Читать книгу Роковая ошибка - Александр Романов - Страница 7

Спустя четыре дня. В здании “Столичных известий”.

В редакции уже вовсю кипела работа. С девяти до одиннадцати часов, как правило, все журналисты были обязаны предоставлять свои материалы для очередных выпусков. У кабинета главного редактора столпилась очередь. Дима, уже успевший одним из первых сдать материалы в верстку, поставил компьютер в режим очистки дисков. Отложив дела и, позволив себе пятиминутную паузу для того, чтобы сделать глазную гимнастику, он огляделся вокруг. В правом углу стола, на почетном месте лежали две старые, уже порядком потрепанные временем книги, одни из самых горячо любимых им романов «Три мушкетера» и «Граф Монте Кристо». С самого детства он зачитывался этими чарующими его воображение приключениями, однако в отличии, от своих ровесников, увлекающихся лишь сценами драк и сражений, Диму больше интересовали другие рисуемые пером великого автора этюды. Он был зачарован самой жизнью героев, их учтивостью, умением держать себя, их кротостью и самоотверженностью.

Его собственный материал уже вечером будет в газете, а следующим утром во всех городских киосках. За последнее время он написал очень много статей, проштудировал огромное количество журналов и книг, и сейчас пришло время «причесать двор и разгрести упавшие на газон листья». Винчестер стоящего рядом компьютера послушно шуршал, выполняя свою кропотливую работу, монитор переключился в энергосберегающий режим.

Дима взял лежавший на столе телефон.

– Почистим и здесь, – прошептал он, – пропущенные вызовы, исходящие сообщения, отчеты о доставке …

Неожиданно пролистывая экран, он натолкнулся на номер рабочего телефона Лены. Дима несколько раз пытался набрать ее номер и столько же раз отменял вызов. Ему, как всегда, было очень сложно забыть пережитые обиды. Впрочем, он также несколько раз порывался написать электронное письмо, однако, сложить все, что он чувствовал в стройные предложения было в сто крат сложнее. Поэтому он не делал ни того, ни другого. Как часто говорил он сам себе: «Помни самое лучшее», «Запоминай самое доброе», и каждый раз эти простые психологические установки никак не получалось воплотить в жизнь. Он был не в силах ничего с собой поделать. Не в силах бороться со своим естеством. Как часто бы он не думал о причинах такой болезненной реакции на обиды, каждый раз приходил к выводу о том, что эти инстинкты заложены очень глубоко в его душу, подобно тому, как закладываются в детстве в организм человека первичные инстинкты. В очередной раз ему, такому привычному к волевым, ответственным решениям не хватало сил, чтобы начать примирение первым.

Рабочий день тянулся мучительно долго. Время как будто специально растягивалось, таким образом, экзаменуя сотрудников на их стойкость к труду во имя корпорации.

Дима задернул шторы, чтобы спастись от палящих лучей солнца. Подойдя к кондиционеру, он включил его на полную мощность и передвинул направление его потока от себя подальше. Простудиться в такую теплую погоду было бы весьма нелепо.

– Эй, гениальный писатель! Ты что это там застыл как памятник? – послышался слегка хрипловатый голос сзади.

Дима быстро узнал тембр голоса друга.

– Задумался, дружище, ты же знаешь, со мной такое частенько бывает.

– Наверное, новый эпизод любовного романа? Шедевр, который, увы, никогда не суждено увидеть широким народным массам?

– Кто знает… Кто знает… под лежачий камень вода не течет. Главное не упустить шанс, который дает тебе судьба, вовремя рассмотреть его, – Дима обернулся и посмотрел на своего друга.

Илья был симпатичным, добродушным, но застенчивым с незнакомыми ему людьми молодым человеком: элегантная прическа, аккуратный аристократический нос, острый подбородок. Жаль, что его волевой вид совсем не соответствовал его темпераменту. С виду он производил впечатление уверенного в себе человека, однако на поверку, при первом же диалоге обнаруживалось, что в нем нет ни одной капли твердости. Он часто невпопад употреблял научные фразы, что периодически делало его смешным в компании друзей. Его собственная же скромная улыбка чаще всего сводилась к незатейливому вскидыванию бровей, что, впрочем, выглядело со стороны вполне мило и безобидно. Рабочие будни Ильи тянулись нескончаемой чередой служебных поручений в заботах о поиске нового материала для очередного выпуска издания. В любви он был не то чтобы несчастен, скорее просто неудачлив; ведь как бы сильно мы не хотели чего-либо в жизни, уж слишком многое порой и правда зависит от случайного стечения обстоятельств. Его первая девушка была несколько старше его и хотя смогла многому его обучить было очевидно, что подобному союзу само провидение не могло отпустить большого срока. Вторая – раздражала его постоянными рассказами о своих бывших молодых людях, в подробностях описывая даже интимные детали, третья – была, напротив, чересчур молода, ветрена и непостоянна, застукав ее однажды с другим мужчиной, Илья в тот же день бросил ее, до сих пор воскрешая в памяти недобрыми словами. Череда следовавших за ними подруг сердца тоже не оставляла ему ни малейшей возможности остановить свой выбор на ком-либо: одна слишком далеко жила, другая, по его мнению, так и не смогла овладеть искусством поцелуя, и он до сих пор вспоминал о том, как при этом божественном прикосновении его нижняя губа встречалась с ее зубами. Был у него и недолгий роман с молодой секретаршей, проходившей практику в их департаменте. Она была миловидна, длинные волосы и шикарный для ее возраста бюст разительно выделяли ее из толпы, иногда ему даже казалось, что никаких других женщин ему не надобно, однако, вскоре ее практика закончилась, а с нею ушла и любовь, которую Илья только начинал чувствовать. Номера телефона она не оставила и ему пришлось объяснить ее поступок лишь нежеланием продолжать отношения, и только одна мысль никак не давала ему покоя «Как же судьба могла посулить такое блаженство и затем притвориться, что вовсе ничего и не было…». В последнее время он немного сник от этого порочного конвейера чувств и все больше с головой уходил в работу. Впрочем, и она весьма редко отвечала ему взаимностью.

– Твоя беда в том, что ты боишься… – рассудительно заговорил Дима, посмотрев на него, поджав губы. – Пойди на риск, будь более уверенным в себе. Посмотри, как ты это делаешь, – Дима встал со стула и принял позу, которая была обычно характерна для Ильи. – Я, вот, здесь написал статью, мне кажется, она не очень то уж и хороша, но вдруг, кто знает, сгодится. Вот скажи мне, кто так предлагает свою работу? Больше вежливости и уверенности! Меньше слов паразитов. Смотри, как это нужно говорить. Дима снова встал и принял теперь уже комфортную для себя уверенную позу. – Здравствуйте! Не могли бы вы просмотреть мою статью? Мне кажется, это вполне может стать вашим лучшим материалом. Чувствуешь разницу?

– Тебе легко рассуждать. Говорят, в завтрашнем выпуске даже твое фото у статьи разместят. Ты вот, весь цветешь и пахнешь, и все у тебя получается. К самым известным людям тебя направляют интервью брать.

– Так поэтому и направляют, что нужно уметь себя подать, – парировал Дима, окинув приятеля своим блестящим, сосредоточенным взглядом.

– Ну и как именно мне нужно держаться? – Илья с жеманной игривостью вновь принялся подражать ему. Выглядело это довольно смешно и нелепо, но Дима воздержался от комментариев, чтобы не задеть чувств друга.

– Ну, почти… почти.. уже лучше! – придав голосу живость, он похлопал Илью по плечу и добавил со свойственным ему умением доходчивого изложения своих мыслей. – И галстук… галстук купи подороже! Нельзя экономить на самом важном мужском атрибуте, после обуви, конечно.

Отойдя в сторонку и отчасти обидевшись на язвительное поучение Димы, Илья сел за стол и, взяв карандаш, принялся делать хаотичные штрихи на листке бумаги. С десяти лет он увлекся рисованием: сначала это были простейшие наброски, состоящие из толстых линий и сюриалистических фигур, затем пейзажи, а потом и вовсе перешел на портреты, изображая своих любимых исторических персонажей: политиков, спортсменов, деятелей искусства. Работа над этими зарисовками расслабляла его, и он мог проводить за этим занятием многие часы, часто засиживаясь до самой ночи.

В этот момент к ним и подошел Георгий Валентинович, исполнительный директор «Столичных известий». Илья ретировался к зеркалу, репетируя свою позу и речь. Однако, как бы он не силился побороть столь свойственную ему робость, получался у него все тот же фокстрот нелепости.

– Дмитрий! Неплохая работа в «Электронном мире». Поставим ссылку на твое интервью с первой страницы. Думаю, правление решится подкинуть тебе еще одну важную миссию. А пока… Где же твой обещанный квартальный отчет? У тебя сорок минут! – заявил он своим низким каменным голосом и быстрыми шагами направился дальше по коридору, даже не дав возможности, вставить слово.

– Смуглянский … важная персона… Стоит только человеку получить назначение, как вместе с должностью приходят вечные спутники – заносчивость и гордыня, – прошептал Дима и, проводив директора взглядом, снова присел за свой компьютер. На экране появились иконки текстовых документов, где среди прочих особо выделялся один под названием «Для любовного романа», наброски его книги, которые он пока так и не решался никому показать. Самое страшное для любого автора – непризнание его книги. Можно перенести любую критику маленького рассказика, стихотворения, но нельзя перенести провал романа, которому ты отдал несколько лет своей жизни. До этого произведения в его творческих закромах были лишь десятистраничные детские сказки и незавершенные фантастические приключения.

Неожиданно для себя он снова невольно втянулся в работу над романом и начал печатать:

«Эта встреча должна была стать последней для них. Они стояли чуть поодаль, их глаза непрерывно смотрели друг на друга, моргая так редко, что организм стал включать защитную реакцию, смачивать их слезами. Все смешалось. Любовь, боль, грусть, осознание неизбежности разлуки. Все это угнетало как никогда. Судьба иногда бывает так жестока к людям. Мужчина и женщина, которые были так близки, вынуждены расходиться навсегда. Они разрывают последние тоненькие нити, которые связывали их когда-то. Отрывают умершие частички своего собственного сердца, которые никогда больше не смогут склеить»

Тем временем в компании “Электронный мир”

Блестящие, полированные двери лифта издали глухой звук и плавно распахнулись. Привычный седьмой этаж встречал Лену бегающими коллегами, шумно общавшимися между собою. Перегородок на этаже почти не было, а если где и были, словно случайно забытые дизайнерами перекрытия, представляли они собой всего-навсего небольшое стеклянное ограждение с тонкими пластмассовыми жалюзями. Под потолком в самом центре зала гордо красовались голубые неоновые буквы, составляющие название компании. Рабочие столы здесь буквально ломились от различных электронных приборов. Это был самый настоящий полигон, изобилующий различными устройствами, начиная от обычных электронагревателей и заканчивая сложными беспроводными телефонными коммутаторами. Первым распоряжением при вступлении на должность Подгорный обязал переместить Департамент опытно-конструкторских разработок на свой этаж, чтобы иметь возможность ежедневно самостоятельно контролировать ход работ по новым проектам. Кабинет директора находился в самом конце этого зала и поэтому, чтобы добраться до своего рабочего места Лене каждый день приходилось пробираться сквозь нескончаемый лабиринт из оборудования и бегающих из угла в угол людей. Вот справа показался рослый, жилистый молодой человек, руководитель группы развития. Он как обычно сухо поприветствовал ее и тут же пробежал мимо, всем своим видом демонстрируя свою озабоченность какой-то важной производственной проблемой. Вскоре навстречу ей зачастили дамы, референты директоров департаментов с нижних этажей. «Наверное, снова завалили мой стол своими нескончаемыми служебными и докладными!» – отрывисто вздохнув, подумала про себя Лена. Все они виделись по несколько раз в день, но только одна из них, помощница главного бухгалтера Светлана – стала ей настоящей подругой. Поставив свою сумочку рядом с креслом и быстрым движением включив компьютер, Лена заторопилась в дамскую комнату, где уже по обыкновению столпились у зеркала ее многочисленные коллеги. Мужчины обычно любят говорить о том, что в действиях женщины нет логики. Но происходившее здесь в этот момент как раз в пух и прах рушило эту теорию. С самого первого дня, как Подгорный стал директором, входные двери оснастили детекторами времени прихода и ухода сотрудников и, конечно же, все женщины сразу же смекнули, что вход через проходную еще не обязательно означает начало работы и сразу же устремлялись заниматься прихорашиванием своего внешнего облика. Седьмой этаж пользовался особенным спросом, ведь именно здесь, в дамской комнате, было самое большое и удобное зеркало. Войдя внутрь, Лена увидела привычное зрелище. Буквально повсюду сновали без умолку тараторящие дамы, причем говорили они во весь голос, совcем не стесняясь неприятной звонкости и громкости. На подставку под зеркалом ими было вывалено огромное количество пакетиков, бутылочек и всяческих тюбиков, кто-то даже захватил фен и средства для укладки. Запоздавшая уборщица, едва вошедшая в комнату, в тот же самый миг была зверски обругана секретаршей директора производственного департамента, и та с обиженным бурчаньем поспешила побыстрее удалиться. Закончив свой моцион по укладке, спустя несколько минут удалилась и сама секретарша (утро ей определенно не шло: побледневшее, полное веснушек лицо немного опухло, ноздри ее то раздувались от недовольства, то снова сужались от непонимания, темно-желтые, почти оранжевые волосы стояли дыбом, как бы сильно она не старалась уложить их. На рабочий день были настроены лишь проворные короткие ножки.

Лена осталась наедине со своей подругой.

– Вот мигера! – прошептала Лена.

На округлом лице Светланы заиграла улыбка, маленькие глазки забегали в игривом возбуждении, а тонкие губки тесно прижались друг к другу в заигрывающем стеснении. Всегда довольно просто, но весьма опрятно одетая, сегодня она было особенно хороша. Черные строгие туфли на высоком каблуке поднимали ее так высоко над землей, что со стороны казалось, что на такой высоте было бы безумно сложно даже устоять, не то, что целый день бегать по кабинетам. Темно-синее платье с довольно глубоким вырезом, который она имела обыкновение называть «вполне допустимым» заставляли многих оборачиваться при неожиданных встречах в коридорах. Белоснежную шею неизменно венчало агатовое ожерелье; в интимных беседах с Леной она как-то призналась, что ее коллекция этих украшений составляет почти двадцать экземпляров.

– На моего бывшего мужа похожа, – с тенью утренней усталости флегматично ответила Светлана, заканчивая последние штрихи своего макияжа.

С момента ее развода прошло уже почти три года, но она до сих пор продолжала олицетворять все плохое, имевшее место в этом мире с ее бывшим супругом. Их недолгий брак доказал, что привязанность к бутылке ее бывшего мужа оказалось гораздо сильнее, чем к ней самой. Рухнувший первый брак меняет женщину. Какой бы доброй, нежной и отзывчивой она не была, развод меняет абсолютно все: образ жизни, мысли, надежды и даже саму женскую душу. Какие бы установки не давала она себе, как бы не старалась не вешать ярлыков и не мазать все черным цветом, это неизбежно происходит. Подобно тому, как зима всегда неизбежно сменяет осень, женские надежды и мечты после первого развода больше никогда не смогут быть солнечными и жизнерадостными.

– Нельзя все время думать о плохом, Свет! – попыталась подбодрить ее Лена. Ты еще так молода, много чести, все время вспоминать его.

Светлана посмотрела на нее задумчивым взглядом, полным грусти и печали, было видно, как она в очередной раз пыталась сдержать себя, чтобы не продолжать болезненную тему о своем бывшем супруге.

– Думаешь так просто забыть этого негодяя? Этого мерзкого пьяницу? Ты все отдаешь ему, работаешь не покладая рук, торопишься домой сделать ужин, а что он? Транжирит заработанные тобой деньги на эту заразу! Что я только с ним не делала, ничего не понимал. А на свиданиях все они такие галантные… Тфу… Противно… Видит бог все бы ему простила, кроме этой бутылки. Все стерпеть можно, только не алкоголика у себя дома. Дай бог, тебе такой не попадется! – в сердцах произнесла Светлана и, окинув быстрым взглядом блестящие вишневым лаком ногти на правой руке, заторопилась к выходу.

Лена поправила воротник своей бежевой блузки и подошла к окну. Что-то было не так. На ее гладком лбу то появлялись то исчезали едва заметные морщинки, она постоянно покусывала нижнюю губу – и то и другое всегда выдавало ее возросшее нервное напряжение. Частые пушистые ресницы подались вверх, ее зрачки сузились и она бросила задумчивый, немного усталый взгляд в бесконечность. На столе в печальном одиночестве лежала визитка Димы, но не так то просто было вот так взять и позвонить ему.

– Я ничего такого не сделала. Уж слишком обидчивый, – без устали повторяла она про себя снова и снова.

Вскоре ей все же удалось найти выход из тяготившей ее душу ситуации, и он позволил ей хотя бы на некоторое время забыть о Диме. Открыв корпоративную почту, она принялась сортировать входящую корреспонденцию по специальным папкам. Назначенный ей к просмотру ящик с названием «Корпоративная почта» уже давно попал в многочисленные базы-данных и он, как в прочем и почти все остальные адреса в их компании, уже давно захлебывался от ненужных сообщений, подобно тому, как захлебывался от рекламных листовок доставки пиццы ее домашний почтовый ящик.

– Так… посмотрим… платные семинары … наращивание волос … курсы изучения иностранных языков… – Лена стала пачками удалять ненужные письма, как вдруг по селектору послышался голос начальника.

– Лена! Мне срочно нужен вчерашний факс из Екатеринбурга! – послышался голос директора, но Лена ушла в раздумья настолько глубокого, что не слышала его.

– Лена!? – Подгорный вышел из кабинета и, подойдя ближе, встал против нее. Только лишь увидев его перед собой, она вздрогнула и вернулась в реальный мир.

– Да-да, Виктор Николаевич…

– Ты слышала, что я тебе сказал?

– Что-то про Екатеринбург, – потупив голову и выказав непривычную для нее робость, пробурчала Лена.

– Ты здесь или где? – Виктор Николаевич нахмурил брови и, подойдя к ее столу и увидев в ее руках визитку Димы, добавил: – Так… понятно… – личные отношения наслаиваются на рабочие?

– Нет, что вы, я…

– Вы встречаетесь? – спросил он с улыбкой и теперь уже принял расслабленную позу.

– Всего два раза…

– Два раза это уже не один. Люди не встречаются просто так два раза. Моя жена говорит: – Один раз совпадение, два раза – притяжение, три раза – зависимость.

Лена опустила глаза, ее взгляд снова упал на визитку Димы.

– У нас произошло недопонимание…

– Так это же хороший знак!

– Не знаю, чувствую, что у нас что-то не так. Мы не подходим друг другу.

– Никогда не поймешь этого, не узнав человека получше.

– Все это не так просто, как кажется на первый взгляд, Виктор Николаевич.

– Разве? Постоянно слышу эту чушь! – взорвался директор.

Лена смутилась от резкого комментария Подгорного и уставилась на него, всем своим видом показывая, что готова внимать его ожидаемому продолжению.

– Действительно думаешь, что это сложно? Ты начинаешь напоминать мне моего заместителя по продажам. У него все всегда сложно и трудно. Смотри!

Взяв визитку Дмитрия с ее стола, он снял трубку телефона и набрал заветные цифры.

– Дмитрий!? Как поживаешь? Это Подгорный, Электронный мир… Да, мне тоже понравилось интервью. Я тебя немного по другому поводу беспокою. Понимаешь ли, моя Лена совсем отбилась от рук, сидит, теребит твою визитку, работа не ладится.

Лена покрылась красными пятнами от стыда и смущения и попыталась прикрыть лицо руками.

– Так вот, – продолжал Виктор Николаевич, – я был бы тебе очень благодарен, если бы вы уладили свои недосказанности, и Лена снова смогла бы вернуться к плодотворному труду… Ага… Вот и спасибо… Премного благодарен. Сейчас передам ей трубку.

Директор отключил микрофон на трубке и, строго, но доброжелательно посмотрев на Лену, добавил:

– Сложно??? – лаконично, риторически вопросил Виктор Николаевич.

Она кокетливо улыбнулась и мимолетным кивком поблагодарила начальника.

– То-то же… Доделаешь работу по региональным заказам и свободна на сегодня! – Виктор Николаевич жестом показал, чтобы она не заставляла Дмитрия ждать на линии, и стремительно ретировался в свой кабинет.

Этим же вечером они договорились о встрече.

Улица с миниатюрными малоэтажными домиками подсвечивалась лишь включенными сферическими лампами на фонарных столбах. Этот старинный квартал был излюбленным местом Дмитрия, почти буквально все здесь гармонировало с его мироощущением.

Легкий игривый дождик только что закончился, и асфальт покрылся темной, едва заметной водяной пленкой. Не имевшие ни трещинки, фасады зданий были ровно отштукатурены, и их гладкие стены от такой чистоты казались красочными иллюстрациями к старинным сказкам. Даже не присматриваясь к деталям этого монументального ансамбля, можно было с уверенностью сказать, что архитектурой этой улицы занимался влюбленный в этот квартал рачительный и заботливый хозяин. В миниатюрных клумбочках красовались, словно хвалясь своей красотой на светском приеме, королевские туи. Их темно-зеленый наряд был так очарователен, что Дима не удержался и, подойдя к одной из них, плавно провел своей ладонью по их благородной шерстке. Он восхищался этими растениями и считал, что эти статные хвойные царицы были вполне достойны украшать собой любые новогодние празднования, наравне соперничая со своими вечными конкурентами – елями.

В этот момент Дима и заметил приближающуюся к нему Лену. За двадцать шагов она казалось ему божественной светловолосой нимфой, за десять– прекрасной принцессой со сверкающими от любви глазами, вскоре между ними остался лишь один шаг, но они продолжали хранить молчание. Через мгновенье она положила руки на его плечи и заискивающе улыбнулась. Их губы приближались и, в конце концов, соприкоснулись в скромном, но очень трогательном поцелуе, от которого на лице ее в тот же миг разлилась краска смущения.

Что может быть более расслабляющим и сближающим девушку и молодого человека в моменты ссор и размолвок? Именно он и только он на самом деле притягивает сердца и связывает млеющие, словно от прекраснейшей музыки, души. Именно он рождает чувство трогательного сладострастия, раздувает гигантский костер сентиментальности всего от крошечной искры симпатии; словно зачаровывая влюбленных он обволакивает их каким-то незримым, но очень густым туманом нежности. Все это чары великого и чудодейственного волшебника, имя которому – поцелуй.

Ее правая рука, словно сама собой, потянулась к его пылающей щеке, а левая в темпераментном, но в тоже время кротком порыве стала обвивать его шею; по ее белоснежному лицу разлилась краска, выдававшая ее участившееся сердцебиение. Поцелуй длился всего несколько мгновений, но казалось, что пролетела целая вечность.

– Неужто и в этом наши симпатии совпадают? – наконец сказала она, оглядев величественных вечнозеленых красавиц и улыбнувшись своим ласковым взглядом, посмотрела него. На Лене красовались необычные своим багровым оттенком шелковые брюки и легкая розовая, облегающая ее манящую фигуру кофточка. Волосы ее были распущены и слегка развивались на ветру. К вечеру Дима тоже успел переодеться и облачиться в модную приталенную рубашку с короткими рукавами, поверху которой была накинута легкая коричневая ветровка.

– Ты права… – произнес Дима. – Обожаю этих зеленых цариц французских садов. Он сделал паузу, и красиво подбирая слова, запел своим любимицам еще более развернутые дифирамбы, попутно укоряя себя за никчемную поспешность в изложении того, что могло показаться ей совсем не интересным. Хочешь расскажу тебе о них побольше? Туи, – продолжал он, – вечнозеленые красавицы, своими плоскими побегами и чешуйчатой хвоей могут дать фору любому другому растению в садах. Их ветки, словно гордясь своим аристократическим происхождением, величественно поднимают свои кончики к вершине, прижимаясь своей хвоей к стеблю. Они тянутся вверх, к солнцу, к свету, потому что сами хотят приносить радость и свет в этот мир, где они родились. При всем при этом, туя совсем не зазнайка. Она не так уж и требовательна и посему люди еще издавна с благодарностью высаживают ее, в том числе и в задымленных городских районах, делая изюминкой любого озеленения.

Лена внимательно, не перебивая, слушала Диму, периодически ловя себя на мысли о том, как ему удавалось иметь подобные энциклопедические знания почти по любым вопросам. И все же, несмотря ни на что, ей, конечно же, было приятно находиться рядом с таким талантливым, поэтичным и романтически настроенным молодым человеком, так искусно владевшим родным языком.

– Ты просто талант! – похвалила его Лена и уважительно закивала головой. – Если бы все журналисты могли так красиво излагать свои мысли.

– Вообще-то я еще и писатель, – с немного уязвленным чувством собственного достоинства, но, ничуть не обидевшись на нее, прибавил Дима.

– А-а-а, прости, я не знала. Мне кажется, сейчас абсолютно невозможно пробиться в книжную среду, все места под солнцем на полках уже давно заняты.

Она бы с удовольствием продолжила беседу о его дарованиях, однако в глубине души она совсем не была уверена в его способностях. Двое из ее прежних молодых ухажеров тоже любили в разговоре похвалиться своими неординарными литературными способностями, только по первым же их любовным посланиям она сразу поняла, что их мечтам не суждено было осуществиться.

– Верно. Но ведь эти авторы тоже были молодыми. Когда-то и в них тоже не верили, и, высокомерно заявляя, что они не интересны, захлопывали перед ними двери, оставляя их в одиночестве со своей трагедией и крушением надежд, – настаивал Дима, которому, как и любому творческому человеку было очень тяжело слышать болезненное суждение, рубившее на корню первые, еще такие робкие шаги к исполнению своей заветной мечты. Ведь для того и существуют мечты, чтобы человек мог поверить в невозможное.

– Верно, – сухо ответила Лена, у которой в этот вечер совершенно не осталось сил на даже крошечный спор или аргументированную дискуссию. – Знаешь, если честно я сегодня так устала на работе, что мне хочется просто расслабиться и ни о чем не думать. Лена скользящим движением провела ладонью по своему лбу, затем виску и щеке. Она и впрямь выглядела уставшей. Ее глаза порядком утомились от напряженного чтения документов, и красные тоненькие прожилки нещадно выдавали ее скопившееся за день напряжение.

Где-то вдалеке, там на другом конце пустеющего на глазах бульвара, послышался, аккомпанированный нежными звуками рояля, бархатный баритон; сойдясь в экстазе они повествовали о прекрасной, но неразделенной любви.

Дима огляделся вокруг и, заметив вдалеке мерцающую вывеску многозального кинотеатра, учтиво предложил ей последовать туда и выбрать любой понравившейся ей фильм.

– Что ж, тогда давай выберем что-то легкое и смешное, – предложил Дима, когда они уже приблизились к кассе.

Лена закивала головой и в тот же момент увидела анонс комедии, на которую она так давно хотела пойти с подругами, но так и не нашла времени осуществить это мероприятие.

Им повезло. Начало ближайшего сеанса должно было состояться с минуты на минуту.

Молоденький кассир, видимо подрабатывающий в кинотеатре студент старших курсов, в ярко-красной майке с символикой заведения, протянул им два белых билета из плотного картона и пожелал приятного просмотра.

Фильм, как и многие другие, гордо именуемые современными режиссерами, комедией, оказался весьма посредственным. Несмотря на это, Лена и Дима все равно прекрасно провели время, периодически подшучивая, и додумывая сцены там, где, по их мнению, у режиссера и сценариста не хватило полета фантазии. Там же, во время финальных титров они успели условиться в следующий выходной познакомиться с родителями. Дима, к полному удивлению для Лены, сделал это предложение сам. Данное обстоятельство не могло не радовать ее. Ведь желание молодого человека познакомиться с семьей во все времена показывало серьезность намерений, что не могло не импонировать ей.

Проехав по опустевшим под покровом ночи московским дорогам, они быстро оказались у подъезда ее дома. Они сидели в машине и никак не могли расстаться. Эти немногочисленные, но полные внезапно вспыхнувшего романтизма, встречи успели очень сильно сблизить их, и позволили им найти гораздо больше общего, чем казалось на первый взгляд.

На улице заметно похолодало, и лобовое стекло машины начало запотевать. Лена изящным движением указательного пальца нарисовала большое сердце и две буквы «Д» и «Е» под ним. Она подвинулась ближе к Диме, который чувствовал себя немного неловко, делая вид, что внимательно следит за тем, не мешает ли их машина проезду по улице. Меж тем, Лена протянула левую руку и снова обняла его за шею.

– Пожалуйста, будь ко мне поближе, – прошептала она, волнительно похлопывая своими длинными ресницами – это был замечательный вечер. Так хочется, чтобы он завершился также волшебно.

Наконец Дима все же набрался смелости, повернул к ней голову и следующие минуты заворожено рассматривал ее, ему казалось, что лицо ее источало какое-то особенное, заметное только ему и ощущавшееся всем его телом, сияние; только спустя несколько минут ему удалось вернуться с небес на землю, и он прошептал:

– Это тебе спасибо! Ты сделала прекрасными эти минуты… этот день… этот месяц…

Она взяла его левую руку и потянула к своей груди.

– Никто не видит! Уже поздно! Я же вижу, куда ты смотришь, – улыбнулась Лена и направила его ладонь прямо к своему сердцу. Его рука пробралась сквозь блузку и оказалась на ее теплом теле. Лена сделала глубокой вздох и в умилении закрыла глаза. В этот момент сладострастного приближенья и ощущенья ее пылкого тела, он почувствовал себя тонущим в созвездии ее ароматов: едва уловимый пикантный запах духов, в романическом вальсе сливался с ее собственным благоуханием, словно тончайшей нитью исходившим от ее бархатистой кожи. – Приятно чувствовать тебя вот так близко, – нежно прошептала она и почувствовала, как Дима все сильнее наклоняется к ней. Подлокотника между сидениями в машине не было, и он мог почти приблизиться к ней всем своим телом, но Лена вовремя опомнилась.

– Стой, Стой, Стой, это в другой раз! Здесь неудобно.

– Да, конечно. Ты права, – встрепенулся Дима и снова выпрямился на своем сидении. – Уже поздно. Завтра тебе на работу.

– И тебе тоже…

– Думаю, сегодня мне не заснуть…

– Почему это? – Лена попыталась изобразить удивление, хотя в глубине души прекрасно понимала, о чем он.

– Буду думать о тебе. Знаешь, как не просто заснуть после свиданий с тобой, – Дима редко пускался в подобные чувственные откровения, но в этот мгновение у него словно произошло короткое замыкание. – Я не знаю, что происходит, но ты не выходишь у меня из головы. Ты ворвалась ко мне в душу и окопалась там. Я все время думаю о тебе. Твои духи, твоя одежда, твой голос – все это сводит меня с ума.

– Ты мне тоже очень нравишься, – заигрывающе поддержала Лена, проворно моргая своими манящими угольными ресницами.

– Спасибо!

– Мне пора, – Лена поправила кофточку и прихватив сумку с заднего сиденья, добавила – Значит, в субботу вечером жду тебя в гости.

– Да. Но если честно… я волнуюсь, мы совсем недавно познакомились… Все так быстро…

– Не волнуйся, все будет хорошо, – она нежно поцеловала его в щеку и дернула за ручку двери, но та не поддалась. – Не хочешь отпускать меня?

– И я, и машина, – улыбнулся Дима – Нужно потянуть еще раз.

– А! – поняла Лена и, открыв дверцу, вышла из машины – Пока…

Но Дима все же не удержался и, стремительно открыв дверь, побежал за ней. Он еще раз крепко заключил ее в свои объятия и поцеловал так страстно, как никогда раньше. Их губы слились в едином порыве, а руки заскользили по шее и щекам. Какая-то особенная томность разлилась по их лицам, сердца стали биться еще сильнее, разгоняя разгоряченную кровь по всему телу.

– Вот она любовь! – послышался сзади голос прохожего, нечаянно узревшего минуты сладостного свидания, и Лена с Димой в смущении отстранились друг от друга.

– До свидания… До следующего свидания! – прошептала она и зашла в подъезд.

Усталый после долгого и насыщенного дня, Дима легкой поступью устремился к машине. Пленяющий аромат ее духов, их жадные до изнеможения ласки, обжигающие своей страстью поцелуи, еще долго томили его сознанье, доводя его до безумия, которое ощущает каждый человек открывавший для себя настоящую любовь.

Что за поразительная, невероятная штука – жизнь: иногда так хочется, чтобы она пролетала быстро-быстро… как реактивный самолет, не давая даже успеть осознать происходящее, а иногда хочется, чтобы плелась подобно крошечной улитке, так чтобы каждой секундой можно было бы наслаждаться годами.