть 10, и его любимая “физика”.

Дедушка с головой погрузился в дело, и время пролетело быстро, а тут умер Сталин, и потихонечку начали реабилитировать сосланных. Дедушка с бабушкой попали в первую волну.

В апреле 1953 года их вызвали и торжественно объявили, что они свободны и могут немедленно отбыть к себе на родину, в Тифлис.

И вот тут вот, мой дедушка, достаточно мягкий по жизни человек (к тому же всю жизнь беспрекословно подчиняющийся бабушке) заявил, что никуда он не поедет, а останется до июня месяца, чтобы довести до выпуска свой класс. Вот так вот, и точка!

Конечно, Гэбист был в шоке от такого, человеку свободу дают, лети как свободная птица к себе на Родину, ан нет, условия еще ставят.

Бабушка честно сказать, тоже не поддержала дедушку, уж очень ей хотелось домой, и она, можете себе представить, уехала, одна…

А дедушка остался, и довел класс до выпуска!

И где-то у нас дома должна быть эта фотография, когда дедушка вместе с классом, но ценность этой фотографии, конечно, не в этом, а в том, что на обороте расписались все, и написали примерно такие строки: “Нашему любимому Педагогу и Человеку, Иван Богдановичу Давтяну”. Вот именно так. Самое интересное, что у этой истории есть и продолжение. Примерно через 30 лет, когда дедушка уже был в Москве, он, ну совершенно случайно столкнулся на улице с одним из своих бывших учеников. Разумеется, дедушка его не узнал, столько лет прошло, юноша стал зрелым мужчиной, а вот тот его узнал, ведь с возрастом люди хоть и меняются, но все-таки не столь сильно…

Он кинулся к нему со словами “Иван Богданович, Иван Богданович…” Дедушка был смущен и растроган, и не сразу понял, кто это! Потом тот звал его к себе, оставил телефон, но дедушка так и не воспользовался его приглашением. А вот как звали того человека я не помню, прошло много лет!

Точно знаю только, что он стал очень известным актером театра и кино.

Потом была долгая жизнь и работа педагогом в школе, больше 30 лет, а в конце 70-х, когда здоровье уже стало подводить его и бабушку, папа перевез их в Москву.

Это была тоже целая эпопея, тогда ведь продавать ничего было нельзя, были только обмены. Уж и не знаю подробностей, но обмен был какой-то невероятно сложный, тройной кажется, и в результате дедушка с бабушкой стали обладателями шикарной кооперативной однокомнатной квартиры улучшенной планировки, правда в весьма неудачном тогда районе, почти окраине, и в придачу без метро (его, то есть метро открыли буквально пару-тройку лет тому назад).

Но там была одна комната 25 кв. м, кухня 12 кв. м, и там дедушка поставил себе топчанчик и спал, встроенные шкафы и антресоль + огромная лоджия. Паркетный пол, два лифта, невероятно огромный холл, все это, по сравнению с нашей убогой 9-этажкой было просто по-царски! Мы часто там бывали, и мне там очень нравилось!

Ехать надо было от метро Новослободская минус 20 в переполненном автобусе, или второй вариант, можно было доехать до платформы Моссельмаш Ленинградского ж/д и оттуда пешком минут 10. Папа так и мотался к ним, почти каждый вечер, и конечно поздно приезжал домой, и уставал, а мама сердилась, что почти не видит его. Долго так не могло продолжаться, и, в конце концов, сделали еще обмен, и у нас как раз рядом была однушка, там жила семья аж из 6 человек (бабушка, дедушка, папа, мама и двое детей, вот так вот) и они получили то ли одну четырехкомнатную, то ли две квартиры, в новом 17 этажном панельном доме на соседней улице.

А бабушка и дедушка стали жить рядом с нами. До своей смерти…

Дедушка был необыкновенным человеком. До конца своей жизни он сохранил оптимизм и жизнелюбие, и радовался всему как ребенок. По сути, он и был большим ребенком, для которого не существовало никаких интриг и прочих закулисных гадостей, а только чистая светлая открытость и доброта к людям, и склонность прощать, даже если его обижали, и притом сильно.

От него я так мастерски научился делать гренки (жена с дочкой до сих пор обожают, когда я утром на завтрак им это делаю, ну, на всякий случай, для тех, кто не знает, хлеб, замоченный в сбитых яйцах).

И до сих пор, если делаю плов по кавказски (это значит только рис, без мяса), то кладу вишнёвое варенье в него, да столько, что рис в нем плавает (помню бабушка все подварчивала на дедушку: ”Ты, что, плов с вареньем ешь, или наоборот?!”).

И мне кажется, что по характеру я многое взял от него, почти абсолютный музыкальный слух (он играл на скрипке, меня тоже отдали в 6 лет, правда из этого ничего хорошего не вышло…), невероятное трудолюбие и аккуратизм (впрочем, как часто мне говорит жена, граничащий с педантизмом, вот только оптимизм у меня подкачал, это (то есть пессимизм) я больше видимо взял от мамы, и только годам к 50 стал понимать, что главное в жизни совсем не то, чему я раньше придавал такое огромное значение!

Аккуратизм дедушки был поистине безграничным. Например, все книги в нашей библиотеке были переписаны и каждой присвоен инвентарный номер, как в библиотеке. Грампластинки также имели свою опись!

И уже теперь совершенно не помню почему, но я называл его “тюкой”, может быть отчасти за мягкость характера, теперь уже трудно сказать.

Сейчас я жалею о том, что тогда был еще недостаточно взрослым и многое из того, что мне хотелось бы узнать о том времени, было бы гораздо проще, а главное, достовернее, узнать от него, чем ворошить страницы интернета, где много лжи и обмана, и трудно разобраться, что истина, а что нет.

Но я горжусь, что ношу его фамилию, и, хотя на мне, к сожалению, эта фамилия похоже и закончиться (папа был единственным ребенком, а у меня есть только дочь), все-таки память о нем я сохраню до конца своих дней, и очень надеюсь передать это и моей подрастающей дочке.

Кстати, у дедушки было много братьев и сестер, но про их судьбы мне мало что известно.

Точно знаю только, что один из братьев предпочел Советской России Аргентину (кстати, сам был удивлён, прочитав недавно в википедии, что это была одна из самых благополучных стран Южной Америки до гибели фашистской Германии). И они даже переписывались до середины 30-х, пока все общение с внешним миром было закончено. Так что может быть живут где-нибудь в Аргентине, или где-то еще там, в Южной Америке, мои троюродные братья или сестры, может быть даже с нашей фамилией, кто знает… А сам все жду, вдруг мне придёт письмо счастья с огромным наследством оттуда (шучу, конечно же…).

Мои воспоминания

Подняться наверх