Читать книгу Сын ведьмы - Александр Седых - Страница 4

К линии фронта прибыли только в середине августа. Эскадрон разгрузился на ближайшей станции к линии фронта и за дневной переход добрался до своего полка. Казаков послали усилить пехотную часть, что готовилась к наступлению.

Полк располагался на окраине маленького селения. В пяти километрах от русских позиций окопались австрийские войска. Враг отступил заранее и хорошо закрепился на высотах – окопы полного профиля, пулемётные точки в блиндажах.

Командование полка только и дожидалось подкрепления, чтобы атаковать австрийцев. Кавалерийский эскадрон подошёл к вечеру. Завтра к полудню должна ещё подтянуться от станции последняя пехотная рота. На следующее утро можно и в атаку идти. Главный штаб торопил с наступлением.

Казачий эскадрон, спешившись, расположился на другой окраине села. Вдоль дороги невысокий плетень из ивовых прутьев отгораживал огороды. Коней привязали к колышкам плетня, а казаки длинной шеренгой выстроились на противоположной обочине. Из штаба пришёл офицер с полковым писарем, проверить личный состав. За ними увязался священник, вечернюю молитву прочитать, дух боевой подкрепить необстрелянным бойцам.

Алексею сразу не понравился плюгавенький офицерик. На подходе к строю казаков он прицепился к пробегающему мимо солдатику, который недостаточно чётко отдал воинскую честь, и отхлестал того сложенными перчатками по лицу. Пехотинец лишь вытянулся перед старшим по званию по стойке смирно и безропотно вынес трёпку. По-видимому, штабной офицер хотел показать прибывшим казакам свою значимость. Щупленький дворянчик чувствовал себя неуютно рядом с рослыми усатыми казаками.

Картина беспричинного избиения рядового бойца вызвала у Алексея омерзение. Наёмный конопас стоял в самом конце строя и сильно отличался от приписных казаков. Все носили фуражки с красным околышем, белые рубахи и синие штаны с широкими малиновыми лампасами. А у Алексея на голове чёрная папаха, рубаха его тоже чёрная, и штаны без лампасов. За спиной стандартный кавалерийский карабин, слева на боку казачья шашка, но вот справа, не по чину, кобура с офицерским револьвером, а за спиной на поясном ремне, совсем уж не по уставу, скрещённые чехлы с двумя ножами. Ещё один, с короткой плоской рукоятью, прятался за голенищем сапога, но его сразу и не заметить. Странно выглядели и зачернённые металлические детали формы: ременная пряжка и пуговицы.

Двигаясь вдоль строя за важным штабным офицером и казачьим есаулом, толстенький писарь находил в списке фамилии бойцов и помечал карандашом. Когда дошли до конца шеренги, заскучавший офицерик оживился. Наконец попался объект для издевательств. К вольным казачкам цепляться по мелочам было боязно, а тут бесправный басурманин попался.

– Конопас, Алексей Ермолаев, – представился, как положено, боец.

– Вольнонаёмный, – нашёл имя в конце списка писарь и поставил напротив жирную галочку.

– Басурманин, почему форма мятая, сапоги не чищены?! – возмущённо завизжал строгий офицер.

Остальные казаки давно к строю приучены, много раз в смотрах участвовали. Поэтому складки на форменных рубахах разглаживали, лишние сзади под ремень прятали. Сапоги от пыли очистили и ваксой натёрли. Алексей же лишь пыль стряхнул, к вонючей ваксе даже не притронулся. Рубаху плотно не натягивал, зачем движения сковывать? Да и стоял он не по стойке смирно, картинно не напрягался.

– Чо шумишь зря, дядька? Напускная красота на войне ни к чему, – ошарашил штабную крысу чернявый басурманин, последней фразой процитировав старого наставника.

Мелкопоместный дворянчик чуть не задохнулся от гнева: на стянутой тугим воротником кителя худосочной шейке вздулись вены, бледное надменное лицо побагровело, глаза вылезли из орбит, как у рака варёного.

– Я штабс-капитан Хаусхофер! Изволь, солдатское быдло, обращаться к старшему офицерскому чину по уставу!

Дворянин замахнулся отхлестать хама сложенными перчатками по щекам, но в страхе замер. Зрачки басурманина, как два чёрных револьверных дула уставились в холёную усатую морду офицерика. Волной смертельного могильного холода повеяло от застывшего истуканом странного казачка.

Есаул подшагнул ближе и громким шёпотом подсказал неопытному казачку уставное обращение:

– Ваше благородие…

– Я, вашбродь, не на парад прибыл, – Алексей вспомнил, как на станции солдаты сокращали обращение к своим командирам. – Ты меня, вашбродь, в разведку пошли, там и поглядишь, каков из меня боец.

Есаул горестно закатил глаза и, шумно выдохнув, строевым шагом встал между взбешённым офицером и рядовым, загородив глупого пацана спиной:

– Ваше благородие, господин штабс-капитан, вы молодого казачка строго не журите, он ещё к воинской субординации не приучен. Но веры православной, а за царя и отечество не пожалеет живота своего. Он у нас конопасом только по списку числится, а так – лучший пластун.

– Лучший пластун, говоришь, – с трудом совладав с внезапно накатившей волной страха, штабс-капитан задумал пакость. – Тогда добавь басурманину опытного напарника и отправь, как стемнеет, в разведку. По фронту у нас справа холм с дотами, слева лес заболоченный. Между ними узкая степная полоса. Пусть пара пластунов конно подскачет ближе, лошадей оставит в кустарнике, а дальше уж километр на пузе по чистому полю проползёт, разведает подходы к окопам. Нет ли проволочных заграждений и рвов? Сколько пехоты в окопах? Через день, вашему эскадрону там оборону австрияков прорывать.

– Степана Фролова с мальчишкой пошлю, – доложил есаул. – Опытный казак, в Японскую заслужил солдатского Георгия. Всё высмотрят, ваше благородие, и к утру доложат.

– Не оплошай, басурманин, – искоса зыркнув глазками, злорадно усмехнулся штабс-капитан. Он знал, что накануне в той злосчастной полосе напоролось на засаду отделение разведчиков из пехоты, только один раненый уполз через болото, остальные все там полегли. Но этими сведениями офицерик с казачками делиться не собирался. Пусть покажут удаль молодецкую, пластуны хвалёные.

А когда чуть отошёл от строя казаков, обернулся к семенящему по пятам писарю.

– Семён, проведи по ведомости этому басурманину денежную выплату за месяц, авансом. Но без моего приказа деньги не выдавай, попридержи пару деньков.

– Так точно, ваше благородие, всё исполню, – понимающе кивнул канцелярский прохиндей. Деньги покойничку на том свете не пригодятся, а казне всё одно, когда жалование платить.

После обхода строя штабным офицером, дошла очередь до полкового священника. Дородный бородатый поп встал напротив шеренги казаков, достал из походной сумы псалтырь в потёртом кожаном переплёте и зычным голосом начал читать молитву.

Молебен проходил обыденно, казаки, сняв фуражки, дружно крестились, многие шептали слова знакомой молитвы. Поп только обратил внимание на черноволосого басурманина в самом конце шеренги. Показалось, что от звуков православной молитвы чёрного басурманина коробит, даже дрожь по телу идёт.

Алексей не любил посещать церковь, ментальные вибрации рвали душу ведьминому сыну. Он с трудом унял дрожь пальцев, расстегнул ворот рубахи, достал серебряный крестик, что подарил ему крёстный отец. И стоило Алексею приложиться губами к заговорённому талисману – будто студёной водицы из родника испил! Моментально исчезло разрушительное воздействие чужого влияния, и мощные ритмические волны от монотонных распевов стали накачивать божественной Силой внутренние резервы организма. Алексей еле сдержался, чтобы не оторваться от земли и не воспарить над строем. Вот где неожиданно пригодились упражнения волевых усилий, только не физического тела, а ментального. Алексей с трудом направил излишки Силы в землю.

Никогда ещё простая молитва не облегчала казакам душу так, как в этот вечер. Необыкновенную лёгкость в теле почувствовали все молящиеся, будто божественная благодать коснулась каждого. Поп увидел, как после целования нагрудного крестика просветлел лик чернявого басурманина, каменная маска растворилась в по-детски счастливой улыбке. И душа священника тоже возрадовалась, с плеч словно пуд груза сняли. Свежий вечерний воздух пьянил, голос зазвучал особо громко и торжественно. Приятно было сознавать, что ошибся в оценке молодого казачка. Православным паренёк оказался, истинно верующим, а мандраж был из-за страха перед первым боем. Видно, сильно переживал необстрелянный боец. Как слышал поп, мальцу этой ночью в разведку идти.

– Ох, и славно ты, Онуфрий, молебен поёшь, – с чувством похлопал полкового попа по плечу есаул по окончании священного действа. – Аж телом к небесам воспарить восхотелось. А как ты, батюшка, относишься к тому, чтобы закрепить воздействие молитвы? У меня трёхлитровый сосуд «святой воды» припасён, и скоромная пища на закусь найдётся.

– Отчего же и не закрепить, – огладил бороду боевой поп. – Мы не на посту. А молебен сегодня действительно удался на славу.

Из полкового обоза на ужин подвезли горячую кашу. Как стемнело, по приказу офицера есаул отправил пластунов в разведку. Бывалый казак Степан Фролов пошёл за старшего.

– Дядька Степан, может, пеши двинем? – предложил оставить коней Алексей.

– Не-е, четыре версты пешака топать далековато, – лениво отмахнулся казак. Он был уже в летах и видел свой резон. – Может, от погони быстро отрываться придётся. А мы прыг в седло – и быстрее ветра! К позиции тихо впотьмах прокрадёмся, а там и луна взойдёт. Обратно уходить будем при лунном свете.

– Сегодня полнолуние, – поднял к звёздному небу взор Алексей.

Он бы предпочёл отправиться в стан врага в одиночку. При свидетеле по-настоящему тайную внутреннюю Силу не проявишь, только бесшумной походкой, зорким взглядом, да острым слухом можно похвастать. Ну как, при таких ограничениях, воинскую доблесть показать?! А пацану сразу же в первый боевой выход хотелось заслужить медальку солдатской славы, такую же, что железным крестом красовалась на груди казака.

– Дядька Степан, а ты в Японии тоже в разведку конно ходил?

– В Японии не довелось, – важно покрутил пальцами ус бывалый казак, – а в Маньчжурских степях хаживал. Там просторы бескрайние, без коня пропадёшь. Казак без коня, что пехотинец без сапог – воевать тоже можно, но только на пузе ползая. Кстати, видел я, как ты лихо скакать умеешь, а по-пластунски обучен? Нам шуметь никак нельзя.

– Крёстный отец всем премудростям обучил, – скромно кивнул пацан.

– Сегодня получишь настоящее боевое крещение, – хохотнул казак. – Делай, как я – не пропадёшь.

Опытный разведчик остановился, слез с седла, достал из притороченного мешка ворсистые тряпки с верёвочными завязками.

– Я тут и для напарника цыганскую хитрость припас, – протянул он часть Алексею. – Давай, копыта обматывай, чтоб подковы не цокали. Нам в ночи тише конокрадов красться надо.

Обвязав копыта коня, казак снял с себя всё оружие, а поверх белой рубахи надел короткий синий китель. В темноте тот казался чёрным. Ножны с шашкой привязал к луке седла.

– Пластуну ножом сподручнее, – объяснил молодому старослужащий. Короткий кавалерийский карабин, сильно ослабив ремень, закинул за спину, но стволом вниз. – Так изготовиться стрелять ловчей.

Казак показал, как быстро передвинуть карабин со спины к плечу.

– Я и с одним наганом могу, – оставил вместе с шашкой висеть на луке седла карабин Алексей.

– Револьвер не по уставу, – позавидовал вольному стрелку приписной казак. – Случись, какая стычка, сперва нож в ход пускай. Метко кидаешь?

– Не промахиваюсь, – хвастливо вскинул подбородок юноша.

– Слыхивал о тебе многое, – проворчал казак, испытующе глядя на парня. – Даст бог, воочию повидать не придётся. Сегодня наше дело – быть ниже травы, тише воды.

Выехали в чисто поле, серыми тенями осторожно двинулись сквозь непроглядную темень. Лишь когда достигли разрозненных островков кустарника, на краю небосвода показался жёлтый диск луны. Тишина вокруг стояла мёртвая. Пару раз в стороне ухала сова, охотясь на мышей.

– Тихо-то как, – настороженно вертел головой вокруг Алексей. Когда он в донской степи выходил в ночные рейды, было значительно шумнее. Видно, распугали зверьё люди.

– Оставим коней тут, – слез с седла казак, – дальше ужами поползём. До позиций врага ещё добрая верста.

– Да нет, дядька Степан, всего лишь пару сотен шагов до ближайших окопов, – прощупав пространство потоком Силы, уверенно известил Ведьмин Сын.

Степан выглянул из-за кустов, в слабом лунном свете осмотрел открытое пространство. Ровное тёмное поле простиралось до далёких отсветов костров, что жгли в окопах.

– Вроде нет никого близко, – напряжённо всматривался в ночь казак.

– Впереди два десятка тел копошатся, не спят, перешёптываются, – не сходя с коня, застыв в седле истуканом, тихо уточнил видение Алексей.

– Да не почудилось ли тебе? – напрягая слух, не поверил напарнику разведчик.

– Ещё со стороны холма конные тихо крадутся, – не оборачиваясь, огорчил паренёк. – Три десятка. Поперёк нашего пути направляются.

– Отсекают? – тихо охнул Степан. Верить не хотелось, но уж больно уверенно Ведьмин Сын дислокацию излагает. Не станет же просто так врать?

– Слева от нас, в пяти шагах, пехотная винтовка в кустах лежит, и земля густо кровью пропитана, – протянул ладонь с растопыренными пальцами Ведьмин Сын. – Свежая кровь, вчера в ночь пролита.

– Волк ты, что ли – вчерашнюю кровь учуять? – не поверил казак сразу, но, осторожно раздвигая ветви, сделал в указанном направлении пять шагов.

Под ногу попало присыпанное листвой ложе винтовки. Присев, казак и сам ощутил слабые запахи ружейной смазки и запёкшейся крови на потревоженной листве. Надломленные ветки кустов опустились до земли. Если паренёк в последнем прав оказался, то, значит, и остальных врагов звериным чутьём верно обнаружил.

– Тикаем, паря! – уже не скрываясь, ломанулся назад через кусты Степан и с разбегу вскочил в седло. – Засада!

Прикрыв свой отход густым кустарником, казак погнал коня в степь. Позади полыхнули вспышки выстрелов, воздух сотрясла ружейная стрельба. Но палили вслепую, пули свистели высоко над головами беглецов.

Однако дьявольский смысл в поднятом шуме стал понятен чуть позже.

– Всадники вытянулись цепью и ускорили бег коней! – крикнул товарищу всевидящий Алексей. – Успеют перерезать дорогу назад. Без боя не прорвёмся.

– Уходим вправо! Проскочим по кромке леса!

В одиночку Алексей легко ускользнул бы от погони, но у старого казака конь был не из лучших. А вот австрияки летели как ветер – отборные всадники.

– Венгерские уланы! – в отблесках лунного света распознал фигуры преследователей намётанный глаз казака. – От этих степью не уйдём! Давай, к лесу заворачивай!

Однако загонщики знали своё дело. Как только беглецы нырнули под кроны деревьев, ноги их скакунов увязли в густой глубокой грязи – лес оказался до самого края затоплен водой. Кони еле передвигались между стволами лесных исполинов, увязая до середины ног в чёрной жиже.

– Всё, влипли, паря! Бросаем коней, пеши уходим!

– Я своего Сивку врагу не дам! – взъярился молодой боец. – Дядя Стёпа, отходи вглубь болота, я прикрою!

– Эх, дурень! – Степану некогда было переубеждать упрямого мальчишку, а бросать глупыша одного воинская честь не позволяла. Как потом казакам в глаза смотреть будет? – Уланы в нас не стреляют – живьём хотят взять! Шашкой бейся – дольше продержишься!

– На войне нет правил! – со странным задором выкрикнул Ведьмин Сын и, ухватившись за свисавшую ветку, легко вспорхнул на дерево.

Стоило парню исчезнуть в густой кроне лесного исполина, как среди стволов замелькали со всех сторон тёмные силуэты всадников. С противным чавканьем, натужно раздвигая копытами липкую жижу, чёрные фигуры стягивали кольцо окружения.

– Русс, сдавайся! – прозвучало последнее предупреждение.

– Казаки не сдаются! – выхватил шашку Степан и первым устремился на ближайших врагов.

Кони тяжело сблизились, зазвенели клинки. Казак схватился сразу с двумя уланами.

Внезапно прямо над головой грохнули револьверные выстрелы. Семь тёмных фигур уланов безжизненными куклами выпали из седла. Противники казака тоже оказались в их числе.

На всполохи от выстрелов из нагана, по густой кроне дерева, уланы ударили из всех стволов. В воздухе закружились срезанные пулями веточки, щепки коры, ошмётки листьев. Лес наполнился грохотом, вспышки алого пламени высветили десятки искажённых злобой физиономий.

Степан вскинул шашку и направил коня на очередного врага. Однако быстрого сближения не получилось, конь еле перебирал копытами по чавкающей грязи. Да и венгры больше не горели желанием брать строптивых казаков в плен. Улан торопливо вскинул карабин и выстрелил.

Пуля ударила Степана в грудь, опрокинув назад. Тело казака медленно сползло с седла в левую сторону, но запутавшаяся в стремени правая нога не дала упасть. Степан свесился головой вниз, фуражка свалилась в мутную жижу, казачий чуб макнулся в воду. Степан из последних сил попытался ухватиться рукой за край седла. Захлебнуться смрадной болотной грязью не хотелось. Уж лучше смерть от пули, чем попасть в утопленники.

Глядя из-под брюха коня на перевёрнутый мир, Степан с удивлением увидел, как рядом шмякается в грязь тело улана. Причём как-то странно – порубленным на куски!

В мёртвой тишине по-особенному звонко клацает затвор кавалерийского карабина.

Выстрел! Грохот разорвал тишину, вспышка подсветила воду в паре метров от Степана.

Следом быстрая череда клацанья затвора сменялась звенящим в ушах грохотом выстрелов. Словно бахали винтовочными патронами из огромного револьвера.

Степан краем глаза уловил падающие с коней тени. Четыре скорчившиеся фигуры вывалились из сёдел. Стремительная расплывчатая тень метнулась вверх, в крону деревьев.

Вразнобой загрохотали ружейно-пистолетные выстрелы. Рой пуль с чавканьем вгрызся в конское мясо. Животные с жалобным ржанием завалились на бок. Лошадь улана приняла почти весь шквал свинца, но и в бок казачьего коня впились острые зубы смерти.

Повезло ещё, что конь не придавил своей тушей Степана, упал на другой бок. Казак вскрикнул от боли в правой лодыжке и оказался лежащим спиной на дёргающемся в предсмертных судорогах крупе коня. Копыта взбивали воду, и холодные волны плескались в щёку раненого казака. Мир вздрагивал и дико визжал от боли. Весь лес наполнился жуткими звуками, очень похожими на крики животных, но так умеет орать только смертельно испуганный человек.

Выстрелы больше не звучали – уланы разрядили оружие, а на зарядку у них времени уже не было. Чёрная тень смертоносного монстра прыгала с одного крупа коня на другой, в клочья разрывая тела всадников сверкающими в лунном свете стальными клыками. Откушенные железными зубами головы и руки сыпались в тёмные воды болота, а ненасытная кровожадная тварь перескакивала на тело очередной жертвы. Чёрный зверь пролетал по воздуху размытой тенью, материализуясь за спиной нового мертвеца, ибо длинный сверкающий клинок уже торчал из его разваливающегося на части тела.

Последние уланы попытались удрать, но копыта лошадей вязли в липкой трясине, и чёрная тень смерти играючи настигала беглецов. Самый крайний сумел-таки втолкнуть дрожащими пальцами патрон в карабин, он даже успел вскинуть приклад к плечу. Но чёрный монстр неуловимо быстрым движением взмахнул тёмной дланью, и сверкнувший сталью длинный коготь, молнией пролетев десятки метров, пробил череп улана.

Чёрная фигура размазанным в воздухе росчерком метнулась к последней жертве. С хрустом выдернула сталь из черепа и призрачной тенью воспарила ввысь.

Через секунду неведомая сила нежно охватила бока Степана и приподняла над трупом коня. В лунном свете блеснул стальной клинок ножа, и ремень, удерживающий ногу в стремени, распался.

– Держись, дядя Степан, сейчас кровь остановлю и раны затворю, – над лицом казака склонился зачернённый лик демона. Тёплые капли свежей крови чёрными слезами скатились по его щекам и капнули на лоб казака. Глаза Степана встретились взглядом с двумя бездонными чёрными колодцами, со змеиным шипением сознание провалилось в бездну. – Ты спиш-ш-шь…

Очнулся Степан от резкого, остро колющего запаха. Старческое лицо с аккуратной бородкой чуть отстранилось. Седые волосы выбивались из-под белой шапочки с красным крестом.

Доктор в белом халате закрыл пробкой стеклянный пузырёк и отошёл в сторону.

– Господа, у вас одна минута на расспросы, раненый потерял много крови и очень слаб.

Над изголовьем кровати склонился казачий есаул.

– Фролов, ты меня чуешь?

– Живо-о-й? – сиплым шёпотом удивился выживший.

– Ты последний рейд помнишь? – участливо тронул разведчика за плечо есаул.

– Сму-у-утно… – поморщился от ожившего в памяти кошмара казак.

– Вы с Ермолаевым на австрияков напоролись, когда к их позициям крались, или уже на обратном пути?

– Сразу… в засаду… попали, – собравшись с силами, доложил Степан.

Из-за спинки кровати в поле зрения выдвинулась фигура штабс-капитана.

– Я же говорил, что врёт ваш басурманин, – не ходили пластуны по тылам. Стрельба ещё до полуночи началась.

– Но пришли-то они под утро, – нахмурился есаул.

– Отлёживались где-нибудь до рассвета, – беспечно отмахнулся штабс-капитан. – Вон и доктор сказал, что казак крови много потерял.

– Степан, так вы точно не успели ничего разведать? – допытывался настырный есаул. – Вспомни, от этого жизнь всего эскадрона зависит.

– Прости… не сумели, – повинился раненый казак.

– Наврал всё мальчишка! В герои захотел! – визжал, брызгая слюной, штабс-капитан.

– Герой… меня из ада вытащил… – попытался приподняться возмущённый несправедливыми нападками штабного офицера, казак.

– За то отдельное спасибо скажем, – успокаивающе положил руку на плечо раненого есаул и, уже чуть отойдя в сторону, сквозь сжатые зубы добавил: – А за брехню пацана бы выпороть хорошенько надо.

– Под трибунал отдать дезинформатора! – подскочил разбушевавшийся штабник. – Он мне тут всю полевую карту значками изгадил.

– Но ведь пушки на обратном склоне холма и пулемётные доты на вершине правильно обозначил? – не укладывалось в голове есаула.

– Да кто это подтвердит?! – не унимался штабс-капитан. – Про артиллерийские позиции и доты нам местные крестьяне рассказали. Их туда на работы сгоняли. Так они в картографии не сильны, горазды только на пальцах дули крутить. Ваш казачок мог от них наслушаться, а потом себе в заслуги записать. Намалевал наугад крестиков и кружочков.

– Но про пять пулемётных точек в окопах степной полосы никто не упоминал? – продолжал сомневаться есаул. – А нам завтра там фланг рвать.

– Так за вами ещё пехотный батальон на прорыв пойдёт. Вместе сдюжите, – пренебрежительно фыркнул штабной. – Вас же не на доты гонят. По холму наша артиллерия отработает, и полк в ложную атаку пойдёт.

– Задумка в штабе хорошая, – почесал затылок есаул. – С фланга ударить, оно, конечно, сподручнее. Но ежели на пять пулемётов эскадрон поведу, всех казаков положу.

– Да откуда у австрияков столько пулемётов? – ободряюще хлопнул есаула по плечу штабс-капитан. Ему очень не хотелось беспокоить господина полковника непроверенными данными. Тем более что штаб и не ждал свежих сведений после провала вылазки пехотной разведки. За проявленную самодеятельность лично ему могли ещё и попенять. О неудаче казаков лучше умолчать. – Есаул, ты же сам слышал: не дошли они ночью до позиций австрияков. Значит, наврал молодой дуралей всё про пулемёты. Ну, сам посуди: ведь на засаду нарвались, еле ноги унесли. Когда необстрелянный пацан мог замаскированные позиции высмотреть? Да он раненым казаком только полночи занимался. Эй, доктор, расскажите есаулу свои подозрения.

– Господа офицеры, давайте выйдем из палаты, раненому покой нужен, – увлёк спорщиков за дверь лазарета пожилой доктор.

– Что-то не так с ранами? – выйдя из хаты во двор, пытался разобраться в запутанной ситуации есаул. – Чем нанесены? Как обработаны?

– Видите ли, господа, необычного здесь много, – задумчиво погладил острую бородку доктор. – Я полевой хирург, с богатым опытом лечения пулевых ран…

– Не в спину ли казаку стреляли? – забеспокоился есаул.

– По характеру входного и выходного отверстия, я теперь этого определить не могу, – развёл руками хирург. – Края ран сильно обожжены, я бы даже сказал, очень профессионально обработаны… огнём!

– Старые казаки так умели в поле раны затворять, – вспомнил дедовские байки есаул.

– Сказки слышал, но самому ранее подобное искусство видеть не доводилось, – согласно закивал доктор. – Однако, господа, у пациента насквозь пробито правое лёгкое, а крови в нём нет. Пациент мокроту не отхаркивает, будто всю лишнюю жидкость из лёгкого откачали и раны, как-то изнутри закрыли. При этом медицинскую помощь надо было оказать очень быстро, иначе от потери крови пациент бы скончался ещё по пути в госпиталь.

– Так Степана только под утро привезли? – поползли брови на лоб у есаула.

– Первую помощь пациент получил в поле, сразу после ранения, – скрестив на груди руки, уверенно доложил доктор. – При этом пока не видно никаких воспалительных процессов, словно операцию проводили в исключительно стерильных условиях. Я заметил, господа, что бинты с внутренней стороны были… чистые?! Такое впечатление, что рану сперва промыли дезинфицирующим раствором, прижгли огнём – по всему пулевому каналу! – а уж только потом забинтовали.

– Австриякам продались, шпионы! – взвился штабс-капитан.

– Когда бы успели? – охладил пыл дознавателя есаул, но в одном с господами согласился: – Да-а, тёмное дело.

– Судить полевым трибуналом! – размахивая перчатками, как топором, не унимался палач.

– Да зачем тогда было раненого казака в наш лазарет тащить? – задал резонный вопрос есаул.

– Чтобы сорвать атаку с фланга, – сразу нашёл логичный ответ штабник.

– Так Степан же сказал, что не видел пулемётов, – дал отлуп болвану казак.

– Он чудом выжил, – отмахнулся от аргумента упрямец. – А ваш басурманин нам ложную дислокацию войск чуть не впарил.

– Уж больно наивно врёт пацан, – скривился, словно от зубной боли, есаул.

Ясно ведь, что не мог он столько высмотреть один, да ещё с раненым товарищем на плечах. Хотя за казака ему отдельное спасибо – жизнь спас. Ну, и из засады сумел как-то вырваться – беспорядочную стрельбу всё ночью слышали, а у Алексея наган в нагаре и патронов поубавилось. Да и видок у него ужасный – вся одежда кровью пропитана. Правда, может, с Семёна натекла, пока к своим тащил? Нет, дело точно тёмное, но разбираться после боя будем. Под арест брехливого паренька брать не за что, но и доверия казачку больше нет. Пусть в обозе посидит, там конюхи тоже нужны.

Есаул не дал своего казачка штабс-капитану на расправу, сам наказать решил. Отозвал в сторонку и строго отчитал. От обиды у пацана на глаза навернулись слёзы, он предпринял последнюю попытку отговорить от самоубийственной атаки.

– Сгинем мы все под пулемётным огнём. Нельзя так глупо воевать.

– Ты, сосунок, ещё командование поучи воевать! – вскипел от гнева командир. – Признайся честно – медальку получить хотел за разведку?

– Что в том плохого? – пожал плечами безусый казачок.

– Брешешь уж дюже много! Не поверил никто твоему донесению! Степан признался, что не разведали вы ничего.

– Так ранили его, – стыдливо отвёл взгляд паренёк и нехотя признался: – Сам я всё высмотрел. А что сразу о том не сказал: так ведь мы в паре в разведку ходили – и заслуга, значит, общая.

– Ты, поросёнок, честного казака к своей брехне не примазывай! – возмутился есаул. – Что товарища не бросил, то правильно, а байки будешь в станице на завалинке девкам травить. Признай, что сам воочию пулемётов не видел! Австрияки не дураки – уж как-то стволы должны были замаскировать. Немецкого говора ты отродясь не слыхивал – «языка» допросить бы не сумел.

– Чую я… железо, – понурившись, шёпотом признался Ведьмин Сын. – Не надо нам завтра прямо на пулемёты идти.

– Нам?! – пропустив детский лепет мимо ушей, пренебрежительно скривился есаул. – А конопасы в атаку вместе с казаками не ходят. Твоё дело – коней обихаживать, вот и дуй в обоз, только сперва сдай своего Сивку в эскадрон – есаул давно сам на красавца заглядывался, – за боевого скакуна из казны деньги сполна уплачены.

Ох, не хотелось Алексею на убой пускать Сивку, попытался спасти верного друга. Подвёл к есаулу хромающего на переднюю ногу коня.

– Сивка в болотной грязи ногу об корягу сильно ушиб, – неумело соврал паренёк, – галопом теперь не поскачет.

– А ну, дай посмотреть, – сразу смекнул в чём дело опытный казак. – Да тут под подкову камешек попал… случайно.

Есаул не стал журить простоватого пацана, вся его хитрость, как на ладони видна. Понятно всё: коня отдавать в чужие руки не хотелось, медальку заслужить в первом бою мечтал, про кучу пулемётов с пушками наивно наврал – кое-что от крестьян услышал, остальное от себя дофантазировал. Но вид у казачка был такой горестный, жалко обижать мальчишку, ведь в бою-то себя геройски проявил. Есаул примирительно похлопал провинившегося по плечу:

– Ладно, Алёшка, отставить обоз – в бой пойдёшь, – он решил не позорить казака, вовремя вспомнив про меткую стрельбу того из пулемёта. – Только во второй линии, с пехотой, что за нами в прорыв устремится. У них в роте «Максим» есть, обскажу поручику о твоём таланте.

Горе Алексея было безмерно, слёзы мутной пеленой застилали пацану глаза. Он не знал, как ещё убедить командование в своей правоте, ведь на руках никаких доказательств. По правде говоря, те спрятанные в окопах пулемёты он даже не видел, а низко пролетев по тылам врага, железо колдовской Силой учуял. Сказать такое людям в открытую – проклянут. Следовало придумать другое, оригинальное решение, чтобы станичников от верной смерти спасти. Но больше всего, как ни стыдно было признаться в том, Алексей жалел доброго четвероногого друга Сивку.

Даже небо опечалилось вместе с казаком. На солнце навернулись тёмные тучки, по щекам Алексея прокатились, словно горькие слёзы, тяжёлые капли дождя.