Читать книгу Рожденный Богом - Александр Рожков - Страница 9

– Скажи, Гамаю – птица вещая, что происходит в мире, и над миром, и под миром, и позади мира и впереди мира?

Черные крылья с легким шелестом расправились, красная окантовка вдруг пришла в движение и поползла по перьям, окрашивая птицу в красный цвет. Когда Баюн полностью поменял цвет, он открыл глаза – более похожие на человеческие – и распахнул клюв.

– Внимай слушающий и слышащий, – голос шел не от птицы, он шел отовсюду, проникая из всех щелей и окружая Власия своей властностью, заставляя замолкнуть все живое и неживое. – Ведаю, что происходит в мире и над миром, под миром и впереди мира, ибо то, что позади уже прошло.

– Поведай, умная птица Гамаюн, что происходит позади мира, – попросил старик, кладя перед Баюном кусок окровавленного мяса, какие-то цветы и плошку с вином.

Птицы, поворачивая головой, посмотрела на дары и приняла их. Кусок мяса, зажатый в крепких когтях, исчез за пару минут, цветы последовали следом, а вино было перевернуто. ДА, это было сделано специально и – НЕТ, это не из-за того, что Баюн хулиганит.

Красная лужица растеклась по полу. Птица Гамаюн слетела со своего насеста и опустилась прямо в вино. Когтистые лапы шлепали по полу и одновременно выводили какую-то каллиграфию. Власий, затаив дыхание, наблюдал за действиями птицами. Он видел это не в первый раз, но каждый раз задерживал дыхание, боясь потревожить Баюна.

– Скажу, тому, кто слышит. Скажу тому, кто слушает. Скажу тому, кто хочет знать, – замерла птица, воздев острый клюв к потолку.

Телефонный звонок застал Родова в дверях кабинета. Он как раз достал ключ и собирался уже закрыть его, но тут перезвон заставил его остановиться. Нет, звонили не на рабочий телефон, а на мобильный. Спросите, что же его тогда остановило и не позволило закрыть кабинет? Отвечу: во-первых, это номер знали всего трое (Лада, Леля и Власий), а, во-вторых, рингтон четко указывал на абонента, а значит, произошло, что-то действительно серьезное, раз Волосов звонит не по обычному номеру.

– Да? – поднес трубку Петр Михайлович к уху, вернувшись в кабинет и заперев его изнутри.

– Кажется, началось.

Всего два слова, но почему так стучит сердце, и мелко дрожат руки? Такого не было, даже когда он начинал врачебную практику. Во рту стало сухо и запершило.

– Ты уверен? – удалось ему спросить охрипшим голосом.

– Гамаюн говорит, что в мире начались изменения.

– Но он, же, ни разу не показывал, что какой-то другой.

– Петр, ты же сам знаешь, что ОН никогда не проявит себя раньше времени.

– Да, конечно.

Родов уже встречал ЕГО, причем не единожды, но всякий раз это… Это было, как будто на тебя накатывает цунами, а ты не можешь сдвинуться места. А самое главное – не хочешь. ЕГО возрождение всегда было сокрыто до самого конца, и единственно, что они знали – имя. Нет, не истинное имя, а то, как будут звать оболочку, в которую он вселиться, дабы возродиться вновь на земле и взойти на трон.

– Петр… Петр, ты меня слышишь? – чуть ли не надрывался в трубке Власий.

– Извини, задумался, – пришел в себя Родов. – Я так понимаю, теперь он будет… постигать?

– Да.

– Тогда стоит его подготовить, – в конец взял себя в руки врач.

– Согласен, – прозвучало в трубке. – Не все смогли выдержать, но он должен. Он сильный.

Похоже зря Илья отказался от врача, а Гошка тоже молодец – не вызвал их. Голова болела, раскалываясь так, словно по ней били кувалдой. В глазах порой двоилось, а во рту становилось сухо, в горле першило так, что хотелось надрывно кашлять, но он не мог. Мышцы то напрягались до такой степени, что готовы были порвать рубашку, а то становились вялыми, и хотелось попросту стечь со скамьи. Все же он не мог. Он вообще сидел и внимательно слушал лекцию по психологии, что им рассказывает Антонина Михайловна. Все, что с ним происходит…«Да тут вообще кто-нибудь видит, что мне плохо?!» – в голове билась тревожная мысль, что он умер, а все это: аудитория, лекция, студенты, Гошка, что недоуменно смотрит на него, Сашка, тоже не спускает с него глаз, – ему кажется. Хотелось кричать, но в горле сухо, словно неделю ел только песок и даже открыть его большая проблема.

– Иль, может хватить пялиться в одну точку, урок давно кончился, – донеслось до сознания.

– А?.. Что? – пришел в себя Волосов, ошарашено осматриваясь по сторонам. – Вы сейчас это видели?

– Нет, а должны были? – спросил Александр.

– Илья, что мы должны были увидеть? – это уже Георгий.

– Я сейчас… – вот как объяснить, то, что чувствуешь? – Со мной, что-то происходило, словно я менялся, – наконец вымолвил он.

– Илья Николаевич, ты сидел, все сорок минут на месте и слушал Михайловну. Даже поддакивал ей. Если бы с тобой что-то происходило, то я бы заметил, да и Сашка тоже.

– Это было… во мне, – тихо ответил Волосов.

– Слушай, по-моему, нам все же надо к врачу, – взял под руку друга Гоша. – Причем, чем быстрее, тем лучше.

– Согласен, – подержал его Петровский. – Я вызову такси. Доведешь его, а то у меня еще дела срочные есть.

– Да, не беспокойся. Пошлю, Илюх, посидишь в холле.

Такси прибыло через десять минут и все это время к друзьям подходили однокурсники и интересовались, как Илья себя чувствует, может, чем помочь, до врача довести – «машина тут рядом стоит». Веснов сдержано благодарил, но отказывался, утверждая, что «все нормально, просто небольшое головокружение».

– Куда? – поинтересовался водитель желтой машины.

– Старообрядческая, – быстро выпалил Гошка, усаживая Илью на заднее сидение и присаживаясь рядом.

– Мы же хотели в больницу?

– Да, зачем тебе больница? – отмахнулся юноша. – Дома пару часов полежишь, и все пройдет. Ну, в крайнем случае, Петра Михайловича пригласишь, заодно с Лелькой увидишься, – подмигнул Веснов.

– Так куда? – не понял таксист.

– Старообрядческая, три, – холодно бросил Георгий и откинулся на сидение.

– Все нормально, я только несильно упал, – уговаривал по телефону девушку Илья. Как только она узнала, тут же высказала рвение примчаться к нему и самой убедиться, что все в порядке. – Не волнуйся, твой отец сказал, что ничего страшного нет… Со мной все хорошо… Да, завтра увидимся… И я… Целую.

Соврал он ей конечно. Петр Михайлович действительно сказал, что ничего серьезного нет, даже сотрясения. Но почему так плохо? Илья понимал, что-то происходит. Вот только что, он ни как не мог понять. Внешне все как обычно, он ходит, говорит, что-то делает, улыбается и успокаивает девушку, но внутри… как будто мир перевернулся.

Иля уже полчаса стоит под ледяным душем, но тело никак не хотело остужаться, а наоборот нагревалось так, что ванну заволокло паром – вода испарялась быстрее, чем достигала тела.

Сорок минут спустя, когда уже не мог выносить собственного жара, он вылез из душа и поплелся к себе в комнату.

– Илейка, как ты себя чувствуешь? – поинтересовался дед, выглядывая из кабинета, где как раз сейчас находится и Родов.

– Нормально, – ободряюще улыбнулся Илья и, войдя в комнату, закрыл ее на ключ, чего никогда раньше не делал.

Кровать, скрипнув, приняла разгоряченное тело, вентилятор закрутил лопастями, нагоняя холодный воздух, что проникал из распахнутого настежь окна.

– У меня жар, – потрогал Илья горячий лоб. – Надо деда позвать, – с трудом поднялся он с постели, – и Петра Михайловича…

Комната закружилась в бешеном ритме, словно он попал в волчок, сердце надрывно застучало, мышцы до скрипа напряглись, с трудом растягивая кожу. Шаг… еще шаг и рука легла на ручку двери… надо только нажать. Сердце стучало так, словно хотело взорваться от напряжения… Надо только нажать… Мышцы рвались наружу, разрывая кожу… Надо только нажать… От напряжения перед глазами красная пелена… Только нажать… В ушах шум, что оглушает… Нажать.

Бесчувственное тело упало на пол. Ему бы врача: сердце молчит, из глаз тонкой струйкой бежит кровь, по всему телу кожа треснула, как будто он перележал на жарком солнце. В окно, трепеща занавеску, дул прохладный воздух, размахивал лопастями вентилятор, поворачивая»«голову»» из стороны в сторону, а на полу, протянув руку вверх, лежал Илья.

Мразь пытался создать заклинание, но трясущиеся руки не самый лучший помощник. Уже третий раз подряд, он портит зелье, просыпая порошок сверх меры. Мерзко пахнущий отвар и правильно произнесенные слова залог его жизни. Он мог вызвать Убийцу и без этого, но зная крутой нрав волколака, боялся.

Волколаки или волки-оборотни со времен своего создания служили Хозяину, исполняя его приказы. Прирожденные убийцы и охотники, много людей, да и нелюдей, они проводили в подземный мир. Волколаки были большого роста, умели стоять на двух лапах, ловко орудуя передними, раздирая жертву. Их мощные клыки могли перегрызть даже цепи, выкованные самим богом Грома, а это никто не мог. Густая черная шерсть делала их невидимыми ночью, а острый нюх позволял найти жертву пусть она и за толстыми стенами, или под землей, даже на небесах. А еще волколаки славились дурным нравом и жаждой убийства. И вот сейчас Мразь старается разбудить одного из них, предварительно оградив себя мощным заклинанием.

Наконец зелье было готово и существо, выпив его залпом, быстро произнесло заклинание. Вокруг него коротко блеснуло, синим, а по телу пробежали электрические мурашки. Все готово.

– О, Великий Волк, – начал он, поднимая руки, – я, раб Повелителя, устами его и словами, приказываю тебе проснуться и предстать передо мной.

Тишина.

– О, Великий Волк, я, раб Повелителя, взываю к тебе, его мыслями и желаниями – проснись, появись, исполни волю Хозяина.

Мразь дрожал, но слова произносил четко и громко – никто ведь не услышит. Вся процедура (так ее назовем) проходила на заброшенном пустыре, где даже бомжи боялись появляться. Да, пробуждать Убийц надо только во внешнем мире, они очень не любили подземелье с его затхлым запахом мертвечины и чадящих факелов. Тьма сгущалась вокруг существа, заворачиваясь в небольшой вихрь. Луна спряталась за тяжелые и низкие тучи, испугавшись того, что сейчас происходит. Только несколько факелов освещали место пробуждения.

– О, Великий Волк, я… – в третий раз начало существо, уже боясь, что что-то делает не так.

– Ты – раб, – прорычали сзади, и в следующую секунду Мразь оказался брошенным на землю, а сверху его прижимала тяжелая туша.

– Я… я… приказываю, – не сразу нашелся он.

– Приказываешь? – в ухо задышало горячим.

– М… мо… мой Хозяин, приказывает.

– А кто твой хозяин? – перед глазами показался красный язык, с которого капала слюна и с шипением уходила в землю.

– Он Повелитель подземного мира, – быстро вымолвило существо.

Мразь не на шутку перепугался, ведь думал, что заклинание и зелье не помогло, но Убийца его не трогал, а только вжимал в землю и тяжело дышал над ухом, заставляя трепетать маленькое сердечко.

– Повелитель, говоришь? – в следующую секунду давление исчезло. – Тогда слушаю.

Раб медленно поднялся и, осторожно отряхнув одежду, повернулся. Перед ним стоял человек. Мразь даже икнул и протер глаза, на тот случай если заклинание плохо сработало и дало побочные эффекты, но мужчина не исчез, а стоял и с усмешкой рассматривал его.

– Ты… Убийца? – на всякий случай переспросил он, все еще не доверяя зрению.

– Да, – коротко бросил человек, и на краткий миг его лицо приняло истинное обличие.

Мразь отшатнулся назад, споткнулся, упал и начал задыхаться, жадно ловя воздух. Волколак громко, запрокинув голову, рассмеялся, над неловкостью маленького существа и ему вторили факелы, двигаясь в такт проснувшегося ветра.

– Приказывай, – показал клыки оборотень.

– Нам надо что бы…

– Нам? – прервал волк.

– Повелителю, – тут же поправилось существо, – надо чтобы ты следил за одним человеком.

– Люди, – шумно втянул воздух Убийца. – Такие милые и мягкие, и костей мало, – облизнулся он.

– Его не трогать, – быстро выпалил Мразь. – Он нужен Повелителю живой… до определенного момента.

– Хорошо, – в голосе слышалось разочарование. – Кто он?

Сегодня у Киры Кирилловны с самого утра незаладилось. Во-первых, проспала, чего раньше не случалось. Обычно она вставал до полудня, а тут уже три минуты первого, а солнце ни как не проклюнется из-за туч.

– Зараза, огненная, – выругалась старушка.

Да, забыл сказать: Кире Кирилловне недавно исполнилось семьдесят. И любой бы ее принял за благообразную женщину: седые волосы распущены и стекают неопрятными прядями по плечам, черная юбка нестирана со времен царя Гороха, так же как и серая кофта, которая была белой… когда-то и все это на худом тельце, которое даже легкий ветер заставляет шататься.

Нет, на благообразную она не похожа – ошибка. Тем более что и нрав у нее был подстать внешнему виду: злобный, крикливый, вечно гневливый и недовольный, словно ее в детстве обидели, а прощение попросить забыли. А во-вторых…

– Марька, где кастрюли?! – крикнула она в коридор.

– Внизу, на второй полке… слева, – донесся из комнаты детский голосок.

– Не вижу… да где же эта зараза? – копалась Кира Кирилловна в ящике. – Марька, нет ее тут, – разогнулась она, задержав дыхание.

– Бабушка, я же сказала, что она на второй полке.

В кухню вошла девочка шести лет: светлые волосы, разбросанные по плечам, лишь немного захвачены ободком; большие зеленые глаза на миленьком личике, давали ощущение, что девочка все время удивляется. Легкое желтое платьице, перехвачено красным ремешком, а голые ножки переминаются с пятки на носок, наблюдая за поисками бабушки.

– Во, нашла, – из-под гор посуды была извлечена старая кастрюля, место которой на помойке.

– Ба, может стоить купить новую? – с сомнением посмотрела Маруся на то, как в посуду наливается вода, и она же течет из нее – на дне дырка образовалась.

– Ну вот еще, такие деньжищи тратить. Обойдемся и этим, – с силой плюхнула она кастрюлю на плиту. – Иди, давай, неча тут торчать. Приготовлю – позову.

Маруся только вздохнула, опустив маленькие плечики, а потом, махнув рукой, ускакала в комнату. Она уже привыкла к бабушкиной манере общения и даже не злилась на нее, когда та вдруг начинала на нее кричать и замахиваться руками. Вот только ударить она никогда не посмеет.

Кира Кирилловна в это время возилась, стараясь приготовить геркулесовую кашу. Она очень любила ее, и ела бы каждый день, но Марька возражала против каш вообще и «Геркулеса» в частности. Приходилось с тяжелым сердцем готовить, что-то другое, что более подходит для шестилетнего ребенка, который взрослеет.

Вода закипела, и хлопья медленно посыпались в кастрюлю, где создавала водоворот деревянная ложка. Кира Кирилловна стояла, высунув кончик языка от усердия, осторожно – чуть ли не по крошке – добавляя кашу в горячую воду.

Резкий перезвон дверного звонка заставил ее вздрогнуть и коробка, чуть подпрыгнув в руке, опрокинулась в кипяток. Ох, не повезет тому, кто позвонил в дверь – Кирилловна скора на расправу.

– Да чтоб вас черти съели! – взбеленилась старуха, подбегая к двери и распахивая ее настежь.

Солнце давно уже взобралось на небо, вот только тучи мешают ему отдать все свое тепло, приходиться делать это по лучику, по капельке. С самого утра небо грозиться разродиться дождем, нагоняя свинцовые плиты, что нависли над городом, заставляя тот нервно поглядывать наверх, а кому-то и чертыхаться, потому, что зонтик дома забыл.

Илья резко сел в кровати, уставившись на – теперь уже – ноябрьский пейзаж. С недоумением оглядел комнату. Быстро ощупал себя. Нет, все в порядке – он еще живой. Ай! Точно живой, рука бы так не болела. Осторожно встал, держась за стену – вдруг упадет, – но ноги держат легко и без претензий. В голове все спокойно, точно в тихой гавани, можно оставить стену в покое.

Юноша еще пару минут постоял, вспоминая вчерашний вечер. Он ведь точно помнит, как было плохо, он пытался позвать деда и Петра Михайловича, но, не сумев открыть дверь, упал на пол и… Нет, он живой, но почему такое ощущение, что умер? Да, сейчас он чувствует себя превосходно. Илья даже подпрыгнул пару раз, тело с радостью отозвалось на движение. А вчера…

– Илейка, ты уже встал? – раздалось из-за двери.

– Да… Да, встал, – не сразу нашелся он.

– Тогда иди обедать… Ну и горазд ты спать, внучок, – услышал он уже удаляющийся голос деда.

Все еще мало что, понимая, Илья, надел спортивные штаны, майку и открыл дверь. Точнее дернул за ручку, но дверь осталась стоять на прежнем месте. Он дернул сильнее, но дерево словно приросло к косяку, и никак не хотело отвечать на юношеские потуги. Он еще пару раз дернул ручку, и уже было решил позвать деда, когда вспомнил, что вчера, собственноручно закрыл дверь на замок. Просто никогда этого раньше не делал, поэтому и сразу не догадался. Раздался щелчок, и путь из комнаты был открыт.

Илья осторожно выглянул в коридор, все еще немного сомневаясь, что он в порядке. (Иля, а не коридор, с последним-то все в норме). Все как прежде: стены, палас, вон Щур на коврике лежит и смотрит на него такими глазами, словно понимает, что юноша сейчас чувствует.

– Все нормально, Щур, – походя, потрепал собаку по холке. Раздался негромкий недоверчивый тявк. – Дед, ты тут? – он заглянул на кухню.

В ответ молчание, да Баюн сонно встрепенулся и вновь спрятал голову под крыло. На кухне никого, а на столе завтрак (или обед): яичница, пара тостов, кофе.

Какой-то он сегодня недоверчивый. Осторожно сел на стул, словно боясь, что он под ним развалиться, так же бережно взял вилку – ну не из расплавленного же она метала, – с опаской положил кусок яичницы в рот и… Обеденный завтрак исчез, прежде чем кто-нибудь что-нибудь успел сказать. Да и говорить особо некому.

«Мало», – проурчал желудок и потребовал еще. Ну как тут не подчиниться, и пришлось Илье лезть в холодильник, чего – замечу – он никогда раньше не делал. Что-то он слишком много того, чего раньше не делал, делает. Холодильник был вычищен на половину – на большее Волосова не хватило – минут за двадцать. При этом живот так раздулся, словно он проглотил мяч,

– Внучек, – удивился Власий, войдя в кухню, – что с тобой?

– Есть очень хочется, – честно признался Иля, дожевывая кусок колбасы.

– Значит, выздоравливаешь, – улыбнулся дедушка, делая внуку очередной бутерброд.

– Нет… Все… Больше не могу, – с трудом выдохнул внук, глядя на то, как дед сооружает Пизанскую башню в мире бутербродов. – Объелся, – похлопал он себя по животу.

– Ну и правильно, – непонятно с чем согласился старик и разом откусил треть бутерброда. – Может, Щура выгуляешь?.. Да и себя тоже, – прищурившись, спросил он.

– Ага, – кивнул Илья и ему вторил радостный лай пса.

Чем плоха осень, зима и весна? Нет, я не спрашиваю чем они хороши, мы это итак знаем. Меня больше интересует, почему мы их не любим. Ответ прост – холодно. Лично я не люблю холод, но волею судеб был рожден в этом климате. Даже если нет дождя, грязи, или толстый слой снега все покрывает, для того чтобы выйти на улицу вам нужно нечто больше чем шорты, маяка и тапки на босу ногу. Собакам хорошо, они круглогодично носят одежду и им даже одеваться не приходится. Так что Щур стоял в коридоре и терпеливо дожидался хозяина: пока тот натянет на мигом располневшего себя джинсы, толстовку, потом и ботинки еще. Если бы собаки умели говорить, то Щур высказал бы все, что он думает о человеке, который придумал шнурки.

– Все, – выпрямился Илья. – Пошли, – на шее кавказа щелкнул поводок.

Лифт ждать не стали, по лестнице… пусть не быстрее, зато полезнее. Пес семенил по ступеням, чуть ли не таща за собой молодого хозяина, пока резко не остановился на третьем этаже, возле…

– Нет, только не к ней, – взмолился парень. – И не смотри на меня так. Да, я понимаю, что тебе с ней нравиться, но ее бабушка, – он поежился.

С недавних пор Щур полюбил прогулки с Марусей. Каждый раз, когда они шли на улицу, пес тащил его к этим дверям и не отходил от них, пока Илья не соглашался. Вот и сейчас: строгий, но в тоже время просящий взгляд; тихое поскуливанье; осторожное поскребывание лапой в дверь. Иля ведь не камень.

– Только потому, что ты мне друг, – выдохнул Волосов и нажал копку звонка.

Кира Кирилловна подскочила к двери, рванула ее на себя

– Да чтоб вас черти съели! – раздался крик на всю площадку. Она хотела добавить еще несколько… десятков или сотен слов, но замерла, недоуменно смотря на Илью. – Ты чего?

А дело в том, что Волосов-младший, рискуя свалиться вниз, прижался к перилам, а на лице у него был написан такой страх, словно он самого дьявола увидел. Хотя то, что видел парень в этот момент, даже черту покажется ужасным. Перед ним, распахнув дверь, стояла безобразная, скрюченная старуха маленького роста: голова с наперсток, тело не толще соломинки, одета в лохмотья, да еще и босиком, а крохотные глазки готовы прожечь все, что попадется в поле зрения.

Где-то далеко в подсознании Илья понимал, что Кира Кирилловна не идеал красоты, но чтобы ТАК. Щур негромко зарычал, и шерсть на загривке пришла в движение. Он тоже недолюбливал старуху – от нее пахло сыростью и затхлостью. Илья помотал головой и вновь посмотрел на соседку – все нормально: прежняя старушка со своими бо-ольшими тараканами в голове.

– Маруся дома? – хриплым голосом спросил он, стараясь понять: привиделось ему или нет?

– Марька! – раздался зычный зов и Кирилловна, выругнувшись сквозь зубы, ушла, к большому облегчению Щура и Ильи.

– Щурик, – раздался радостный визг и на пса налетел светловолосый вихрь, чуть не снеся его с лестницы.

Девочка любила собаку, каждый раз стараясь ее подкормить чем-нибудь вкусным. Казказ осторожно брал лакомство из маленьких рук, но не съедал его при ней, а ходил куда-нибудь за угол и вскорости возвращался оттуда со счастливой мордой. Откуда было знать крохе, что Щур не ел того, что ему давали не хозяева. Просто он не хотел расстраивать свою зеленоглазую подружку, поэтому уходил и закапывал лакомство или прятал его, чтобы она не нашла.

– Пойдешь с нами гулять? – в принципе бесполезный вопрос, учитывая, что Маруся, подтащив пса к двери, пытается одной рукой не выпускать мохнатую шею, а второй одеться. Как ей это удается – загадка.

– Бабушка, мы гулять, – девичий голосок залетел в квартиру и, прежде чем кто-либо услышал ответ, дверь захлопнулась.

Кавказец был почти ростом с малышку, а если встанет на задние лапы, то это как медведь перед человеком. То-то и было удивительно, как это хрупкое зеленоглазое создание, может вести на поводке такую громилу. Ведь если пес рванет, Марью попросту сдует с места. Однако она спокойно шла рядом со Щуром, который доставал ей до плеча, а в руке болтался поводок, так… для приличия.

Улица приняла их прохладой, обещанием разродиться дождем, детским гомоном и фырчаньем автомобилей. Маруся со Щуром сразу же повернули в сторону леса, а Илья, подняв воротник куртки, шел позади.

– Привет, красавчик, – вдруг раздалось сзади.

– Привет, – елейным голосом, чуть ли не пропел Волосов.

Они с Лелей уже несколько месяцев встречаются, а он все никак не налюбуется ею, каждый раз боясь, что это сказка или сон, который вот-вот исчезнет.

– Я к тебе как раз шла. Решила проведать, как там больной.

– Больной чувствует себя отлично, – выпятил грудь парень, больше бахвалясь.

– Привет, – вежливый голосок прозвучал снизу.

– Здравствуй, Маруся, – присела на корточки Леля. – Хочешь? – из недр пальто появилась конфета.

– Хочу, – быстрый кивок и столь же быстро сладость перекочевала от одной хозяйки к другой.

– А для меня конфета? – вопросительно посмотрел Илья на девушку.

– Для тебя у меня есть нечто другое, – ответила та поднимаясь.

– Две конфеты? – вопросительно посмотрела Маруся на пару.

– Нет, – улыбнулась Леля, – гораздо лучше.

– Много конфет, – глаза ребенка расширились, когда она представила себе эту кучу.

– Очень много, – томно проговорила девушка.

– Фу-у, – закрыла глаза ладошкой себе и псу Марья, и высунула язык, показывая свое отношение к целующейся паре.

– Я сегодня Рога видел, – спрыгнул с дерева Жык.

– Хм, а я думал его Леший давно к себе прибрал, – искренне удивился Стах. – Сколько его не было?

– Довольно долго, – отозвался откуда-то из веток Стык. – Забыл он семью, только месть свою и лелеет, – плевок повис на листе, покачался несколько секунд под осенним ветром и плюхнулся на землю.

– Ох, и доиграется он, – вздохнул Жык.

Ему было жаль приятеля, как ни как вместе столько прожили, а, сколько народу попугали – о, и не пересчитать. А сейчас Рог, завидев их, уходит с тропы, словно не хочет знаться. Жык пытался с ним несколько раз поговорить, но в ответ получил только тычки и пинки, а порой холодной молчание – и это его злило больше всего.

Парадоксально, но тати не стайные существа. Конечно, они живут вместе, пугают и охотятся вместе, но если возникает опасность – каждый сам за себя. Если собрат уходит, никто его не остановит – одним ртом меньше. Война или месть дело индивидуальное и вмешиваться в него считалось у татей плохим тоном. Однако Жыку было жаль… пусть не друга, но близкого собрата и он искренне пытался ему помочь.

– Надо бы его вернуть, – вновь обмолвился он.

– Жык, оставь ты его к лешему, – отмахнулся Стах. – Он сам ушел от нас. Вот пусть и шляется один как дурак по лесу.

– Правильно, – поддержал Стык. – Нехер было из себя обиженного строить.

– Его оскорбил человек, – напомнил Жык. – Он должен отомстить.

– Ага, а ты помнишь, что нам Леший сказал? – повис на дереве тать.

– Мальчишек не трогать, – еле слышно сказал Жык.

– Вот именно. Я не дурак чтобы против лесного царя переть. Мне еще шкура дорога, – нюхнул Стах подмышки.

– Тать прав, – спрыгнул Стык. – Рог дурак и умрет как дурак, если не бросит эту затею. Леший его, в конце концов, замочит и даже имени не спросит, – очередной плевок упал на землю. – И чем дальше мы от него будем, тем наши шкуры целее.

– Суки, – прошипел Рог, прислушиваясь к разговору собратьев.

Он сидел на самой верхушке ели и не был виден даже опытному глазу. За несколько веков познаешь все азы маскировки.

– Предатели ублюдочные, – негромко шипел он. – Решили меня Лешему сдать, да? А он вам за это даст возможность выходить за пределы? Нет, твари, я разделаюсь и с вами и с мальчишкой. И мне не нужен царек, – саркастически, – чтобы выйти за пределы.

Каждый тать или группа татей имела свои так называемые владения, которые им выделил Леший. Существовали сотни невидимых обычному глазу границ, заходить за которые запрещалось. Да, конечно между лесными жителями возникали разногласия, даже войны и тогда о границах забывали, но стоило всему стихнуть, как Леший напоминал, что «Вышедшие за пределы будет уничтожен, как нарушившие мой закон». И все боялись выходить, потому что лесной царь не шутит. А Рог посмел.

Посмел нарушить незыблемое правило, царящее в лесу не одно столетие. Нет, он не боялся гнева других татей, их всего осталось в лесу четверо вместе с ним, он уже не боялся Лешего, так как узрел страх более сильный. Большего всего он боялся не смыть позор, нанесенный ему человеком. И теперь его бывшие соплеменники сидят и говорят, что он «дурак, раз решился на такое».

– Кретины, идиоты, трусливые псы. Я всем покажу, как Рог чтит право мести и даже лесной царь не может отменить его.

Тать перескочил на другое дерево, задержался там немного, втягивая промозглый воздух, и быстрыми скачками понесся в сторону небольшой аллеи.

– Илюшь, ну купи, – дергала Маруся парня за рукав. – Ну купи, иначе не отстану.

Она его уже пять минут упрашивает купить мороженное. Да, представьте себе на лесной аллее, неведомо откуда объявился мороженщик с тележкой. И это в ноябре! Вечером!! На что он рассчитывал? Видимо на таких попрошаек как Маруся и таких безотказных как Илья и Леля. Волосов противился до последнего, и не, потому что денег жалко, а потому что… Вы бы в ноябре (!) купили ребенку мороженное, которое он обязательно слямзит, не отходя от вас?.. Вот, и Илья понимал, чем грозит возвращение лета в осенний день.

– Да купи ты ей, а то ведь не угомониться, – попросила Леля, глядя чуть ли не в заплаканное лицо малышки.

Юноша закатил глаза, сказал, что не за что не отвечает:»«Заболеешь, будешь сама с бабушкой объясняться»», – и после клятвенного заверения, что «будет», купил.

– Два, – тут же выпалила Маруся, как только деньги покинули кошелек. – Это Щурику, – пояснила она, хлопая длинными ресницами.

– Два, – вздохнул Илья, понимая, что купил бы и десять, если бы эта бестия его попросила.

Сладость была уничтожена быстрее, чем ледышка под кипятком. Щур, все так же деликатно отнес мороженное в ближайшие кусты и через пару минут появился с довольной мордой. Сделаем вид, что мы не слышали, как он быстро выкапывал ямку, благо Маруся в это время была занята голубями.

– С тобой точно все в порядке? – в который раз спрашивает Леля.

– Милая, посмотри на меня, – Илья отстранился от девушки. – Руки – есть, – он повертел ладонями, – ноги – тоже, – пристукнул подошвами. – Представь себе, что даже голова есть, – улыбнулся он. – И все остальное. Где ты еще видела таких здоровых больных?

– Нигде, – вынуждено признала Леля. – Всякое бывает, – тут же быстро добавила, оставляя последнее слово за собой.

Волосов только тяжело вздохнул и, взяв девушку под руку, направился за странной парочкой: шестилетней девочкой, ведущую собаку с нее ростом.

Любое время года имеет свои плюсы и минусы. Леля любила осень за ее цвета: красный, желтый, золотой, коричневый, багряный. Любила за то, что каждый день может наблюдать ход времени: листья меняют цвет, опадают и дарят радость людям, шурша под ногами. С весной мало что сравниться, но осень была второй любовь. Постепенно обнажающаяся красота природы; деревья, что скидывают с себя последние покровы; дождь, по-осеннему холодный, но все еще приносящий радость своими перестуками в окно.

Она шла, держась за руку любимого человека. Вдыхала вечерний воздух, с водной пылью, что многие принимали за морось. Взбивала сапожками охапки листьев, что разлетались во все стороны, и прилипали к ногам, создавая невообразимые узоры. Спросите, счастлива ли она сейчас?.. Да, счастлива. Она это скажет, не покривив душой, и повторит сотню, тысячу раз, если понадобиться. И все же, что-то нехорошее было на душе, что не давало покоя и не могло дать улыбке прорваться наружу.

– Лель, что с тобой? – обеспокоено, посмотрел Илья на девушку. – Что-то случилось?

– Нет, все хорошо, – тут же отозвалась она и выдавила улыбку – плохо получилось. – Просто осень так действует, – покривила душой. – Да и твое падение.

– Со мной все хорошо, – в сотни… тысячный… десятки тысячный раз повторил Иля. – Не волнуйся – я же рядом.

– Ты мой рыцарь, – вот на этот раз улыбка искренняя, да и поцелуй тоже.

– Девка не в счет, мелюзгу порву, даже пискнуть не успеет, – размышлял Рог, наблюдая за мальчишкой.

Сегодня он вновь не один, но угрозу представляет только пес, что тащится с мелкой девчонкой. Рог не чувствовал того страха, что был в прошлый раз, значит это другой мальчишка, а его сегодня с ним нет. Вечерняя аллея пуста, да и в такую погоду мало кто сунется на улицу. Идеальное время для идеальной мести.

С треском сломался толстый сук – оружие против собаки. Тать прятался в густой ели, что росла прямо над тропкой, по которой идет этот несчастный, что вскоре будет умолять его убить. Но Рог этого не сделает… Точнее не сделает сразу. Местью надо наслаждаться – долго.

– Маруся, далеко не убегай, – встревожено крикнул Илья, видя, как девочка убежала вперед по плохо освещенной аллее.

– Не волнуйся, с ней Щур. Он не даст ее в обиду, – успокаивающе сказала Леля, прильнув к юноше.

– И все же, – помыслив пару секунд, ответил Волосов. – Надо ее догнать… Маруся! Щур!

Первыми с елью поравнялись мелюзга и псина. Тать сжал сук в руке, намереваясь одним ударом, если не размозжить собаке голову, то оглушить ее. Девчонка совсем не представляла угрозу, достаточно одного удара. Вот тогда он насладиться своей местью, девка, что с ублюдком умрет вместе с ним.

– Щурик, что ты остановился? – приобняла пса за шею Маруся.

Кавказ стоял, ощетинившись и глухо рыча куда-то в темноту. Тело его мелко подрагивало, а большие клыки поблескивали в тусклых лучах фонарей.

– Щурик, что?..

Договорит девочка, не успела. Сверху упала какая-то тень и с диким рыком опустила что-то тяжелое на голову собаке. Раздался короткий визг. Маруся закричала. На нее из темноты уставились страшные глаза, и длинные руки с кривыми пальцами потянулись к ней.

– Щур! – разом выдохнули парень с девушкой и тут же. – Маруся!!!

Илья побежал что есть силы. Он боялся. Боялся, прежде всего, за маленькую девочку, что сейчас одна. Со Щуром что-то случилось, не зря он так взвизгнул. Впереди, там, где тьма становилась особенно густой, а фонари почти не горели, мелькали две фигуры: маленькая и… средняя, даже по сравнению с первой.

Рог взвыл и попытался ударить пса палкой. Все сразу же пошло не так. Вместо того чтобы завалиться на землю, а в лучшем случае умереть собака только взвизгнула, отскочив в сторону и тут же бросилась на татя. Вот этого он явно не ожидал, потому что все его внимание переключилось на девчонку, что закричала – времени было мало. Нет, он не боялся, что им помешают, его цель не мелочь пузатая, а тот, кто ринется ей на помощь. И в это время икру обожгло неимоверной болью – клыки вошли в мясо.

Тать взвыл, пытаясь освободиться от железного хвата пса.

– Фас его, Щурик, фас! – кричала девочка, указывая маленьким пальчиком на Рога.

– Маруся, уйди! – Леля подхватила девочку и потащила в сторону.

– Отпусти, там Илюша, – пытался вырваться ребенок.

Девушке удалось удержать вертлявую особу одной рукой, а второй достать мобильный телефон.

– Нам нужна помощь, – бросила она в трубку и тут же закрыла ее.

– Сами справимся, – холодно посмотрела девочка на Лелю. – Не нужно их звать.

– Мария, – строго посмотрела девушка.

– Рожаница, – не менее строго, не по-детски взрослым взглядом ответила кроха. – Отзови их. Он должен сам.

Нехотя Леля набрала номер.

– Не надо, – тихо произнесла и обреченно посмотрела на Илью.

– Все будет хорошо. Ему еще рано, – маленькая ладошка обхватила два пальца девушки, и чуть сжали их. В это время к ним подошел Щур и присел, позволив Марусе обхватить себя за шею.

– Ты умрешь, человечишка.

– Не надо совершать глупостей, – пытался вразумить явно чокнутого Илья. – Мы никому не хотим зла. Просто отпустите нас, и мы даже милицию вызывать не будем.

– Насрать, – выплюнул тать, поморщившись от боли.

Пес сильно потрепал ногу, но она заживет за неделю, а вот нанесенное оскорбление – никогда.

– Я заставлю тебя ответить, – оскалился он.

– Да я тебе ничего не сделал! – вот тут уже Илья взбеленился.

На них напали, точнее на маленькую беззащитную девочку, теперь чуть ли не обвинения предъявляют, а он даже понятий не имеет – за что?

– Не сделал?! А вот это вот, – ненавистно посмотрел Рог на парня, приподнимая волосы, – это ты сделал, гаденыш.

Волосов не сразу сообразил, что хотел показать этот мужик бомжеватого вида.

– У меня там шрам! – взвизгнул тать, видя, что юноша не понимает, и бросился на врага.

Илья не ожидал такого напора. Мужик был ему по грудь, и парен спокойно мог бы удержать его на вытянутой руке. Вот только по этой руке только что здорово заехали когтями. Только тут Волосов увидел, что у бомжа длинные ногти, что больше напоминали хищные когти. Пальцы мелькнули перед лицом, чуть не задев глаза, но все, же оцарапав щеку.

– Умрешь, сука, – надрывался тать, пытаясь задеть мальчишку.

Плохо ему это удавалось. Правда все же удалось задеть гаденыша, и тать насел, стараясь уничтожить обидчика прежде чем объявиться Леший. Ветер усиливался, луна скоро уходила за тучи, а фонари, что и так не радовали ярким светом, начали мигать, с каждой секундой мерцая все чаще.

– Умри! – завопил Рог и ударил наотмашь несколько раз, надеясь, попасть в лицо или живот.

Илья еле успел отскочить и втянуть живот, чтобы когти не достали, а то куртка уже больше лохмотья напоминает. Но она, же его пока и спасает.

– Урод, – выплюнул слово Волосов и прямым ударил в челюсть.

Кулак врезался в лицо, заставляя бомжа отступить на шаг, и тут Илью прорвало. Он бил: яростно, исступленно, нанося удар за ударом. Тать мог только закрываться, уже не надеясь ответить в ответ. Удары сыпались, один за другим, не переставая. Ветер усилился до крайности, больше напоминая ураган, вот только он не сбивал с ног и не вырвал с корнями деревья, чтобы отпустить их на какую-нибудь машину.

– РОГ!!! – в мозг татя врезался голос, заставляя его скукожиться от страха. Он уже и забыл, что значит лесной царь в своих владениях.

Тут же еще один удар настиг бомжа, и он упал на землю, закатившись под какой-то куст. Волосов было бросился к нему, чтобы… добить? Это на секунду удивило парня, ведь раньше он не был таким кровожадным.

– Иля, – встревоженный голос достиг ушей, мгновения заставляя забыть об избитом мужике.

– С вами все хорошо? – подбежал он к спутницам, пару раз тряхнув головой, словно отмахиваясь от мух. – Маруся, он ничего сделать не успел?

– Нет, только напугал, – потупила глазки девочка. – Меня Щур спас, – она чмокнула пса в нос.

– Спасибо, приятель, – потрепал Илья кавказа. – Ты как?

– За тебя испугалась, – прижалась Леля к юноше. – Уже второй раз нам эта аллея грозит.

– Ничего страшного не произошло. Просто мужик выпил лишнего, – попытался он успокоить девушку, поглаживая по голове. – Думая, чем быстрее мы отсюда уйдем…

– Да, пошли, а то меня бабушка ждет, – маленькие пальчики ухватились за шерсть собаки.

– Ты еще за это заплатишь, сволочь, – выплюнул кровавый сгусток Рог.

Он успел уйти, прежде чем появился Леший. Он знал, что лесной царь не посмеет явиться перед людьми и сыграл на этом, ускользнув в кусты и побежав, что есть силы, подальше от этого места. Тать был зол: на ублюдка, что тот побил – а это смертельное оскорбление; на себя, что не смог усладить месть; на грязную шавку, что посмела не умереть от его удара; на мелюзгу, что закричала.

– Ничего, мы еще встретимся и вот тогда, ты заплатишь за все свои оскорбления, – утирался грязным рукавом Рог, сидя в небольшой пещере под корнями старого дуба, почти на окраине леса. Сюда Леший не пойдет, но и Рогу теперь нужно быть осторожным – лес умеет слышать и разговаривать очень быстро.